КАМЧАТКА.
Как-то ночью Камчатка приснилась,
Тот суровый, но ангельский край.
Так негаданно в гости явилась,
Ты мне стол, говорит, накрывай!
Будто призраки вижу, темнеют
Тех вулканов дымящие пики.
А над старыми мачтами реют
И Петровы, и Павловы лики.
И, прижавшись к подушке, притих я
В ожиданье, пройдет ли обман?
А за сопкой с названием Тихий
Все стонал и ревел океан.
Поднимался над снежной долиной
От горячих источников пар.
И бросало меня под периной
В пот холодный и в огненный жар.
А потом как-то враз все затихло.
Я уж думал, пропала земля…
Слышу, гостья в светлице так тихо,
Проводи, говорит, ты меня.
«Неужели теперь ты смирилась?» –
Я спросил бывший огненный край.
А Камчатка слегка улыбнулась,
И сказала мне тихо: «Прощай!»
Отчий дом,
Дождь весенний моросит
За окном.
Ты прости меня, прости,
Отчий дом.
Ночью вижу я во сне
Дом родной.
Будто летом кружит снег
Над тобой.
Мне бы птицей полететь
По весне.
Только силы уж не те,
Больно мне.
Пролетели, как один,
Все года.
Непутевый я твой сын,
Вот беда.
Дождь весенний моросит,
За окном.
Ты прости меня, прости,
Отчий дом.
Береза.
Снегом пушистым поля замело,
Окна в узорах мороза.
Рядом с калиткой одна на село
Ветки склонила береза.
Будто невестушка, день ото дня
Милого ждет у порога.
Только пустая, морозом звеня,
Стелется полем дорога.
Сколько тех вёсен она прождала?
Сколько нарядов сменила?
Видно, березку, что друга ждала,
Счастьем судьба обделила.
Так и стоит у калитки одна
Вечной невестой береза.
Все же надежда, что Богом дана,
Крепче любого мороза.
…
На забытом погосте
У могилы одной
Две березки, как сестры,
Да ольхи сухостой.
И еще над землею
Одинокий, как перст,
Чуть присыпан листвою
Покосившийся крест.
У могилы забытой
Нет заплаканных лиц.
Там в сплетении веток
Только пение птиц.
Видно, Богом наказан,
Кто в могиле лежит.
Путь к могиле заказан
Для своих и чужих.
Лишь осенней порою
Снова кто-то с небес
Осыпает листвою
Покосившийся крест.
21 ноября
2002г.
Желтой листвой откружившая
осень
Каплей спустилась по крыше.
Серым туманом окно занавесив,
Тихо вошла в мою душу.
Вспомнил я иволги плач за рекою,
В небе порхали пичужки.
Помню, как спорили
летом с судьбою
Голосом вещим кукушки.
Годы уходят седою дорогой,
Той, что проложена жизнью.
Той, что ведет от родного порога,
От колыбели до тризны.
Мне до заката немного осталось.
Бога прошу в этой жизни:
Чтобы страданий поменьше досталось,
Чтоб помогал мне до тризны.
2003 год.
Русская
глубинка.
(В память о деревне Корабли
Котельничского р-на Кировской обл.)
В Кораблях да в березовой роще -
Я вам жизнью своею
клянусь!
Там на запах, на вкус и на ощупь,
Я Великую чувствовал Русь!
Там, вдоль берега Ацвежа-речки,
Деревянные избы стоят.
А березы и сосны, как свечки,
Будто с неба на землю глядят.
Там, когда за окном незаметно
Тихий дождик траву омывал,
За околицу с ласковым ветром
Дым березовый вдаль улетал.
Мне бы снова туда, чтоб с рассветом
Босиком по росе пробежать.
По грибы да по ягоды летом…
Там ведь Божья везде благодать.
Мне б в Ежиху попасть хоть на сутки
Или в Киров – своих повидать.
С Козаковцевым выпить по
рюмке,
У Козловых – чаи погонять.
Мне б к березкам наведаться снова,
На колени к могилам припасть.
Со слезинкой в глазах тихим словом
Благодарность в тот мир передать.
В тех краях да в березовых рощах -
Я вам жизнью своею клянусь!
И на запах, на вкус и на ощупь
Там Великую чувствуешь Русь!!!
Скрипач и скрипка.
В витрине солнце
отражалось,
А я все слушал и молчал.
Там скрипка плакала-стонала
В руках седого скрипача.
Тот плач со стоном песней лился.
Как будто всех куда-то звал.
То «Темной ночью» ввысь стремился,
Прощальным маршем сердце рвал.
Старик сыграл про Верховину,
Про Молдаванку и кефаль.
Сыграл про Альпы и про Вену -
Там друг его безногим стал.
Потом для старого еврея
Смычком «Семь сорок» наиграл.
Седой еврей, слезу роняя,
На «идиш» что-то все шептал.
Быть может, вспомнил он Освенцим?
А может, лагерь Бухенвальд?
Клеймо в руках фашиста-немца,
Овчарок лай, бараки в ряд?
Я долго слушал, зная четко:
Мне будут сниться по ночам
Витрина, улица и скрипка
В руках седого скрипача!
Одесса – Ужгород
(Корзо)
2005г.
СОН
Мне
нынче приснилось такое…
Я
все вам сейчас расскажу.
Как
будто я с Вовкой Козловым,
По
вятскому лесу брожу.
Мы
по лесу ходим, гуляем,
Меж
сосен высоких, берез.
Бруснику,
грибы собираем,
И
все это вроде всерьез.
Потом,
будто мы с ним присели,
И
тихо ведем разговор.
За
нами столетние ели,
Под
нами – природы ковер.
И
тут незаметно нырнул я,
Лет
эдак на тридцать назад.
У
бани речушка блеснула…
На
лавке родные сидят…
Я
в избу вошел по дорожке,
А
там, как всегда на мосту
Квасница с кастрюлей на крышке…
Ну,
чисто солдат на посту.
В
светлицу шагнул, там высится,
Блинов
испеченных гора.
Сметана
с мороза искрится,
Бутылка
«Московской» со льда.
Такие
блины только мама,
Я
помню, частенько пекла.
Заныла
душа, словно рана,
Слеза
по щеке потекла.
Вдруг
сон мой сменил панораму
На
ленточку Ацвеж-реки.
Смотрю,
с бредешком за Иваном,
От
дома идут мужики.
Их
шесть «разодетых красавцев».
Шагают
тихонько, без слов.
Козловы
втроем, Козаковцев,
И
двое «приблудших» хохлов.
Август
(продолжение)
И вновь, будто под парусами,
Набросив
туманную шаль.
Теперь
я лечу над лесами,
Куда-то
в безмерную даль.
Котельнич
мелькнул в сизой дымке,
И
Вятка, и мост, и луга…
Так,
где же моя остановка?
Лечу-то
я все же куда?
А
Сон отвечает степенно:
-
Ежиху ты, что ли забыл?
На Юму теперь
полетим мы,
Ты
рыбу на Юме ловил?
И
точно, внизу заблестела,
Змеёй извиваясь река.
Дома
серым дымом накрыло…
И
поезд вон мчится в закат…
И
дом, и Зырянку, и баню –
Я
все рассмотрел на лету.
В
Ежихе, однако, с Иваном,
Рыбачили
мы на мосту.
Вдруг
сердце частенько забилось,
Колдуньи
увидел я след.
Деревня
за лесом открылась,
А
жизни в деревне-то не-е-т…
Колдуньих следов не измерить,
Заброшенных
тьма деревень.
Забитые
накрест все двери
И
крыши домов набекрень.
Эх,
думаю, хватит сегодня,
По
небу над Вяткой летать.
В
жилетку поплакаться модно…
И
модно слезинки ронять…
А
кто те деревни поднимет?
И
кто же в них жизнь-то вдохнет?
Всевышний знаменья не примет!
Он
кару кому-то нашлет!
И тут, наконец, я проснулся!
А
все же места там кра-си-вы…
Как
будто родного коснулся,
В глубинке Великой России.
(ноябрь
–
…
Все пытаюсь
сам себе ответить -
Что хотел от
этой жизни взять?
Позитивов –
пальцами отметить!
Негативов - и не сосчитать!
Где-то, в
чем-то, громко шебаршился,
Может быть,
что даже криком брал.
В юношестве
видно оступился…
Так потом своих и
не догнал.
Рисовать
пытался, даже маслом…
Музыку – на
слух лишь подбирал.
На баяне
брал аккорды страстно,
Семиструнку - пальцами ласкал.
С лирикой и
прозой подружился,
Всех
пытался чем-то удивить.
Мне б
родник, что из земли пробился,
Хоть чуток
наукой подкрепить.
И тогда
могли б вершин высоких
Капли те
достичь из родника.
А весной из капель одиноких,
Родилась бы
вешняя река.
И еще,
всегда хотелось чтобы
Признавался
средь своих – своим.
Даже в миг сиюминутной злобы
Свой не называл меня чужим.
Чтоб не
просто помнить обещались,
Близкие,
родные и друзья.
Чтобы за спиною не шептались,
Будто жизнь
свою я прожил зря.
Ноябрь