Научи меня любить
1 глава
Марфа Ивановна казалась себе женщиной деловой и серьезной.
Она работала заместителем директора средней школы в маленьком провинциальном
городке, и это ее вполне устраивало. Коллеги прозвали Марфу 'железной леди' и
'стойким оловянным солдатиком' за преданность школе, советовали завести
любовника, втайне надеясь, что за время состоявшегося романа Марфуши, они
отдохнут от ее творческих изысков и педагогических требований, но она ничем
другим, кроме школы, не интересовалась.
Вот и сегодня, в свой выходной день, вместе с учительницей
вторых классов Агнессой Львовной и группой второклассников, Марфа Ивановна
направилась во Дворец Машиностроителей, чтобы поздравить шефов с
пятидесятилетним юбилеем завода.
Около Дворца Машиностроителей царило праздничное оживление.
Подъезжали машины с гостями из ближнего и дальнего зарубежья, собралась элита
города, толпилось множество зевак, желающих прорваться на торжество.
Прорваться было трудно - омоновцы оцепили здание кордонами,
тщательно проверяли пригласительные билеты.
Минуя охрану, школьная бригада весело и шумно расположилась
в коридоре перед сценой.
Марфа Ивановна уставилась в широко распахнутые двери,
ведущие за кулисы. Среди взволнованных, нарядных участников праздника она
чувствовала себя неуютно. В мыслях своих была далека от этого события, от этого
Дворца, от дверей, в которые смотрела, а вроде и не смотрела, а просто стояла,
обернувшись лицом к сцене.
В дверях неожиданно появился мужчина в белом костюме и
"леопардовых" джинсах. Он бегло осмотрел публику, задержал свой
взгляд на Марфе Ивановне - их взгляды встретились.
Она почувствовала странный толчок где-то в левом
подреберье.
Мужчина показался ей знакомым, а его глаза нашептывали о
какой-то забытой любви, о чем-то важном, о чем она раньше помнила, а вот сейчас
почему-то забыла. На ум пришлись какие-то слова, какие-то мелодии. Время
замедлило свой бег, а вскоре и совсем остановилось.
Сердце Марфы Ивановны забилось так быстро, что казалось,
вот-вот выпрыгнет из груди.
"Господи! - проговорила Марфа. - Что со мной?"
Она вспомнила каменный дом высоко в горах, долгие зимние
вечера у камина, прогулки в зимнем саду, снег, осыпающийся с веток деревьев,
губы, стынущие на морозе после поцелуев, вкус этих поцелуев, вспомнила любовь,
которой когда-то им хватало на двоих.
Но только было все это в какой-то другой ее жизни, в
каком-то другом временном измерении.
Марфа Ивановна хотела рассмотреть лицо мужчины, но это у
нее не получилось - она могла смотреть ему только в глаза - все остальное перестало
существовать.
Она улыбнулась, но не ему, а самой себе и подумала о том,
что все, что было в ее жизни до сегодняшнего дня, было незначительным и
ненужным.
Неожиданно громкие крики и истошный смех второклассников
вернули ее в реальные события:
'Борис Моисеев! Моисеев!' - истошно кричали дети.
-Где вы видите Бориса Моисеева? - строго спросила Марфа
Ивановна.
-Вон он! Вон он! Там стоит! - наперебой кричали малыши и
показывали пальцами на мужчину, глаза которого так ее взволновали.
Мужчина сорвался с места и быстро сбежал вниз по
ступенькам, туда, где стояла Марфа Ивановна. Он нечаянно сбил ее с ног и только
успел удержать за плечи, прижав к себе.
От неожиданности она сказала: 'Ой, здравствуйте!'
- А мы знакомы? - спросил он.
- Нет. Мы незнакомы! - она обрадовалась тому факту, что они
незнакомы.
Ей показалось, что коридорчик, в котором они стояли, и
через который выходили на сцену и в обратном порядке участники праздника,
закружился, и все в нем закружилось и завертелось, и зазвенели рождественские
бубенчики.
-А почему мы незнакомы?
- Вы не можете меня знать! - испугалась Марфа. - Я человек
неизвестный.
- А я известный? Ну и чем же я так известен? - он как будто
осуждал свою известность и завидовал ее неизвестности. - Ну и кто я по-вашему?
-Вы Игорь Моисеев! - она удивилась, почему он ее об этом
спрашивает.
-Борис, - тихо подсказал он, внимательно рассматривая
Марфу.
-Ой, простите, я ошиблась, - быстро-быстро проговорила она.
- Мне показалось, что вы Игорь. Мне почему-то все время хочется называть вас
Игорем.
-Да? - улыбнулся он одними глазами.
-Когда я со своими друзьями говорю о вас, то почему-то
называю вас Игорем, а меня поправляют и говорят, что вы Борис.
Его взгляд пробежался по ее лицу, погладил лоб, щеки и
остановился на губах. Теперь он смотрел только на ее губы.
-Поправляют, - повторил ее интонацией. - А когда вы
говорите обо мне, вы все время смеетесь.
-Почему смеемся? Мы не смеемся!
-Сколько агрессии! - отметил он и опять впился взглядом в
ее губы.
- Когда мы говорим о ваших песнях, - начала было она, но он
перебил ее.
- А когда вы говорите о моих песнях, это значит, вы
говорите обо мне.
-И тогда я почему-то называю вас Игорем.
-А все знают, что я Борис.
Теперь он размышлял над тем, кто же все-таки она такая.
Наверное, одна из его фанаток, наверное, была на его концертах, наверное,
знакома с его творчеством. Однако что-то не совпадало. Первая их встреча в фойе
Дворца Машиностроителей перечеркнула все его доводы.
2 глава
А было это так: вместе с группой артистов он вошел во Дворец
Машиностроителей. Среди людей, толпившихся у гардероба, заметил Марфу Ивановну
и направился ей навстречу. Она стояла в центре фойе и смотрела через парадные
двери куда-то на площадь. Он подошел к ней и громко сказал:'Здравствуйте!'
Она также весело и громко ответила: 'Здравствуйте!' - и
продолжала смотреть на площадь.
-Ну и куда же нам пройти? - он принял ее за администратора
и удивился такому скромному приему.
- Туда! - она махнула рукой в сторону гардероба.
- Может, вы все-таки меня проведете и разденете, - вежливо
предложил он.
- Почему я должна вас раздевать? - удивилась она, но,
заметив, что он не шутит, спросила. - Я похожа на гардеробщицу?
Он виновато оглянулся на гардеробщиц, и как бы извиняясь за
ее тон, ответил.
-На гардеробщицу вы не похожи, думаю, вы администратор.
-Правильно. Я замдиректора.
-Тогда почему вы не хотите меня раздеть?
-Вас раздеть? - язвительным тоном переспросила она. - Прямо
здесь?
Он вдруг рассмеялся.
-А я думал вы меня ждете.
В этот момент кто-то крикнул: 'Смотрите! Борис Моисеев!' -
в толпе зашумели, заулыбались, стали подходить к ним и окружать плотным
кольцом.
-О ком это говорят? - удивилась она. Она была так далека от
его имени.
Он оглянулся и крикнул собравшейся толпе, как кричат
случайно привязавшимся по дороге собакам и кошкам: 'Где? Где Борис Моисеев? - и
это прозвучало, как, - Брысь! Кто его видел?!' - и все разошлись, пристыженные,
что могли так обознаться.
-Почему такой ажиотаж? Может, этот певец сегодня приедет? -
она не назвала его по имени и не понимала, с кем разговаривает.
И тогда он спросил:
-А зачем нам нужен этот Борис Моисеев? Зачем он нам такой?
-Какой такой? - переспросила Марфа.
-Ну, вот такой! - в его ответе звучал вопрос.
-Педрилла? - не поняла она.
Он отшатнулся от нее, но, все-таки, продолжил разговор.
-Это что-то новое, я такого... еще не слышал.
-А он такой? - она смотрела на него так доверчиво, так
наивно, что он не захотел ее обижать.
-Нет, это не так. Хотя, слово 'голубой' мне нравится
больше.
-Почему? - спросила она.
-Посмотрим на это слово, видите, какое оно? - он произнес
это слово по слогам.
- Го-лу-бой!
И она неожиданно для самой себя увидела это слово. Оно было
все воздушное, доброе, эфемерной легкости. Марфа радостно заулыбалась.
-Нравитcя? - сердито спросил он.
-Да.
-И от чего же оно вам нравится?
-Небо голубое! - она вспомнила небо, речку и небо в речке и
снова заулыбалась.
-А что еще голубое? - все еще сердился он.
-Цветы!
-Где вы видели цветы голубые? - не унимался он.
-В поле. Колокольчики!
-Сорняки? Репей?
Марфе не понравилось, что колокольчики он сравнивает с
сорняками.
-Это скромные цветы, неброские, их сразу не заметишь! Очень
красивые! А вам, наверное, нравится все яркое, экстравагантное, дорогое!?!
Он задумался над тем, какое ему все нравится, а она была
готова с ним поссориться. Но тут подошел администратор Дворца Машиностроителей
и прервал их разговор.
-Извините, - сказал администратор, - но вас уже ждут. - Он
сообщил программу дня. - Сначала торжественная часть, потом концерт, потом банкет.
У вас есть час свободного времени.
-А я вот тут просил женщину, чтобы она меня раздела.
-А почему вы просили ее об этом, когда я ждал вас у дверей?
-А я, может быть, хотел, чтобы меня раздела эта женщина, -
он заглянул Марфе в глаза, и она неожиданно спросила:
-Почему у вас шапка такая?
Он переглянулся с администратором:
-А какая у меня должна быть шапка?
-С дыркой на макушке!
-С чем??? - недоумевал администратор.
-Ну, вот здесь, - она указала артисту на макушку, - могла
бы быть дырка.
-А я, может быть, у себя самого на макушке дырку прикрываю,
- улыбнулся он. - А почему вы так заинтересовались моей шапкой?
-Сейчас модно 'хвостик' через дырку в шапке выставлять. Вот
здесь и вот так. - она показала, где и как модно выставлять 'хвостик'.
-Хвостик? - переспросил в замешательстве администратор. -
Хвостик, по-моему, в другом месте растет. - Он подмигнул Моисееву.
-Но у вас прическа такая! - сказала она.
Он опять увидел ее глаза. Женщина смотрела вроде на него, а
вроде и не на него, а куда-то сквозь него.
-А я ведь в шапке, - сообщил он ей.
-Ну, вот же, - указала она рукой на его макушку, - очень
милый, светлый 'хвостик'!
Администратор закашлялся и поспешно произнес:
-Идемте, пожалуйста, отсюда поскорее!
-Хорошо, - ответил он. - Идемте! - и снял шапку, и все, кто
стоял рядом, засмеялись, - такая неожиданная оказалась у него прическа: весь
затылок выбрит, как у японца, и только на макушке красовался озорной веселый
'хвостик'.
А Марфа Ивановна уже не увидела и не запомнила всего, что
произошло.
Это был 'транзитный' эпизод в ее жизни.
Всякое общение с людьми эта женщина воспринимала, как
слепой дождик,- вроде есть и вроде нет, а в целом, и так хорошо, потому что
всегда солнечно! Она всегда оставалась 'ТАБУЛА РАЗА' - чистым холстом, на
котором можно было нарисовать ее портрет, каждый раз по-новому.
Он хотел улыбнуться ей на прощание, но она уже смотрела
через парадные двери куда-то за площадь. Но вот теперь они снова встретились и
снова в дверях, и снова она смотрела на него так, будто общалась с кем-то через
его глаза по ту сторону реальности.
Его насторожил этот взгляд, он подумал :
'Врешь! Ты просто моя фанатка и хорошая актриса!"
-Вы были на моих концертах! - заявил он.
-У меня нет времени и денег на концерты! - возразила она.
- А сколько, по-вашему, стоит билет на мои концерты?
-Долларов двадцать или сто.
-Почему вы думаете, что сто? - он разглядывал ее как
сувенир на рождественской елке.
Она не ответила.
-Тогда, где? - потребовал он ответа. - Где мы с тобой
виделись?
-Нигде!
-Нигде?
-Никогда!
-Чувствуешь, слово-то какое? НИКОГДА?
Ее насторожило и испугало это слово. Ей показалось, этот
мужчина мог материализовать любое слово, любой звук, цвет, движение души! Мог
потрогать все это руками, пощупать, перебросить с ладони на ладонь,
продемонстрировать, словно видеозапись, опробовать на вкус. Заставить других
прочувствовать вместе с ним и увидеть все это его глазами.
-Ну и по каким приметам вы меня узнали? - взгляд его стал
лукавым, обольстительным. Она ощутила идущую от него волну веселья и радости,
ей показалось, кто-то, совсем рядом, проскандировал ответ: 'По идущим в школу
детям городов и деревень!
Она оглянулась, увидела двух парней, похожих на близнецов,
с черными, до плеч волосами.
'Из группы Моисеева! - отметила про себя и снова ощутила
эфемерность, нереальность происходящего.
- Вы, что же это, разбросали по городам и весям своих
детей? В каждом городе и в каждой деревне оставили по ребенку?'
-Весям? Весной? Вы хотите сказать, я оставил здесь своего
ребенка?
- Весям, означает по деревням! - возмутилась она.
-Я никогда не был в деревне! - с сожалением произнес он,
пытаясь разобраться, к чему она все это говорит.
-Вы спросили, по каким приметам я вас узнала? А ваши
мальчики, - она кивнула в сторону 'хвостатых' близнецов, - ответили: 'По идущим
в школу детям городов и деревень!'
Он рассмеялся:
-Но как вы догадались, что эти мальчики мои? На них-то это
не написано! И потом, они сейчас ничего не говорили! - он ожидал, как она
поступит дальше. А у нее от волнения дыхание перехватило, ей показалось, она
теряет сознание и сейчас упадет! Все вокруг закружилось, завертелось и снова
зазвенели рождественские бубенчики. Она схватилась руками за его свитер и не
отпускала. И сразу подбежали его мальчики, они хотели оторвать Марфу Ивановну
от артиста, но он взглядом приказал им: 'Не тревожить!' - и как-то очень
ласково, очень нежно взглянул на Марфу.
-Простите, - испуганно проговорила она. - У меня
закружилась голова.
-Я знаю, - ответил он. - Я все про тебя знаю.
Происходило то, чего она не понимала, и в чем не давала
себе отчета. А потому решила немедленно уйти из Дворца Машиностроителей и
забыть о том, что с ней приключилось. Подалась было к дверям, но он встал у нее
на пути и почти сдвинул куда-то в коридор. Бесцеремонно и требовательно
рассматривал ее. Его взгляд пробирался куда-то ей под свитерок, останавливался
на ее на губах и возвращался к ее глазам. Она отвернулась, подумала, что так он
испепелит ее взглядом, испепелит всю, без остатка, а пепел развеет над городом,
и в каждой пылинке этого пепла будет пульсировать ее любовь.
-Давай, убежим! Бог с ним, с концертом! - потребовал он.
-Куда? - удивилась она.
-Неважно куда!
-Но зачем?
Зачем было куда-то убегать, если через пять минут они
разбегутся, каждый в свою жизнь?!
-Ты бы ушла со мной, если бы знала зачем? Тебе платят за
это?
-За поздравление? - не поняла Марфа - Это моя работа.
-Эх ты, учителька, - вздохнул он. - Видно, плохо ты в школе
училась. Ты была плохой ученицей.
-Неправда, - возразила она. - Я была одной из первых
учениц!
Он передразнил ее: 'Я была первой ученицей!' - повернулся к
ней спиной и стал одним из толпившихся у сцены людей - не смотрел на Марфу, не
подходил, не обращал на нее никакого внимания.
"Хам какой - то!" - Марфа обрадовалась тому, что
ее реальность, ее восприятие жизни вернулись к ней. Она стала слышать, видеть,
ощущать и понимать себя, радостно улыбалась всему свету, так как снова стала
самой собой - заместителем директора средней школы, железной леди, стойким
оловянным солдатиком.
Но он опять подошел и заглянул в глаза, и опять она
почувствовала, что попадает в поле его магического обаяния.
Она тяжело вздохнула и старалась не смотреть в его
дурманящие душу глаза, - только так она могла защититься от этого человека.
-Где твой муж? - спросил он. - Здесь? Где он?
-Бывший муж живет в Москве. У меня нет мужа.
-Ничего бывшего не бывает. Ни в этой жизни, ни в прошлой,
раз уж ты так за прошлое держишься.
-Но он бывший муж! - настаивала Марфа.
-Все, что было в прошлом, всегда идет рядом или за нами.
Она не понимала, к чему он все это говорит.
-Ну, вот, к примеру, - объяснял он ей,- как про тебя
говорят со стороны твоего мужа? Они говорят так: она жена..., - он подал ей
реплику. - Чья ты жена? Как зовут твоего мужа? Кто он по профессии?
-Дмитрий Борисович Бессонов. Режиссер.
-Вот! - продолжал он ее воспитывать. - Ты жена Дмитрия
Борисовича Бессонова, театрального режиссера, - и смотрел на нее так, будто
хотел сказать: 'Вот и я теперь про тебя кое-что знаю, а то все неизвестная, да
неизвестная...'
Она смутилась. Он перехватил ее смущение, перебросил с
ладони на ладонь и вернул ей обратно.
-Так вот где, оказывается, театральные режиссеры держат
своих жен! - вероятно, ему казалось, что театральные режиссеры отправляют своих
жен в ссылку? -Это твои дети? - он указал на ее второклассников. - Где твои
дети? С кем они сейчас?
-Сын сейчас у бабушки в Минске.
-Муж в Москве, сын в Минске, а тебя что сюда занесло?
Она не ответила. Тогда он подошел к Агнессе Львовне и тихо
спросил: 'Она живет одна?'
-Да, - ответила Агнесса Львовна.
-Совсем-совсем одна? - переспросил он, оглядываясь на
Марфу, будто каждый, кому вздумается, мог обидеть ее. А она, вот такая
беззащитная, стоит сейчас перед ним и некому ее пожалеть.
-Многие так живут, - вздохнула Агнесса Львовна, вспомнив
про свою одинокую жизнь. - А вас что сюда занесло, на юбилей?
-Случайность.
- Вот и ее сюда случайность занесла! - сообщила Агнесса
Львовна.
-А случайность на случайность дают что? - спросил он у
Агнессы Львовны, - и сам себе ответил, - а случайность на случайность дают
событие. К тому же, рождественские дни, пятница.
Марфа подумала, что он суеверен и переспросила: 'Какая
пятница?"
-Стра-а-а-шная пятница, - ласково ответил он и снова
закружил, завертел ее своим взглядом.
Марфа отвернулась. Но он подошел с той стороны, куда она
смотрела.
-Скажи, твой муж до Москвы работал здесь? - постучал
каблуком в пол. - В этом театре?
-Это не театр. Это Дворец.
-А ты в нем принцесса?
-Я не принцесса. Я работаю в школе.
-А вы щелкунчик! - вмешалась в разговор Агнесса Львовна.
-А вы орешек! - отпарировал он ей. - Знаем мы такие орешки!
- он подхватил Марфу Ивановну под локоть и вывел из холла подальше от
посторонних глаз. Марфа хотела возмутиться, но не успела.
-Согласитесь, - сказал он, - здесь гораздо спокойнее, чем
там, в суматохе, когда об вас все толкаются и мешают разговаривать. Какие
нахалы!
-Да! - согласилась она. - Нахалы! - хотела вернуться к
своим второклассникам, но он не пропустил ее:
-И вы теперь не признаете театр, потому что обиделись на
театр? - он наступал на Марфу так, что она поднималась все вверх и вверх по
лестнице. dd> -В нашем театре сейчас безвластие и безвременье, это
сказывается на постановках, - она подумала, что пора бы уже и рассердиться на
этого мужчину, но не рассердилась. На него невозможно было сердиться. Он
озорничал и проказничал, словно ребенок. Был прост и доступен в общении, весь
светился радостью, и это уравновешивало их отношения.
-А где ты обычно сидишь в зале? - поинтересовался он.
-Не все ли равно, где я сижу? - не захотела отвечать Марфа.
- Обычно я сижу где-нибудь сзади!
-Ох! - воскликнул он. - Как сказано! - и поморщился, как от
кислого яблока и повторил как стишок, - А где ты сидишь в зале? А я сижу в
заде!
-Я сказала сзади, а не в заде!
-Так ты любишь сзади, а спереди сидеть не любишь?
-Впереди сидеть я не люблю, - начала было она, но заметив
его нахальный взгляд, возмутилась. - Не хамите мне!
Он развел руками: 'Ну что вы? Ну, как можно?'
Теперь он смотрел на Марфу Ивановну и думал:
- Да она никакая! Некрасивая! Смешная! Вот какая!' - и это
его радовало, и он готов был спеть ей песенку про каких-то девчонок, которые
сидят по домам, как камешки, и ничего в жизни не смыслят! - но она снова
разгадала его мысли.
Ему показалось, она подсматривает за ним, подслушивает его
мысли, различает мелодии и слова песен, которые постоянно вертелись в его
голове.
-Ты не зритель, - заявил он. - Ты наблюдатель.
-Как это?
-Ты наблюдаешь, правильно ли актер играет свою роль, как
режиссер выстраивает свой спектакль, соответствуют ли декорации и свет
задуманному.
-А как надо смотреть? - не понимала она.
-Надо просто смотреть и слушать и получать от этого
удовольствие.
-Расслабиться, когда тебя насилуют?
-С такими, как ты, наблюдателями, трудно общаться, трудно
работать, - вздохнул он, - а сегодня на концерт, думаю, придут одни
наблюдатели. - Он почувствовал себя неуютно и сожалел, что поделился с этой
женщиной своими опасениями.
Она не ответила. У нее были свои мерки по отношению к
искусству.
-Ну, и какой режиссер тебе нравится сейчас? - спросил он
мрачно.
-Тарковский! - ответила она, но ей хотелось ответить. -
Этот режиссер - вы.
-У, ностальжи! - недовольно протянул он.
'Ностальжи' было сказано про Марфу, и она обиделась за себя
и за Тарковского.
-Кто тебе подсказал фильмы Тарковского посмотреть? - взгляд
его был ироничным, тон насмешливым.
-Сама как-то определилась в своем выборе. Смотрела-смотрела
разные фильмы и выбрала для себя Тарковского, Филлини, Бергмана.
-А после них тебе все неинтересно! Назови хотя бы две
этикетки его фильмов. Понимаешь, о чем я говорю? Ну, вот, к примеру, к фильмам
'Ностальгия' и 'Жертвоприношение'.
-Свеча в руке и Дерево.
-Чему тебя Тарковский научил?
-Не научил. Заставил. Заставил по-иному смотреть на такие
понятия, как жизнь, смерть, душа. Объяснил суть этих явлений. Раскрыл понятие
святости, трагедии раздвоенности плотского и духовного, объяснил, что самым
мучительным пороком является гордыня от иллюзии, что человек независим и ему
ничто не угрожает.
Он смотрел на нее, как на послушную ученицу, а она
оживилась, стала говорить еще что-то о своем понимании жизни, о душе, о
святости, о сыне, о маме.
Он почти не слушал, о чем она говорила, так как знал все,
что она могла сказать, он просто смотрел на нее, просто радовался, а глаза его
по-прежнему говорили : 'Давай убежим!'
Она вздохнула. Стала смотреть в окно. Он прислонился к
стене и тоже стал смотреть в окно - вроде на небо, а вроде и не на небо, а
куда-то дальше и выше неба... И они стояли так довольно долго, слегка соприкоснувшись
рукавами.
Но вот он стал тихо-тихо что-то нашептывать, и она не сразу
поняла, так тихо он говорил - это были стихи:
На свете все переменилось,
Даже простые вещи- Таз, кувшин, вода...
Когда стояла между нами, Как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда...
Пред нами расступались миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги.
И птицам было с нами по дороге.
И рыба подымалась по реке,
И небо развернулось пред глазами,
Когда судьба по следу шла за нами,
как сумасшедший с бритвою в руке. Хорошо, что ты не была
знакома с Тарковским, - пошутил он, - иначе он забрал бы тебя с собой, и я бы
тебя уже не встретил.
-Знаешь, - поделилась Марфа своим секретом, она впервые
говорила ему 'ты'. - Тарковский, когда тяжело заболел, тоже спал с Библией в
руках.
-Тоже? Ты тоже спишь с Библией в руках?
-Иногда помогает, - улыбнулась она.
-У тебя, наверное, вся комнатка в иконках. И в церковь ты
ходишь в платочке.
-У меня только две святые иконки! - почему-то оправдывалась
Марфа. - Мне их мама подарила.
-Только две иконки? - он повторил ее слова 'иконки' и
'мама', казалось, подержал эти слова в ладонях и как-то очень бережно, очень
трогательно вернул ей обратно. - Почему ты такая?
-Какая такая?
Его глаза пели и смеялись и закручивали ее в какой-то
танец. Лестничная площадка, на которой они стояли, была вся соткана из
солнечных бликов, рекламных огоньков, теней и звуков, проникающих в здание
через окна. И эти свет и тени вели между собой свою игру, появлялись над
головой каруселью, уходили под ноги, забегали за спину и снова возникали
впереди...
Но вот он задумался о чем-то очень болезненном и печальном.
Может, эта встреча напомнила ему о прошлом, о тех проблемах, которые волновали
его теперь?
- Почему ты ушла от мужа? Тебе было с ним неуютно?
- Мы не любили друг друга. Как говорит моя мама, мой муж
был просто ЗОМБИ! Какой-то зомбированный тип!
Он передразнил ее:
-Как говорит твоя мама!- и хотел спросить - А что ты сама
про своего мужа знаешь? - но вдруг ощутил слово ЗОМБИ, испугался за Марфу. -
Зомби? Ты жила с Зомби? - в его глазах мелькнули смятение и страх. Потом он
оценил, что Марфа жива и невредима и вот сейчас стоит перед ним и что-то
лепечет своим милым голоском. -Твой Зомби был голубой?
-Нет. Он не был голубым. Он был такой, какой есть.
-А если бы был голубым, ты бы от него ушла?
-Нет. Если бы любила.
-Если бы любила? - переспросил он.
-Мужчина - не моя собственность! Он ничего не должен мне за
мою любовь.
-Значит, ты допускаешь определенную свободу выбора для
каждого человека?
-Конечно.
-Я спрашиваю об определенных свободах.
-Каждый вправе выбирать то, что ему нужно в жизни.
-Как ты считаешь, ВЕРНОСТЬ - чувство врожденное?
-Приобретенное. Если человек любит, он верен.
-А если любишь, не изменяешь? И никогда не изменяла?
-Однажды, - горестно вздохнула Марфа, вспомнив о чем-то
печальном, - я бросилась в омут с головой от отчаяния, узнав, что любимый
человек уходит... Навсегда уходит.
-Тебе было так больно? - спросил с таким участием, что Марфе
стало жаль себя.
Она не ответила - не захотела возвращаться в свое прошлое.
-И как последействие? Не стало хуже?
-Я спаслась.
- Спаслась, уйдя в омут с головой?
Она подумала о том, что у каждого ОМУТ свой, и как бы
прогулялась рядом с его омутом, как бы слегка коснулась его омута, но проникать
туда не захотела, а только устрашилась бездны чувств, в которой так одиноко и
горестно бьется его душа. Марфа улыбнулась ему так по-доброму, так
по-домашнему, что им обоим стало тепло и уютно. Но он опять стал ее
расспрашивать:
-И кто твой мужчина сейчас?
-У меня нет мужчины, - ответила Марфа, и он подумал, что
она солгала ему. А она подумала о том, что в ее жизни нет никого, кто бы
заполонил ее сердце, как послеоперационный шов, от которого все болит, и без которого
уже НИКАК НЕЛЬЗЯ.
-Как же ты живешь без мужчины? Как Маша Распутина? - и тут
же пояснил. - Это Маши не касается, просто по аналогии с фамилией.
-Знаете такие стихи : 'Приду домой и сразу упаду!'
-Упаду с кем?
-Упаду от усталости! Устаю так, что ничего от жизни не
хочется!
-Тебе не хочется жить?
-Я сказала, мне ничего не хочется от жизни.
- Это одно и то же. Уходи немедленно с этой работы.
-Но у меня нет другого образования! Разве я могу работать
где-то еще?
-Переучивайся! - взорвался он. - Я учусь и переучиваюсь всю
свою жизнь! Если человек этого не делает, то превращается в...- он не сказал, в
кого превращается человек, который не учится всю свою жизнь, не захотел обижать
Марфу, которая явно не понимала, для чего ей нужно переучиваться и не хотела
этого делать. -Моя работа, - объяснял он - Это моя жизнь! Я работаю по
пятнадцать, шестнадцать часов в сутки! Вечные переезды, гостиницы, концерты,
съемки на телевидении, репетиции до изнеможения! Но знаешь, - он заглянул Марфе
в глаза. - Мне это нравится! Конечно, приходится от многого отказываться - у
меня нет времени на то, чтобы просто расслабиться, поразмышлять, просто
поваляться в постели. Нет времени на то, чтобы вдоволь пообщаться с близкими
людьми. Но это ПЛАТА за то, чтобы осуществлять мои самые безумные проекты и
воплощать их потом на сцене.
Ты говоришь, твоя работа вампирит тебя? А я вампирю свою
работу: чем больше я работаю, тем больший заряд энергии получаю. И знаешь, о
чем я сожалею больше всего? О том, что в сутках только двадцать четыре часа, и
я не успею сделать все, что задумал!
-Не путайте СУДЬБУ с ПРОФЕССИЕЙ! - ответила Марфа,
сообразив вдруг, как истово, как самозабвенно этот человек трудился. Как
безоглядно, по-рыцарски, вел себя в простом общении, и каким жестким
непримиримым становился, когда речь заходила о его творчестве.
-Скажите, - прервал он ее размышления, - а что вы делаете
по вечерам, лежа "в" или лежа "на"? Где вы спите?
-В постели! - удивилась Марфа.
- Я знаю! Вы читаете! - он посмотрел на нее с сожалением. -
Нет! Вы не читаете! Вы листаете журналы, курите папироски, пьете кофе.
-Я не пью кофе, предпочитаю молоко.
-Предпочитаете что? - переспросил он.
-Предпочитаю все, что вкусно, а все что вкусно - дорого!
Поэтому не предпочитаю ничего! Но, когда замерзну или получу стресс, пью спирт!
- Вы говорите о стрессах, как о зарплате! - его всего
передернуло от мысли, что Марфа Ивановна по вечерам и по праздникам, лежа в
постели, пьет спирт. - А что, так холодно и голодно в вашей квартире, что вы
все время под одеялом и пьете спирт?!
- Как в блокадном Ленинграде! - не задумываясь, ответила
она, и он оттолкнул ее от себя взглядом, разве можно так шутить?
Марфа вдруг увидела Ленинград военных лет. В ее сознании
отпечаталась картина каких-то улиц, каких-то серых зданий. Окна домов,
заклеенные крест-накрест, бумажными лентами. Черный от копоти снег. Вереницы
голодных, измученных людей. Куда они все идут? Почему идут так медленно? Почему
они все идут за водой, а не за хлебом? Почему за водой? И снова услышала его
голос:
-А по каким признакам вы узнаете стресс? Руки дрожат???
Марфа обиделась.
-Руки не дрожат! Состояние такое, будто я неделю плакала!
-А плачете вы только тогда, когда что-то НЕ ПОЛУЧАЕТЕ???
- Неправда! - она пыталась объяснить ему себя. - Во мне
тогда все дрожит! Каждая частичка меня дрожит!
-А!!! - сказал он пренебрежительным тоном. - Вы вся
ДРЕБЕЖЖИТЕ!!! - слово дребезжите произнес с московским выговором. - Примете
рюмку и ДРЕБЕЖЖИТЕ!
-Ну, знаете! - разозлилась Марфа. - Вы прямо какой-то!!! Вы
какой-то!!! Вы тип какой-то!!!
-Ну, вот такой я! - заявил он. - Моисеевская порода!
-Ага! - согласилась она. - Моисеев и Горе!
-Наконец-то вы меня узнали! - улыбнулся он.
-Знаете, - сообщила вдруг Марфа, - когда мы разбегались с
мужем, сын вывесил в детской комнатке ваш портрет. Все удивлялись, зачем он это
сделал, а я привыкла к этому портрету. Вот почему сегодня вы показались мне
знакомым.
-А портрет был в траурной рамке? - спросил он. Глаза стали
бесконечно грустными.
-Вы там очень красивый! - успокоила она его. - Весь в
черном.
-Я красивый? - удивился он, потом щелкнул каблуками, как
гусар, и поклонился ей. - А так я вам не нравлюсь? - и потрепал себя по
светлому загривку. - Как вам моя новая прическа?
Марфа удивленно подумала о том, что она и не заметила,
какая у него прическа, как он вообще выглядит. Она видела только его глаза, на
которые летела, как мотылек на ярко зажженную лампу.
Он глубоко вдохнул в себя воздух и, не отдавая себе отчета
в том, что делает, поцеловал Марфу Ивановну куда-то в щеку.
И сразу зазвенели рождественские бубенчики, и все вокруг
Марфы закружилось, завертелось, как в калейдоскопе : пол, потолок, окно...Она
схватилась руками за его свитер, боясь только одного, что вот сейчас земля
уйдет у нее из-под ног, и она, Марфа, останется где-то в невесомости, где-то
между небом и землей...
Он легонько отстранил ее руки от себя, сильно сжав при этом
за локти, и слегка встряхнул. Сообразив, что произошло, она закрыла лицо ладонями.
Он вскинул руки вверх, игриво и ласково произнес: 'Я не
дерусь!'
Ей было неловко и стыдно. Он же, взяв ее за плечи, еще раз
легонько встряхнул и спросил:
-Я тебе нравлюсь?
-Разве вы можете не нравиться? Ваши песни, ваши шоу...
-Которых ты никогда не видела и не слышала! - перебил ее
он. Потом ткнул себя пальцем в грудь и спросил по слогам, как спрашивают у
иностранцев, не понимающих русский язык. - Я те-бе нрав-люсь?
-Да! - на одном выдохе ответила Марфа.
И тут же возникла пауза, похоже, он задал вопрос, на
который у самого ответа не было.
А Марфа подумала вдруг о том, что вот она - Марфа Ивановна,
заместитель директора средней школы, железная леди, стойкий оловянный солдатик,
стоит сейчас в промерзшем холле и рассказывает приезжему артисту о себе все
подряд, как в поезде, случайному попутчику.
-Ты моя? - спросил он вдруг.
Она не поняла, о чем он ее спрашивает, она уже вернулась в
свою реальную жизнь.
- Ты моя звездочка?
Она пожала плечами, потому что не знала, о какой звездочке
он говорит.
А в это время в холл вбежала организатор праздника,
взволнованная, улыбающаяся, огорченная и стала отчитывать актера, как
маленького мальчика, которого вечно нужно где-то разыскивать:
"Уже давно закончилась торжественная часть. Объявлен
концерт, а вас все нет! Вы даже переодеться не успели!"
-Не надо так волноваться, - успокоил он ее, - переоденусь
после концерта, и, уже сбегая по ступенькам к сцене, оглянулся на Марфу. -Ты
будешь моей! Ты будешь моей звездочкой!
- Я очень хочу посмотреть ваше шоу! - воскликнула она.
-Ты считаешь, что это шоу? - удивился он.
-А разве нет? А что это такое? - и вдруг увидела, как он,
на глазах у собравшихся в служебном помещении людей, проделал свой
фантастический трюк!
Подобно тореро, актер шел к своей РАМПЕ!
Марфе привиделся его костюм - черный, с серебристыми
блестками.
Лунный, воздушный плащ с меховой опушкой изящно обхватывал
его тело!
Как зачаровывающее видение, необычайное и пугающее по
красоте, перед изумленной публикой предстал Человек - Бог! Человек - Дьявол!
Представитель какой-то другой , мистической планеты. Гордый! Прекрасный!
Недосягаемый!
Это ошеломило!!!
Он оглянулся на толпу, и возвысился над ней, потому что
понимал ее грешную суть. Но в нем не было высокомерия или насмешки, а были
только понимание и любовь! Он ПОДАРИЛ этой толпе свой восхитительный взгляд.
С грустью, и думая о чем-то невозможном, артист смотрел на
Марфу Ивановну, а она уже слилась с толпой и вместе со всеми весело смеялась
над увиденным, удивляясь таланту и изяществу артиста.
Она непроизвольно послала ему воздушный поцелуй. По его
лицу пробежал гнев! Но, увидев, что этот гнев испугал Марфу, он улыбнулся ей в
ответ и только взглядом ПОКАЗАЛ, что ее поцелуй - это частичка ее души, которая
летит к нему, невидимая для всех, но желанная для него.
Подождав, пока ее поцелуй коснется его губ, он вдохнул этот
поцелуй в себя и выпил его весь без остатка! А потом вернул Марфе свой поцелуй.
Ей показалось, она увидела легкую дымку, направляющуюся от
его губ к ней. Она ощутила, как плавно и медленно его поцелуй достигает ее губ.
Она слегка приоткрыла рот, и этот поцелуй вошел в нее, и она выпила его весь,
без остатка!
Глаза у нее закрылись, а из сердца вырвался тихий стон.
Марфа Ивановна открыла глаза. Актер еще раз выглянул со
сцены в коридорчик, улыбнулся ей на прощание и скрылся за кулисами.
Она подумала вдруг о том, что все это время находилась в
каком-то гипнотическом сне. И этот сон пролетел, как один короткий миг, как
яркая вспышка кометы, которая внезапно появилась над горизонтом, расколола небо
на две половинки и исчезла, так же быстро, как и появилась.
Взглянув на часы, она с ужасом отметила, что с того
момента, как вошла во Дворец Машиностроителей, время не сдвинулось ни на
секунду. Остановились ли часы или ОСТАНОВИЛОСЬ ВРЕМЯ, она не знала и только
задавала себе один и тот же вопрос - было ли все это в реальности, или только
привиделось? Привиделось за один короткий миг, когда актер случайно появился в
дверях и заглянул ей в глаза???
Но тут Агнесса Львовна потащила ее в зал на концерт Бориса
Моисеева, и Марфе Ивановне уже некогда было поразмыслить над тем, что же такое
произошло на самом деле.
Глава 3
В зале было холодно. Марфа куталась в свой цыганский платок
и пыталась согреться. Она запуталась в беспокойных мыслях и машинально
аплодировала артистам.
Агнесса Львовна постоянно толкала ее в бок и ядовито
говорила: "Да он - гей! Гей!'
И, понимая, о чем говорит Агнесса Львовна, Марфа Ивановна
еще больше куталась в платок и думала о том, что ей абсолютно все равно, гей он
или не гей, она любила этого человека. Она любила его всю свою жизнь!
В Марфе уживались два существа. Вот она - Марфа Ивановна из
провинциального маленького городка, который постепенно поглощал ее, делая
частичкой однородной безликой толпы. И вот она - Марфа, про которую говорили,
что у нее третий глаз во лбу, так точно порой она могла предугадывать события и
судьбы людей, оставаясь при этом человеком деловым и серьезным, далеким от
суеверия и предрассудков.
-Агнесса Львовна, - строго спросила Марфа Ивановна, - о чем
со мной говорил Борис Моисеев?
- А он с вами ни о чем не разговаривал, - изумилась та.
- Но как же, ведь он и вас о чем-то спрашивал?!
Марфа испугалась. Страх заполонил все ее существо.
-Ой, спросил только, что вас занесло на этот юбилей, -
рассердилась Агнесса.
- Вспомните, хоть что-нибудь из того, что произошло, -
взволнованно требовала ответа Марфа. Агнессе Львовне даже как-то неловко
сделалось за коллегу.
-Ничего не произошло - усмехнулась она. - Когда он сбегал
по ступенькам, то чуть не сбил вас с ног, а вы все пытались схватить его за
свитер, а потом вы ходили друг против друга, как два кота на масленице. А потом
вы исчезли. - Агнесса Львовна задумалась над тем, куда можно было исчезнуть,
вот так вот вдруг и сразу, и с любопытством взглянула на Марфу Ивановну. - Ой,
да не помню я ничего! - она уставилась на сцену, всем своим видом показывая,
что ей мешают смотреть концерт.
Марфа Ивановна вспомнила рождественские бубенчики... ей
захотелось плакать, так неуютно и тревожно сделалось в ее душе. Она зябко
куталась в платок, постепенно погружаясь в атмосферу смятения и страха. Все
казалось ей нереальным, мистическим, происходящим не с ней и не в зале Дворца
Машиностроителей, а на какой-то другой, воображаемой ПЛАНЕТЕ, где бродит
полумесяц, звенят бубенчики, поет изящный, красивый мужчина - полубог,
полудьявол, прибывший на эту грешную Землю, чтобы взглянуть на их человеческую
жизнь.
Она вспомнила его глаза - ласковые, лукавые, загадочные...
Много разных людей пришли на этот праздник, среди них были
те, кто жаждал ПОРОКА, желал вкусить этот порок, заполнить им свое сердце.
- Не предавайте любовь! Не делайте ошибок, - говорил он
зрителям, - а они кричали, смеялись и плакали от восторга. - Я научу вас
любить! Я преподам вам урок!'
Он ИСПОВЕДОВАЛСЯ в своей песне, говорил людям СВОЮ ПРАВДУ,
раскрывал им великое таинство ЛЮБВИ. И в этом была загадочная самоуверенность
актера, которую многие восприняли за высокомерие, но это было особое
высокомерие, в котором выражалась покорность судьбе.
Марфу Ивановну потрясло это откровение. Этот ' молчаливый'
разговор актера со зрителем.
Но тут Агнесса Львовна толкнула ее в бок и удивленно
проговорила.
-Вы только послушайте, о чем он говорит! Игорем себя
называет!
-Вас приветствует Игорь Моисеев! - звучал из-за кулис такой
родной, такой знакомый голос.
В зале послышался ропот: 'Нас разыграли? Это подстава?'
-Не удивляйтесь, - говорил актер. - Сегодня у меня
счастливый день. Правда. Перед началом выступления ко мне подошла женщина,
которая разгадала мое имя...Это имя знают немногие , только самые дорогие и
близкие мне люди...БОРЯ и ГОРЕ...Горе всегда ходило за мной по пятам , и тогда
я решил отделаться от него, считая, что горе заключается в моем имени. Но вот
сегодня Горе ушло! А имя осталось! Сегодня я счастлив и хочу поделиться с вами
своей радостью!
Марфа удивленно воскликнула:
-Это я сказала, что мне почему-то все время хочется
называть его Игорем!
-Ну, как вы не понимаете, - возмутилась Агнесса Львовна, -
это шутка! А вы всему верите, прямо как маленькая! Лет-то вам уже сколько?
- Но мне почему-то все время хочется называть себя Игорем!
- снова крикнул со сцены актер и закрутил концертную программу с таким
очарованием, что зрители от восторга стали выпрыгивать из кресел.
Марфа Ивановна тяжело и грустно вздохнула. По залу блуждал
лунный плавающий свет, перебегая с лица на лицо каждого зрителя, подчеркивая
фантастичность происходящего в зале и на сцене. А со сцены струился яркий,
искрящийся юмор, эфемерная легкость, будто и не люди вовсе пели танцевали, а эльфы
спустились с небес и завораживали, обволакивали своей красотой и теплом, КУПАЛИ
зрителей в бесконечной к ним нежности и любви, дарили им свою безудержную
радость!
Она стала понимать значение и связь слов и действий,
молчания и звука, танца и мелодий. В какой-то момент ей открылся громадный мир,
такой знакомый уже, и тем не менее, постоянно углубляющийся до бездонности. И
этот мир переселился в нее. И она знала, он будет жить в ней постоянно, даже
ночью, во сне!
Но вот снова она услышала его голос.
-Где ты? - обращался к залу актер. - Где ты, звездочка моя?
- Он побежал к зрителям в зал, а те тянулись к нему руками, прикасались к его
одеждам, дарили ему цветы.
-Сейчас он подойдет к нашему ряду! - испуганно проговорила
Марфа.
-Почему вы так думаете? - удивилась Агнесса Львовна и
внимательно посмотрела на нее, а Марфа отвечала ей потерянным голосом. - Но он
сказал, что я его звездочка.
- Да когда же он вам все это сказал? Когда??? - задохнулась
от возмущения Агнесса Львовна.
'Я схожу с ума!' - подумала Марфа. Она стала похожа на
маленького , несчастного , замерзшего котенка, который заблудился в чужом
подъезде и теперь не знает, куда приткнуться. А навстречу ей бежал Борис
Моисеев. Он радостно улыбался, словно они договорились встретиться здесь, в
зале.
'Мне это все привиделось! - сказала себе Марфа. - Не было
ничего!' - она стала смотреть мимо актера куда-то в первые ряды, только бы не
смотреть в его обольстительные глаза!
Актер перестал петь. Звучали одни хоры. Он был одет в
лунный черный костюм. Серебристый воздушный плащ с меховой опушкой так изящно
обхватывал его тело...
-Я уже где-то видела этот костюм! - Марфа вспомнила
восхитительный трюк с воздушным поцелуем. - Но тогда мне все это привиделось! А
сейчас? Или сейчас мне это все ПРИВИДЕЛОСЬ? Или тогда ПРИВИДЕЛОСЬ?" - она
запуталась во временных понятиях, перестала ощущать реальность и знала только
одно: она столкнулась с огромной, непонятной ей силой, способной прокатиться
через нее вулканом, испепелить, швырнуть в другие временные пространства, другие
временные измерения, откуда обратной дороги нет!
Она перевела взгляд на зрительный зал, но весь зал,
казалось, смотрел только на нее, и некуда было спрятаться от этих любопытных
глаз. Она охнула, закрыла лицо руками, опустила голову.
Актер остановился рядом с Марфой и смотрел на нее как на
маленького котенка и ласково и нежно, и глаза его были такими печальными.
Фонограмма закончилась. Он не уходил на сцену. Фонограмму
включили снова. Он не пел. Зрители удивленно переговаривались: "Что он
делает? Почему не поет? Что происходит?".
Теперь они смотрели друг другу в глаза так, словно взялись
соревноваться, кто кого пересмотрит. Глаза Марфы сделались холодными и злыми:
"Давай, смотри! Я не боюсь тебя!". И он принял этот вызов и
безотрывно смотрел ей в глаза.
На миг ей показалось, что это вовсе и не он, а тот другой,
кому она бесконечно доверяла и кого любила, стоит напротив и смотрит ей в
глаза.
Марфа перестала видеть и слышать, и только ощущала у себя в
груди бешеный поток воздуха, который закручивался в вихрь справа налево, прямо
через сердце, а вместе с потоком воздуха в нее ужом вползало что-то холодное,
ясно осязаемое, непонятное, а потому вызывающее леденящий ужас.
Остатками сознания она хваталась за жизнь, которая, уходила
от нее, увлекая за собой в беспросветную тьму.
-Господи! - выкрикнула Марфа. - Господи! Да он же Дьявол!
-Что вы сказали? - переспросил мужчина, сидевший рядом.
-Он - нечистая сила! - вымолвила она чуть слышно и все
повторяла про себя забытые бабушкины заклинания: 'Изыди, изыди, изыди...'
-Нечистик? - усмехнулся мужчина. - Красок с себя не
смывает? - И тут же сказал артисту. - По-моему, она приняла тебя за Мессию,
Борис, - и снова уставился на Марфу, пытаясь понять, что же, все-таки , такое с
ней происходит, но, увидев ее глаза, вжался от страха в кресло, будто она,
Марфа , могла сотворить сейчас все, что ей вздумается, все, что взбредет в
голову. Взлетит, к примеру, к потолку и сбросит оттуда, что ни попадя. Начнет
метаться над залом, разобьет вдребезги все их фонарики, лампочки, прожектора,
изувечит всю их аппаратуру и станет ХОХОТАТЬ над обезумевшими от страха людьми
и размахивать своим цыганским платком! Потом подхватит Моисеева и унесется
вместе с ним куда-то ввысь, к небу, куда-то прямо к голубой луне, откуда они
оба когда-то на этот грешный свет явились!
Марфа хотела запомнить лицо человека, с которым столкнула
ее судьба, но увидела лишь отчужденный взгляд, который проплыл у всех над
головами, скользнул по лицам людей, ни на одном не задержался, а уперся куда-то
в стену.
Грустно качая головой, будто лаская взглядом маленького
котенка, и как бы за что-то Марфе в отместку он произнес:
- Нет ее, моей звездочки! Не нашел я ее!
На сцену он вернулся измученный, словно какой-то вампир
отобрал всю его энергию, словно случилось что-то страшное в его жизни, и он
никак не может справиться со своей печалью. Но надо было продолжать концерт.
-Ты хочешь спастись? - спрашивал он. - Но нельзя любить
наполовину. Половинчатой любви не бывает.
Закончив песню, он просто стоял на сцене, просто молчал, и
зрители молчали, притихшие и взволнованные.
Но вот кто-то закричал: ' Голубую луну! Голубую луну!!!'.
Мужчины вскочили с мест. Девицы размахивали руками и
свистели от восторга. Актер снова стал сказочно обольстительным, но смотрел на
всех так, будто осуждал за желание окунуться в порок, за желание увидеть его,
гея, во всей красе.
- Хотите голубую луну? - спросил тоном вроде этого : ' Ах,
вы хотите порока, сладострастия, безумия голубых ночей? Ну нате вам!
Получайте!'
Он медленно расстегнул рубашку и повел плечами, вызывая
бурю восторга у мужчин и женщин , которые подбегали к сцене и дарили ему цветы.
Он пел, а все танцевали и пели вместе с ним, и голос его уносился куда-то в
поднебесье и потом возвращался обратно, будоража умы и фантазию зрителей.
После 'Луны он решил свернуть концерт и, пошутив, что ему
негде ночевать, спросил, кто может пригласить его к себе на ночлег.
Зал замолчал. Каждый спрятался в свою скорлупу. Каждый, кто
только что кричал от восторга, осудил актера за его шутку.
Теперь на него смотрели не зрители. Это были НАБЛЮДАТЕЛИ,
которые чувствовали свое превосходство над актером, любили и лелеяли это
превосходство.
Марфа подумала о том, каково ему сейчас стоять одному на
сцене под обстрелом осуждающих, жестоких глаз. Она предложила Агнессе Львовне и
сидевшему рядом с ней мужчине поднять руки за актера, за его творчество:
-Он ведь играет со всеми! Это просто игра! Он хочет
сказать: 'Вот я вам пел, и если я вам понравился, то поднимите руки!'
Мужчина усмехнулся и спросил:
-Значит, надо поднять руки тем, кому он понравился?
- Тем, кому понравилось его творчество! Это то же самое,
если бы у вас спросили: 'Кто пойдет со мной в поход?'
-Но он вас не в поход приглашает!
-Ну, как вы не понимаете, - разволновалась Марфа. - Все,
что он делает на сцене, называется психологическими играми.
-Так вы психолог, - снова усмехнулся мужчина.
-Нет. Я не психолог. Я замдиректора.
-О! - сказал мужчина, - кого наш Борис себе в звезды
выбирает! Ну, если вам так хочется поднять руку, поднимите! Кто вам мешает?
-Ну, как это? Я все-таки женщина.
-Ага! - не унимался мужчина, - секрет в том, а что люди
подумают? Но вы хоть рукой ему помашите, он так для вас здесь всех старался!
Марфа подняла руку и помахала рукой. Актер тоже помахал ей
в ответ. Весь зал обернулся и уставился на Марфу. Она хотела опустить руку, но
у нее это не получилось, рука, словно зависла в воздухе.
-Это ужасно, это ужасно! - повторяла она.
-Что ужасно? - удивился мужчина.
-Я не могу опустить руку! Она как будто к нему приклеилась!-
на Марфу обрушилась вселенская печаль и слезы потекли из глаз.
-Как магнитом? - переспросил мужчина.
-Да, -ответила она и опустила руку и прижала к сердцу.
-Связь!- оторопело произнес мужчина. - Скажите, вы
где-нибудь, когда-нибудь встречались с ним? Вы о чем-нибудь разговаривали?
Марфа почувствовала угрозу в словах мужчины, направленную в
адрес актера и забеспокоилась за него, запереживала.
И снова вселенская печаль обожгла ей душу.
-Нет. Я впервые его вижу. Я здесь случайно.
А актер повторил свою просьбу: 'Прошу еще раз поднять руку
того человека, который только что это сделал!'
Весь зал обернулся и уставился на Марфу.
Марфа не подняла руку, а только прижимала ее все сильнее и
сильнее к сердцу.
Актер долго смотрел в зал, потом обратился к директору
машиностроительного завода.
- Дмитрий Васильевич, вы пригласили меня на юбилей завода.
А теперь пригласите меня к себе ночевать. Я буду хорошей девочкой.
Тонкой-тонкой, картонной девочкой!
Зал взорвался от хохота. Все сразу уставились на директора
завода, заподозрив того в неладном. А с первых рядов министры погрозили
Моисееву пальчиками: ' Бо-о-о-рис! Начальники таких шуток не по-ни-ма-ют!'
Зрители не могли угомониться от хохота... Он же повернулся
к ним спиной, показав, таким образом, что свое отработал, и концерт окончен.
Подарил все свои цветы ведущей юбилея, назвав ее самой красивой ведущей из всех
ведущих, которых он когда-либо встречал и ушел со сцены.
Напрасно зрители скандировали: "Бо-ря!Бо-ря!".
Напрасно кричали :"Бис!БиС!"- на сцену он так и не вышел.
Глава 4
После концерта Марфа Ивановна на банкет не осталась,
посчитав, что и без того на сегодняшний день ей удовольствий достаточно!
Она выбежала из Дворца Машиностроителей, остановила такси.
Приехав домой, позвонила своему просто-другу-Юрику. Сказала
о том, что хочет пить, курить и плакать, а на улице холодно и некому сходить за
сигаретами.
Юрик послушно принес сигареты.
Разбавив спирт один к одному водой, они решили 'по
чуть-чуть по чуть-чуть' выпить и 'побазарить' о том о сем.
Марфе впервые в жизни захотелось напиться и забыть обо
всем, что с ней приключилось.
Выпив по "маленькой" и закусив жареной
картошечкой, они стали громко разговаривать и смеяться без умолку. Но тут
раздался телефонный звонок.
- Алло! - сказала Марфа и услышала знакомый голос.
-Здравствуйте. Борис Моисеев.
-Кто??? - почему-то не поверила Марфа.
Подождав немного, он повторил: "Это Борис, ну вы еще
меня с Игорем перепутали, - и поспешно добавил - Моисеев".
-А!!! - сказала Марфа, испытав вдруг обиду за все, что с
ней произошло на концерте, когда она крестилась и повторяла про себя: 'Изыди,
изыди, изыди...'. - Это вы. Тот самый Борис, который Игорь, который... - ее
голос показался ей самой до неузнаваемости противным.
На другом конце провода повисла тишина.
-Алло, - дунула она в трубку, - почему же вы молчите? - и
вдруг поняла, ему совершенно нечего ей сказать, а еще подумала, что это кто-то
ее разыгрывает.
- Кто там звонит? - тоном заступника рявкнул Юрик. - Пошли
ты его ко всем чертям!
-Придурок какой-то звонит! - рявкнула ему в тон Марфа. -
Хватит придуриваться, кто это?
Он по-прежнему молчал, но не положил трубку. И она трубку
не положила. И так в молчании прошла минута - две? Марфе показалось, что прошла
целая вечность. Но вот она услышала голос не то раненого зверя, не то самого
Дьявола:
- Я приду...???
Она вздрогнула. Ей показалось, он смеялся над собой, над
ней, над всем светом и швырял свой смех куда-то в преисподнюю. В мыслях
прокрутились какие-то слова из его песен о том, что он войдет в ее сны, и она
уже никогда-никогда не забудет о нем.
-Ну и приходи! Приходи! - закричала ведьмарским голосом. -
Если знаешь номер телефона, значит, знаешь и адрес! Приходи! Я жду тебя! - она
швырнула трубку и опустилась на стул.
-Кто это был? - спросил Юрик.
-Не знаю! Никто! Чувствуешь, слово-то какое? Никто!
-Ну что ты злишься? - обиделся Юрик.
А она вдруг закричала :
-Не хочу! Не хочу ничего слышать!
Снова раздался звонок.
Марфа схватила трубку. Звонила соседка.
-Что у тебя там за шум? Случилось что-то?
-Случилось. Сегодня я получила зарплату и стресс. - Марфа
улыбнулась, вспомнив слова Моисеева о том, что стрессы она получает, как
зарплату.
-Что с тобой происходит?
-Ничего. Я полюбила.
-И кого же?
-Игоря. Ой, нет, Бориса Моисеева.
-Вот, дура!
-А почему бы нет? Почему нельзя???
-Да пошла ты к черту!- рассердилась соседка и бросила
трубку.
А Марфа вдруг принялась хохотать и хохотала без умолку.
-Ну ты, Марфа, у нас дальтоник, - сказал Юрик, - надо же. А
я сразу не заприметил. - Он стал убирать со стола и мыть посуду. - Лучше кофе
пить по чуть-чуть. Здоровее будет.
- Я не пью кофе, - ответила Марфа. - Предпочитаю молоко. -
Она уже не смеялась, а смотрела в окно, куда-то на голубую луну.
А тут в подъезд примчалась чья-то разудалая, веселая
компания. И эта компания поднималась с площадки на площадку, разыскивая чью-то
квартиру.
Услышав знакомый голос, Марфа запричитала: 'Это Моисеев,
Моисеев пришел!'
-Что, Моисей пустился с небес? - спросил Юрик.
-Ты не понимаешь? - сказала она. - Ты не понимаешь!
Юрик замолчал и уставился на дверь. А за дверью происходило
вот что: кто-то взбежал с седьмого этажа на восьмой со словами: "Ну, где
же, наконец, эта квартира? А! Вот она! 138 ! - на цифре 8 голос вдруг осекся, и
как-то жалобно и грустно, будто лаская белого котенка, произнес. - Нет нигде
этой квартиры. Не нашел я ее". А рядом чей-то веселый женский голос
подсказывал, что между 138 и 136 квартирами есть та квартира, которую они ищут.
-Квартира без номера?
-Боже, - прошептала Марфа, - без номера - это моя квартира.
Она испуганно посмотрела на Юрика, потом на дверь. А там, за дверью, стоял
человек, который ворвался в ее жизнь и разместился в ее сердце, как
послеоперационный шов, от которого все болит, и без которого уже НИКАК НЕЛЬЗЯ.
-Вот она, квартира без номера! Женщина без адреса! - с
театральным пафосом произнес такой знакомый и такой родной голос.
Марфа смотрела на дверь в ожидании, что будет дальше. Она
не встала с места и дверь не открыла.
-Ну, и что это будет, если мы войдем? - спросил он.
-Шли и зашли! - засмеялась какая-то девушка. - Что тут
такого, зашли на огонек!
-Думаю, если ты войдешь, это будет ЧТО-ТО! - ответил ему
мужчина, и в голосе у него прозвучали нотки зависти и злости. - Что ты творишь?
За дверью повисла тишина. Все ожидали, как поступит ОН. А
он вдруг сорвался с места и побежал вниз по лестнице, а за ним побежал и
мужчина. И только девушка крикнула им вслед: " Э, а лифт?" - она
вошла в лифт и, напевая какую-то веселую песенку, поехала на первый этаж.
-"Я любовь свою оставил у порога...", - сказал
Юрик.
-А иди ты, Юрик , домой, - ответила Марфа. - Поздно уже.
-Можно я у тебя посплю? Я за рулем. Не могу вести машину.
-Только, чур, не приставать! А то драться буду!
-Хорошо, хорошо, - ответил Юрик и тут же попытался поприставать
к Марфе, но она уже стояла со сковородкой в руках:
-Щас как тресну по балде сковородкой! Пошел вон!
Юрик отлично знал эту белую ворону, этот синий чулок, эту
эгоистку, которая никого не любит и не умеет любить, и не хочет никого любить,
а все время ждет кого-то, кого и сама не знает.
Он послушно пошел в другую комнату. Лег и уснул.
В эту ночь Марфе Ивановне приснился Борис Моисеев. Он вошел
в ее сон, вошел в ее мозг, в ее сознание, в ее кровь, в ее плоть. Он не
прикасался к ней и только взглядом ласкал ее, жалел ее, любил ее. И она
пропускала его ласки через свое сердце и возвращала ему обратно. А глаза его
говорили: "Помни меня."
Утром в спальню к Марфеньке постучался Юрик.
-Я уже трезвый! - сообщил он.
-Зато я на всю жизнь пьяна! - ответила Марфа.
-Как же ты будешь жить теперь, такая пьяная? - спросил
огорченно Юрик и поплелся к себе домой.
Глава 5
Марфа стала для городка коронным номером.
-Вон звезда Моисеева пошла! - шушкались про нее незнакомые
люди. Они весело смеялись, а иногда обступали плотным кольцом и смотрели как-то
гаденько и пошло.
А она говорила им, как привязавшимся случайно по дороге
собакам и кошкам:
-Где! Где Звезда??? - и они отходили, пристыженные, или
хохотали вслед: "Николаев так тот за ночь Дедом Морозом пятнадцать тыщ
баксов берет! А ты Моисееву сколько заплатила???"
-Ты становишься знаменитостью! - пошутил как-то Юрик и
почему-то спросил. - Скажи, я тогда напился до чертиков, или он все-таки
приходил?
-А был ли мальчик? - ответила она вопросом на вопрос.
-Разве он мальчик? - возразил Юрик. - Он девочка.
-Ах, отстань ты от меня , Юрик! - попросила Марфа. - Не
хочу тебя слушать!
Она все чаще стала задумываться над своей жизнью, стала
видеть в ярких красках : закаты, рассветы, снег, деревья, небо, людей...Ее все
удивляло и радовало. А однажды она пошла в музыкальный киоск и купила там диск
с записями песен Бориса Моисеева. Она хотела понять, с каким явлением в своей
жизни столкнулась. Она хотела понять, кто он - этот человек, заставивший ее
жить по-другому, по-новому!
Увидев на диске его фотографию, Марфа удивленно
воскликнула:
- Совсем не похож на себя Игорь Моисеев!
Продавщица рассмеялась.
-Почему вы смеетесь? - спросила Марфа.
-Вы сказали: " Совсем не похож на себя Игорь
Моисеев!"
-А разве это смешно?
-Так ведь он Борис! - ответила продавщица.
Дома Марфа включила магнитофон, подошла к окну.
-Надо просто слушать, смотреть и радоваться и получать от
этого удовольствие, - вспомнила она его слова.
За окном шел снег. Снег скользил по стеклу, кружился и падал
большими белыми хлопьями на землю. А по этому белому снегу спешили куда-то в
свое завтра люди, и каждый жил в ожидании рождественских праздников.
"Научи меня любить", - пел знакомый, казавшийся
родным, голос, который звучал, как послание Марфе от любимого человека,
композитора и исполнителя песен - Бориса Моисеева.