О дружбе, звериной и
человеческой.
«Сказал
я в сердце своём о сынах человеческих, чтобы испытал их Бог, и чтобы они
видели, что они сами по себе животные;
Потому
что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают,
так и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом,
потому что всё – суета!» (Еккл. 3:18, 19).
-
А ты послушай. Слышишь меня? Слышишь, тварь? А? Ну вот.
Я
тогда только из армии пришёл. Мать ещё жива была. Не знаю почему, но только
сейчас вспомнил эту историю.
У
матери какой только живности во дворе не было: куры,
гуси, корова, овечки. Собака была – кобель беспородный, огромный, добрый.
Кошка
жила – ну то и дело на сносях, кошка – кошка и есть. Я бы сам сроду внимания не обратил, мне мать сказала:
«Ты
глянь на них, я давно наблюдаю и
умиляюсь, неужто такое может быть?»
Я
посмотрел и вижу: гуляют в стороне от другой живности пёс, кошка и цыплёнок.
Гуляют, явно чувствуя себя одной компанией. Мать говорит:
«Как
они на вашу компанию смахивают – тебя, Машку и Петьку! Ты – здоровяк,
Машка - красавица и Петька - худенький,
в очках.»
Помнишь,
Петь? А? Не плачь, сучонок, не разжалобишь.
Ну так вот. Неразлучны они были. В смысле – пёс, кошка и
цыплёнок.
И
гуляли вместе, и играли, и спали рядышком. Пёс вплотную с кошкой, а меж ними –
цыплёнок. А кончилась их дружба вот как. Сейчас доскажу, выпью только…
Налив
себе по рубчик в гранёный стакан крепчайшего самогона, выпил, не морщась, без
закуски. Закурил.
-
Ну вот. Играли они как-то раз. Ну какие у них игры?
Бегали, прыгали, кувыркались, кусали друг друга понарошку.
Пёс и кошка кувыркались, а цыплёнок бегал вокруг них и пищал, радостно наверное.
И
однажды в игре пёс, в азарте, силы не рассчитал и чуть сильнее прикусил
кошку-то. Или какой важный орган у неё прикусил. Короче – насмерть.
Сидит
и смотрит на неё тупо. И цыплёнок замер, как статуя. Постоял вот так, потом
развернулся кругом, как солдат, и топ-топ в курятник. Забился в угол и умер. А
пёс сидит у кошки и никого не подпускает. Мать хочет подойти, а он бросается.
Отойдёт – тот воет. Было похоже, что тронулся он.
Я
тогда прыткий был на всякие решения. Схватил ружьё. Это-это, что рядом со мной
сейчас. От отца покойного осталось. Схватил, значит, зарядил, выбежал во двор и
застрелил пса-то. Э-эх, не могу… Выпить надо…
Повторив
процедуру, вытер глаза, сморкнулся на пол и продолжил:
-Вот.
Убил – и убил. Но суть в чём?
Дружба-то какая! Животные, звери ведь по сути, а дружба?
Жить друг без дружки не смогли. Жить… А ты жить
хочешь, а, сволочь мерзкая?
Мычишь,
тварь, ну мычи…
Вдруг
он обернулся и посмотрел в угол. Там стоял и работал, чудом сохранившийся в
этом запойном содоме, телевизор. Голос диктора:
«Эти
кадры облетели весь мир, не оставив равнодушными миллионы людей во всём мире».
Показали собаку, которая рискуя жизнью, стаскивала как
могла с оживлённой автострады другую собаку, сбитую машиной. Гребла её на себя
лапами, старалась быстрее спасти. Машины равнодушно проносились мимо.
-Нет,
ты глянь, а! Вот ведь! Так о чём я?
Ты
ведь другом моим был. У меня друзей было – Машка да ты, Петя-
петушок, цыплёнок жареный. Машка мне в любви клялась, а, как только меня в
армию загребли, за тебя, дохляка бракованного, замуж
вышла.
Ладно,
утёрся я. А после дембеля все эти годы драл её, сучку. А ты всё ходил с
ветвистыми рогами до небес и ни сном, ни духом. А давеча, как прознал, так не долго ёрзая, побежал сдавать участковому, что я с кладбища
цветной металл тырю. Ну кто ты после этого, иуда
искариотный?
Машку,
за то, что тебе покаялась, хотел ухайдакать, да не успел. Слиняла куда-то. Не
нашёл. Да и хрен с ней. А ты, дружочек, держи ответ…
Он
встал, подошёл к тщедушному человеку, стоящему на табуретке, и пинком выбил её
у того из под ног. Тот повис на проволоке,
прикрученной к крюку, на котором когда-то висела люстра. Изо рта выпал кляп,
скрученный из грязной тряпки, с ног слетели ботинки.
Снова
налив полный стакан, он посмотрел безумными глазами в угол, где висела икона,
недавно пропитая…
-Ну,
за дружбу!
Выпил.
Взял ружьё, упёр прикладом в пол, навалился грудью на ствол и полкой надавил на
спусковой крючок…
Ружьё
щёлкнуло, не выстрелив. В этот момент рухнул на пол Петя – не выдержал крючок
из-под люстры. Проволока спружинила и ослабила хватку.
После
жуткого надрывного кашля, раздышался, сидя по-турецки на полу.
Напротив
него в такой же позе сидел его друг и улыбался. Петя тоже заулыбался.
Распахнулась
входная дверь от пинка. В ней показалась женщина, как
говорят – со следами былой красоты.
-Вот
вы где. А я у подружки зависла. Да, по вам соскучившись, слиняла.
Вина
прихватила. А вы чего лыбитесь-то, как придурки? А чё
волосы-то в белом у обоих. Где лазили, на мельнице что ли? Ой, ой, кино про
«ментов»
началось.
Вставайте, орлы! Хряпнем по стакашку да кино поглядим…
По
телевизору показывают сцену: в дверях квартиры, где убиты муж с женой и их
собака, стоит участковый и говорит: «Вот ведь людей убили, а жалко почему-то
только собаку…»
И
почему?