Примечания автора:

1)      Давайте-ка нагло и вопреки здравому смыслу откроем глаза и нетактично вылупимся правде в лицо, и пусть эта правда не отворачивает глазки в смущении: я не написал шедевр. Но я написал то, что вы с остервенением будете покупать и читать, поедая свой обед или сидя в туалете.

2)      Несомненно, попав к хорошему издателю, эта книга поспособствует мировому пищеварению.

3)      Если кто-нибудь, начиная читать сей опус, думает что эта книга:

a) Цензурная.

b) Политкорректная.

c) Мягкая

d) Написанная без злостного хихиканья автора в дождливый воскресный вечер под громкий аккомпанемент раскатного грома

      Этот «кто-нибудь» ошибается.

4)   Все цензоры мира сойдутся на том, что эту книгу стоит (если вообще стоит) читать только после шестнадцати. Это ещё в том случае, если у этих цензоров будет хорошее настроение и перед тем, как вынести свой жестокий вердикт, они как следует оттрахают своих жён\мужей, потом отобедают в лучшем ресторане своего города, получат повышение на работе и выиграют в лотерею. Но я бы хотел, чтоб даже после этих событий, цензоры знали: я задумал эту книгу лет в 15-16, а начал её в 17. Так что нехер думать, что детский мозг не выдержит подобной «похабщины», ведь всё, что называют этим словом на самом деле совершенно обычные вещи.

            И кстати, у всех детей поголовно есть или когда-то было жёсткое порно на компе. Приятного вам чтения, мальчики и девочки.

 

 

20 Сентября 1984.

 

Джон Даллас Миллер, - парень шестнадцати лет - сидел в гостиной и смотрел телевизор, развалившись в кресле своего отца. Было около шести вечера, и его отец – Девин - должен был прийти с минуты на минуту. Джонни знал, что когда придёт Девин, то сразу сгонит Джона со своего кресла. Поэтому Джон особо не расслаблялся. Он смотрел рекламу новых чипсов и думал о том, как бы закончить свою пьесу. Джонни был любителем сцены, он не раз ставил спектакли у себя в школе, из которой он недавно выпустился. Две недели назад он поступил в колледж имени Аманды Кэйтс. Джонни понятие не имел, кто такая Кэйтс, впрочем, ему было наплевать. Пьесу, которую он пишет, Джон должен будет презентовать где-то через три недели. Себе в актёры он набрал друзей, вместе с которыми он поступил в этот колледж. Главная роль в спектакле, конечно, отводилась автору.

Реклама чипсов кончилась; на смену ей пришли девушки в купальниках, которые предлагали немедленно бросить все свои дела и бежать в магазин за шоколадками «Отто-Марино». Джонни отреагировал на предложение этих девушек протяжным «мэээ», что, по всей видимости, должно было звучать как отказ.

Джона одолела скука, к тому же захотелось курить. Он встал с кресла и зажёг в гостиной свет, чтобы отыскать свои домашние тапочки. Левый тапок валялся у кресла, второго тапка Джон не увидел. Он искал под стареньким диваном, под креслом, под шкафами – правого тапка не было. Джон почесал затылок, пнул единственный тапок ногой и побрёл на кухню. Как только он сошёл с гостинного ковра, послышалось шаркание об голый пол, Джонни посмотрел вниз и обнаружил, что правый тапочек уже надет на его ногу. Джон опять почесал затылок. Ему всегда не везло с обувью – вечно с ней случалась какая-то чертовщина. Джон снял с ноги тапочек и, психанув, шмякнул его об стену.

Он где-то с минуту стоял на одном месте, проклиная все домашние тапочки, и вообще всю обувь, которую когда-либо изготовили люди. Джонни вспомнил, что хотел курить и поторопился на кухню. Его отец запрещал курить сыну, и не был в восторге от курения жены – Долли. Она, в свою очередь, закрывала глаза на непослушание Джона и позволяла ему брать свои длинные сигареты.

Джонни шёл на кухню, где сидела его мать. Она ждала Девина, и, как обычно, приготовив поесть, она сидела и курила. Запах горячей еды был почему-то противен Джону, он не был голоден, хотя не ел уже довольно давно.

Он промолчал, когда Долли предложила ему поесть. Вид у неё был мрачноватый. Она создавала впечатление очень уставшей женщины, она смотрела куда-то в стену и роняла пепел на стол. Долли была одета в новенький махровый халат молочного цвета. Джон вспомнил, как его отец, придя с работы в один из августовских вечеров, с порога позвал жену и протянул ей красный непрозрачный пакет в котором лежал подарочный набор из шампуней, омолаживающих средств, полотенец, мыла, этого махрового халата и прочей банной дребедени. Долли радовалась как ребёнок, хлопая в ладоши и смеясь, а Джону, который стал невольным свидетелем этого действа, хотелось дать ей по затылку. Джон считал, что дама такого возраста не должна подобным образом проявлять свои эмоции. В конце концов, любой из нас, увидев телячий восторг Долли, простил бы Джону желание сделать ей подзатыльник. Впрочем, если опустить момент девичьей радости, то Долли была самим, что ни на есть, примером женственности, утонченности и грации, которая чувствовалась в каждом взмахе руки даже при таком обыденном занятии, как курение на кухне.

-Странно, что ты не занимаешься пустой телефонной болтовней, как ты это обычно делаешь. – Джон достал длинную сигарету из пачки, лежавшей на столе, и плюхнулся на стул. – Знаешь, я, кажется, придумал концовку для своей пьесы, - сказал он таким голосом, будто ему совершенно плевать, что он говорит и кому он говорит. Впрочем, так оно и было.

-Хочешь перекусить? – Спросила Долли, продолжая смотреть в куда-то в пространство.

-Нет.

Долли, кажется, вообще не обращала внимания на Джона, она даже не посмотрела на него, когда предлагала поесть. Видимо, вид стены, на которую она всё это время смотрела, устраивал её куда больше.

-Помнишь Рэндома из моей пьесы? – Спросил Джон. Долли, вроде бы слегка кивнула, этого хватило, чтобы Джонни продолжил. – Я, то есть мой герой, убьёт в конце этого Рэндома к чертям… - Он подождал бурной реакции, но таковой не было.

Джон затих, кажется, он погрузился в свои мысли. Он, как обычно, представил себе атмосферу своей пьесы; лёгкий шёпот зала перед её началом и аплодисменты при финальном поклоне актёров. Он представил, как будет пить красное вино после постановки, и мысленно благодарить свою музу – красивейшую и немую, он часто представлял её себе как женщину лет двадцати, с огненно-рыжими волосами и, конечно, полуголую. Напомним, что Джону было всего шестнадцать лет отроду. Он относил свою музу к такому типу девушек, которые расцветают лет в семнадцать, и остаются одинаково красивыми до самой старости. Его муза была элегантна, тактична, нежна, и (что является одним из её самых привлекательных  для Джона качеств), она была нема. Она общается только по средствам жестов, и, вы, наверное, уже поняли, что она, в самых глубоких его мечтах, не раз признавалась Джонни в любви.

Джон довольно чётко представлял себе образ своей музы, своего идеала, своего немеркнущего спутника…

-Вынеси мусор. - Сказала Долли ледяным голосом, который показался Джону настолько уничтожающим, что ему захотелось ответить что-нибудь гадкое. Романтические раздумья были прерваны. Джон был обижен донельзя, он тяжело вздохнул, как это делают перед гневными речами, и сорвался.

-Чёрт возьми, Долли! Ты мертва! – Джонни закрыл половину своего лица рукой, локоть которой находился на столе. – Мне так надоел этот бытовой ужас! Я тебе говорю про пьесу, ты говоришь мне про мусор. Как можно быть настолько приземлённой и недалёкой, Долли?!

Складывалось впечатление, что Джону было больно это говорить. Его лицо изображало крайнее отвращение к собеседнику. Долли так и не посмотрела на Джона, она сделала затяжку и опустила глаза. Теперь она изучала деревянную поверхность стола.

Джон несколько раз потыкал сигаретой в пепельницу, пытаясь её потушить, и, выругавшись, поплёлся к себе в комнату. По дороге он приглушённо матерился и топал ногами. Проходя мимо гостиной, он увидел свой тапочек, который недавно был брошен в стену. Этот тапочек одиноко лежал на полу, Джону вдруг показалось, что этот совершенно безобидный предмет домашней обуви специально отскочил от стены именно так, чтоб попасться ему на пути с кухни и издевательски лежать перед ним. Джон остановился, тяжело дыша.

В этом тапке он почему-то увидел всю ничтожность своей бытовой и скучной жизни, он увидел одиночество и обыденность вперемешку с глупостью и потёртостью, последнее действительно бросалось в глаза, стоило только один раз небрежно окатить этот тапочек оценивающим взглядом. Джон подобрал с пола этот незамысловатый предмет и зубами отгрыз верхнюю часть тапка, которая была незамедлительно выплюнута в стоящую рядом французскую вазу с цветами, подошва отправилась туда же. Джон сделал это, взревев, как охотник, только что убивший медведя голыми руками. После этого, он продолжил свой путь в свою комнату. Он дошёл до нужной двери, вошёл и несколько раз хлопнул ею, издавая оглушительные хлопки.

В его комнате было темно и пусто, он не пользовался никакой мебелью кроме кресел, под одежду было выделено отдельное кресло, в которое он бросал свои футболки, брюки, куртки и прочие «тряпки», как он любил выражаться. Кровать, пустой письменный стол, пара стульев и два кресла – вся его утварь. Зайдя в комнату, он не стал включать свет. Джон встал посреди комнаты, запустил руки в карманы своих домашних штанов и уставился в окно. Тёмно-красная текстура обоев, при освещении лишь вечернего Лондона сквозь зашторенное окно, казалась абсолютно чёрной. На стене виднелись несколько репродукций Да Винчи в золотистых рамках, пара собственных картин (Джон рисовал только чёрно-белые), а в самом центре, на большом белом листе, обрамлённом в чёрную рамку красовались восемь триграмм, расположенных по кругу. Именно эти восемь символов, судя по тому, что вычитал Джон, были ниспосланы небом императору Фуси, который расшифровал их и превратил гексаграммы. Джон читал много книг по китайской философии. В самом углу его комнаты лежали стопки сотен книг. Отец Джона, Девин, не раз предлагал ему прикупить большущий шкаф для книг, чтоб Джон не бросал их в кучу, но тот говорил, что так ему легче и быстрее найти нужную литературу. Среди этих книг был Кант, Маркс, Ницше, Гомер, господин Фрейд, Поппер и сотни других социологов, философов, психологов… как говорил сам Джон – «Чертовски гениальных психов». Также, в кучу были свалены толкования сочинений Посидония, работы Добролюбова, Чернышевского, Дюринга, Пейна и др. Дхаммапада, работы многих Далай-лам, толковый словарь, Библия, на которую, видимо, не раз проливали кофе и множество буддийских учений самых разных сект были открытыми и перевернутыми буквами вниз; они валялись по всему периметру комнаты Джона, который не раз на них наступал.  

В данный момент Джон был на пути совершения того, что люди возраста тридцати-тридцати пяти назвали бы ошибкой. Он думал о своей жизни, о том, как ему всё в конец осточертело и наскучило. Он переоделся в джинсы и рубашку, закинул на шею подобранный с пола любимый шарф, надел носки, ботинки; и ушёл, прихватив с кресла кожаный пиджак. Ему повезло не встретить никого по пути к выходу – его комната находилась ближе всего к входной двери. Джон жил на девятнадцатом этаже, но не поленился спуститься по лестнице.

 

Опустив голову, Джонни топтал тротуары вечернего Лондона. Он думал, куда бы ему пойти. Из полезных вещей у него было только пол пачки «Лаки Страйк», спички из бара «Серпантин» и мятая купюра в десять фунтов.

Джон подумал было посетить своих друзей-однокашников, но отбросил эту идею – его спонтанное решение уйти из своей старой жизни, не предусматривало посещение старых приятелей. Джон представил себе, как он будет рассказывать кому-нибудь из его друзей, Ричарду Тейлору, например, как Джон решил послать всё к чертям и смыться на пару дней из дому, а может, и навсегда. А проклятый Ричард всё это внимательно выслушает, а потом скажет какую-нибудь глупость, в духе «ну ты молодец», или «а куда ты дальше пойдёшь?» и испортит вообще всё. Джон знал, что он «молодец», но не представлял «куда дальше пойдёт».

Джон даже представил, как Ричард будет его слушать, а мать Ричарда будет кричать, чтоб её сынок, чтоб ему сдохнуть, шёл ужинать. Все эти мысли толкали Джонни подальше от своего дома, куда-нибудь, где нет ни его родителей, ни треклятого «вынеси мусор», ни всяких Ричардов Тейлоров.       

Джон достал из пачки сигарету и прикурил от спичек. Спички из бара «Серпантин»… этот бар находился напротив дома Джона. Он вспомнил, что, однажды, он и его друзья, сильно напившись, решили попасть туда, но их не пропустил охранник, потому что они слишком молодо выглядели. Джон, конечно, подозревал, что если бы он был один, то смог без труда пройти мимо охраны. Он выглядел гораздо старше своих лет благодаря довольно высокому росту. После неудачной попытки войти в бар, Пол Кэлфилд – один из дружков Джона (противный парнишка, его взяли с собой только потому, что он взял у отца целую бутылку виски), предложил идти к одной девчонке по имени Кэт, он всё хвастался, что как-то целовался с ней. А она, кстати, была старше Колфилда, к тому же, она была очень красивой, поэтому повод хвастаться у Пола был. И они пошли к Кэтрин. Она очень удивилась визиту целой толпы шестнадцатилетних пьяных парней, но согласилась выйти в холл. Пол, засранец, всё выделывался перед ней и перед парнями, строил из себя очень крутого парня, в итоге был отправлен домой. Кэт сказала ему, чтоб он катился ко всем чертям, когда он намекнул ей на то, что они когда-то целовались. Она сказала, что была слишком пьяной, чтоб разбирать вообще что-то, а он посмел поцеловать её и, вдобавок, теперь хвастается этим. Ещё она наговорила ему ещё всяких гадостей, в итоге он ушёл. В тот момент Джонни ликовал.

Джон понял, куда ему надо пойти. Вернее, хотелось пойти… к Кэтрин Майлз. Джон даже думать не хотел о том, что он ей скажет, и, чтобы на него не напали сомнения по этому поводу, ускорил шаг по направлению к дому Кэт. Он помнил, где она живёт, вот только не был уверен, правильно ли это будет – прийти к ней, ведь они почти не знакомы. Но, ещё немного поразмыслив над этим, Джон решил, что для него это самый лучший вариант в сложившейся ситуации: он хотел чего-то нового, он не хотел возвращаться домой и ему надоело шататься по улицам.

 Джонни шёл в сторону отеля «Редваин», где жила Кэт. Он курил сигареты; от нервов чесал то правую руку, то затылок, которые, кстати, совсем не чесались; думал о том, как он выглядит, о том, как Кэтрин его встретит и о том, как он ненавидит всё своё прошлое.

Он так задумался, что наткнулся на прохожего. Это был парень лет восемнадцати в сопровождении девушки того же возраста.

-Ты куда прёшь, недомерок? – Этот парень нёс в руке какую-то бутылку, завёрнутую в бумажный пакет. При столкновении она выпала из его рук и разбилась об тротуар. – Тебе жить надоело, что ли?

Джон не нашёл, что ответить, он был сильно удивлён тому, что какой-то парень ни с того ни с сего стал орать на прохожего. Этот парень толкнул Джона в плечо, не вытерпев молчания.

-Ну?! – Это парень был зол как чёрт, от него здорово несло алкоголем. Девушка, которая была рядом с этим парнем, слегка посмеивалась, прикрывая рот ладошкой. Она показалась Джону весьма несимпатичной. Джон был в ступоре, он не до конца понимал что происходит, но осознавал, что лучше бы это поскорее закончилось.

-Ннну… Извини… - Выдавил из себя Джон, тут же схлопотав по животу от этого парня.

-Идиот, - сказал парень, взял под руку девушку и пошёл своей дорогой.

Джон загнулся. Мимо него проходили люди, то гуляющие, то спешащие по делам или может домой, и все эти люди глазели на Джона так, будто б он – просто неудачный, хоть и неожиданный предмет уличных декораций. Когда живот отпустило, Джонни выпрямился и почесал затылок. Подкурив сигарету, он медленно пошёл дальше.

 

Отель «Редваин», где жила Кэтрин Майлз, изнутри казался большим и неуютным. Джон двинул к лифту, даже толком не осмотревшись. Лифт был занят, Джон нажал на кнопку вызова и встал, завязав руки на груди, он не хотел думать о том, что произошло с ним, пока он шёл в «Рэдваин», зато счёл за необходимость решить, что же он скажет Кэт. К Джону подошла женщина в форме сотрудника отеля.

-Я могу вам чему-нибудь помочь? – Спросила она Джона.

-Нет. – Отрезал он.

-Прошу прощения, вы здесь проживаете? – Тон женщины совсем не понравился Джону, она говорила как-то липко и свысока.

-Нет, - повторил Джон. Слегка задумавшись, он решил дополнить, - я пришёл в гости к вашему постояльцу, она проживает на четвёртом этаже.

-Не подскажете номер, в котором она проживает?

-Я не помню, - голос Джона становился всё более раздражённым, - я был здесь всего один раз и не успел запомнить номер. Она мне позвонила и пригласила в гости.

-Она вас пригласила, и не сказала номер?

Джон вспомнил, что когда он и его друзья приходили к Кэт, то они не встретили никого из сотрудников отеля, ещё они использовали лестницу вместо лифта.

-Что вы от меня хотите? – Джон повернулся к этой женщине и уставился на неё давящим взглядом. Он знал, что если она подумает, что доставляет кому-то неудобства, то она отстанет. – Я, пожалуй, поднимусь по лестнице. – Сказал Джон. При последней фразе он попытался скорчить раздражённое лицо, будто бы он презирает этот отель и весь его персонал.

У женщины уже открылся рот, чтобы что-то сказать, но Джон уже повернулся к ней спиной и шёл в сторону двери, ведущей к лестничным пролётам, поэтому женщина закрыла рот и удалилась по своим делам.

Джон уже поднялся на третий этаж. Он остановился, чтоб передохнуть и привести мысли в порядок. Он огляделся по сторонам и понял, что лестницей почти никто не пользовался. На ней даже образовался лёгкий пыльный налёт, поэтому Джон достал сигарету и прикурил. Он понимал, что, скорее всего, тут запрещено курить, но ему было уже плевать. Джон растягивал сигарету настолько долго, насколько это было возможно, он уже представил, что скажет Кэтрин, и был готов идти и стучаться в её дверь.

Он поднялся на нужный этаж и направился к её двери. Странно, в этом отеле на всех номерах были звонки. Это место совсем не похоже на те отели, что показывают в фильмах, где много обслуги, везде красные ковры, а на первом этаже здания твориться хаос из очередей, нелепо расставленных и всегда занятых стульев, шума настольных звоночков для посетителей и прочей суеты. Джон подошёл к нужной двери (номер 402, как оказалось) и позвонился в круглый электрический дверной звоночек. Он подождал пол минуты, потом позвонился ещё раз, более продолжительно и настойчиво – никто не открыл двери.

Джона охватило горькое чувство разочарования, даже одиночества. Он в третий раз позвонился, и за его спиной раздался голос:

-Да? – Это говорила Кэтрин, она была какой-то другой, не той, какую её запомнил Джон. Она выглядела весьма деловито: строгий красный костюм, забранные назад волосы, косметики на её лице не было. Кэт Майлз создавала впечатление достаточно юной, но, тем не менее, взрослой женщины, сдержанной, закалённой и довольно-таки умной. Она не раз являлась желаемой целью для мужчин самого разного калибра, недостижимой целью. Кэт была из тех девушек, при виде которых некоторые особи мужского пола мялись и теряли дар по-человечески разговаривать. Такие мужчины моментально становились поводом для обидного сарказма у юной Кэтрин. Но, несмотря на все её качества, свойственные разве что непробиваемой бизнес-вумен, у Кэт были и другие характеристики, выдающие её незрелость девятнадцатилетней девушки, её игривость, и, даже наивность, которая вместе с её звериным любопытством превращала всё существо Кэтрин в самоуничтожающийся механизм. Только самый внимательный её собеседник мог заметить в её глазах и речи прикрытое ребячество. Из-под длинного рукава её красного пиджака, внимательный человек мог бы увидеть неприкрытый мазок йода на её правой руке, что могло свидетельствовать о неаккуратно обработанной ране. Когда Кэт жевала резинку, можно было заметить тщательно подавленное желание надуть пузырь. Конечно, она курила, поэтому, чтоб сбить неприятный запах изо рта, Кэт употребляла жевательную резинку – так подумал бы невнимательный зритель. Но, человек наблюдательный, мог бы заметить отправление жевачки в рот Кэт «не по случаю»; а это могло указывать только на безобидное, но в полнее детское желание Кэтрин пожевать.

Конечно же, наш Джон был из породы «наблюдательных», поэтому он замечал все эти нюансы, и, конечно же, в своей голове он увеличил свои шансы понравиться Кэт. Однако он прекрасно понимал, что Кэт сперва оценит его шансы, думая, что Джон «невнимательный» и, чтобы дать ей понять, что она ошибается, Джон должен был заставить Кэтрин снять маску недоступной леди, а для этого он должен казаться проницательным. За короткой беседой сделать это практически невозможно…

Он повернулся к ней, и сделал лицо человека, которому наплевать, что вообще происходит, но, вроде как что-то забавляет – сложное и глупое лицо. На самом деле Джон боялся как пёс, зажатый в угол, он пытался не выдавать своего страха, но капельки пота предательски блестели на его лбу.

-Аааа! – Протянула Кэт, улыбка на её лице моментально сделала Джона счастливым человеком, он, даже слегка расслабился. – Тебя зовут Джон, не так ли?

-Джон Ди Миллер, Кэтрин, привет, сразу говорю: я пришёл без всякого злого, непристойного и… э… в общем, умысла, мне просто захотелось ещё раз повидать тебя, я всё не могу забыть как ты отшила этого Пола Кэлфилда. – Джон говорил довольно уверенно, кажется, это могло зайти за правду. – Слушай, ты не против, если я покурю, а? Я тут уже курил на лестнице, и, кажется, этого никто не заметил. Ещё я знаю, что ты тоже курящая, может составишь мне компанию на лестничной клетке? Пять минут, и я убегу по своим делам, окей?

Джон Даллас Миллер лажал.

Кэт пожала плечами и молча поплелась за Джоном. На лестнице она слушала его с каким-то странным выражением лица: «мне, впрочем, не совсем насрать на тебя, но ты бы мог быть хоть немного умнее». Джон самоуверенно нёс какую-то ахинею, в душе проклиная себя за это. Он вслух вспоминал ту пьянку с Полом Кэлфилдом, придумывая на ходу какие-то нелепые подробности. Он всё говорил и говорил, а внутреннее чувство ненависти к самому себе всё усиливалось. Прошло не меньше трёх минут, пока его, наконец не оборвало.

Заткнувшись, он тяжело вздохнул.

-Мда… - Заключил Джон, так и не закончив рассказ.

-Что, «мда…»? – Спросила Кэтрин с снисходительной улыбкой.

-Во-первых: я кретин. Во-вторых: этим кретином меня делаешь ты. – Констатировал он.

-Я выгляжу слишком взрослой для тебя, да? – Ехидно улыбалась Кэт. Джон кивнул. – Хе, хе… Ты не представляешь, сколько вот таких как ты подростков пытаются произвести впечатление «крутых ребят» перед людьми, которым совершенно плевать на «крутых ребят». Тем паче, что эта крутость у подростков обычно выражается наигранной бесбашеностью. Но, отдаю тебе должное, ты хоть понял всё это раньше, чем я тебя заткнула. Такого ещё не было. Единственный экземпляр. Молоток.

-Я, конечно, рад слышать всё это. – Сказал Джон. – Но я отнюдь не радуюсь тому, что я оказался способен так упасть, лишь при виде симпатичного лица, клеевых сисек и сексуальной задницы. – Джон опять осёкся. Он понял, что перегнул палку. Его глаза расширились от удивления. Ляпнул.

Кэтрин где-то секунду стояла ошарашенная. Потом её загнуло от хохота.

-Привет, Кэтрин. – Послышался третий голос.

Джон резко повернулся к человеку, который неизвестно откуда появился на их лестничной клетке, он, вероятно, поднимался наверх. Это был парень, лет восемнадцати. Он был лысый как биллиардный шар (совсем лысый, никакого “ёжика”), неплохо одет и, вероятно, был доволен, что нагло ворвался в чужой разговор.

-Привет, Джек! – Кэтрин засияла, Джон помрачнел.

-Лифт не работает, представляешь? – Сказал Джек, он медленно продолжал свой путь наверх, проходя мимо Джона.

-Знакомься, - Кэт обращалась к Джеку, - это Джон. Джон, это Джек.

-Приятно познакомиться, - сказал Джон, протянув руку Джеку.

-Не ври, - Джек пожал руку. – Тебе неприятно. Ладненько, Кэт, не буду тебя отвлекать, заскочу на днях!

Джон провожал взглядом уходящего Джека. Но тут Джек развернулся и, не останавливаясь и не меняя курса, спросил.

-А как твоя рука, Кэт?

-Всё нормально, Джек, я же тебе уже говорила, чтоб ты об этом не беспокоился! – Она говорила с ним так, будто бы Джек - её лучший друг и знает её всю жизнь. – А куда делась твоя собака?

-Я её застрелил, - сказал Джек, подмигнув и выставив большие пальцы, потом он повернулся обратно и удалился из виду, как только лестница повернула.

Кэт стояла, слегка открыв рот. Джон заговорил только после того, как шаги Джека утихли.

-Кто это такой? – Спросил Джон.

-Я расскажу тебе это за бокальчиком вина у меня дома, хорошо? – Кэт улыбнулась.

- Мммм… Я не буду делать вид, будто я раздумываю над твоим предложением, конечно пошли.

-Ха, я так и знала, что когда ты говорил про свои, так называемые «дела», на которые ты собирался после пятиминутного перекура – ты лгал! – Кэт всё улыбалась.

-Крыть нечем. – Джон сделал задумчивое лицо, однако ухмылка у него осталась.

Они пошли к Кэт.

Немного повозившись с дверным замком, девушка отперла дверь и пропустила Джона вперёд. Она зажгла свет и велела рузваться.

Джон снял ботинки, куртку и вопросительно взглянул на раздевающуюся Кэтрин.

-Куда проходить? – Спросил он.

-Вот эта дверь. – Кэт пальцем указала на нужную комнату.

Джон вошёл в неё и удивился: это была спальня. Он стоял напротив кровати, слегка недоумевая. За своей спиной он услышал голос Кэтрин:

-Только, ради бога, заткнись.

Девушка развернула Джона к себе и начала раздевать его. Она делала это без спешки, глядя в его удивлённые глаза.

-Эм… Мне следовало бы хорошенько выпить… – Заявил Джон, когда Кэт уже спустила его штаны.

В ответ на сиё утверждение Кэтрин влепила Джону пощёчину и зверски улыбнулась, мол «я же говорила, заткнись».

-Ни хуя себе! – Вскричал Джон. Кэт толкнула его в кровать. Джинсы парня слетели.

Кэтрин забралась на Джона сверху и сняла с себя весь верх, включая лифчик. Потом она впилась в губы Джона смачным поцелуем, под конец которого, она укусила его за нижнюю губу.

Джон предпочёл больше ничего не говорить. Он потянул Кэт в бок, пытаясь взять инициативу на себя.

-Нет, Джон. – Улыбаясь сказала она. – Ты мой гость, и трахать тебя буду я, а не наоборот.

Может Джон и хотел повторить свою самую последнюю фразу, но вовремя одумался – он не хотел, чтоб Кэтрин укусила то, что сейчас так самозабвенно сосала: его член.

Разум Джона теперь вместо попыток осознать происходящее стал попросту отключаться. Теперь парнем, как и девушкой руководил только инстинкт.

Джон приподнялся на локти, чтоб наблюдать за минетом, который ему так профессионально делала Кэтрин. Она, кажется, знала все самые чувствительные места на члене Джона, и использовала всю свою ротовую полость так искусно, что у парня появилась каменная эрекция.

Как только Натали это почувствовала, она поднялась с кровати и стянула с себя брюки и белые носочки. Таким образом, оставшись в одних розовых тугих трусиках, она встала на кровать. Свою левую ногу она поставила рядом с правым боком Джона, а правую – ему на грудь. Кэтрин смотрела на Джона самодовольно, как охотник смотрит на жертву.

-Тебя кто-нибудь учил удовлетворять женщину орально? – Спросила она.

-Ну, если ты про лизгет, то я это делал. И не раз. – Ответил он.

-Я не спрашивала делал ты это или нет, я спрашивала учил ли тебя кто-нибудь?

-Ответ отрицательный, я всегда полагал, что достаточно просто отталкиваться от знания женской анатомии.

-Ох, уже неплохо. – Удовлетворённо заключила Кэтрин.

            Она протянула Джону свою руку, предлагая ему подняться, и когда он встал, Кэтрин заняла его место. Она легла, сняла трусики и приглашающее раздвинула ноги.

            Джон ухмыльнулся и прильнул ртом к её промежности. Кэт взяла его за волосы, пожалуй, чересчур грубо.

            -Неплохо, парень. – Сказала она. – Только никакого анального секса. Пока что…

            В итоге всё кончилось банальным, но никогда не надоедающим семяизвержением промеж ног девушки.

 

            Вот уже пол часа ни Джон, ни Кэт ничего не говорили. Они просто валялись в постели и курили. Кэт принесла из кухни пепельницу, плюс пару бокалов. Разлила вино и молча улеглась под одеяло к Джону. Вот и всё. Теперь они просто расслаблялись и ни черта не делали.

            Когда тишина стала нарушаться урчанием в животе Джона, Кэт спросила, не хочет ли он чего-нибудь перекусить. Тот ответил, что хочет и Кэтрин минут на десять исчезла из спальни.

Внимание Джона устремилось к какой-то фотографии в рамке. Она стояла на полке шкафа. Джон встал с постели, чтобы посмотреть. На фото была Кэтрин и ещё два человека. Судя по отчуждённости девушки, эти два человека были её родителями. Никто на этой фотографии не выглядел счастливым. Родители нацепили на лицо фальшивые улыбки, а Кэтрин стояла слегка в сторонке со спокойным, смиренным выражением. Фотография была сделана не меньше трёх лет назад – Кэт выглядит ровесницей Джона. Кэтрин вернулась в спальню с двумя тарелками: курица с картошкой. Джон попробовал еду прямо на месте.

            -Чёрт побери, что ты сделала с едой? – Спросил Джон, когда попробовал кушанье.

            -А что такое? – Озадачено вымолвила Кэт.

            -Как можно сделать простую курицу такой вкусной?

            -Я, конечно, хорошо готовлю, - улыбнулась Кэт, - но я думаю, что ты просто очень сильно проголодался. Тем более у нас ещё был секс. Голод – лучший повар. – Натали забралась под одеяло с тарелкой в руке. Джон последовал за ней.

            -Не совсем соглашусь с тобой, - сказал он с набитым ртом. – Когда я безумно голоден, а я работаю только голодным, так выше производительность…

            -Работаешь? В смысле?

            -Пишу пьесы, - ответил Джон. Кэт кивнула. – Так вот, после работы я готовлю очень плохо, потому что мне плевать на то, что я буду есть. Лишь бы поесть. Голод – худший повар.

            -Всё зависит от того, с какой стороны глянуть на это утверждение. – Засмеялась Кэт. – На всё существует несколько точек зрения.

            -Угумс. – Согласился Джон, запивая вином. – Только не на всё. Я имею в виду, есть такие вещи, на которых иметь вторую точку зрения представляется мне полным абсурдом.

            -Ух ты, неужели ты имеешь в виду истину? – Сказала Кэт забавным заговорческим тоном. – Истину с большой буквы?

            -Истины не существует как таковой. – Отрезал Джон, отправляя в рот вилку и едой.

            -Да неужели?

            -Уже ли. Мир – всего лишь проекция реальности на наш мозг, а не сама реальность. Всё сущее воспринимается нами только посредством органов чувств: зрения, обоняния, слуха и т.д. – Джон отправил в рот очередную порцию еды, до конца очистив тарелку. Он немного пожевал, отпил вина и поставил тарелку с бокалом на прикроватную тумбочку.

            -Ты уже всё? – Спросила Кэт удивлённо. Она ещё даже и не начинала есть.

            -Ага, я ем быстро, когда голоден. – Ответил Джон, положа руку под голову и закуривая сигарету.

            -Может хочешь ещё?

            -Нет, спасибо.

            Кэт и Джон немного помолчали.

            -То есть истины не существует? – Переспросила Кэт.

            -Для человека нет. Полагаю, ему недостаточно органов чувств для адекватного восприятия мира. Конечно, у некоторых мозг работает лучше, тем самым лучше обрабатывая сигналы извне. – Джон потянулся за пепельницей, стоящей на тумбочке. – То есть, чем человек умнее, тем больше он понимает мир. А если ещё умнее, то понимает, что ни черта понимать попросту не может.

            -Джон, ты себе противоречишь. – Сказала Кэт, делая маленький глоток вина.

            -Хм… - Джон задумался, затягиваясь сигаретой. – Что-то не заметил этого за собою, может пояснишь?

            -Ты говорил, что не может существовать нескольких точек зрения на некоторые вещи, а тут ты говоришь, что мир, это всего лишь субъективная оценка реальности. По этой логике, каждый воспринимает мир по своему. Соответственно у него есть своя точка зрения абсолютно на всё.

            -Вообще-то про разные точки зрения я говорил в корне другое. – Джон потушил сигарету в пепельницу и потянулся за вином. – Я говорил, что иногда иные точки зрения на что либо были бы просто глупыми. Возьмём к примеру религию. Существует около семисот различных верований. То есть семьсот различных мнений, так?

            -Пожалуй, так. – Согласилась Кэтрин.

            -Все эти мнения – полный абсурд. Все верующие – кретины, мать их за ногу. И знаешь почему?

            -Ну и почему? – Удивлённо спросила Кэтрин.

            -А потому, что эти люди поверили в идиотизм. Их с самого рождения обрабатывали всякими учениями и эти люди попросту поверили. Они не анализировали поступающую информацию в своём мозгу. Они просто поверили своему слуху. Тем более их логикой завладел стадный инстинкт. «Как все, так и я» - вот что этот инстинкт диктует человеку. – Джон залпом допил вино и поставил бокал на тумбочку. - А теперь просто заткнись и ешь.

            -Фу как грубо. – Улыбнулась Кэтрин.

            -Я не к тому. Я сейчас буду делать тебе лизгет. Всегда мечтал жевать пищу, когда кто-нибудь меня орально обрабатывает. Потом поделишься впечатлениями. – Улыбнулся Джон и юркнул под одеяло.

            -Ух чёрт… - Восхищённо проговорила Кэтрин. – Ты перебираешься ко мне, понял ты это? Уходи к чертям от своих предков. Возражения не принимаются. Слышишь?

            Одеяло откинулось. Джон высунул довольное лицо. Кэтрин приподняла тарелку в руках, чтоб видеть его.

            -А я от них уже ушёл. – Спокойно сказал он. - Вот прямо сегодня.

            -Вот это дела… - Протянула Кэтрин. – Значит, всё правильно?

            Джон ненадолго задумался, переваривая, что же она имеет в виду.

            -А знаешь, - задумчиво вымолвил он. – Думаю, что во всём этом есть…

            Он пожал плечами и снова накрылся одеялом.

 

Долли сидела на кухне и курила уже вторую пачку за сегодняшний день. Ужин, приготовленный Девину, уже давно остыл. Зазвонил телефон. В квартире Миллеров телефон стоял в каждой комнате, на кухне он тоже был. Долли - большая любительница поболтать. Она развернулась на стуле и сняла трубку со стенного аппарата, после того, Долли повернулась обратно.

-Да? – Холодным голосом произнесла она.

-Алло? Долли? Милая! Я только сейчас узнала, что же ты мне не позвонила, а? – Это был взволнованный голос Алисы Тейлор – давнишней подруги Долли. Миллеры и Тейлоры дружили семьями уже лет десять. – Долли! Ну скажи что-нибудь!

Долли стала глубже и чаще вдыхать воздух, её глаза опустились.

-Долли, в новостях говорят, что его сбила машина, как это вообще могло произойти?! Милая, ответь мне, что говорит полиция? А как Джон? Ты сказала ему? Долли! Ответь же мне, ну!!!

Долли Миллер всё чаще дышала, её глаза всё сырели, а лицо краснело. Она не слушала того, что говорили на том конце провода, она выпустила трубку из руки, схватилась за голову и, наконец, заплакала.

 

            Из книги Д.Д. Миллера.

Как только в мою голову пришла идея написать книгу о моей жизни, я твёрдо решил поставить крест на всех правилах повествования. Моя история может показаться вам весьма неудобоваримой, ведь она будет приправлена пачками лишних на первый взгляд специй. Специй, к упаковкам которых злостный критик нацепит такие ярлычки, как: «лишние слова», «ненужные отступления», «затянутые введения», и «прочие, отвлекающие от действия штучки». И почему же я всё-таки решаю «пересолить» сей текст, заранее зная неблагосклонность беллетристов аннотаций? Всё просто: мне класть. Тем более что вся моя жизнь только и состоит из этих самых специй; и литературного критика, как бы сильно я этого ни хотел (а я и не хочу), не получится ублажить прямой линией сюжета. Мне класть на мнение любителей простых текстовых форм, как было класть на мнение любого, кто считал мои жизненные шаги слишком уж «выходящими за рамки» или «антиобщественными». И мой первый самостоятельный шаг свершился не в младенчестве, когда я перебрался с четырёх лап на две, а в отрочестве, когда я покинул отчий дом, и, набравшись смелости, пришёл к Кэтрин.

Ещё в возрасте 16-ти я лет решил податься в писатели (в то спокойное для меня время, жизнь казалась скучной и довольно скупой на сюрпризы, так что желание марать бумагу было вполне объяснимо). Чего же я ждал, спросите вы? Ответ до смешного прост: руки не доходили. Спешу также добавить, что с того момента как я решил окунуться с литературный мир, и по нынешний день, я не потратил ни одного часа своего свободного времени на ленивое безделье. И когда мне удавалось выползти из-под назойливо-заботливого крыла Джека, я зарабатывал на жизнь своими пьесами. Впрочем, всё по порядку (насколько это возможно).

            Я мог бы начать свою книгу с мистических и криминальных историй обо мне и Джеке (впрочем, криминал и мистика в этих историях, по большому счёту, заслуга именно Джека); но начну с рассказа о смерти, свидетелем которой я бы не стал, если б не моя отроческая глупость и склонность к романтизму…

 

Это был осенний вечер 84-го, 20-е ноября, примерно 22 часа. Я уже три месяца жил у своей любимой девушки - Кэтрин Майлз, на четвёртом этаже Лондонского отеля  «Редвайн», где Кэтрин жила одна за счёт банковских переводов от своих родителей, которые приходили ей из Бирмингема с завидным постоянством (неплохие суммы, скажу я вам). Она была на 3 года старше меня, а мне было 16 лет.

В отношениях между мужчиной и женщиной три года – несущественная разница в возрасте. Но в отношениях между отроком-романтиком и зрелой девушкой такую разницу в возрасте можно назвать катастрофической.

            Впрочем, возраст, по большому счёту – всего лишь цифра в паспорте, и наврятли она может хоть в чём-нибудь иметь весомое значение (если не считать банковские займы и поступление на службу к забитому стереотипами работодателю). Главное не возраст, а опыт. И далеко не каждый старец может кичиться большими знаниями, ибо опыт – умозаключения, выводы, которые мы делаем по прошествии каких-либо событий. А что если этот старец всю свою жизнь был чайником?

            Да, выводы – есть главное. Но мне, в возрасте 16-ти лет, хоть и можно было похвастаться огромным списком прочитанной литературы, острым умом и даже более скорой интеллектуальной спелостью по сравнению со своими сверстниками, но уж никак не опытом в сфере отношений полов… И дело было даже не в потере невинности (в 14 лет, кстати), не в умении обращаться с противоположным полом, а в том пьянящем чувстве, которым я заболел только однажды и навсегда – любви к Кэтрин Майлз.

В тот день я и Кэт отмечали три месяца наших отношений. Для нас эта дата была глупой и ничего незначащей, но не для Джека. Ровно месяц назад (20-го октября) он, что-то там подсчитав в своей лысой голове, пришёл к нам и объявил, что отныне мы будем каждый месяц праздновать дату «соединения двух сердец». Он подарил нам тёплое красное одеяло «Гудслип» и бутылку дорогущего коньяка 50-тилетней выдержки.

Несмотря на то, что я и Кэт считали всё это ковыряние датах глупым занятием, было довольно весело напиться в честь «праздника». И Джек обещал нам, что 20-го ноября он опять придёт к нам и мы будем кутить в честь трёх месяцев наших с Кэт отношений.

Но сегодня Джек всё не приходил, и я с Кэтрин уже устали трахаться в честь знаменательного события. Мы тупо пили вино, а в моей голове происходили какие-то странные процессы – долбанные мысли не давали мне покоя…

            -Слушай, Джонни, - пролепетала Кэт, её голос так сладко звучал для моих ушей, что я даже не обращал внимания, как она извращается над моим именем. «Джонни», что за чушь? – Ты не заметил, что вино какое-то паршивенькое?

            -Паршивенькое? – Огрызнулся я, - да оно настолько противно, что я бы предпочёл выпить бутылку ослиных плевков.

            -Ух ты, - улыбнулась она, - я, конечно, уважаю твои предпочтения, но я обойдусь и «Шардоне» из своих запасов. - Я промолчал, люблю её чувство юмора.

Кэт встала с кровати и пошла в сторону бара. Он стоял у стены, возле двери в спальню. Тело Кэт было прикрыто ничем, и тусклый свет от бра падал на неё сбоку, выгодно оттеняя аппетитные места. Стоит ли говорить, что Кэт была божественно красивой? Я бы не стал встречаться с толстой глупой кочергой. Наверное, именно поэтому Кэт – моя первая девушка. Я имею ввиду, девушка по-взрослому, надеюсь, вы понимаете, о чём я. Никаких там поцелуев на заднем сидении машины старшего брата. Всё по-взрослому, всё по-настоящему. Честно говоря, я никогда не пользовался большим спросом у достойных девушек. Но я был довольно-таки популярен среди «толстых глупых кочерыг», однако они меня не устраивали. Я очень придирчив к женскому полу. Я вообще придирчив к людям.

            -Ослиных плевков у меня нет, зато есть вполне терпимое вино, - сказала Кэт. – Тебе налить? Кстати, а мои плевки тебя не устроят, я бы могла…

            -Достаточно, - ледяным голосом ответил я, - да, налить. – Я лежал на кровати, держа в одной руке бокал с дрянным переслащенным красным вином, другую руку я положил под голову. – Слушай, плесни-ка мне лучше водки.

            -Что с тобой сегодня? – Кэт достала бокалы и откупоривала бутылку вина. – Ты какой-то, не знаю, чопорный что ли. И зачем было так забивать эту чёртову пробку?

            -Я просто думал…

            И здесь меня оборвало. Я не хотел ей ничего говорить, но знал, что будет лучше, если скажу. Меня уже пару недель мучили мысли по поводу наших отношений, нехорошие мысли…

            -Ну и? – Кэтрин уже откупорила бутылку штопором, пока я пребывал в мире глупых, но, по моему мнению шестнадцатилетнего кретина, важных мыслей.

            Я молчал, Кэт взяла бокалы и пошла к кровати, она улыбалась и смотрела мне в глаза. Чёрт возьми, я действительно любил её. Я поставил бокал с дрянным вином на тумбу у кровати. Кэт села рядом и протянула своё «Шардоне».

            -Что ты там опять себе навыдумывал, Джон? – Спросила она тоном, как бы, снисходительным, как люди обычно разговаривают со своими котятами; глупые люди…

            -Если я что-то выдумываю, то я это записываю в книжечку. - Я имел ввиду свои пьесы. -  Об этом сложно говорить, Кэт.

            -Неужели что-то, по поводу наших отношений? – Кэт сделала любопытное лицо, она заползла на кровать, сев на подушку и скрестив ноги. Издевается. При всех этих манипуляциях она умудрилась не пролить ни капли вина, с такими-то бокалами! Я ненавидел её узенькие высокие винные бокалы. Кэт всегда наливала до краёв, ну на кой чёрт, спрашивается? Она часто меня отсчитывала за пролитое на кровать красное вино.

            Я закусил нижнюю губу, несильно, как если бы меня терзало волнение, но достаточно, чтоб она заподозрила, что это волнение всё-таки присутствует. Я кивнул и пригубил вина: да… у Кэтрин был вкус настоящего ценителя добротного алкоголя.

            -Ну, и что же тебя тревожит? – Кэт улыбалась, обнажая свои прелестные зубки, при этом она слегка выпучила глаза и часто моргала, это от любопытства. – Ну же, не томи.

            -Меня мучает один банальный вопросик: «а что дальше?». – Я произнёс это и сразу же поймал себя на том, что говорю не то, что хотел. Да что уж там, я сразу же опротивел сам себе за одну только эту фразу. – Я имею ввиду не то, какое у нас с тобой будущее, а то, что будет твориться с нашими чувствами через, допустим, тот же месяц. Чёрт возьми, я несу какую-то ересь как в сопливом телесериале.

            Как только я начал говорить про наше будущее, Кэт сильно напряглась, но как только я себя выругал, она вздохнула с облегчением. На самом деле, мне было довольно легко говорить с ней, у нас не возникало сложностей в общении. Дело в том, что именно то, о чём я хотел сказать, было действительно сложно выразить словами. Тем более, такие вещи вообще не должны были приходить на ум шестнадцатилетнего парня; более того - не должны быть сказаны. Но я, видимо, других кровей… Больше всего в тот момент мне хотелось заползти под кровать и превратиться в какой-нибудь старый ковёр, который родители (преимущественно мамы) обычно жалеют выкидывать и прячут под мебелью.

            -Слушай, - продолжил я, - честно говоря, я не знаю, любишь ли ты меня, либо я просто твоё очередное развлечение. Меня, вроде как, не должно это волновать, но в последнее время я ловлю себя на том, что быть твоей игрушкой (если я таковой являюсь) мне совсем не нравится. Я имею ввиду вот что: мне надоело что-то из себя строить. – Опять незачёт, не то говорю. Хотя, поздно отступать, придётся развивать мысль. – Я курю, принимаю душ, улыбаюсь, пью это долбанное вино совсем по-другому, когда рядом ты. Мне надоело строить какие либо планы своих дальнейших действий, чтобы произвести на тебя «правильное» впечатление и укрепить твои чувства ко мне. Чёрт возьми, я ненавижу твоё чёртово кружевное бельё; я ненавижу твои острые ногти; я ненавижу боль – это не сексуально, как ты думаешь; а ещё я презираю любой вид спорта, даже шахматы. Не хочу я больше прикидываться тем, кто может сильнее понравиться тебе, нежели я сам, такой, какой я есть.

            Мой чёртов пыл глупого отрока имел свойство всё разрушать; а строить заново, в этом конкретном случае с Кэт – только её прерогатива. Тем более, я совсем не то хотел ей сказать…  Кстати, за все три месяца наших отношений, мы ни разу не говорили о любви. И не заговорили бы, если бы я правильно расшифровал истинную причину моего беспокойства. Она выяснится позже.

            Недолгое молчание.

            -Я что-то должна сейчас сказать? – Улыбнулась Кэт.

            -Чёрт… - Не знаю, долго ли я молчал после этого словца, но далее я сделал, наверное, самый правильный поступок за этот вечер.

            Я выпил залпом всё вино в бокале, встал с кровати и напялил джинсы. Потом я притормозил: сел на край кровати, достал сигарету и прикурил.

            -Извини меня за тот бред, который я несу. Конечно, это сугубо мои проблемы и я не должен был устраивать здесь дификацию накипевших мыслей. Просто я на секунду подумал, что тебе не наплевать на то, что твориться в моей голове и на мои чувства. Ещё раз извини; раз я сам себе выдумываю, то я сам и должен в этом всём разобраться.

            Я надел свою рубашку, заправил её в джинсы, надел кожаный пиджак, шарф и носки. Именно в такой последовательности. Потом я минут пять искал свои ботинки, которые, почему-то оказались в прикроватной тумбочке.

Молчание… Я старался не смотреть на Кэт, но краем глаза я всё-таки наблюдал за ней. Она курила с серьёзным лицом, я, кажется, уловил в её глазах что-то вроде грусти. Она смотрела себе в ноги. И тут я осознал как я сглупил – Кэт думала, что я гораздо выше всех этих телячьих нежностей. И я тоже так думал. Теперь уже поздно. Блядь. Уходя, я достал из бара бутылочку водки.

            -Ты ведь не вернёшься, Джонни? – Спросила Кэт.

            Странно, что она это спросила. Я всего лишь собирался напиться в хлам, и глубокой ночью прийти обратно, извиняясь за то, что заставил её волноваться. Наверное, Кэт тоже склонна к романтизму. А может, она тупая сука.

            -Не называй меня «Джонни» – Отрезал я. – Меня это раздражает.

 

            Ночь, лёгкий холодок, бутылка водки и город. Недавно прошёл дождь и мокрый асфальт придавал улицам, по которым я тогда бродил, неповторимый запах какой-то свободы что ли. Вернее, подкреплял это чувство. Я никогда не чувствовал себя таким лёгким, я как будто парил над тротуаром, а не шёл по нему. Хотя, если бы я посмотрел под ноги, то увидел бы, что топаю по лужам. Но никакие лужи меня тогда не беспокоили. Я был сильно пьян, пьян в доску, в муку, в месиво. Но мне было так хорошо! Я теперь понял, что же меня тревожило, когда я нёс всю ту чушь своей любимой Кэт. Мне просто хотелось передохнуть от давящего на меня чувства удушья, чувства несвободы.

Позже я узнал, что я опять ошибался…

            Прохожие буравили меня взглядом. Возможно, из-за моей походки. Я был на столько пьян, что еле держался на ногах. А может они думали: «ах, какой маленький, а уже пьяный!». Хотя… не-а -  я выглядел гораздо старше своих лет. За последние три месяца у меня выросла щетина, Кэт запретила мне сбривать её. А я и не хотел.

            Я вдруг вспомнил, что напротив того дома, где обычно я живу, - имеется в виду родительский дом, - был маленький бар (название я тогда не вспомнил), куда меня и моих друзей однажды не пустили, когда мы праздновали поступление в колледж (в который я с 20-го сентября больше не ходил). Я подозревал, что это из-за моих полупьяных дружков, уж больно молодо они выглядели. В тот день мы поступили в колледж и решили отпраздновать, надравшись виски. Пол Кэлфилд – мой однокашник, спёр у отца эту двухлитровую бутылку добротного вискаря…

Странно, но за последние три месяца я почему-то совсем забыл про своих друзей. Впрочем, они мне даже не друзья. Так… далёкие приятели, которые меня (настоящего) даже не знали. Вот Джек и Кэтрин – другое дело, эти двое раскусили меня уже через пару часов непринуждённой беседы.

            Итак. В моей пьяной прогулке появился маяк – тот бар со странным названием напротив моего бывшего дома. Я остановился и посмотрел по сторонам, кажется, я знал, где нахожусь. Всё это время я шёл по отдалению к этому бару, мне пришлось развернуться и идти обратно.

            Пришёл к этой забегаловке я довольно быстро. Бар назывался «Серпантин», вот в жизнь бы не вспомнил. Я остановился у пивнушки и посмотрел на свой бывший дом. Мне лень было вспоминать сколько этажей было в той громадине, но я отчётливо помнил, что когда-то пересчитывал все этажи. Квартира, в которой я жил, находилась на девятнадцатом этаже, окна моей кухни смотрели прямо на меня. Я вспомнил, как ушёл оттуда, Долли – моя мать, дожидалась отца и, как обычно сидела и курила на кухне, пока стыл отцовский ужин. Я не особо беспокоился за то, что меня где-то ищут. А может и не ищут вовсе: наплевали на то, что я ушёл, и всё тут. Я бы так и сделал на месте моих родителей.

            Я отправился в бар, охранник даже не посмотрел на меня. Каким же взрослым я себя тогда чувствовал.

            «Серпантин» оказался довольно-таки посещаемым местом, народу было много, и все столики, соответственно, были заняты. Я отправился к барной стойке и приземлил своё туловище на высокий чёрный стул. Конечно, мне захотелось в два раза сильнее напиться, я вспомнил про бутылку водки, что лежала у меня во внутреннем кармане пиджака, но решил, что свои спиртные напитки здесь распивать запрещено. Я порылся в карманах в поисках каких-либо денег, и нащупал пятьдесят фунтов. Джек и Кэт так и норовили раздать деньги кому ни попадя, а «кого ни попадя» у них не было. Вот и совали деньги мне: она футы, а он доллары. Не так, чтоб уж «совали», просто они не умели спорить и играть в покер.

            Я позвал к себе бармена, и велел ему налить мне пива. Этот слащавый, прилизанный и, к тому же, прыщавый «щенок», как я тогда подумал, даже не соизволил спросить меня какое пиво я хочу! Может, он раскусил, что я несовершеннолетний, а может, он заметил, что я слишком пьян и мне плевать, чем себя травить. Я уж было подумал нахамить ему, сказать что-нибудь о его некомпетентности. Но потом вспомнил, что я ему сказал: «бармен, братец, дай «Миллера», пожалуйста!». Мне стало стыдно за собственную глупость и склероз… но: во-первых, я был слишком пьян, поэтому глупость мне была простительна; а во-вторых, я, опять же, был слишком пьян и добр к себе, чтоб обвинять себя в чём-либо. Я получил свой Миллер и стал, не без усердия, уничтожать его. Прошло минут десять, и я заказал ещё.

            -Братец, не угостишь пивом? – Послышалось справа от меня.

            Там сидела женщина лет тридцати. Толстая, неухоженная и вообще, отвратительная для меня особа в клетчатой рубахе и светло-голубых джинсах. Мне стало до боли противно только от того факта, что такие женщины вообще бывают на свете. Эта особа выговорила слово «братец» с таким задором и самодовольством, будто пародирование моей манеры общаться – величайшее её достижение за сегодняшний день, а может даже и неделю.

            -Если ты говоришь мне «братец», то я, вероятно, должен считать тебя «сестрицей», не так ли? -  Я пытался говорить аннигилирующим тоном, таким, каким профессор Пуфильтон отсчитывал меня по поводу очередной двойки по английской литературе. Все мои мышцы лица были пущены в ход, чтобы изобразить лицо человека, который призирает своего собеседника. – Да будь у меня такая сестрица, которая выпрашивает алкоголь у первого встречного, – я бы давно покинул отчий дом.

            Конечно, дело было не в выпрашивании алкоголя. Мне просто не хотелось объяснять ей, каким ничтожеством я её считаю. Знаете, в самый обычный день, такие люди не вызывают у меня никаких эмоций, вот совершенно никаких. Это просто люди, которым не повезло выглядеть вот так, разговаривать вот так, иметь такую манеру держаться, иметь кочерыжку вместо головы и т.д. Но в тот день, в день, когда я отдыхал от божественной Кэт, эта незнакомка в баре показалась мне просто отвратительным «ничем». Если, конечно, «ничто» может принимать какую-либо форму. Вы можете себе представить, какой должна быть девушка, чтоб заинтересовать меня? Меня, по уши влюблённого в Кэтрин, в самую умную и потрясающую девушку нечеловеческой красоты! А тут, на горизонте выплывает это существо, которое, видимо, хочет, чтоб я её распознал как женщину.

            -Господи, - раздулась она, от чего стала ещё уродливей. – Не хочешь, не надо. Я просто хотела поболтать и подумала, что тебе бы было не удобно разговаривать с красивой девушкой, не угостив её пивом, вот и всё!

            Эта Годзилла назвала себя «красивой девушкой»? Мир, рухнул. Приехали, блядь. Она даже свою последнюю фразу выговорила так, будто б заучивала её ещё в начальной школе, что свидетельствовало о частом её повторении. А это значит – она часто вот так подходила к незнакомцам в баре и часто получала в ответ: «ин-н-на отседова». Я достаточно напился, чтоб совершенно наплевать на чувства другого человека, тем более холодный Миллер придал мне некоторый заряд энергии, поэтому я сказал этой «красивой девушке» следующее:

            -Послушай, медведь, как ты смотришь на то, чтоб оттащить от меня свой жирный зад? Я понимаю, что ты, скорее всего, заметила у меня на лице надпись «толстая Годзилла, дерзай!», но я попрошу тебя ещё раз поглядеть на моё лицо и разобрать: «толстая Годзилла, выябывай нахер». Также, спешу заметить, что ты, видимо, никогда не смотрелась в зеркало, раз называешь себя «красивой девушкой». Дай угадаю, все зеркала лопались, как только ты к ним подхо…

            Я не договорил, потому что об мою голову разбилась бутылка. Видимо, у этой Годзиллы нашёлся защитник. Кстати, не так уж это больно, когда об тебя разбивается бутылка. Я не потерял сознание, но ориентацию в пространстве я точно потерял. Меня вынесли через парадный вход, вы можете себе это представить? Нет бы вынести меня через чёрный ход и кинуть в помойку, как это делают в фильмах. Впрочем, мне и так досталось.

            Я очухался на тротуаре от чьих-то похлопываний по спине. Я встал на четвереньки и откашлялся, голова болела, по моей щеке стекала кровь, капая на мокрый асфальт. Держась одной рукой за голову, я посмотрел на того, кто пытался привести меня в чувства. Это был тот самый охранник, который сидел при входе.

            -Ты в порядке, парень? – Басом спросил он.

            -Нет, - процедил я.

            Тут я вспомнил про водку, что лежала у меня во внутреннем кармане. Я достал её, открутил пробку и сделал добротный глоток, сев на тротуар. Охранник что-то протянул и исчез, а я остался один, с пробитой головой, но с огромным чувством собственного достоинства. Я, почему-то тогда решил, что всё то, что со мной произошло – крайне великолепно. Не знаю, долго ли я так просидел, наблюдая за проезжающими мимо машинами. Тут я вспомнил, что в доме напротив живут мои родители, и мне стало от этого слегка не по себе.

            Водители в снующих то туда, то сюда автомобилях, глазели на меня с каким-то странным выражением глаз… Складывалось впечатление, что они знают меня всю жизнь и хотят поздороваться и расспросить всё ли со мной в порядке…

Вдруг я снова ощутил прилив того самого чувства, которое сподвигло меня поссориться с Кэт. И у меня откуда-то появилась странная уверенность, что мои душевные терзания и беспокойства связаны отнюдь не с проблемами, вытекающими из моей безмерной любви к ней.

Воздух вокруг стал казаться каким-то тяжёлым и вязким. Во мне заиграл странный диссонанс желаний: уснуть прямо здесь на тротуаре и одновременно бежать без оглядки от этого места.

Какая-то неведомая сила заставила меня поднять голову вверх.

Я увидел падающую женщину. Через секунду она рухнула на одну из проезжавших мимо меня машин. В мою сторону посыпалась смесь из мелкого битого стекла от машины и крови этой женщины, чьё тело буквально расплющилось об крышу автомобиля. Машина резко затормозила и выехала на встречную полосу. Та женщина, что упала сверху, всё ещё оставалась на крыше машины, но когда в ту машину с диким грохотом въехал другой автомобиль со встречной полосы, женщина слетела с крыши и приземлилась в метре от меня.

Её тело безжизненно лежало передо мной. Руки были раскинуты, и окровавленное лицо смотрело в мою сторону. Глаза и рот, из которого вылетели зубы, были открыты.

Имя это женщины – Долли Миллер. Это была моя мать, которая покончила жизнь самоубийством выпрыгнув из окна кухни.

 

Три месяца назад, как потом выяснилось, моего отца – Девина - насмерть сбила машина. Он переходил дорогу, пока какой-то лихач в спортивном авто на полной скорости не въехал в моего отца. Острый передок спортивного автомобиля срезал ему ногу по бедро, а скорость, при столкновении была настолько велика, что остальная часть отца оказалась на заднем сидении машины.

Водитель, оклемавшись после аварии и не обнаружив на себе ни царапины, выбрался из машины и убежал. Он так и не предстал перед судом, потому что, по странной тупоголовости полицейских, его так и не нашли. Машина оказалась угнанной.

Этот вопиющий случай неоднократно обсасывался по радио и телевидению, но я был слишком увлечён Кэтрин, чтобы пользоваться средствами связи с внешним миром.

Авария произошла 20-го сентября, в тот день, когда я ушёл из дома. Долли почему-то так и не попыталась меня найти, и не подала заявки в полицию. Она похоронила изуродованное тело отца в полном одиночестве.

Судебная экспертиза, после самоубийства Долли, любезно объявила мне, что моя мать за эти три месяца выкурила около 34-ёх блоков сигарет, выпила где-то 7 галлонов алкоголя и изрезала себе вены кухонным ножом.

Через несколько месяцев после её гибели, я возвращался домой, чтобы забрать некоторые свои вещи. На стене моей комнаты было нацарапано «Не прощай меня, тогда ты меня не забудешь». В одной моих любимых книг, которая была специально переложена с пола в одну из книжных стопок (мать знала, что я не забуду про эту книжку), лежало письмо и пять тысяч футов. Письмо было коротким:

«Чтобы я ни говорила, Джон, я всегда любила тебя. Я была плохой матерью, а ты был плохим сыном. Но, может быть, мы оба были хорошими людьми, хоть и держались вдалеке друг от друга. Возьми деньги и хорошенько напейся, а потом, может быть, когда пройдёт боль, ты придёшь проведать мою и отцовскую могилу. Не прощай меня, возможно, тогда ты меня не забудешь».

Я поступил ровно так, как завещала мать:

Но… я почему-то не чувствовал ни боли, ни злости, ни потери.

 

19 Сентября 1984.

 

Мало кому известна моя фамилия. Факт. Я не особо горжусь этим, то есть я бы не поставил после этой констатации восклицательный знак. Однако, я этим весьма доволен. Почему доволен? Потому что полиция – нет.

Моё имя – Джек и мне семнадцать лет. Со мной случалось много всякого, но о «всяком» я рассказывать не буду. Я лучше расскажу вам весьма странный случай, который случился со мной совсем недавно.

Стоило бы начать, собственно, с самого начала…

«Самое начало» пусть будет в Лондоне, в его замечательном «Редвайне» с не менее замечательной квартирой, в которой я имел честь проживать уже недели три.

Скажу вам, что за три недели до этого я покончил со своим детством и нырнул в стезю взрослой жизни. Конечно, Роджер так не считал. Роджер – мой нынешний опекун, любовник моей покойной матери, убийца моего отца (долгая история). На самом деле, Роджер мой друг, который вытащил меня как-то из одной гадкой истории в Санта-Монике, в которую, если подумать, он меня и впутал. Он редко строил из себя моего родителя, зато часто давал мне деньги, много, по обычным меркам денег. Впрочем, минус состоял в том, что он редко давал мне их заработать. Спешу расставить точки над «И». Выражение «заработать деньги»” в моём маленьком мирке означает сделать какую-либо работу для Марка. Марк – босс Роджера. Работа, конечно, пахнет кровавым криминалом. Однако, как вы уже знаете, деньги не пахнут.

Утро. То есть 13:00.

Старик вошёл в мою комнату и стал будить меня:

-Джек, не мог бы ты поднять свою тушу с кровати и переложить её на стул в кухне? – Сказал Роджер, он был в хорошем настроении, как всегда. Он смотрел на меня своими глазами Матери Терезы и хлопал себя по пузу. Его чёртов красный халат, как всегда резал мои сонные глаза. Чёртов красный цвет… он вообще всю мою квартиру обставил дорогущей безвкусной красной мебелью и застелил красными коврами: его любимый цвет. Мою комнату он, слава богу, не тронул. Роджер жил где-то на окраине, а меня поселил поближе к центру. Роджер редко появлялся здесь, он любит одиночество, а может, прячет от меня свою пассию, потихоньку наслаждаясь спокойной жизнью вдали от жизненной суеты в своём домишке, подальше от города. Впрочем, это маловероятно.

Я что-то пробормотал ему в ответ и накрыл голову подушкой.

-Вставай, говорю, - Роджер потрепал меня по плечу. – Я не могу вынести даже запах собственного кофе, поди, приготовь старику чашечку.

Я откинул с головы подушку и послал Роджера ко всем чертям.

-500 баксов даю.

-Уже иду.

Если взять во внимание тот факт, что мой кофе получается столь же говёным, как и у Роджера, то цель его утреннего визита ко мне вырисовывается совсем другая: моему старику нужно о чём-то со мной поговорить.

 

            Уже через пять минут я настраивал кофеварку, а именно, фыркая и матерясь, колотил по ней кулаками с целью вытрясти пару кружек добротного кофе. Роджер читал газету, сидя на своём отвратительном красном стуле. На этом стуле рисовались следы от зубов лабрадора Роджера. Он однажды приводил свою псину сюда. Старик даже хотел оставить собаку у меня, не смотря на мои протесты, протесты постояльцев отеля, а так же запрет администрации «Редваин» на всякую домашнюю живность. Этот запрет был снят, понятное дело, деньгами.

«Собака гарантирует твою безопасность» – говорил он. Этот лабрадор своим лаем сводил с ума соседей, портил и без того убогую красную мебель Роджера (мои чёрные стулья были псу безразличны), а после того, как он укусил за руку одну девчонку, которая пыталась его погладить – я застрелил псину. Эту девчонку, кажется, зовут Кэтрин, она живёт сразу подо мной. Я живу на пятом этаже, а она на четвёртом. Хорошая, впрочем, девушка. Красивая и не слишком тупая. Она, по крайней мере, не хотела подавать на меня в суд после инцидента с собакой (она с чего-то решила, что лабрадор мой, я и не стал отпираться, выяснив, что ей нравится опасная живность). Кэт на 2 года старше меня, ей уже плевать на родителей, впрочем, как и родителям на неё. Они предпочитают держаться от Кэт подальше и посылают ей банковские чеки. Роджер говорил, что она - идеальный вариант для меня, но я предпочитаю девушек постарше. Мой старик, почему-то, сильно заботится о моём благополучии на поприще любви и дружбы. Он считает, что я одинок и несчастен. И это только отчасти правда – я одинок, но я счастлив. Впрочем, Роджеру это хрен докажешь, и он, считая себя офигительным знатоком психологии отроков, частенько посылает мне проституток.

            Разлив кофе по кружкам я присел на свой чёрный высокий стул, сворованный мною из бара «Slow club». Владельцем этого бара был Марк, босс Роджера. Марк, судя названию бара, является поклонником Дэвида Линча, весьма любопытного сюрреалистического кинотворца, с которым, Марк, видимо, неплохо знаком. Роджер всё сидел, уставившись в свою газету, он даже не одарил вниманием кофейную кружку, которую я поставил перед ним. На мои крехтения Роджер тоже никак не отреагировал: он так и сидел, вычитывая последние новости, сложа ногу на ногу и удерживая в левой руке дымящийся окурок, про который он, видимо, забыл. Пришлось запустить в него печеньем, которое лежало в вазочке на столе.

            -Конеголовый шкет! – Засмеялся Роджер. Он сложил газету пополам, потом ещё раз пополам, и ещё раз. Только после этой процедуры он заметил окурок, зажатый у него между пальцев левой руки, и кинул его в переполненную пепельницу. Потом он вытряс пепельницу в переполненное мусорное ведро. После этого Роджер отпил горячего кофе, сладостно выдохнул, и, кажется, расслабился. “Расслабился” – опустил свои плечи и, слегка сгорбившись, сделал тупое лицо. – Как насчёт походить в колледж?

            Сумасшедший идиот! Я уже когда-то говорил Роджеру, что хочу побыстрее приступить к работе, а не сидеть за последней партой, делая вид, что учусь.

            -Сумасшедший идиот! – Вырвалось у меня, - а как насчёт словить своим плоским лбом ещё одно печенье? Мы уже обсуждали с тобой тему колледжа, и я, кажется, ясно сказал, что не хочу больше бить однокашников и заигрывать с молоденькими учителями.

            -Ну ладно, ладно, - заулыбался, Роджер. – Я просто спросил, не стоит из этого раздувать трагедию.

            -Пятьсот баксов, - напомнил я, кивнув на кружку с кофе в руках старика.

            -Да хоть тысячу, главное вот что, - Роджер слегка наклонился ко мне и сделал более-менее серьёзное лицо, хотя лёгкая ухмылка так и не слезла с его физиономии. Роджер всегда слегка ухмылялся. По-моему, это какой-то дефект лица (в смысле рана), а не яркий жизненный оптимизм. Сейчас наступил редкий момент, когда Роджер стал выкаблучивать из себя моего папашу. – Никуда не выходи из дому, хорошо? Не то чтобы там было опасно или… В общем, не стоит тебе покидать этих стен без меня. Мне кажется, что скоро у тебя начнутся осложнения, касающиеся твоей, так сказать, неординарности… Сейчас происходят некоторые события, в которые тебе до поры до времени вникать не стоит… Если ты помнишь Винстона…

            -Это Винстон так заинтересовался мной? – Я начал чесать живот, я всегда так делаю, когда волнуюсь. Ненавижу показывать эмоции. – Вы же всё решили с ним в Санта-Монике?

            -Винстон сдох. Мелиса  тоже. И ещё много кто из нашей компании в Санта-Монике.

            -Мотивы? Заказчик?

            -Мотивы – ты. Насчёт заказчика не знаю, знаю только, что это кое-как связано с тем инцидентом… Когда ты убивал Лору…

            -Оппачки… - Вот это был сюрприз. – А знаешь ли ты, чего хотят от меня эти…

            -Джек, сейчас я тебе скажу то… Не спрашивай меня, откуда я это знаю, просто постарайся выслушать меня как можно внимательней и принять к сведению… - Роджер слегка замялся.

            -Ну? – В нетерпении бросил я.

            Роджер почесал нос, слабо прокашлялся и продолжил:

            -Дело в том, как мне кажется, что эти люди не просто ищут… Нет… Они знают где ты, не могут не знать.. – Роджер мялся, кажется, что он хотел что-то выбросить из того, что собирался мне сказать, но сделать это было очень сложно.

            -Говори как есть, Роджер!

            -Мне кажется, что они просто убирают свидетелей того события… Они всё знают про тебя и, кажется, хотят, чтоб это знание не распространялось. Боюсь, что они знают о твоих, так сказать, странностях, даже больше, чем ты сам. И более того, у них, кажется, есть на тебя планы. Но – Джек, только ни о чём меня не спрашивай, - я думаю, что они слишком торопятся…

            -Ну уж хрен тебе, Роджер, «ни о чём не спрашивай»! Всё-таки речь идёт о моей шкуре! Кстати, если они убивают всех свидетелей моих «напастей», то ты тоже под прицелом.

            -Нет, Джек, я в полной безопасности. Впрочем, как и ты. – Роджер быстро достал сигарету и закурил. Он сделал это быстро, чтоб я не успел даже задать толкового вопроса. – Джек, я понимаю, что ты хочешь всё знать, что ты хочешь быстро пуститься во все тяжкие, что тебя охватывает нетерпение и последнее, чего тебе хочется, дак это сидеть тут в четырёх стенах, дожидаясь неизвестно чего. Но я прошу тебя, Джек, не суетись. Я бы вообще посоветовал бы тебе пожить как «нормальный» человек твоего возраста… Тут всё гораздо серьёзнее, чем кажется на первый взгляд, тут ничего не решишь ни бегством, ни пальбой… Даже Марк, и тот не задаёт мне лишних вопросов по поводу тебя…

            -Угумс. – Заключил я, когда Роджер закончил. – Стало быть, вокруг этого всего путается что-то помощнее мафии… И насколько же, чёрт подери, всё серьёзно?

            -Не настолько, чтобы ты начал об этом беспокоиться. – Роджер опять заухмылялся. – Сиди дома, отдыхай, а твой старик обо всём позаботится. – Роджер отпил кофе и потушил сигарету.

            -Прекрасно, опять это заезженное «твой старик обо всём позаботится»! А тебе не приходило в голову, что когда речь идёт обо мне, то первый человек, который должен беспокоится и начинать что-либо предпринимать, это я?!

            -Не кипятись, Джек, поверь мне, так будет лучше. – Роджер посмотрел на меня так, будто б одним его, паршивым взглядом он мог забить весь тот недостаток информации, в котором я, по понятным причинам, так нуждаюсь. Чёрта с два, фигушки! Выкуси, Роджер! – Я приеду часов в шесть, не создавай нам проблем за это время, хорошо?

            -Ну ты и конь, Роджер. Самый настоящий конь! – Бросил я.

            -Пусть будет так, пони, на тебе денег, - Роджер отсчитал мне несколько купюр. – Сиди дома, хорошо? Тебе потребуются силы для завтрашней поездки. – Тут он мне подмигнул, и я понял, что жизнь у меня становится весёлой.

            -Слушай, я даже не буду спрашивать зачем я тебе завтра понадобился, я только спрошу: на кой чёрт мне деньги, если я не могу выйти из дому?!

            -Ну, ты не глуп, что-нибудь да придумаешь. – Роджер встал со стула, - поди закрой за мной дверь.

            В ответ я только что-то пробурчал и поплёлся вслед за стариком. Я, кстати, был в одних трусах, а погодка за окном стояла не очень-то благоприятная. Проходя мимо зеркала, я уставился на своё тощее растатуированное тело, из которого торчали вниз две еле передвигающиеся ноги молодого парня. Проблем с растрепанными волосами по утру у меня никогда не возникало – я лысый как помидор. Нет, в связи с тем, что я имею круглую голову, веселее было бы сказать, что я лыс как биллиардный шар. Роджер даже предлагал мне вытатуировать на голове какую либо цифру, но я отказался - уж больно велик будет соблазн треснуть меня кием.

            Дверь за Роджером захлопнулась, и я повернул ручку замка. Мне предстояло выкрутится: я в Лондоне, а у меня вместо евро – доллары, но как их разменять не выходя отсюда – не знаю. А всё то, что я могу попросить с доставкой скорее всего потребует оплаты в евро… Позвоню-ка я Кэтрин. Думаю, что она не откажет мне в маленькой услуге.

            Стоп. А не для этого ли Роджер оставил мне неразменные деньги? Хочет, сволочь, свести меня с соседкой, конь…

           

            Здесь я сделаю отступление с целью внести некоторые замечания. Во-первых, это не гангстерский рассказ, об этом можете не беспокоиться. Во-вторых, я не такой мутный сцукован, каким мог бы вам показаться. Простите за отступление. И ещё, воспользовавшись этим отступлением, я пропущу долгое описание моих действий после ухода Роджера. Скажу только, что я посмотрел телевизор и немного почитал. Потом Кэт принесла мне разменянные деньги и мы с ней слегка поболтали. Её рука, после укуса лабрадора Роджера, заживает.

 

            16:00

            Было до смерти скучно. Я сидел в кресле, повёрнутом в сторону окна, и сквозь окно рассматривал женщину в здании напротив. Она сидела на подоконнике в своей квартире и курила одну за одной длинные сигареты. Думаю, что она меня заметила, так как неоднократно поворачивала на меня голову. Было слишком далеко, чтоб рассмотреть её взгляд, но можно было уловить её красоту. Скорее всего, она казалась мне красивой из-за плохой видимости, но меня вполне утраивало данное положение дел. Она была в одном нижнем белье, что только добавило щекотливости во всю романтическую атмосферу, в которой мне так приятно было витать. Мне даже показалось, что эта женщина подмигнула мне, но я не был уверен в этом. Хотя, признаюсь честно, мне хотелось думать, что она всё-таки сделала это. Я прикурил сигарету, сделал парочку затяжек, и тут мне пришла в голову замечательная мысль. Мысль, в данном случае – мать действия. Выждав момент, когда голова этой женщины будет повёрнута в мою сторону, я учтиво помахал ей правой рукой, при этом я попытался сделать очень добродушное лицо.

Женщина секунд пятнадцать смотрела в мою сторону, а потом помахала в ответ, я рассмотрел улыбку на её лице и меня одолел щенячий восторг, мать его за ногу. Я даже подумал было ещё что-нибудь изобразить, но избавил себя от этой затеи – и так всё хорошо, нечего портить. В этом всём было нечто такое забавное, романтичное и милое, что напрочь стирало весь остальной мир вокруг меня и этой женщины. У меня осталось такое впечатление, что наши маленькие мирки соприкоснулись и ухватились друг за друга. Маленькие жизненные радости…Я отдаю себе отсчёт в том, что я увидел в ней какой-то замечательный образ женщины, нежели саму конкретную женщину, которая имеет свои проблемы, свою личную жизнь, которая, ко всему прочему ходит в туалет и, может, ругается матом. Я увидел недосягаемую красотку. Подружку, с которой никогда не удастся поговорить. И решил запечатать этот образ в пластиковую прозрачную упаковку, засунуть в сундучок и спрятать где-то в уголке моего мозга, в ту его часть, которая несёт ответственность за самые светлые мои мысли, за грёзы, за мечты, что никогда не сбудутся.

            Я услышал, как открылась входная дверь. Часы на моей стене показывали половину пятого, а старик хотел вернуться в шесть, но я чётко расслышал звон ключей, не похоже, чтоб дверь сносили ломиком, это Роджер.

            -Эй, Рожа! - я его всегда так звал, когда был в хорошем настроении. Ненавижу, чёрт возьми, демонстрировать своё настроение, - Я тут подумал, может, сделаем в моей комнате окно размером во всю стену?

            -Ты имеешь хоть малейшее представление, во сколько это тебе встанет? – Послышался женский голос.

            Я вскочил на пол, предварительно выхватив нож, который сегодня предусмотрительно спрятал с краю кресла, между подушками (на меня всё-таки произвели впечатление слова моего старика). Я, кстати, был всё ещё в трусах.

Почему я вспомнил о своём внешнем виде, когда, вроде бы, должен был думать о безопасности? Потому что девушка была потрясающей. На вид ей лет девятнадцать, лицо было ангельским, однако на этом ангельском лице сильно выделялись дьявольски-чёрные большие глаза. Чёрная мини-юбка, (нет, не бездарной треугольной формы, как у библиотечных зубрил), обтягивающая строгая юбка, это смотрелось великолепно на прекрасных ногах; чёрный облегающий пуловер, воротник которого закрывал половину её шеи; конечно же, чёрные волосы; глупые чёрные кроссовки… хотя, туфли бы ей не пошли, тем более в кроссовках удобнее, это простительно; и плюс ко всему этому наряду - пистолет с глушителем, который она держала обеими руками, направив в пол.

            Интересно смотрится: растатуированный парень в тёмно-синих трусах, которые очень похожи на шорты. Этот парень буравит глазами девушку, зажав в правой руке большущий нож для мяса. Девушка тоже буравит парня, только оружие у неё посерьёзнее.

            Я так сильно сжал в нож, что почти не чувствовал ладони. Эта девушка, кажется, не испытывала такого страха как я. Стоп, я сказал страха? Хотя, отпираться тут нечего, я действительно испугался.

            Мы смотрели друг другу в глаза где-то пол вечности, может чуть побольше. Потом я слегка ослабил правую руку, сжимающую нож, и выпрямился. Девушка не шевельнулась. Я подумал было, что если она киллер - она пытается узнать цель, чтоб случайно не убить не того, но, если учесть наш утренний разговор с Роджером, целью был именно я. Это в том случае, если она киллер. Хотя других объяснений для девушки в чёрном, которая стоит в моей комнате с пистолетом наголо у меня не было. Я развёл руками, мол, «и что дальше?», она лишь слегка наклонила голову в бок, всё ещё изучая меня.

            -Ну? – Вырвалось у меня.

            Зря сказал. Дуло пистолета теперь было направлено в мою сторону. Единственное, что я из себя выдавил, это жалкое «У». Мир вокруг замер. Я ждал выстрела. Долго ждал, опять ничего не происходило.

            -Ну, чёрт тебя дери! – Бросил я, - ради всего святого, чего ты ждёшь?! – Страх превратился в гнев, стандартная цепочка превращений.

            -Чуда, - спокойно сказала она, - я жду чуда.

            До меня мгновенно дошло, о чём она говорит.

            -А фига тебе, не дождёшься, - выдавил я. Все мышцы моего лица в этот момент пытались изобразить гримасу презрения.

            Пистолет опустился в прежнее положение.

            -Брось нож, - сказала она ледяным голосом.

            Этой фразы я ждал. Между мной и девушкой в чёрном было около двух метров. Я планировал бросить нож в стену, и, пока девушка мешкает, подбежать к ней, левой рукой вцепиться в её пистолет, а правой схватить её за шею. Далее, я полагался на инерцию: я хотел впечатать её в стену, желательно посильней. Дальше я планов не строил, там уж как получится.

            -Я жду, - напомнила девушка.

            Я размахнулся и бросил нож в стену, побежал к девушке и растянулся на полу.

            Ещё раз: бросил нож, побежал, растянулся на полу.

            Я до сих пор не помню, что именно тогда произошло. Я помню только себя, лежащего на полу, и кроссовок у себя на груди.

            -Да я с тобой и вручную управлюсь, - сказала девушка, ехидно улыбаясь. Она скручивала глушитель с пистолета.

            -Не уберёшь свою ножку с моей груди? – Сказал я. – Кстати, с чёрной юбкой не носят белые трусики.

А что я мог ещё сказать? Мне снизу открылся неплохой вид.

-Меня зовут Натали.

-Спорим, что мне не стоит представляться? Кстати, если ты не собираешься убирать с меня свою ножку, то давай выберем более удобное местечко для меня, точнее для моей спины, - уж больно неудобно лежать на колючем коврике.

-Я должна тебя пожалеть? - Она бросила пистолет ко мне на кровать и наклонилась, положа руки на колено.

-Почему бы и нет? – Я сложил руки себе за голову, чтобы удобнее было лежать.

И вот так мы смотрели друг на друга минут десять. Чёрт возьми, мне стало до смерти скучно.

-Так… Ты хоть понимаешь, что если случится «чудо», о котором ты говорила, - сказал я с серьёзным лицом. – То, скорее всего, ты умрёшь?

-Ты лжёшь, - она опять слегка наклонила голову в бок, - ты сам понятия не имеешь, о чём говоришь.

Она, на самом деле, была права. Мы опять молчали.

-Кофе? – Это всё, что я мог предложить.

-Нет… - шёпотом сказала она. – Я, пожалуй, слишком рано…

-Чтобы пить кофе? Да ну, для кофе всегда…

-Я не про кофе…

Она сняла с меня ногу и двинулась прочь. Я несколько секунд лежал и соображал, что же, чёрт возьми, происходит. Потом я вспомнил о пистолете, который эта Натали швырнула на мою кровать. Я вскочил. Пистолета там не оказалось. Я посмотрел по углам кровати, потом даже сдёрнул одеяло – оружия не было… Потом я бросился к парадной двери, чтоб нагнать эту девушку, но там её не было. Я готов поклясться, что не слышал звуки отпирающейся двери. Эта девушка, чёрт возьми, будто испарилась. Я почесал затылок, пожал плечами и пошёл варить кофе…

 

20 Сентября 1984.

 

Роджер сидел за рулём и пытался разговорить Джека, который, после позднего ужина в одном из ресторанов Лондона, сел на заднее пассажирское сидение и всю дорогу молча курил. За последние пять минут Джек выдавил из себя только грозное мычание, которое он счёл нужным сопроводить демонстрацией среднего пальца, когда Роджер повернулся к нему.

-Да что ты так напрягся, ну познакомил я тебя с парочкой деканов, - оправдывался старик. – Это же не означает, что я толкаю тебя на продолжение учёбы. Просто, если ты когда-нибудь надумаешь учиться, то знание деканов тебе совсем не повредит. К тому же всё прошло не так плохо, это же всего-навсего трое умных мужчин, которые вполне годятся в качестве собеседников для ужина. Ты разве так не считаешь?

Роджер постоянно озирался на зеркальце над головой, чтоб видеть Джека. Когда он говорил, он то и дело слегка поворачивал голову в сторону парня. Выглядело это так, будто у Роджера нервный тик, или что-нибудь в этом духе.

-Нет, конь, я так не считаю! – Джек говорил быстро и громко, делая резкие движения рукой, в которой была сигарета. Видимо, это было нужно для создания особой интонации, с которой Джек мог бы уверенно отсчитывать своего старика, а такой случай выпадал довольно редко. – Эти толстые свиньи чувствовали дискомфорт уже только от присутствия друг-друга, своих конкурентов за нашим столиком, я готов поспорить, что когда ты их звал, ты не говорил им, что там буду сидеть их “коллеги”, - это слово Джек выделил особым движением обеих рук, когда указательный и средний пальцы сжимались вместе и пару раз двигались то вверх, то вниз. Это означало кавычки. – Более того, они были уверены, что перед ними сидит очень богатый человек со своим сыном, который хочет поступить в колледж попрестижнее. Боже мой, их так и разрывало от желания расцеловать тебя в зад, но им было стыдно делать это в присутствии друг-друга. Чёрт возьми, это не то чтобы омерзительно - это настолько ужасно, что мне захотелось их убить! Тебя, кстати, мне до сих пор хочется посадить на электрический стул, пустить самый слабый ток, при котором люди жарятся минут десять, и наблюдать за этим, смотря тебе в глаза.

Джек замолк и сделал пару затяжек. Машина подъехала к светофору и остановилась на красный свет. Роджер, воспользовавшись моментом, повернулся к Джеку и, со свойственной ему ухмылкой, протянул:

-Мммммммм, извини! – Он рассмеялся и сделал Джеку штуку, которая называлась бы “потрепать волосы”, если бы Джек не был абсолютно лыс.

-Какова хрена?! – Парень отпрянул и пару раз пнул ногой кресло Роджера, сидящего за рулём. Это только пуще рассмешило старика.

Машина тронулась. Джек бросил сигарету в пепельницу, вмонтированную в левую дверь автомобиля, и прикурил новую. С минуту оба молчали, Роджер всё улыбался, а Джек курил, пытаясь издавать как можно больше шума, словно он чувствовал какое-то превосходство в царившей атмосфере, если шумно выдыхал дым изо рта.

-Скажи мне, Джек, - бросил Роджер, - а на кой чёрт надо было разыгрывать спектакль с выдергиванием из под столовых приборов скатерти? Хоть и весьма, эффектным выдёргиванием, но неудачным.  - Роджер сделал акцент на этом слове, подняв вверх указательный палец. – И зачем было спрашивать официанта, разрешение помочиться в бассейн у входа? Конечно, это весьма забавно, но не думаешь ли ты, что это как-то по-детски?

Джек выдавил из себя подобие смешка, когда пытался громко выпустить из лёгких сигаретный дым.

-Дорогой, конь, - начал Джек наигранным голосом преподавателя литературы у начальных классов. Этот голос, он позаимствовал у одного из своих учителей в школе Санта-Моники. –  Если ты хочешь делать вид, будто не понимаешь смысла моих детских поступков, то, хотя бы, спрячь сарказм, ведь меня этим не заденешь. Но, всё же, если до твоей головушки не доходит, что я там творил, мне доставит удовольствие донести до тебя причины моего поведения, ведь, объясняя это, я ещё раз укажу тебе на твои промахи, а это, поверь, принесёт мне огромное количество радости и крепкий, здоровый сон. – Джон сказал это на одном дыхании, и, вместо того чтобы забрать воздуха, он затянулся сигаретой. – Во-первых, моё дурачество служило, как бы, зеркалом твоих проступков, как например, мой вопрос к официанту, на который мне было сказано безапелляционное “Нет, сэр”. Тот же самый ответ услышал бы и ты на твоё предложение пойти поесть “настоящей кошерной жратвы”, как ты тогда выразился, если бы ты предупредил меня об эскорте из трёх деканов, толстые туловища которых я созерцал на протяжении всего ужина. Если же рассматривать мой неудавшийся фокус с выдернутой скатертью, то это может означать только то, что и твои фокусы не пройдут. Неужели ты думал, что если я пожму руки трём потным облысевшим типам в костюмах, то сразу же захочу продолжить своё обучение?! – Джон кинул в пепельницу ещё одну дотлевшую сигарету, после которой он подкурил следующую. – Чёрт возьми, да мне удастся нормально покурить в этой чёртовой машине?! Итак, во-вторых, мне было крайне неприятно находиться в обществе этих типов; также, один только взгляд на тебя, всего такого чопорного и правильного, сподвиг меня на прекращение нашей отвратительной трапезы, пусть и таким глупым способом. Теперь тебе всё понятно?

Джек ещё раз пнул по спинке водителя, потом он откинулся на сиденье и, задрав голову кверху, затянулся сигаретой. Несомненно, прошлый монолог поднял ему настроение и подкрепил его самооценку.

-Готов поспорить, что ты ни черта не веришь в то, что ты сказал, - улыбался Роджер. – Впрочем, ты думаешь, что своим остроумием и воображением ты скрасил своё глупое поведение?

-Ага, - заухмылялся Джек.

-Что, ты прямо-таки даже не будешь отрицать то, что я тебя раскусил?

-Точно. – Джек засмеялся. – Мне плевать, что ты там думаешь о моих умственных способностях, но ты заставил меня в них засомневаться и, даже, испытать чувство стыда перед самим собой, впрочем, и перед тобой тоже. Но про то, что я действительно хотел таким образом заставить тебя покинуть ресторан я не выдумывал.

-Ну, это я понимаю, - Роджер не переставал улыбаться. – Кажется, мальчик мой, ты только что блеснул тем, что психологи, писатели, философы и прочие умники называю «личностью» с гранёным характером, хотя и должным самолюбием.

-Аминь, старик. Чёрт возьми, стоит только тебе пощекотать моё Эго, и я всё сразу тебе прощаю. – Сказал Джек. – Но, прошу тебя, никогда больше так не делай. Хотя, твоя настойчивость на счёт моего дальнейшего образования заставила меня задуматься на этот счёт.

Машина подъезжала к отелю «Рэдваин», где жил Джек. От последней его реплики, до момента, когда машина остановилась у парадного входа отеля, Роджер молчал, нацепив на себя свойственную его лицу ухмылку. Джек вышел из авто и подошёл к окошку водителя. Роджер открыл окошко нажатием кнопки и высунул руку из машины для прощального рукопожатия.

-Дома тебя ждёт сюрприз, - сказал он.

-Проститутки для меня уже не сюрприз, Роджер. – Сказал Джек, пожимая руку своему старику. – Кстати, ты олух и я тебя раскусил. Ты ведь затеял весь этот ужин, только для того, чтобы я, в конце нашего пути до отеля, решил ещё раз подумать насчёт колледжа? Ведь там не было ни одного декана из более-менее приличного учебного заведения. Ты пригласил именно тех деканов, в колледжах которых я бы в любом случае не стал учиться. Ты, конь, специально не притащил в ресторан представителей действительно стоящих заведений, потому что ты знал, что я буду вести себя как последний дурак. Прекрасно сыграно, Роджер, но я тебя раскусил.

Роджер просто сиял.

-Вслушайся в свои слова! Ты говоришь «действительно стоящие учебные заведения», а куда подевалось «все колледжи, до единого – выгребные ямы с задаваками-учителями и абсолютно пустыми учащимися»?

Роджер нажал кнопочку, которая закрывает оконце, и надавил на газ. Джек успел заметить средний палец Роджера, пока тот на своей машине не завернул за угол.

Джек смеялся. Он не был доволен ситуацией, но был весьма порадован отличной игрой своего старика. Джек запустил руки в карманы брюк и уставился на «Рэдваин». Блаженно улыбаясь, он смотрел на самую верхушку здания, туда, где заканчивался красный кирпич, и начиналось ночное небо. Немного постояв, Джек пошёл к парадному входу отеля. Он посмотрел на своё отражение в застеклённой парадной двери (то, что он увидел, его вполне удовлетворило), и вошёл в отель.

Не успел Джек подойти к лифту, как какая-то женщина в форме «Рэдваин» прикрепила к кнопке вызова табличку «НЕ РАБОТАЕТ»; эта табличка украшала все остальные лифты.

Джека не пугала перспектива добираться до своих апартаментов пешком. Он направился к лестнице. Поднимаясь вверх, он услышал чьи-то голоса и учуял запах сигаретного дыма, который его весьма порадовал. Поднявшись ещё, он увидел Кэтрин – свою подругу – и какого-то парня.

Джек громко, сам того не ожидая, отпустил приветствие в сторону Кэт. Парню, стоявшему рядом с ней, явно не понравилось вмешательство в их разговор третьего лица.

Решив не отнимать у парочки время, он пожал руку Джону – этому парню рядом с Кэт, и отправился дальше. Он поднялся нужный этаж, пошёл к своей двери и вставил ключ в замочную скважину. Отперев дверь, он вошёл в свои апартаменты.

 

По правую руку от Джека находилась комната, которую обычные люди используют в качестве гостиной – самой большой комнаты в квартире, которая является как бы нейтральной территорией для обитателей жилища; сюда сплавляются гости, здесь пьют, развлекаются, смотрят телевизор и т.д. Но Роджер, при первом посещении этой квартиры, взглянув на эту комнату, сразу же окрестил её своей. Роджер украсил гостиную в своём хард-модерновском стиле безвкусного, как считал Джек, аристократа. Он запеленал всю мебель в красные бархатные чехлы, поставил красные шкафы и налепил на стены срисовки (не печатные репродукции за пять баксов в книжном магазине) с картин Сальвадора Дали.

Из этой комнаты доносились женские голоса. Джек не забыл вчерашний визит девушки в чёрном, поэтому проверил наличие пистолета в кобуре у себя под пиджаком. Оружие было на месте. Джек был почти уверен, что в гостиной сидели проститутки, пьющие найденный в баре Роджера алкоголь, отпускающие плоские шутки, поглядывающие на часы в ожидании Джека.

Немного подождав, словно выкраивая подходящий момент для эффектного появления, он вошёл в гостиную.

Осмотрев сидящих там женщин, Джек моментально достал пистолет и навёл на особу, сидящую в кресле отдельно от двух других женщин на диване, который находился рядом с Джеком. Кресло находилось с другой стороны дивана; в кресле сидела Натали, всё также в чёрном. Возникла пауза. Натали улыбалась и смотрела то на дуло пистолета, то на его владельца. Джек быстро окинул оценивающим взором двух других проституток. Насколько продолжительным должен быть “оценивающий” взгляд, чтоб составить хоть какое-то впечатление об объекте оценки? Джеку хватало и пол секунды.

Первой женщине было лет двадцать пять, она носила брюки и донельзя расстегнутую на груди блузку, под которой отсутствовал лифчик. Голову украшал чёрный парик. Лицо было умеренно накрашено; достаточно накрашено, чтобы сделать эту женщину симпатичной. Она была дорогой проституткой.

Только коснувшись взглядом второй женщины, Джек сразу отнёс её к типу «скучных, глупых и не очень-то красивых полу-кукол». С таким типажом женщин Джеку приходилось неоднократно иметь дело. От таких серых мышек он отказывался сразу, мотивируя желанием поспать, которое на него накатывало при одном только упоминанием о них. Роджер не имел понятия о вкусах Джека, однако, не смотря на протесты, всё продолжал слать ему проституток. Впрочем, Джек знал, что такие как эта “серая мышка” варят вполне пристойный кофе, не брезгают извращаться, а поутру и полы тебе помоют. Этим качеством таких девушек он неоднократно пользовался, а точнее, только этими тремя качествами.

Всё женское внимание было направлено на Джека, который, выдержав паузу, сообщил Натали:

-Хоть ты и выглядишь желаннее этих двух дамочек, - он кивнул в сторону сидящих на диване проституток, не сводя глаз с Натали. – Однако это не делает тебя той, кого я был бы рад здесь видеть.

здесь видеть»? – Процитировала она, издав еле слышный смешок. – Ты бы предпочёл видеть меня в другом месте? В постели, например?

Джек опустил пистолет и сунул его за спину в штаны – так его быстрее доставать, нежели из кобуры. Он решил, что уже показал Натали, что имеет оружие, тем более, во время прошлого визита она не хотела его убивать. Видимая опасность отсутствовала.

-А давай-ка, - молвил Джек, - ты сама ответишь мне на свой вопрос.

Джек самодовольно ухмылялся, завязав руки на груди. Он смотрел только на Натали.

-Я думаю, что ты бы хотел сделать со мной то, за что эти две дамы получили деньги. – Сказала она. Потом, положив ноги одну да другую, она закурила. Странно, но она курила совершенно обычные мужские сигареты, не смотря на дамское помешательство на длинных и лёгких «Вояж». – Две проститутки сразу? Количество не значит качество, друг мой.

Джек улыбнулся.

-А разве тебе не заплатили за твой нынешний визит?

-Не-а, - Натали отрицательно покачала головой.

-Значит, ты здесь по собственной воле? Хм… Не объяснишь причину своего прихода?

-Не-а.

-А не упорхнёшь ли ты как в прошлый раз? – Джек слегка расширил глаза, он был явно заинтригован и надеялся на третье «не-а».

-Не-а, - всё улыбалась Натали. – Я здесь пробуду всю ночь и столько после этого, сколько ты захочешь.

Джек слегка призадумался. Он достал из внутреннего кармана пиджака сигарету и бензиновую зажигалку. Весь сеанс прикуривания он улыбался и смотрел в глаза Натали. Он сделал пару затяжек и посмотрел на женщин, сидящих на диване. Они явно были смущены и, почему-то избегали прямого взгляда “глаза в глаза”. Джек сделал очередную затяжку, но оставил сигарету во рту. Он неожиданно два раза хлопнул в ладоши и велел дамам на диване убираться.

Они притупились.

-НУ?! – Повысил голос Джек.

Уже через минуту он закрывал дверь за уходящими проститутками. Он вернулся в гостиную, Натали всё сидела в кресле. Её улыбка расширилась, когда он вошёл. Джек плюхнулся посреди дивана с протяжным «ээээх!». Вдруг, вспомнив о напитках, которыми травились проститутки (Натали, видимо, предпочла дождаться хозяина алкоголя, чтоб он предложил что-нибудь получше), Джек вскочил с дивана, двинул в свою комнату и быстренько выудил из бара свой любимый коньяк, чистую пепельницу и пару бокалов.

-Зря ты это сделал, - сказала Натали, когда Джек вернулся. – Я имею ввиду, принёс «реквизит».

-Думаешь, теперь будет сложнее разговаривать, потому что принесённые заранее вещи сделают атмосферу более официальной? – Сказал Джек, наливая в бокалы коньяк. У него всё ещё была во рту сигарета, и он её плюнул в пепельницу.

Натали ничего не ответила на это. Она приняла проницательность Джека как должное и подумала, что раз он сам понимает, о чём говорила Натали, то он сделает что-нибудь для разрядки атмосферы.

Джек так и сделал. Он подошёл к креслу с двумя бокалами: один он протянул Натали, а второй выпил залпом и поставил на пол, садясь у кресла на колени. 

 

  

Натали лежала в объятьях Джека. Они успели перебраться в его комнату, на его кровать. Если бы у Джека были часы в комнате, то они сообщили бы о том, что час ночи только что сменился на два.

За окном было темно, город жил своей ночной жизнью, освещая проходящих мимо «Рэдваин» людей.

Джек чувствовал обнажённое тело Натали, которая прижалась к нему так, как прижимаются девочки, только что потерявшие девственность. Но после того бурного секс-шоу, которое началось в гостиной и закончилось в этой спальне, у Джека сложилось впечатление, что Натали будто уже родилась без девственной плевы – настолько профессионально она вела себя в постели.

-Джек, - сказала Натали, и тут же запнулась. Видимо в её уши (от часового молчания и блаженного бездействия в его объятиях) врезался её собственный голос. Она немного подождала, чтоб Джек откликнулся, но он предпочёл молчание и вместо того, чтоб подать голос поцеловал её в лоб. – Джек, слушай, у тебя никогда не бывало таких моментов в жизни, вспоминая которые спустя, допустим, год тебе становилось очень хорошо. Причём в этих воспоминаниях ты особо остро чувствуешь атмосферу, в которой тогда находился; ты очень чётко вырисовываешь в памяти какой-то короткий отрывок из того времени, а остальное, впрочем, ты и вспоминать не хочешь, боясь испортить одну из самых приятных страниц жизни?

 -Чёрт возьми, - Джек посмотрел на Натали так, будто бы она сделал что-то очень удивительное. – В тебе и верно нет ничего от нормального человека…

-Что ты имеешь в виду?

-Я имею в виду, - Джек прижался поближе к Натали, почувствовав лёгкую прохладу, - что ты жёсткий киллер нимфоманка, в которой иногда просыпается сентиментальный прозаический поэт, не самый плохой, кстати.

Натали ничего не ответила, она только ещё ближе прижалась к Джеку.

-Возвращаясь к твоему вопросу, - сказал Джек, - да, определённо да. Но, к моему сожалению, особая острота атмосфер чувствуется не в самых приятных местах моей памяти.

-Расскажи, – Натали подняла на Джека глаза. К нему подкатило ощущение, что если он начнёт всё выкладывать о его нелёгком прошлом, то сразу нарвётся на жалость.

-Не хочу об этом. А к чему ты задала такой вопрос? Обо всяких там атмосферах?

-Ну, я… - Натали слегка призадумалась, выдержав короткую паузу. – Просто сейчас, в данный момент вечера, я ощущаю такую атмосферу, как бы тяжёлую, не в смысле трудную, а в смысле насыщенную до такой степени, что я это ощущаю, чуть ли не физически. Атмосферу настолько тёплую, что я в любом случае согреюсь, вспоминая этот момент. Я вспомню запах, цвет, даже как бы «текстуру прикосновений», если ты меня понимаешь. Извини, я, наверное несу чушь.

-Возможно, однако, чушь – не всегда плохо. Мне даже нравится. Итак, выкладывай, я не придурок.

-Чёрт подери…

-Да да, выкладывай. – Джек грозно посмотрел на неё. – Что за шоу ты сейчас разворачиваешь? При первой нашей встрече ты наставила на меня пистолет и ждала того, что ты назвала «чудом». Потом ты буквально испарилась. А теперь я валяюсь с тобой в постели и ты несёшь какую-то херню про атмосферы. Меня интересуют некоторые вопросы: «кто ты?», «с какой целью ты притираешься ко мне?» и «откуда, мать твою за ногу, ты знаешь обо мне?».

-Джон. – Спокойно ответила Натали.

-Какой к чертям Джон?

-Обычный парень. Самый обычный парень. Но это пока что.

-Я тебе сейчас по голове постучу. – Сказал Джек.

-Чёрт с тобой…

Натали впилась в шею Джека смачным поцелуем. Потом она стала целовать его торс, спускаясь всё ниже и игнорируя все расспросы Джека.

-Вы скоро познакомитесь. – Лишь вымолвила она.

Она ещё долго и сладостно изматывала Джека, пока он попросту не уснул. Ни на один вопрос Натали так больше и не ответила.

 

Джека разбудил телефон. Натали крепко спала. Чтоб не разбудить её, Джек как можно аккуратнее и быстрее выбрался из её объятий и добрался до чёртового аппарата.

Телефон находился напротив парадной двери, рядом с комнатой Джека. Хоть и было темно, он нащупал трубку и прислонил к уху.

-Алё, блин! – Джек говорил громким шёпотом, он был сильно зол на нарушителя спокойствия. Выдавливая из себя оскорбления по поводу столь позднего звонка, он закрыл дверь в свою комнату, осведомившись, что она не проснулась. Гневные речи Джека прервал громкий голос Роджера.

-Джек, только успокойся! – Голос Роджера был наполнен тревогой, родительской тревогой.

-Какова чёрта, старик?

-Так… - Некоторое время было слышно только его частое глубокое дыхание. – Что сейчас происходит, Джек?

-Не понял тебя… - Джек слегка помешкал, он только один раз слышал такой тревожный голос Роджера, который веял не только страхом за своё приёмное чадо, но и за самого себя. Чуть помешкав, Джек снова включил отделы мозга, отвечающие за сарказм и гнев. – Сейчас происходит то, что я бы назвал гнусным паскудством! Ты хоть знаешь, которой сейчас час? Я вообще-то сплю, и сплю не один и не с одной из твоих проституток! А ты ломаешь мне сон, замечательный…

-Заткнись! Слушай сюда. К тебе приходили две женщины?

-Да, даже три. Одна из них, правда прибыла не по твоему велению.

-Замечательно. – Притормозил Роджер. – Так, что произошло там, в моей комнате.

-Ты имеешь в виду мою гостиную? Я пришёл и увидел двух твоих проституток и Натали. Она, кстати, приходила ко мне ещё вчера. Я не счёл нужным рассказать тебе об этом – Джек слегка понизил тон и притупился. – Ха! Если ты вдруг выяснил, что она – киллер, то об это можешь не беспокоится, у меня всё путём, Роджер.

-Я не об этом… слушай, ко мне пришла вся в синяках и крови Марта, одна из двух проституток, и сказала, что ты избил их обоих, потом убил вторую, до смерти забив прикладом пистолета, и вышвырнул Марту за порог. Ещё она сказала, что ты с кем-то разговаривал, наводя пистолет на кресло. В кресле, кстати, никого не было! Я понятия не…

-Стоп стоп стоп! – Перебил Джек. Он заговорил в голос, хотя и приглушённо. – Что ты имеешь в виду: «в кресле никого не было»? Я отлично помню, как Натали сидела там и смотрела на меня. Более того, в этом же кресле она лишилась своих красных трусиков, которые я бросил на полку твоего шкафа. Это произошло после того, как я отправил этих двоих проституток домой, абсолютно целых и невредимых!

-Нет, Джек… Хотя… Чёрт возьми…

-Ты придурок, Роджер, эта проститутка наверняка больная на голову…

-Посмотри в зеркало, Джек.

-Что?

-Я сказал, чёрт возьми, ПОСМОТРИ В ЗЕРКАЛО! – Голос Роджера звучал угрожающе.
            -Идиот… Мне плевать, что ты там себе надумал, но я отправляюсь в постель к Натали, которая, кстати, вполне реальна. Всё, счастливо, конь…

-Стоять!

-Ну что тебе надо?! – Джек уже полностью оклемался от сна и заговорил громко.

-Зайди в свою комнату и проверь, есть ли там это твоя Натали.

-Ты совсем овса объелся?

-Ты всё равно собирался к себе в комнату, вот и иди и посмотри на Натали, а потом передай мне, реальна она или нет. Просто удостовериться.

-Ты кретин… - Протянул Джек.

Он взял, телефон в свободную руку и пошёл, волоча провод за собой. Он открыл дверь в свою комнату, вошёл и посмотрел на кровать, она была пустая.

-Ч-ччто? – Вырвалось у Джека.

-Она есть? – Спросил Роджер.

Джек молчал.

-Она есть? – Роджер повысил тон.

-Не вижу… - Джек был в ступоре.

-То есть её нет?!

Джек нащупал включатель верхнего света. Возможно, тусклого света лампы не было достаточно.

-Её нет, Роджер.

-Посмотрись в зеркало.

Джек двинул к большому зеркалу у входа в квартиру. Оно висела на стенке в золотистой старомодной рамке. Джек подошёл к зеркалу и включил торшер, висящий рядом. Впрочем, и света из его незакрытой комнаты было достаточно, чтоб определить ярко-оранжевую окраску его глаз.

-Ооооууу… - Джек помрачнел, он был слегка удивлён, тому, что увидел. Также он был слегка напуган. Впрочем, всех ощущений понемножку. С минуту оба молчали. – Стоп! Красные трусы! – Выдавил Джек.

Он открыл дверь в гостиную и включил верхний свет.

На полу лежал труп проститутки, череп был пробит, кровь была даже на стене над диваном. На шкафу, на средней, из его полок лежали красные кружевные трусики. Джек опустил обе руки и неподвижно стоял минут пять.

 Потом он поднёс ко рту трубку:

-Нужна помощь, - эти ледяные слова эхом рикошетил в голове Роджера, пока он ехал к Джеку.

Не дождавшись ответа, Джек повесил трубку. Ещё немного погодя, он со всего маху разбил телефон об пол.

           

Из книги Д. Д. Миллера.

 

Перед тем, как вы прочтёте эту историю, я бы хотел, чтоб вы узнали о том, что главное действующее лицо, через несколько недель после этого события исчезло из Санта-Моники, а всё то, что там произошло покрыто таким мраком, что мне пришлось несколько месяцев пробираться сквозь целые джунгли домыслов и слухов, чтоб составить хоть какое-то представление о случившемся и поведать его вам. Я также попрошу прощения за некоторый литературный вымысел в этом рассказе. Возможно, вас бы больше порадовало сухое изложение проверенных фактов, но, мне стыдно это признавать, мне некуда девать свой Тенессийский диплом писателя. Извини, Джек. Впрочем, я прибегнул к своему писательскому образованию только для того, чтобы интереснее связать все факты, которые, я тронуть не посмел.

            Меня там, конечно же, не было, однако я допросил более трёх человек, прежде чем начать своё повествование, поэтому все события, в своей последовательности и точности, правдивы настолько, насколько были правдивы допрашиваемые мной люди.

            Все мои источники сошлись на том, что произошло это в Августе, в один из его дождливых вечеров. Лысый парень в одних джинсах (как он сам мне утверждал, на нём не было нижнего белья), совершенно босой бежал из центра города в один из его спальных районов. Было темно, и шёл дождь. Джек – тот самый лысый парень, крепко сжимал в кулаке бумажку с адресом. Эту бумажку минут двадцать назад ему дал Роджер, который поведал ему всю правду о недавней гибели матери Джека.

            Я начну новый абзац, дабы поведать вам то, что рассказал Роджер. Мать Джека, - Миланда – погибла от передозировки героина. Её нашёл Роджер в одном из домов Миланды. Джеку рассказали далеко не все подробности её смерти, впрочем, Джек не задавал много вопросов, он похоронил её и жил дальше. Но, в тот августовский вечер, Роджер решил, что пора бы Джеку узнать всё о том, как это было на самом деле. Два момента: во-первых, Роджер был не только “другом” матери Джека, он был ещё и её любовником, во-вторых, Миланда была не единственной женщиной, имевшей на Роджера виды.

            Из полицейского отсчёта следовало, что Миланда была прикована наручниками к батарее обеими руками, из одной только её руки торчало не меньше десятка шприцов, выпущенных полностью. Она была избита и, что Роджер упустил в своём докладе Джеку (по понятным нам причинам), изнасилована. Пока Джек был загружен похоронами матери, Роджер искал виноватого. Оказалось, что Миланду убила её подруга, бывшая жена Роджера. Конечно, наняв соответствующих людей, которые были её руками, когда Лора – убийца Миланды - ревнивая сука со съехавшей крышей от наркотиков, диктовала дальнейшие действия.

            Роджер рассказал всё это Джеку, который после смерти матери согласился сесть на попечение Роджера. И теперь, будучи приёмным отцом парня, Роджер даёт ему бумажку с адресом Лоры и, выложив свой пистолет на стол, говорит, чтоб Джек делал то, что считает нужным.

            Как и следовало ожидать, Джек сунул пистолет в карман и, тщательно изучив адрес, записанный на бумажке Роджера, выбежал на улицу, даже не надев обуви. Он уже минут пятнадцать бежал мимо прохожих, которых из-за сильного дождя, слава богу, было так уж много.

            С бегущим по тротуару Джеком сравнялась какая-то машина и посигналила ему. Джек повернул голову и увидел Роджера, сидящего на заднем сидении. Роджер, высунувшись из окошка, показывал пальцем на переднее сидение автомобиля. Джек на бегу запрыгнул в машину и с, лицом, выражающим только гнев на весь мир, уселся рядом с водителем.

            В машине, включая Джека, было четверо. Из соображений конспирации, имена меня попросили не упоминать. Джек и Роджер, как вы понимаете, ведущие лица во всей этой истории, имена которых, могут быть и вымыслом (здесь мне следует подмигнуть читателю). Про остальных двух, я скажу только, что один, тот, что сидел рядом с Роджером, был лыс как Джек; а водитель носил белую шляпу, впрочем, так его и назовём – Водитель.

            Джек бросил на панель Водителя бумажку с адресом, на что он только слегка кивнул и вдавил в пол педаль газа. На протяжении всего пути в машине царила мёртвая, нагнетающая тишина. Роджер несколько раз пытался предложить Джеку куртку, которую Роджер прихватил из дома, но парень ничего не отвечал.

            Машина остановилась у какого-то серого двухэтажного здания, в котором, по всей видимости, было много квартир, и заглохла.

           

            Джек вошёл в квартиру вслед за Роджером. Помимо Лоры, ползающей по полу в жёстких агониях, там было ещё двое человек: женщина лет двадцати пяти, которая стояла у единственного предмета мебели в этой квартире – журнального столика; и мужчина, который стоял в паре метрах от Лоры и наблюдал за ней, связав руки на груди.

            Мусор в этой квартире валялся везде, здесь были и шприцы, и пустые пакеты от чипсов, и салфетки, некоторые из которых были в крови, и много-много прочего, во всём своём разнообразии и огромном количестве. Складывалось впечатление, что стены были покрашены лет сто назад, обшарканость поверхности и облупившаяся краска в несчётном количестве мест служили тому доказательством. Килограммы паутины в углах соединяли серый грязный потолок со стенами. В углу валялся разбитый телевизор.

            Джек, стараясь не наступать на шприцы, прошёл в середину комнаты. Он посмотрел на Лору, которой, судя по всему, было плевать на происходящее. Она царапала пол, то сжимаясь в комок, то полностью распрямляясь, при этом она так широко раскрыла глаза, насколько это вообще возможно. Лора была очень худой, в сгибе её левой руки гноились колотые шприцом отверстия. Несомненно, когда-то эта женщина была очень красивой.

            -Сумасшедшая ломка, - тихим басом обозначил стоящий рядом с ней мужчина. Он опустил руки и засунул их в карманы брюк. – Роджер, сейчас я вколю ей небольшую дозу, достаточно большую, чтоб привести её в чувства, но слишком маленькую, чтоб она испытала хоть какое-то удовольствие.

            Роджер прокашлялся, и хриплым голосом сказал “хорошо”.

            В комнату вошли Лысый и Водитель, они закрыли за собой дверь и встали возле Роджера. Мужчина, который только что говорил, достал из кармана брюк прозрачную баночку с жидкостью, с виду, напоминающую обычную воду. Он подогрел её зажигалкой, потом взял с пола более-менее целый шприц и воткнул его в крышку баночки. Потом мужчина повёл “ножку” шприца вверх, высасывая из баночки её содержимое и, отшвырнув баночку в сторону, подошёл к Лоре. Он вцепился за её левую руку, но, посмотрев на раны, решил колоть в правую. Все процедуры он совершал не обращая внимание на протесты Лоры, которая, по мере своих сил, вырывалась и тихонько пищала. После того, как мужчина закончил, он с силой бросил в пол правую руку Лоры и отошёл на прежнее место.

            -Джек, - сказал Роджер. – Перед тем, как ты что-либо сделаешь, мне стоит обозначить несколько моментов: ты ещё никогда никого не убивал, поэтому спроси себя: “а стоит ли?”, также, убивая из чувства мести, взвесь все мотивы того, кто сделал тебе что-то плохое. Я не хочу ни отговаривать тебя, ни толкать тебя к убийству. Делай то, что ты считаешь нужным. Ещё год назад ты рвался в мафию, итак, здесь большие люди нашего бизнеса, они согласились поучаствовать в том, что сейчас произойдёт, и в том, что уже происходит. Они знают всё про убийство твоей матери, оно было не только твоей трагедией, Джек, оно было ещё и большим предательством всей нашей, так сказать, компании.

            Пока говорил Роджер, Джек подошёл к журнальному столику, на котором лежала пачка длинных сигарет, которая, по всей видимости, принадлежала женщине, стоящей рядом с этим столиком. Также там лежала зажигалка “Zippo” и пепельница, которая выглядела довольно таки глупой эстетической издержкой в картине всего царящего в комнате хаоса. Джек достал сигарету из пачки, прикурил зажигалкой и положил её обратно. Женщина, что стояла рядом со столиком, внимательно наблюдала за Джеком, а когда он закончил своё действо с сигаретой, она решила подать голос:

            -Джек, - сказала она, в её голосе чувствовалось не только какое-то уважение к этому персонажу, но, даже некая опека над ним. – Услышав всю эту историю с твоей мамой, я захотела очень медленно убить Лору, отрезая от неё по маленьким кусочкам, пока она не сдохнет. – Женщина достала нож из внутреннего кармана куртки и положила его на журнальный столик, - но, Роджер изъявил желание предоставить тебе право вершить суд над Лорой; я и все присутствующие, согласились с тем, что именно тебе она навредила больше всех. Однако, будь уверен, она не покинет этот место живой.

            Пока она говорила, Джек, с отсутствием всякого выражения на лице курил и слушал.

            -Дай мне твой пистолет, - сказала женщина. Джек молча достал пистолет из кармана джинсов – единственного предмета одежды на нём, и отдал ей. Женщина прикрутила к оружию глушитель, который она достала опять же из внутреннего кармана куртки (похоже, она носила при себе полный набор убийцы); проверила патроны в магазине; отвела затвор, громко щёлкнув им, когда отпустила; сняла с предохранителя и положила пистолет на стол. – Меня зовут Мелиса.

            Джек, зажав сигарету во рту, без всякого настроения пожал протянутую ему руку и развернулся к Лоре.

            То, что случилось далее, каждый из моих источников, описал довольно ясно. Даже те, кто уверял меня в плохом состоянии его памяти, начиная с этого момента, вспомнил каждую деталь. Причём ни одна из мелочей, которая была упомянута моими источниками, не расходилась ни с одной из версий рассказов. Каждую версию (странно совпадавшую с предыдущей) я записывал в блокнот, и то, что произошло после реплики Мелисы, имело такое чёткое описание, что мне даже не стоило более напрягать своё воображение, чтобы закончить этот рассказ.

            Джон ещё минут пять смотрел на Лору. Никто ничего не говорил, никто ничего не делал. Атмосфера стояла ужасная. Джон выкинул докуренную сигарету в сторону Лоры. Она уже не брыкалась, а просто лежала на полу, медленно гладя себя по правой руке.

            Джон посмотрел на журнальный столик, на нём лежал нож, пистолет, пачка сигарет, пепельница и зажигалка. Джон взял со столика, что хотел, и медленным, но уверенным шагом подошёл к Лоре.

            Ещё целый час, соседи, а именно наркоманы и дешёвые проститутки, которые жили в этом доме, слышали истошные женские крики. Никто не вызвал полицию.

            Все, кто был в этой комнате клялись, что глаза Джека были яркого оранжевого цвета. На одиноком журнальном столике, в момент убийства Линды, лежала пачка сигарет, нож, пепельница и пистолет. 

 

23 Августа 1985

Я работаю в полиции Санта-Моники уже несколько лет. Меня зовут Рик Коррибо, мне тридцать три года. Я уже седой, много курю и женат на бесплодной некрасивой дуре. Половина из всех моих дел остаётся нераскрытыми, поэтому я особо не ценюсь среди детективов. А ещё пару лет назад меня вылечили от алкоголизма. Короче: всё как у людей.

            В этот понедельник я, как всегда, собирался сидеть у себя за столом в кабинете, который мне приходилось делить с ещё большим неудачником, чем я сам – Робертом Карси. Сидеть и планировать своё самоубийство. Но Роб, этот толстый деревенщина, не удосужился даже заскочить в кабинет, чтоб принести мне кофе (сегодня была его очередь) и, как всегда, испортить мне настроение своим ужасным лицом дровосека и какой-нибудь дурацкой плоской утренней шуткой. Нет; он, конечно, иногда и вычитывал какой-нибудь смешной анекдот из своих древних сборников, но он всегда умудрялся его бездарно подать и всё к чёртовой матери испортить. Честно сказать, я жалую его тупые шуточки не более, чем жалую птичье дерьмо, упавшее на голову в погожий денёк в парке.

            Я сидел за столом в куче бумаг и делал вид, что работаю (на тот случай, если шеф пройдёт мимо стеклянных дверей моего кабинета). Раздался звонок. Я отрыл телефон из-под груды жёлтых папок, записок и прочего бумажного хлама, и поднял тяжеленную, как мне показалось, телефонную трубку.

            -Коррибо! – Сказал шеф, - Карси ждёт тебя в машине, хватит бездельничать – работай!

            -Сука… иду…

           

            В машине пахло сигаретами и дерьмом.

            -Карси, сукин ты сын, - сказал я, подкуривая сигарету, - ты опять что ли вчера массировал свою простату и забыл руки помыть?!

            -Очень смешно, напарник! – Роб сидел за рулём. Он держал спину прямо, широко раскрыв свои голубые глазки. Он был в предвкушении нового дела… работничек, суперкоп, чёрт бы его побрал.

            -Я тебе что говорил, квадратная твоя башка? – Я выбросил в окно сигарету и подкурил новую (что-то в груди от этой сигареты было как-то не так; чёрт, даже сигареты бывают некачественными). – Либо называй меня по фамилии, либо жди пинка под зад, ты меня в прошлый раз не понял что ли?

            -Да успокойся, успокойся, дружище! Я вот лучше расскажу тебе…

            -Хрена с два я тебе дружище! И ради всего святого! Избавь меня от демонстрации своего плоского, как грудь моей жены, чувства юмора, хорошо?! Вот только не сегодня! Прошу тебя!

            Карси замолчал. Он, слава богу, обиделся. Но, не прошло и трёх минут, как обиду к чертям сдуло.

            -Почему плохие плотники хорошо поют?

            -Ммм… дай подумать. Может потому что ты напрочь лишён мозгов?!

            -Прекрати. Нет, потому что они часто по гвоздю промахиваются! – Роб сиял.

            Чёртов кретин…

            -Ты уже успел шефу черкануть прошение о смене напарника? – Я решил его добить. Может, до конца поездки помолчит.

            -Рик, слушай, это же было всего один раз! – Лицо Карси становилось жалобным. – К тому же я уже тысячу раз извинился.

            -Нет, ты меня не понял, деревянный ты мой! Пиши! Ради бога, пожалуйста! Прошу тебя, Карси! Пиши! Сегодня же!

            Настроение у него упало. Замечательно.

            -Ну тебя с твоими шуточками… - Голос становился всё жалобнее и, наконец, Карси заткнулся.

            Я сам уже писал несколько подобных прошений, но шеф думает, что мы хорошая команда. Подумать только! Я, которому вообще плевать на любую деятельность, кроме сидении в кресле перед телевизором с бутылкой пива в руках; плюс Карси – тупой как моя жена. Нет, как её задница. Вместе мы - замечательная парочка! Надо бы не позабыть предложить ему руку и сердце.

            Вдруг я почувствовал дикую боль в области груди.

Приступ, опять. Я выдавил из себя что-то вроде пары ругательств и нытья. Карси, идиот, испугался и остановил машину посреди дороги. Он что-то спрашивал у меня, но я не слышал. В конце своих нервных подёргиваний, я ударился головой об переднюю панель машины и потерял сознание.

 

            -Стенокардия? Это, простите, вы о чём сейчас толкуете? – Я сидел на палатной койке какой-то больницы.

            -Мистер Коррибо, пожалуйста, прилягте. Доктор сейчас подойдёт – Говорила мне худая как спичка медсестра с чёрными волосами. Она то и дело тихонько пихала меня в плечо, пытаясь уложить.

            Чёрта с два, уложить захотели. Я чувствовал себя крайне препаршиво, но я не собирался расслабляться в этой больнице, фигушки! Меня спишут на пенсию из полиции, если узнают о моей… ммм…

            -Сестричка, ещё раз, что вы у меня там обнаружили? – Она сделала мне укол какой-то гадости, и всё ещё пыталась меня уложить.

            -Я ничего не могу сказать точно, но судя по вашему состоянию, у вас стенокардия. – Говорила она. – Я же не врач… Да лягте вы уже наконец!

            -А хрен тебе, дорогая! – Я улыбался, чтобы она не подумала, будто я огрызаюсь. – Сейчас придёт доктор и я, как только выслушаю его, пожалуй, уйду,

            В палату вошёл какой-то человек, лет на десять младше меня. Замечательная вырисовывается задница…

            -Здравствуйте, мистер… - Он посмотрел на какие-то свои записи, - Коррибо! Я ваш врач на сегодня, прошу любить и жаловать, доктор Роу!

            Я с минуту смотрел на него как на Карси, который в очередной раз неудачно шутил. Потом я заявил:

            -Доктор, сейчас, глядя на вашу молодость, я собираюсь обратится к вот этой медсестре и спросить у неё: «вы шутите?». – Я скорчил идиотское лицо, и повернулся к тощей медсестре. Она обдала меня холодом, ничего не ответив. – Хорошо, я просто спрошу что у меня и как от этого избавиться; после того, как я получу более-менее вменяемый ответ – я удалюсь.

            -Мистер Коррибо, расслабьтесь, вы в надёжных руках! – Весело сказал доктор. – Я вполне квалифицированный специалист, не смотря на мой юный возраст. А ещё: с вашей-то стенокардией, вы далеко не уйдёте, поэтому прилягте, расслабьтесь и поблагодарите Господа нашего за то, что вы ещё живы. Ой, чуть не забыл, к тому же поблагодарите вашего друга-полицейского, который вас сюда принёс на руках. Это милый такой…

            -Деревяга, чёрт бы его побрал!.. – У меня не хватало слов. – Чёрт его перебрал… мать его…

            Сердце снова закололо, я прилёг и заткнулся.

            -Тише тише… - медсестра что-то надо мной колдовала, используя шприцы и магические “успокойся”.

 

            Прошло три дня. Я всё ещё чувствовал себя как… как дохлый пёс, гниющий на асфальте под жалящим солнцем… в общем, как несвежее дерьмо.

            В данный момент я звонил с телефона-автомата на улице. Только что я удрал из этой больницы – надоело.

            -Шеф? Не спишь ещё? – Я говорил уверенно и сильно, чтоб он не заподозрил во мне больного.

            -Чёрт тебя дери, неужели Коррибо? – Он прекрасно знал мой “телефонный” голос. Я не раз ему звонил и отпрашивался со смены. – Конечно, я не сплю, на дворе ещё только час ночи, сынок!

            -Мне нужно дело. Что скажешь?

            -Я скажу, иди как ты и проспись, подлый сукин сын! Кстати, тебя уже выписали? Чёрт возьми, только не говори, что ты сбежал!

            -Нет, меня всё-таки решили выписать. Представляешь, меня разбудили среди ночи и начали тыкать какими-то бумажками, чтоб я их подписал! А потом отправили домой! В такой час!

            -Господи, что это за больница такая?..

            -В общем, мне нужно себя чем-то занять. Спать я не пойду – жена загрызёт. Да и не охота… - Я врал, мне просто осточертела больница и я решил хоть чем-то себя развлечь. А может… Может просто я почувствовал что-то вроде романтики в том, что сейчас происходит: я испытал приступ, потом попал в больницу, а потом сбежал из неё для того, чтоб раскрыть какое-либо новое дело… Стар стал… сентиментален.

            -Хорошо, хорошо… - шеф замолчал на секундочку, а я бросил последнюю монетку в автомат.

            -Быстрей, у меня мелочь кончилась!

            -Так… езжай в наш морг, там весело очень. У Питера спроси Лору… как её… Килстон! Даже ты – “мистер мне всё пофигу” эмоций наберёшься. Кстати, если Питера не окажется на месте, то позвони ему из морга домой. Пусть, скотина, едет! Сегодня весь день не было гада на месте, а это дело надо побыстрее запечатать и выкинуть. Раскрыть его, кстати, не получится. Но чем быстрее мы похороним девку, тем меньше будет шума. Я почти уверен, что местная газета скоро пронюхает и подключится.

            -Неужели настолько весело? – Я уже был заинтригован.

            -О да, сынок. – Шефу доставляло удовольствие так меня называть. А мне, если честно, и не противно даже.

            -Ладно, спи, извини, что разбудил.

            -Коррибо, я не шутил насчёт того, что я не сплю. Для полицейских со стражем это действительно детское время, уж ты должен знать, сколько ты?..

            Связь сдохла.

            -Пум пум пум… - Пропел я и положил трубку. Мимо проезжало такси. – Такси! Ну-ка сюда! Такси!..

 

            Питер был неплохим мужиком, совсем даже наоборот. Если он начинал что-то говорить, то говорил обязательно по теме, и обязательно грамотно. А если его разговорить, то можно вообще больше не поддерживать беседу – он закатит длиннющую речь, и попросит не перебивать его. Но, если ему не поддакивать, то рано или поздно он зевнёт, и его монолог потускнеет и быстро закончится.

            Он, почему-то не любил белые халаты, поэтому, когда я его встретил, он был в костюме, с аккуратно завязанным стильным галстуком и защитных медицинских перчатках.

            -Итак, - сказал я, когда мы уже поздоровались, обменялись рядовыми вопросами о здоровье своих матушек и покурили. – Мне нужна некая Лора. Фамилии не помню, но шеф сказал, что это очень интересная девушка.

            -Старик Лари прав. – Питер заулыбался и быстро закивал головой. Он, видать, хотел поскорее показать мне эту женщину. Действительно, поскорей бы уж… - Пошли, достану тебе её.

            Из холла мы двинулись в подвал к холодильникам. 

            -А от чего она умерла? – Сказал я, спускаясь по широкой прямой лестнице.

            -Ууу, Рики, сам увидишь. На самом деле я всё ещё не определил, от чего именно она мерла. Я уже насчитал три причины, и от любой из них человек может умереть хоть десять раз. Но, я сердцем чую, что летальный исход принесла какая-то четвёртая, не поддающаяся объяс…

            -Давай уже быстрее! – Мне действительно было очень любопытно, а Питер своим нудным голосом убавлял мой энтузиазм.

            Он что-то фыркнул и замолчал. Мы подошли к стене с выдвижными холодильными камерами. Питер остановился в самом конце этой стенки.

            -Коррибо, предупреждаю тебя, - Питер тыкал мне в лицо указательным пальцем. – Это зрелище не для слабонервных.

            Я невольно подумал о прошлом инфаркте. Хотя… что бы мне сейчас не показали – меня никогда не пугали даже самые изуродованные тела.

            -Быстрей, Пит, быстрее!

            Он дёрнул за ручку холодильника, и из стены выкатилась полочка с телом. Тело было под белым покрывалом. Значит, действительно что-то уж очень некрасивое там… Питер никогда не накрывал трупы.

            Я отдёрнул покрывало.

            Так… меня в колледже учили, что свет движется гораздо быстрее, чем распространяется газ. Но в этом случае получилось как-то наоборот: я сначала почувствовал запах, а уж потом что-то разглядел. Итак, запах: палёная человечина, плюс слегка разложившийся труп. Весь этот букет врезался мне в нос с такой силой, что я не по своей воле сильно, если не сказать смачно, скорчил лицо. Нет, даже скукожил лицо. Вообще, если нарисовать на чьей-нибудь ладони моё обычно выражение лица, а потом эту ланонь сжать в кулак – получится точная копия моего портрета, когда я почувствовал эту вонь. Ели когда-нибудь десять лимонов?

            Лицо этой дамочки, а точнее сказать – что-то похожее на лицо, было обуглено, и напоминало лишь какую-то неправильную картошку. Картошку с зубами, и с чудом уцелевшими глазами.

            -Ну как? – Спросил Питер.

            Я попытался вдохнуть…

            -Никак, чёрт тебя дери! Первую причину смерти я понял… кстати, что с ней случилось?

            -Итак… Её привезли из какого-то домишки на окраине, вернее, из притона что ли… Не знаю я как это назвать. Знаю, что там живут только проститутки, наркоманы и прочая падаль. Её нашли, лежащей на полу, в компании крыс, шприцов и всякого разного мусора. Её кто-то бил, это ясно, также, ей медленно плавили лицо. Скорее всего, зажигалкой.

            -Ну всякого повидал, но такого ещё нет…

            -Не перебивай…

            -Стой, не мог бы ты закрыть её тряпкой?

            Питер сделал это и продолжил:

            -Как ты уже сам видишь, Лора могла умереть от увечий…

            -Эммм…? –Попытался перебить я.

            -Тихо! – Питер тыкнул в меня указательным пальцем. – Причин смерти, как я уже говорил, может быть три: одну ты уже знаешь, вторая – ломка, третья – передоз.

            -Аааммм…?!

            -Сейчас поясню: да, передоз тут идёт одновременно с ломкой. Видишь ли, Лора Килстон была отчаянной наркоманкой. Судя по всему, она употребляла наркотики – героин, кокс и прочую дурь – не менее раза в день на протяжении пяти или десяти лет. А потом, у неё что-то в жизни сломалось, ну, подобную чушь выяснять тебе… короче, лишилась она наркотиков, причём надолго…

            -Ммммм…

            -Тихо, говорю!

            -Да пошёл ты! В смысле, пошли в другую комнату, здесь ужасно воняет, может ты и не чувствуешь, а я вот сейчас себе нос оторву!

            Вместо этого, Питер задвинул холодильную камеру.

            -Так лучше?

            -Точно…

            -В общем, у таких вот наркоманов, как наша Лора, с таким вот стажем, когда ещё пару лет и каюк, когда отнимаешь дозу – начинается ломка настолько ужасная, что у неё начинают прямо вываливаться внутренние органы… Особенно у дамочек любит вываливаться печень из генитальных мест…

            -Чего?!

            -Мне показать? – Питер схватился за ручку холодильника.

            -Нет нет нет! Верю… продолжай…

            Питер одной рукой облокотился на стену, а другую положил в карман брюк. Я всё стоял, не в силах оторвать руки от носа (не смотря на то, что труп убрали с глаз – запах-то остался).

            -Эта Лора была бы через пару месяцев мертва, даже если бы её не вкололи “лекарство”, и не сожгли её. Кстати, тот человек, который это сделал, вколол ей совсем небольшую дозу. Он, наверное, решил, что так она придёт в чувства, чтобы чувствовать боль. Он оказался прав, но… даже если бы она после это дозы смогла бы бегать, то через пару метров она бы упала и умерла. В состоянии такой ломки, даже та желаемая доза, которую так хочет наркоман – смертельна. Тут не выходов – умрёт человек… Кстати, возможно, что именно это её и спасло от столь мучительной смерти…

            -Имеешь ввиду смерть от зажигалки?

            -Да…

            -И, кстати, это ещё не всё. Сейчас я рассказал ту часть, которую я изложу в отсчёте… – Лицо Питера стало очень серьёзным.

            -Боже мой, что же ещё? – Сказал я.

            -Глаза… - Питер приглушённо покашлял, как бы заминая слова.

            -Что с глазами?

            -Те парни, которые её сюда привезли клялись мне, что у неё были оранжевые глаза. Причём не просто оранжевые, а именно ярко-оранжевые, что аж казалось, что они светятся как два маленьких тусклых фонарика. – Питер тяжело вздохнул и скрестил руки на груди.

            -Ты веришь в это? – Что-то я ни черта не понимал. У этого трупа были совершенно обычные стеклянные, как обычно бывает у трупов, человеческие глаза…

            -В тот момент, когда Лору только привезли, у неё были совершенно обычные глаза… - он сделал паузу. – Когда я вскрыл её, то во всём хаотичном месиве её органов я заметил в клочья разодранное сердце… Шеф ещё с утра сказал мне, что надо бы быстрее избавиться от этой девочки, в данный момент ведётся поиск родственников…

            -Не тяни, сукин ты сын…

            -Остаётся смерть от ожогов, однако… Однако… ну… это же всего лишь кожный покров, понимаешь?

            -Ннну… - Протянул я, - а почему бы не написать в отсчёте, что она умерла от разрыва сердца?

            -Идиот, я не сказал, что она умерла от инфаркта или от чего ещё! Я сказал, что её сердце было в клочья разодрано… я имею ввиду, что правя часть где-то вообще в районе печени, а левая там где-то в горле вообще, будто бы его порвали… вот просто взяли и порвали двумя руками!

            -Ух… я прямо весь испугался… - Я улыбался и делал вид, что грызу ногти.

            -Коррибо… Когда я вновь, уже после вскрытия посмотрел на неё… её глаза, вот готов поклясться, секунды две, да и были оранжевые.

            Питер замолк.

            И что мне прикажете на это ответить? Мыслей у меня совсем не оставалось – слишком уж много информации…

            Чёртовы звуки! Звуки колотящегося тела об металл доносились из этого чертова холодильника! Я отпрыгнул так далеко, насколько это возможно. Питер сделал тоже самое. Мы оказались на полу… переглянулись. У меня опять закололо сердце… Приступ…

            Моё лицо искажалось в агониях, я смотрел на Питера, который, как и я, был в шоке. Он, вдруг посмотрел на лестницу, по которой мы спустились сюда. Я попытался сделать тоже самое.       

            -Мне нужна некая Лора Килстон. – Это был мужчина лет тридцати, предельно серьёзный. Он медленно спускался по лестнице.

            Питер левой рукой указал на внезапно замолкший холодильник. – А вы, собственно, кто? – Спросил Питер.

            -Ну, если вас интересует моё имя, - говорил мужчина, подходя к нужному холодильнику, - то меня зовут Роджер.

            Он дёрнул за холодильную ручку, и полка поехала. Я уж было хотел что-то крикнуть, но не мог выдавить из себя ни слова. Этот Роджер отдёрнул белую ткань, и склонился над трупом Лоры. Он смотрел ей в глаза…

            Потом он посмотрел на нас, достал пистолет, и выстрелил сначала в голову Питера, а потом в мою.

 

19 Сентября 1984.

Чёртова свинья никак не хотела подыхать. Марк хотел свежего мяса на обед, а будущий бифштекс предпочёл бы, чтоб Марк был вегетарианцем. По загородному поместью уже минут пятнадцать раздавались поросячьи визги, пока наконец Марк не отрезал свинье голову.

            -Почему ты не поручил это кому-нибудь другому? – Спросила Реджи, которая только что спустилась в подвал и увидела это кровавое месиво.

            -Лучшая еда – та, которую убиваешь сам, - сказал Марк, утирая лицо правой рукой. В этой руке он сжимал огромный нож, предназначенный скорее для резки слона, нежели свиньи. Марк размахнулся и швырнул нож в деревянную стену. Орудие воткнулось и  ещё долго покачивалось из стороны в сторону. – Чего тебе, Реджи?

            - Сегодня видела это девушку -  Натали. – Сказала Реджи. – Когда я зашла в твой кабинет, она там преспокойно повивала кофе и рылась в твоих бумагах.

            - Чёрт подери, вот же наглая стерва! – Мартин развязал мясницкий фартук и сдёрнул его с себя. – И что она сказала?

            - Она сказала: «привет».

            -Реджи, девочка моя, меня не интересуют приветствия. – Сказал Марк, вытирая руки о фартук. – Своё описание неловкой ситуации тоже можешь опустить. Меня интересует то, что было после.

            -Марк, «после» ничего не было. – Реджи тяжело вздохнула и натянуто улыбнулась.

            -Что, Натали просто исчезла что ли?

            -Нет, после её приветствия, я вышла из твоего кабинета и пошла в подвал, рассказать тебе о ней.

            Марк хотел было поинтересоваться у Реджи наличием у неё мозгов, но воздержался и бросил:

            -Скажи повару, что свинья мертва. Пусть приготовит на обед её всю.

            Марк поднялся из подвала и направился сначала к себе в спальню. Перед тем как явиться к Натали он хотел переодеться. Он специально шёл не спеша, чтобы Натали знала – она не очень-то важная персона. Проходя мимо зеркала в гостиной, он заметил на своём лице капли свиной крови. «Страшнее буду» - подумал Марк и зловеще улыбнулся.

            Стараясь сильно не шуметь, он вошёл в спальню. На его кровати спал какой-то парень лет шестнадцати-восемнадцати. Пока Марк переодевался в чёрный строгий костюм, этот парень поворочался в постели и проснулся:

            -Доброго утра, Кен, - сказал Марк приветливо.

            -Привет, Марк. – Улыбнулся Кен, приподнимаясь.

            -Иди, позавтракай. Потом можешь помочь повару зажарить свинью – к нам на обед должен заскочить Роджер. – Марк уже завязывал галстук, отмечая в зеркале свою лёгкую небритость. Кровь на его лице уже засохла и потемнела. – Всё утро я буду занят в своём кабинете, скажи этой тупице Реджи, чтоб она меня не беспокоила.

            -Хорошо, Марк.

            Кен уже сидел на кровати и потирал глаза. Закончив с галстуком, Марк повернулся к парню и заявил:

            -У меня для тебя сюрприз, ты, кажется, говорил, что играешь на дудке?

            -Ну да, есть немного. – Всё ещё сонно сказал Кен. – А что это у тебя с лицом?

            -Моё лицо в полном порядке. – Улыбнулся Марк. – Это такой макияж для переговоров. Страшно?

            -Не очень. Ну и что там насчёт сюрприза?

            -Из Нью-Йорка прилетает один мой знакомый, он везёт мне один раритетный музыкальный инструмент.

            -Дудку? – Спросил Кен. – А что в ней раритетного?

            -Ну, этот знакомый утверждает, что на ней играл сам Луи.

            -Армстронг? – Кен широко раскрыл глаза. Его лицо озарилось улыбкой.

            -Точно. Завтра привезут.

            -Офигенно! – Кен в восторге вскинул руки вверх и откинулся на кровать.

            -Ночью отблагодаришь, - улыбаясь, сказал Марк, и вышел из спальни.

            Его кабинет находился в другом крыле поместья. Марк шёл по коридору, и его лицо постепенно теряло улыбку и приобретало серьёзный, грозный вид, увенчанный ещё и кровью. Уже у самой двери в свой кабинет, Марк держал на лице гримасу ненависти.

            -Входите, - послышался звонкий женский голосок, когда Марк только прикоснулся к ручке двери.

            -Не тебе разрешать мне это. – Рыкнул он, войдя в кабинет.

            Натали сидела за столом над кипой бумаг. Она откинулась в кресле у стола, держа руки за головой, как будто после тяжёлого бумажно-интеллектуального труда.

            -Очень интересные записи, старик! – Добродушно заявила Натали. Её голос казался Марку издевательским. – Ты нас переоцениваешь.

            -Лучше переоценить противника, чем недооценить. – Грозным тоном бросил Марк, облокачиваясь обеими руками на свой письменный стол.

            -Противника? – Удивилась Натали. – А я-то дура, думала, что мы сотрудничаем!

            Натали раскрыла коричневую шкатулку на столе. Там лежали толстые сигары. Она достала одну и сунула в рот. При первой затяжке, сигара зажглась сама. Прокатилось недолгое молчание, Марк внимательно смотрел в глаза Натали. Она только ехидно улыбалась.

            -Не играй со мной, сучка. – Марк порицательно вскинул указательный палец. – Я не знаю что ты, но, поверь мне, у меня хватит могущества уничтожить тебя.

            -Ах! – Натали весело засмеялась девчачьим смехом. Только сейчас Марк увидел, что она, вроде как, кокетничает. Внешность этой девушки располагала к этому. Натали была сексуальна. – Только не говори мне про всякие секретные оружия, про твои скрытые ходы и тому подобное. Всё это детский сад. Я всё знаю, Марк. Джек сейчас в задрипанном отеле «Редваин».

            Марк не позволил себе роскоши показать своё удивление.

            -Даже не пытайся переманить его, нас связывают семейные узы. – Марк зло улыбнулся. Такую улыбку мог выдать только человек, обладающий немалой силой за плечами. Он нисколько не боялся Натали. Он источал мощь.

            -Ах неужели? Прямо-таки семейные? Ещё бы сказал – кровные! – Натали облизнула нижнюю губу и слегка наклонилась к Марку. – Итак, Джек. – Начала она. – Первой его жертвой, был отец, которого Джек застал за избиением матери. Мать звали Миландой. Джеку было лет семь, и он ни черта не соображал, когда отец замертво упал на пол. Тебе, Марк, каким-то образом удалось пронюхать всё это. Наверное, благодаря Роджеру. Роджер был любовником матери Джека, именно за это Миланда получала люлей от своего мужа. Джек, конечно, ничего не знал. А если бы и знал – не тот возраст для понимания ситуации.

            Натали сделала небольшую передышку, чтоб затянуться сигарой, заодно изучая реакцию Марка. Его лицо было каменным и ничего не выражало.

            -Роджер вошёл в квартиру, когда отец Джека валялся на полу. Миланда ошарашено склонилась над телом мужа – глаза у трупа были жёлтыми. Кстати, Роджер тебе не говорил, что семилетний Джек в тот момент спокойно играл с игрушечными динозавриками? После того, как Роджер избавился от трупа, он всё рассказал тебе. Вот ты и решил взять Джека под крыло и разгребать трупы, остающиеся после неожиданных «приступов» мальчика. Ох и долго же ты пытался выяснить природу его способностей, думая, что это поможет тебе разобраться со всеми нами… Да, желтеющие глазки… Сила… Кстати, ты не учёл одного – я наблюдаю за Джеком с самого его рождения и тоже принимаю участие в «уборке» за ним. Ты не заметил, как все твои люди, знающие про феномен Джека как-то быстро отбрасывают коньки?

            -Зачем ты делишься этим со мной? – Перебил её Марк.

            -А затем, чтоб ты не думал, что я позволю распространять знание про Джека и про всех остальных. Чтобы ты знал, что ни один человек не способен приструнить или противостоять этому, если у него нет природного расположения. Это можно приглушить, за этим можно убирать, но это никогда не подчинить себе. Ты заметил, что когда у Джека желтеют глазки, у него автоматически повышается уровень агрессии и жестокости?

            -Ну и?

            На это Натали только задумчиво улыбнулась. Она ещё раз затянулась сигарой.

            -Твои люди в Санта-Монике мертвы, Марк. – Констатировала она. – Ты думал, я позволю, чтоб хоть кто-нибудь знал об этом?

            -А почему жив я? Почему жив Роджер?

            -Вы безопасны, - улыбнулась Натали. – Вы не будете рассказывать об этом на каждом углу. А насчёт Джека, как орудия против нас… даже не пытайся.

            -Запомни, Натали, что бы ты не задумала…

            Натали молниеносно пригвоздила Марка к стене. Она буквально за один момент пересекла весь кабинет, по пути разломав письменный стол на две части. Марк издал что-то вроде рычания, схватившись своими мощными руками за тонкую руку девушки, прижавшую его шею к стене.

            -Запомни, Марк, что мне плевать, что ты там думаешь обо всех этих нечеловеческих явлениях. – Заявила Натали, глядя ему в глаза. В свободной руке она всё ещё держала сигару. – Если в твоей тупой гангстерской башке держатся мысли о каком-нибудь апокалипсисе, о том, что какие-то супер-люди собираются захватить мир, или о пришельцах, или о каком-нибудь другом дерьме в этом духе – пускай. Думай как хочешь, мне на это плевать. Главное, чтобы ты помнил одно: я могу не только убить тебя одной силой мысли, я вообще могу стереть с лица земли целый материк, если захочу. И твоя задача – обмозговать, а почему же я не делаю этого?

            Натали швырнула Мартина на пол. Тот с силой набрал в лёгкие воздух.

            -Если ты думаешь, что все мы нелюди – ты ошибаешься. – Сказала Натали. Она явно переменилась в лице. Теперь она была серьёзной, в её глазах было то, что можно было назвать печалью. – Человеческие жизни стоят дорого, но уже после смерти человека – они стоят ровно столько, сколько человек сделал за свою жизнь. Как он влиял на окружающий мир.

            Натали посмотрела Марку в глаза, тот угрюмо сидел на полу и потирал шею.

            -Ни я, ни Джек, ни какой-либо другой человек нашей породы сознательно не убьют людей трезвых, умных, полезных, лишённых стереотипов и так далее. Такие как мы чувствуем то мясо, которое выдаёт себя за человека… Впрочем, может быть потом мы и поговорим об этом… Может быть ты узнаешь, что мною движет, Марк.

            Он открыл рот, чтоб сказать что-то, но Натали сразу перебила его.

            -Нет, - улыбнулась она. – Я не хочу изменить мир к лучшему. Эта идея из разряда геройских религиозных голливудских фильмов, которые ты смотришь, таская с собой мальчиков или девочек, сосущих у тебя по ночам. Я вижу тебя насквозь, Марк, чем в свою очередь не можешь похвастаться ты.

            -Глаза… - Выдавил Марк.

            -Что с глазами? – Поинтересовалась Натали.

            -В том то и дело, что ничего…

            -А… Ты хочешь поинтересоваться, почему мои глаза не меняют свой цвет?

            -Да.

            -На самом деле, Марк, они как раз и поменялись. Просто ты этого не видишь. Я родилась без зрачков. Я была абсолютно слепа и мои глаза были белыми.

            -Ясно…

            -Знаешь, почему Джек не может контролировать свои способности? – Натали ещё раз затянулась сигарой.

            -И почему?

            -И я не знаю… Кстати, ты знал, что у тебя есть дочь?

            -Да, и я знаю, что она проживает в том же «Редваин»…

            -Скоро у неё появится парень. – Натали зло улыбнулась.

            Мартин поднялся с пола.

            -Нет, ты опять мыслишь наперёд, и делаешь это неправильно. – Сказала Натали. – Это будет не Джек.

            -Тогда на какой хрен ты говоришь мне об этом?

            -Ох, поверь мне, ты бы отдал свою левую руку, чтоб я тебе это рассказала, - Натали махнула ручкой и вышла из кабинета.

            -Стой! – Крикнул Марк. Он последовал за ней, но за дверью кабинета уже никого не было.

            Марк откопал телефон в обломках своего письменного стола.

            -Да? – Ответил Роджер. Он находился в «Редвайне».

            -Это Марк. – Представился Марк.

            -Ох, ну привет, дружище. Что-то срочное? Я только-только встал… - Роджер стоял в красном халате и чесал затылок.

            -Старина, есть разговор. Ты должен поговорить с Джеком, перед тем, как поедешь ко мне…

 

14 Июня 1987.

 

Квартира всё ещё пахла алкоголем, хотя прошла уже неделя после девятнадцатого дня рождения Джона. Он сидел за столом в гостиной, из которой до сих пор не вынесли все пустые бутылки кока-колы и водки – любимого спиртного напитка Джона. Круглый столик, за которым он сидел, стоял в самом центре комнаты, среди двух диванов, пары кресел и стопок из сотен лежащих на полу книг. Прошло уже полтора года с тех пор как Джек предложил Кэтрин и Джону переехать в квартиру побольше. Теперь они втроём снимали жильё в одном из старых Лондонских домов. В их распоряжении было четыре спальни и гостиная, которую Джон использовал как свою библиотеку, несмотря на протесты Кэт.

            Джон посмотрел на настенные часы, которые показывали четыре часа ночи. Они ходили неправильно уже месяца два, но никто из ребят до сих пор не собрался с силами и не настроил их. Ещё пять недель назад (или около того), Джек объявил, что если кто-нибудь захочет узнать правильное время по этим часам – ему придётся вычитать два с половиной часа из того времени, что они показывают.

            -Не так уж поздно, - подумал Джон. Весь вечер он провёл в одиночестве, что бывает довольно редко. Сегодня у Джека были дела, о которых он никому ничего не говорил, а Кэтрин уехала в Бирмингем к своим родителям на пару дней, прихватив какого-то своего приятеля Билли. Джон уже часов шесть изучал труды Д. Т. Судзуки, который не раз радовал Джона своими толкованиями дзэна.  

            На его столе лежали несколько книг, несколько пачек сигарет, спички, две переполненные пепельницы, винный бокал, в котором была водка вперемешку с кока-колой, пара пистолетных патронов неизвестного происхождения, завязанный морским узлом галстук и несколько зажжённых свечек, поставленных на тарелку.

            Джону уже пол часа назад надоело читать, он просто сидел, оперевшись руками о стол, и смотрел в никуда, периодически закуривая новую сигарету. Он был одет в модный дорогой костюм, который был нещадно испещрен пятнами кока-колы и сильно пах алкоголем. Этот костюм Джон не снимал с самого дня своего рождения. Он не выходил за пределы квартиры, поэтому и не видел смысла в переодевании. Джон уже три дня спал где ни попадя, несмотря на мягкую застеленную кровать в его спальне с Кэт. Эти три дня она была в отъезде. Джон, в основном спал в гостиной на диване или кресле; сегодня он проснулся за тем самым столом, за которым сидел сейчас. Холодильник был забит самыми различными яствами, начиная от стряпни Кэтрин, заканчивая пиццей и сандвичами, но Джон ничего не ел за последние два дня, кроме конфет с кофе и куска полусырого мяса, которое он решил приготовить сам и недожарил.

            То состояние духа и тела, в котором пребывал Джонни, любой более-менее образованный психолог назвал бы депрессией. Джон был в курсе этого, но ему было наплевать.

            Джон хотел было откинуться на спинку стула, но спинки, как оказалось, не было – он сидел на кухонной табуретке. Джон грохнулся с оглушительным звуковым сопровождением. На полу, в том месте где он упал, лежала стеклянная бутылка водки: она разбилась, соприкоснувшись с копчиком Джона. Он извивался от боли и как-то вяло матерился. Создавалось впечатление, что ему было лень корчиться и вообще что-то говорить, и если бы не были потревожены эти проклятые нервные окончания, то Джон уснул бы на этом полу сразу, как только упал.

            Боль ушла, но Джон так и не вставал. Он и не встал бы, вот только курить хотелось. Не без труда поднявшись, он достал сигарету из пачки, которая лежала на столе, и прикурил спичками. Джон подождал, пока спичка не догорит до его пальцев, и только тогда бросил в пепельницу. Он ещё немного постоял, покурил, пока его взор упал на стопку книг, лежащих рядом с комнатой Джека. Джон вспомнил, что где-то в этой стопке лежала “Книга божественных достижений двух смертных: Джек\Джон”, заброшенная из-за лени Джека и из-за депрессии Джона, которая началась с отъезда Кэт. Эту книгу ребята писали где-то пол года, но так и не закончили, впрочем, она и не должна быть закончена. Это что-то вроде дневника, только не одного, а двух людей.

 

            Наверное, читатель требует объяснений, что ж, начнём с самого начала.

            С тех пор как Джек предложил Кэтрин и Джону втроём поселится в этом доме, прошло пол года. Они жили весёлой разгульной, лишённой всяческих забот жизнью, благодаря деньгам Джека и чекам Кэт, впоследствии и Джон подключился к делам друга, поэтому проблем с деньгами ни у кого не было. Но, через пол года совместной жизни у ребят поехала крыша… от скуки. И они начали реализовывать самые нелепые, самые глупые и самые детские (в некоторых случаях) идеи, дабы хоть как-то потешить себя…

Кэтрин была более сдержана в своих поступках; реализации её задумок не выходили за пределы кухни и постели, влияя только на приготовление продуктов и на сексуальную удовлетворённость Джона. Но с Джоном и Джеком дела обстояли гораздо хуже – их одолела скука, с которой никак нельзя было справиться при помощи только секса и готовки. Конечно, жизнь у них была весёлой и даже полной сюрпризов. Джон был по уши влюблён в Кэт, а Джек менял девушек каждую неделю. К тому же на них чуть ли не каждый день наваливались неприятности, но с этим научились быстро и эффективно бороться. Чаще всего проблемы ребят сгружались на плечи Роджера – их взрослого друга. А иногда эти проблемы просто паковались в пластиковый мешок, или к ним привязывалось что-нибудь тяжёлое и сбрасывалось в реку.  Но ко всему быстро привыкаешь, особенно к хорошему. Поэтому парни, решив как-то поразвлечься, стали реализовывать свои бешеные задумки, касающиеся улучшения мира или поиска неизведанного. Конечно, если смотреть правде в лицо, никто из них даже и не думал улучшать мир или что-то искать; им просто хотелось убить скуку. Также, чтоб их проекты не остались забытыми, они решили записывать всё в книгу.

 

            Джон медленно, пошатываясь и бормоча, подошёл к книгам. Стопка была ему по пояс, и Джон, чтоб было легче отыскать нужное чтиво, присел на пол и, щурясь, повёл пальцем сверху вниз, от верхней книги к нижней. 

            Где-то в середине стопки Джон остановил поиск – он нашёл, что искал. Книга сильно смахивала на толстенную тетрадь, впрочем, так оно и было. Только тетрадей было две, они были аккуратно сшиты между собой, трудолюбивыми руками Кэт. На обложке красовался приклеенный листочек с печатной надписью “Божественные достижения простых смертных”, ниже было написано “Джек\Джон”.

            -Бог ты мой! – Лениво промямлил Джон, - Как же это по-детски!

            Улыбаясь, он открыл первую страницу, посреди которой было напечатано:

 

            «Книга – дневник двух смертных Джека и Джона. Здесь изложены все наши подвиги, которые свершались только в состоянии алкогольного опьянения самой разной тяжести, под действием морфина, марихуаны и каких-то ещё средств, которых авторы и не упомнят.

                                                                                              Великие, но неизвестные!

 Джон, будь другом, не пролей кофе хотя бы на титульный лист! (Кэтрин)».

 

Прочитав это, Джон смутился. На этом листе, в самом низу, как печать красовался след от кофейной кружки.

-Чёрт возьми! Дети малые…

Джон закрыл книжку и докурил сигарету. Потом он встал и, прихватив тетрадь с собой, подошёл к столу, чтобы выбросить окурок в пепельницу. Немного постояв с тетрадью в руке, он бросил её на стол и притащил к столику стул с кухни.

Джон сел за стол и открыл книгу на самой последней странице – там было оглавление:

 

1 Самовоспитание. Другие метафизические толкования смысла жизни. Джонни тащит Джека в Тибет.

 

2 Работа по удовлетворению духовных потребностей, по крайней мере, ста девушек Лондона. 

 

3 Уничтожение двадцати процентов своего мозга, дабы пробудить остальные восемьдесят. Инвентарь – преимущественно алкоголь, наркотики самых разных типажей; Джеки испробовал молоток.

 

4 Исследование «обычные люди с необычными изъянами».

 

5 Умерщвление самых плохих людей!

 

6 Сколько же волос на голове Кэтрин?

 

7 Некомпетентность преподавателей колледжа им. Аманды Кэйтс.

 

8 Выявление причин отклонений Джека, а также его противоестественных способностей и внешнего вида. (Тощий недоумок)

 

Дальше этой главы стояла только цифра девять, но после неё ничего не было обозначено.

Джон смахнул пепел, упавший на книгу, потом поднял её со стола и уселся на стуле поудобнее. В оглавлении он нашёл нужное ему обозначение страницы, стоящее напротив названия главы, и пролистал к нужному месту.

 

«Глава вторая. Джек\Джон. Удовлетворение духовных потребностей по крайней мере ста девушек Лондона. Запись ведёт Джон.

1986, осень.

Что ж, после десяти дней упорных просматриваний, прослушиваний и прочих прощупываний духовного мира Алисы, я пришёл плачевному к выводу, что духовных потребностей, кроме самых естественных и человеческих, у неё просто нет. Тем не менее, сводив её пару раз в ресторанчик и побыв с ней неделю, я удовлетворил её самый обычный порыв человеческого существа – общение. Засчитываю себе один балл. Нахожусь в поиске новых жертв.

Джек, остолоп, предпочитает удовлетворять физические потребности девушек. Он удовлетворяет эти потребности даже у тех, у кого они напрочь отсутствуют. Он внушил пятнадцатилетней девушке наличие у неё желания совокупиться с ним! Сам он утверждает, что так ему легче разговаривать с ними и выявлять духовные потребности, ведь после секса они становятся более чувствительными и общительными. В этом, конечно, что-то есть, но так можно сильно навредить девушкам, особенно пятнадцати лет. Цель наших действий – делать девушкам приятное! Сомневаюсь, что пятнадцатилетняя Джоана согласится с тем, что ей стало гораздо лучше оттого, что Джек сразу после начала её половой жизни, которую он и спровоцировал, просто испарился! Джеку плюс три. Я не хотел засчитывать этих девушек, но он пообещал мне больше не лезть в постель к объектам нашей кампании, поэтому я особо не противился. Итак, на нашем счету уде пять. Джек – 3, Джон – 1. Если кому-нибудь покажется, что я ленив – пусть помнит, что у меня есть моя любимая Кэт.

Спасибо, Джон, я очень рада, я тоже тебя люблю! Но не забывайся, а то оторву тебе! (Кэтрин)

1986, всё ещё осень.

На общем счету уже 53 девушки. Извини, Джек, но я никак не могу отделаться от Мэри, эта самая депрессивная особа, которую я когда-либо встречал! Она проглатывает по две книги в неделю и требует того же от меня. Я потратил на неё уже 3 (ТРИ) недели! Я уже сказал ей, что у меня есть Кэтрин, но она только посмеялась над этим. Ненавижу её! Джек советует просто не встречаться с ней больше, и не засчитывать её. Ну уж нет, я потратил на неё целую уйму времени, и не собираюсь так просто перечёркивать всё, над чем я трудился. Мне кажется, что скоро я превращу её в себя. Она повторяет за мной всё, что можно. Она украла даже мою глупую привычку чесать живот после обеда.

Джон! Будь добр! Брось эту ты эту затею с Мэри! Если она потихоньку превращается в тебя – пиши пропало, ведь ты сам не знаешь что ты хочешь, а если ты всё-таки обнаруживаешь в себе какие-либо духовные желания, или что вы там удовлетворяете, то тебе обязательно нужно ехать в чёртов Тибет, или надираться водкой, как свинье! (Кэтрин)

Моя дорогая Кэт! Прекрати, пожалуйста, писать сюда свои комментарии, если хочешь что-то сказать, говори это Джону в лицо или оставляй записки на этом чёртовом холодильнике! (Джек)

Чёрт возьми! Наверху же написано: “запись ведёт Джон”, может вы оба прекратите совать сюда свои ручонки?!

Итак.

1986. Осень никак не кончится!

На счету уже 96. С момента последней записи прошло уже полтора месяца. Мэри куда-то исчезла. И слава богу. Больше интересных случаев “удовлетворения потребностей духа” не возникало. Странно, каким образом получилось, что Джек выполнил 75% работы? На этот вопрос Джек так и не ответил, возможно, с девушками он ограничивался покупкой мороженого.

1986. Чёрт возьми, зима!

Сто! Ровно сто девушек на счету у Джека и у меня! Не имею понятия, как так получилось, что я забыл про Кэтрин! Номер сто – она! Извини, Кэт, больше про тебя не забуду.

Итак, право делать выводы я даю Джеку.

Девушки – эгоистичная порода людей, доложу я вам! Стоит только намекнуть, что вы бы не прочь сделать им что-нибудь приятное, как они превращаются в снежных королев, и почему-то ведут себя так, будто б делают одолжение, разговаривая с вами. Это касается и тебя, Кэт! Впрочем, я рад осознавать, что сделал что-то полезное. (Джек)

Фу, как это по-детски, Джек! (Кэтрин)

Не хочу казаться подлизой, но это действительно так. Впрочем, чёрт с этими выводами… (Джон)”

 

Джон перечитал всё это, закрыл книгу и кинул её на стол. Сигарета почти кончилась, и он заменил её на новую. Потом он завязал руки на груди и молча сидел вот так, пока не выкурил эту сигарету.

Джон кое-как вместил в переполненную пепельницу ещё один окурок. Он потянулся за следующей сигаретой, но, посмотрев на эту пепельницу, передумал. Книга лежала перед ним лицом вниз (если это выражение можно применить к книге), Джон перевернул её и ещё минуты две таращился на приклеенный листок с её названием. Внезапно он поднялся со стула и уверенным шагом пошёл в свою с Кэт спальню.

Единственное, что могло бы напомнить Джону о том, что в этой комнате с ним спит Кэтрин – запах её духов и застеленная кровать. Джон аккуратно, чтобы не сбить одеяло, лёг на живот поперёк кровати. Он сцепил руки на голове, но потом ему стало тяжело дышать оттого, что он уткнулся в кровать лицом и он перевернулся на спину. Джон пытался заснуть…

Через некоторое время, когда он убедился, что бессонница ещё не ушла, он сел на кровать напротив гардероба. На дверце шкафа было зеркало и Джон сидел и смотрел себе в глаза. Источником света служил только ближайший уличный фонарь, свет которого проходил сквозь двойное окно и белый тюль, но Джон в последнее время привык разбирать даже мельчайшие детали предметов в полутьме, так что увидеть щетину на подбородке и большущее пятно на голубой рубашке не составило труда.

Он выругался, встал, стянул с себя всю одежду, бросил её на кровать, и побрёл в душевую. По дороге он распинывал бутылки, попадающиеся ему на пути. Складывалось впечатление, что боль от пинка по стеклянной бутылке водки доставляла ему удовольствие. По жестянкам кока-колы Джон пинал с видимым неудовольствием, но энтузиазмом – они улетали дальше водочной тары.

Яркий свет ванной комнаты врезался в глаза Джона с такой силой, что он прикрыл глаза ладонью. Он присел на край ванны, нащупав её свободной рукой, и стал медленно разводить пальцы, прикрывающие его глаза. Когда Джон привык к свечению лампочки, он включил душ и, наплевав на то, что вода ещё не успела стать горячей, схватил из раковины мыло и прыгнул под холодную струю.

Процесс умывания занял не более пяти минут, потом Джон довольно долго смотрелся в зеркало над раковиной. Он решил оставить щетину на своём лице, поэтому бриться не стал и, почистив зубы, он побрёл обратно в спальню.

Осмотрев свой гардероб, Джон остался недоволен. Он хотел надеть костюм, похожий на тот, что был на нём пятнадцать минут назад, только чистый. Но его гардероб располагал преимущественно рубашками, джинсами, футболками, халатами, кимоно и всякой прочей неподходящей на данный момент дребеденью. Он отправился в комнату Джека.

Джон редко совался в комнату своего друга, но он не был удивлён, когда увидел на письменном столе Джека дробовик. Не наградив оружие должным вниманием, он открыл стенной шкаф Джека. В этом шкафу было где развернуться человеку, желавшему хорошо выглядеть: пиджаки, пиджаки и пиджаки…

Джонни подобрал себе чёрный костюм. На его пиджаке, сзади, была надпись “детоубийца” эту надпись шили на заказ по велению Джека. Джон подумал, что если бы не этот недочёт в виде глупой надписи – этот костюм можно было бы назвать одним из самых подходящих на сей редкий момент, когда Джону захотелось сделать что-нибудь; не важно что, лишь бы это было “красиво и с размахом”, как говорил Джек. Когда подобные желания приходили Джонни на ум, он обычно напивался, влезал в драку, а на утро чувствовал себя свежим и вполне удовлетворённым. Однако сейчас он знал, что хочет чего-нибудь большего, чем глупая драка в баре. Его взгляд упал на дробовик.

-Позже, - подумал Джон.

Он вернулся в родную спальню за некоторыми мелочами вроде носков и свежей обуви. Тем более, зеркала в комнате Джека не было, а Джону нужно было завязать галстук.

Минут через десять Джон был причёсан на пробор, одет как подобает, от него пахло духами Кэтрин; даже галстук был завязан правильно.

Джонни навёл последние штрих – сделал себе пощечину по правой щеке, дабы избавиться полусонного состояния. Этот жест выглядел так, будто б Джон убивал комара на своём лице. Он улыбнулся себе в зеркало, будто поверяя растяжку лица, потрепал себя за нос, словно поправляя его, и сел на кровать, положив одну ногу на другую. Как будто кого-то ждал.

Долго ждать не получилось. Джон заснул.

 

Ночь в пустыне. Стоит такая тьма, что ничего вокруг не разглядеть даже такой сове как Джон. Единственным предметом освещения служил аккуратный костёр, создающий вокруг себя яркий полукруг желтовато-оранжевого света. Дрова в костре были сложены весьма правильной пирамидой и подожжены, видимо, не без помощи бензина, так как мелких дровишек, коры дерева или газетных обрезков вокруг не было, как если бы костёр разжигали какие-нибудь туристы. Рядом с костром лежали дровишки для поддержания его формы. Каждая палочка была будто б на подбор. Будто их специально рубили с Правильных деревьев, специально шлифовали и аккуратно складывали в стопку параллельно друг дружке.

Джон сидел напротив костра в позе йоги. Он был в свежем костюме Джека, и босиком. Он не ощущал ни жара, ни холода, такое впечатление, что он долго выбирал подходящее расстояние от костра - Золотую Середину между огненным пеклом и холодом пустыни, так сказать. Джон сидел в своей позе правильно, никакой там спины в форме знака вопроса, однако в его положении отсутствовала всякая чопорность неумелого любителя медитаций. Его глаза были открыты, он смотрел на костёр. Песок, на котором сидел Джон, был идеально выровнен и спрессован, так что следов от ног, если бы кто-нибудь задумал пройтись по этой пустыне, он бы не оставил. Ветерок был очень слабый, почти неощущаемый, он сдувал дым от костра в сторону заготовленных дровишек, что лежали по правую руку от Джона.

Над его головой светило множество звёзд самого разного оттенка оранжевого; луны, почему-то не наблюдалось. Любой более-менее сентиментальный человек, пусть даже не плаксивой породы, не смог бы оторвать глаз от такой живописной картины неба.

Джонни медленно и размерено дышал, не обращая внимания на приближающийся к нему объект. Судя по звуку шагов, это существо имело четыре лапы. Возможно, это были два двуногих существа.

Шум шагов стал совсем близок. В такой тишине и спокойствии, которое не нарушается даже потрескиванием костра (за неимением такового), можно было ощущать вибрацию земли от этого топота.

Существо притормозило до того, как попало в радиус осветительного действия костра – в паре метров, может меньше. Издав какой-то низкий гортанный звук, оно двинулось дальше, в обход Джона по его правую руку. Остановившись через несколько метров, оно опять что-то фыркнуло и, кажется, присело. Звук подобного приземления можно было сравнить только со звуком приседающего четвероногого. Джон лишь слегка повернул голову в сторону шума, наградив его невидимый источник лёгким спокойным взглядом.

Немного посидев, существо вернулось на первую позицию, туда, где оно останавливалось в первый раз – напротив Джона. Там оно ещё немного пофыркало и, наконец, приблизилось к костру.

Оно полностью попало под освещение и село, оставив прямыми свои передние лапы. Джон спокойно, даже дружелюбно посмотрел на существо. Это был сфинкс – смесь человека и льва. Его грива была в сине-белую полоску, остальной шерстяной покров отливал тёмно-золотым. Львиная шерсть на его человеческой голове спадала до уровня глаз, создавая эффект причёски на пробор. На его мужском лице была лёгкая небритость, переходившая в золотую бороду в районе нижней части подбородка. Сфинкс был огромен – размеров в две-три толстые лошади, не считая хвоста в длину самого существа.

-Здравствуйте, - заявил он приятным бархатным голосом, походившим на баритон разве что Луи Армстронга, только голос сфинкса звучал сильнее. – Извините за беспокойство, но я, как ни стыдно мне в этом признаваться, потерял след, по которому шёл. Вы не будите против, если я составлю вам компанию и остановлюсь у вашего лагеря на период вашего сновидения?

-Что ж, здравствуйте, - выдержанно произнёс Джонни, - я нахожу весьма приятным общество сфинкса с подобной манерой держаться. Пожалуйста, располагайтесь, как вам будет угодно, я с удовольствием разделю с вами этот костёр на время моего сна. Меня зовут Джон, а как мне вас называть?

-Моё имя слишком неблагозвучно для человеческого уха, - сфинкс прилёг боком к костру, теперь Джонни мог оценить всю мощь его лап и длину тела. – Ра как-то советовал мне сменить имя, но, я не люблю менять устоявшееся и укоренившееся, поэтому, можете называть меня, как вам будет угодно.

Джон слегка подумал. Он достал сигареты из внутреннего кармана пиджака («Мальборо» - сигареты, которые курит Джек) и прикурил зажигалкой. Жестом руки, в которой была пачка сигарет, он из, вежливости, предложил закурить и сфинксу, но тот только улыбнулся, обнажив ровные человеческие зубы; правда, клыки у него были нечеловеческой длинны.

-Дарвин – как вам такое имя? – Спросил Джон.

-Вполне благозвучно, - ответил сфинкс.

Джон медленно затянулся, явно получая удовольствие от табачного дыма.

-Вы говорите - Ра? – обратился он к сфинксу.

-Да, я говорю – Ра, - сказал Дарвин.

-Меня очень интересует один вопрос, - Джон слегка прищурился, подбирая слова, - а каким образом существо с клювом может говорить?

-Хм… - Задумчивое “хм” у Дарвина походило на рычание. – Не привык я отвечать на вопросы, я привык их задавать… - он улыбнулся, снова обнажив свои клыки, на этот раз, с целью демонстрации. Джон не принял это за угрозу (и правильно сделал), и улыбнулся в ответ. Дарвин продолжил. – А с чего вы взяли, что Ра говорит?

-Вы сами сказали, что он вам советовал сменить имя.

-Правильно, это я говорил, но я же утверждал, что Ра при этом использовал человеческую речь. Это же божество, а у нас множество средств общения. Даже получше ваших, человеческих.

-Хм… Весьма интересно… - Джон всё курил. В раздумьях, он посмотрел на небо. Сфинкс, увидев это, тоже поднял голову.

С минуту они молчали. Тишину нарушало только лёгкое пошаркивание хвоста сфинкса об земельную поверхность.

-Красиво, - отметил Дарвин.

-На нас летит метеорит. – Ровным тоном сказал Джон.

-Да, я вижу…

Светящая точка в небе всё увеличивалась, приобретая красноватый оттенок. Джон и Дарвин смотрели на неё так, как садовник смотрит на выращенную собственным трудом фиалку у себя в теплице.

Уже через три минуты точка в небе превратилась в красный шар, оставляющий после себя огненный след в небе.

-На нас летит… - Протяжно заявил Дарвин.

-Не беда, - откликнулся Джон. – Это была телепатия?

-Простите?

-Я говорю про Ра, - пояснил Джон. – Вы общаетесь посредствам телепатии?

-Что вы, нет. – Улыбаясь сказал сфинкс. – Это означало бы, что мы используем для общения пространство.

-Что вы имеете ввиду? – Нахмурился Джон.

-Как бы вам объяснить… Вы, люди, используете для общения не только своё собственное тело. Если вы что-нибудь произносите вслух – сотрясается воздух. Если вы что-нибудь показываете, то вы используете свет. Даже телепатия подразумевает, что какие-то частицы вас самих всё равно пройдут сквозь расстояние до собеседника и только тогда усвоятся его мозгом. Тем более, что для общения вы используете самого собеседника. А ведь всего этого можно избежать.

Джон немного подумал.

-О, я понял вас… Но ведь в таком случае, вы должны заключать нужного вам собеседника в своей голове. А для этого вы либо должны его выдумать, либо досконально его знать. Знать что он скажет, знать что он подумает и так далее.

-Я рад, что вы меня поняли. Я только не совсем согласен с вашим этим толкованием… «заключать нужного вам собеседника в своей голове». Но про знание, как таковое, вы не промахнулись. Я знаю абсолютно всех и абсолютно всё. И только одно божество могло бы посчитать, что моё имя мне не подходит, это божество – Ра.

-Боюсь, что вы мне лжёте, Дарвин. – Улыбнулся Джон.

-Вы правда этого боитесь? – Улыбнулся в ответ сфинкс. – И о чём же, по вашему мнению я солгал?

-Об абсолютном знании, Дарвин. Во-первых, если бы вы действительно знали Всё, то наврятли вы бы стали разговаривать со мной, ведь вам достаточно бы было просто подумать о том, что я мог бы вас сказать. А во-вторых,  если учесть, что это мой сон, то вы, Дарвин – лишь плод моего воображения. Соответственно, вы должны знать не более чем я.

Пока Джон говорил, метеорит был уже в нескольких километрах над землёй. Тонны камня приближались к Дарвину и Джону с огромной скоростью. Через секунду метеорит закрывал собой уже значительную часть неба. Джон ещё разок затянулся сигаретой, улыбнулся Дарвину, и как бы в доказательство своих слов о том, что происходящее вокруг – всего лишь его сон, резко вытянул левую руку вверх, будто делая какое-то магическое действие.

В нескольких метрах от них метеорит остановился. Просто повис в воздухе. Тот воздух, который он толкал впереди себя, обрушился на Джона и Дарвина с огромной силой, изрядно потрепав их волосы. Костёр разлетелся, даже угольки потухли. Джон потерял свою сигарету. Он вынул из кармана ещё одну и прикурил.

Раскалённый докрасна камень теперь освещал местность вместо костра.

Дарвин смотрел на повисший над их головами, остывающий от трения об атмосферу булыжник, блаженно улыбаясь и слегка прищуриваясь, будто внезапная волна ветра ещё не утихла. Метеорит, как и костёр, никого не тревожил своей температурой.

-Красиво, - заявил он, - только жаль, что звёзд теперь не видно.

-Это верно… - сказал Джон.

-Надо признать, что ваши измышления не лишены логики, но они в корне не верны. – Дарвин снисходительно улыбнулся. – Если я и всезнайка, то это не отменяет того, что я не прочь провести пару приятных мгновений у костра, огонь которого пускай и лишён своих согревающих свойств. Это кстати, как и трюк с метеоритом, служит доказательством того, что это действительно ваш сон – вы слишком восприимчивы к температурам. Но, не смотря на это, я – это я. Я реален ровно настолько, насколько реальны вы вне своих сновидений. А в доказательство могу посоветовать вам одну вещь, которую врятли посоветовало бы вам ваше воображение.

-Совет ничего не докажет. Каким бы он не был нелепым, его всё равно мог бы выдумать я.

-Это верно, но что если этот совет частично предскажет будущее, а также даст вам важную, как вы потом посчитаете, информацию о прошлом?

Джон выкинул окурок в то место, где раньше был костёр и прищурился.

-Валяйте, Дарвин.

-Некий Билл… - Таинственно протянул сфинкс. - Вы знаете о нём только то, что он сопровождает вашу пассию во время её поездки в Бирмингем. Но вскоре вы узнаете\догадаетесь\вспомните аж три связывающих вас события. О первых двух вы будете в курсе и без моей помощи. Но третью вещь вы никогда бы не узнали без моего напутствия… - Дарвин задумчиво замолк.

-И?

-Спросите его про 20-е сентября 84-го года. И постарайтесь сделать так, чтоб он рассказал вам всё, что знает про этот день.

-Хех… - Улыбнулся Джон. – Эта дата памятна для меня, с чего вы взяли что она памятна для Билла?

-Поверьте мне, он помнит эту дату не хуже, чем вы… - Сфинкс глубоко вздохнул, положил голову себе на лапы и закрыл глаза. Он явно больше не собирался что-либо говорить.

Джон освободил ноги из позы йога и выпрямил их. Он лёг на спину, положив руки за голову, и, улыбаясь, смотрел на метеорит, слегка вращающийся вокруг своей оси.

Красиво, ничего не скажешь…

 

-Джонни, - Кэтрин лежала рядом со спящим Джоном и пыталась его разбудить, шепча на ухо его имя. Ей стоило только три раза позвать его, как он открыл глаза. Джон очень чутко спал.

-Привет, Кэт, - он улыбнулся и посмотрел ей в глаза. Она, почему-то, опустила их.

Кэтрин ничуть не изменилась за два года, разве что её чёрные волосы стали чуть длиннее – она подстригалась только три раза с момента встречи с Джоном. Они молчали: Кэт так и смотрела куда-то вниз, только изредка касаясь взглядом глаз Джонни. Он, в свою очередь, внимательно изучал её лицо…

Где-то пол года назад Кэтрин сильно ударила Джона в висок. Они тогда сильно поссорились. Джон потерял сознание, а очнувшись, он увидел перед собой виноватое лицо Кэт. Её выражение лица в тот момент очень походило на то, что Джон сейчас видел перед собой.

Кэт уезжала не одна. Она взяла с собой в дорогу какого-то Билла, с которым она познакомилась в университете. Джон всего лишь сказал ей, чтоб она не делала глупостей. И отпустил. Сейчас, смотря на Кэт, он моментально понял, что произошло.

-Вот же паскудство! – Джон громко выругался, освободился из объятий Кэт и слез с кровати. Он выглядел и злым и обиженным.

-Я… Джон… Это получилось как-то… Ну… Джонни! – Кэтрин мялась, чувство стыда отчетливо просачивалось сквозь её отрывистую речь.

-Так… - Сказал Джон. – Давай, мы пойдём в гостиную, сядем за стол, и ты мне всё по порядку расскажешь. Впрочем, меня не интересуют детали, меня интересует, КАК, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ЭТО ВЫШЛО?! – Он перешёл на повышенные тона. Он вышел из спальни Джека, в которой уснул как только переоделся. Дверью не хлопнул.

Джон сел за стол и закурил. Он увидел недопитый коктейль из водки и кока-колы в винном бокале на столике и залпом выпил его. Дверь в спальню открылась. Кэт встала в дверном проходе, облокотившись на косяк. Она была в бордовом пуловере с высоким воротником и чёрных джинсах. Джон смотрел на неё без какого-либо выражения лица.

-Ты же сказала этому сукину сыну обо мне, так? – Бросил Джон.

-Да, он знал. – Кэт то и дело поджимала губы.

-Ты понимаешь, что как бы ты не была пьяна в тот момент, что бы он тебе не говорил, как бы, СУКИН СЫН не клеился – это всё равно не оправдывает тебя? – Джон выглядел бы спокойным, если бы не так тяжело дышал.

-Да, я понимаю. – Кэт тяжело вздохнула и провела левой рукой по лицу, потревожив распущенные волосы.  

Молчание. Оно длилось минут десять. Кэтрин успела перекочевать на диван, а Джон выкурил целую уйму сигарет подряд.

Вдруг, резко открылась парадная дверь, идущая в гостиную. В комнату вбежал Джек. Слегка оглядевшись вокруг, он подбежал к Джону.

-Смотри! – Сказал Джек.

-На что смотреть? – Джон ничего не понимал. Он не проявил особый интерес к внезапно появившемуся Джеку, говоря с ним как-то лениво и равнодушно.

-На меня смотри! – Джек слегка потряс стол, за которым сидел Джон.

-А на что, мать твою, я сейчас уставился?

-Ничего необычного? – Джек слегка успокоился.

-Вижу прыщ на правой щеке, впрочем, это вполне в порядке вещей. – Сарказм Джона не доставлял его собеседнику никакого удовольствия. – Советую использовать какие-нибудь средства для чистки кожи, как например…

-Глаза, конь! У меня нормальные глаза?!

Джон понимал, о чём идёт речь. Он дружелюбно улыбнулся, как бы успокаивая Джека.

-С ними всё в порядке, Джек, а что?

-Некогда объяснять… - Джек быстрым шагом направился в свою спальню.

Кэтрин с Джоном удивлённо переглянулись. Но потом, вдруг вспомнили, что между ними произошло и потупили взгляд. Кэт отвернулась, а Джон закурил новую сигарету.

Джек вышел из спальни с дробовиком и уселся на диван, рядом с Кэтрин.

-Привет! – Улыбнулся он, - я тебя впопыхах и не заметил. Как съездила? – Задав этот вопрос, который, по всей видимости, был риторическим, он повернулся к Джону. – У нас есть водка и салфетки? Надо почистить это оружие. – Джек демонстративно тряхнул в воздухе дробовиком.

-На счёт водки я уверен, - вяло откликнулся Джон, - она в холодильнике. А насчёт салфеток поинтересуйся у Кэт.

Кэт быстро среагировала и указала на шкаф, рядом с холодильником.

Джек встал с дивана, оставив дробовик, и пошел собирать необходимый реквизит для чистки. Первым делом он покопался в шкафу, на который указала Кэт, и вытащил открытую упаковку салфеток. После этого он открыл холодильник.

-Кстати, - сказал Джек, высматривая водку, - пока я сюда бежал, я видел того парня, Билла, кажется. – Он посмотрел на Кэт. – Этот парень, вроде бы, шёл к нашему дому.

Кэтрин передёрнуло, она во все глаза смотрела на Джона. Он, в свою очередь, никак не отреагировал на сообщение Джека, он продолжал молча курить с лёгкой грустью в глазах.

Джек сел на прежнее место, положив салфетки к ногам лежащей на диване Кэт, и стал откручивать крышку на водочной бутылке.

-Видел Билла, говоришь? – Сказал Джон. – Сколько сейчас времени?

-Около одиннадцати утра. – Джек откупорил бутылку и потянулся за салфетками. – Стоп, а почему никто не раздражает меня расспросами насчёт того, что у меня случилось? – Джек посмотрел сначала на Джона, потом на Кэт. – Так… что у вас стряслось, дети мои?

Никто не ответил на поставленный вопрос. Джек уловил тяжёлый взгляд Джона на Кэтрин, и повернулся к ней.

-Ты что-то натворила? – Расширенные глаза Джека выражали не только детское любопытство, но ещё и беспокойство.

-Она изменила мне с Биллом, - отрезал Джон.

-Оппачки! – Протянул Джек. – Так, отставить чистку орудия… - он отпил из бутылки водки, приготовленной для чистки дробовика, несколько глотков, даже не пощурившись, потом закрыл её и поставил на пол рядом с диваном. Он взял дробовик, проверил, заряжен ли он (как оказалось, нет), и поставил его на пол дулом вверх, облокотив на внешнюю стенку подлокотника. – Оппачки!!! Я же видел этого идиота, как он сюда шёл!

-Ситуация… - Пробормотала Кэтрин.

Джек сел, поставив локти на ноги. Джон положил сигарету на гору окурков в пепельнице. Кэтрин подогнула под себя ноги и тяжело вздохнула. Все ждали стука в дверь.

Вместо стука Билл просто открыл дверь и вошёл в квартиру. Зализанные назад волосы Билла придавали ему какую-то экстравагантную гангстерскую внешность. Несомненно, если бы он принадлежал к преступному синдикату, то был бы телохранителем или каким-нибудь вышибалой.

Джон посмотрел на Билла. Его лицо показалось Джону знакомым.

-Ты совсем, что ли страха лишился заходить в чужую квартиру без стука?! – Рявкнул Джон, переводя внимание присутствующих на себя.

-Извини, друг, - смутился Билл. Он немного помялся, - я к Кэт.

-Друг?! – Джон вскочил со стула и, под грохот падающей мебели, решительно и быстро пошёл к Биллу. – Да какой я тебе, сукин ты сын, друг?!

Билл не узнал бы Джона ни при каких обстоятельствах, но Джон вспомнил…

Именно этот рослый детина встретился ему, когда Джон несколько лет назад ушёл из дому и брёл по улицам. Именно этот человек 20-го сентября 84-го года где-то в районе девяти вечера врезал Джону под дых за случайно разбитую бутылку выпивки.

Джон ударил Билла в область груди, тот слегка отошёл назад. Джон замахнулся второй раз, но Билли увернулся от удара и заехал обидчику прямо по голове. Джон рухнул на пол, но не потерял сознание. Он тщетно пытался встать, но из-за эфемерной потери зрения, из-за расквашенного при падении на пол носа, и из-за жуткой боли в височной области, он не мог даже поднять голову.

-Ты ему рассказала?! – Билл тряс кулак, словно он сильно болел. 

-Вы с ума оба сошли?! – Крикнула Кэт. – Ты же его убить мог! – Эта фраза предназначалась Биллу. – Его даже я могу нокаутировать, не говоря уже и о здоровенном детине!

Билли, только тяжело дышал и смотрел то на Кэтрин, то на лежащего на полу Джона, периодически вытирая рукавом нос (без видимой надобности). Кэт подбежала к Джону и помогла ему перевернуться на спину. Тот сильно щурил глаза, разглядывая плачущую Кэтрин. Единственное, на что у него хватило сил – показать средние пальцы своих обоих рук своей пассии и расплывающемуся в глазах Джона Биллу.

-Конь! – Послышался твёрдый голос Джека. Он окликал Билла, медленно подходя к нему. В правой руке Джека находился дробовик. Он держал оружие за конец дула. Приклад угрожающе нависал над полом.

-Слушай, - Билл поставил перед медленно приближающимся Джеком правую ладонь, то ли предупреждая его, то ли успокаивая. – Я не хочу проблем, Джон первый на меня напал, окей?

Джек молчал и смотрел Биллу прямо в глаза. Когда он подошёл достаточно близко, он замахнулся дробовиком, но, когда Билл принял защитную позицию, Джек ударил его ногой промеж ног. Билли загнулся. Джек, воспользовавшись этим, ударил детину по голове прикладом с солидного размаха.

Билли рухнул на пол. Больше он не шевелился.

Кэтрин попыталась что-то сказать, но у неё получились только звонкие повизгивания. Она встала с колен и подбежала к Джеку, толкнув его в грудь. Он выронил дробовик. Когда Кэт попыталась толкнуть его второй раз, он отошёл назад и оттолкнул влево руки Кэт. Она по инерции развернулась и Джек обхватил её сзади, зафиксировав её положение. Оказавшись в безболезненном, но крепком захвате Джека, Кэт только и могла, что плакать.

Джон, держась правой рукой за голову, медленно поднимался. Шатаясь, он побрёл к дивану. Джон плюхнулся на мягкое сидение, взял лежащие там салфетки, приготовленные для дробовика, и принялся вытирать капающую из носа кровь.

Кэтрин перестала истерить, и Джек расцепил руки, отпуская её. Она медленно двинулась к креслу, стоящему напротив дивана.

Джек подошёл к Биллу и пощупал пульс на его шее.

-Он жив, - продекламировал Джек. Потом он подошёл к дивану, взяв бутылку водки, стоящую на полу у ног Джона, и медленно сел.

Джек сделал пару глотков и предложил бутылку Джону, который собирал кровь в бумажные салфетки. Когда салфетки полностью пропитывались кровью, Джон скомкивал их и бросал на пол. Он взял бутылку водки и по привычке попытался понюхать горлышко, но нос был весь в крови, поэтому Джон лишь напускал в бутылку немного красного вещества.

-Ты заляпал кровью мой костюм! – Сказал Джек скорее повествовательно, нежели обвинительно.

-Извини, сукин ты сын. – Проворчал Джон. – И спасибо…

Недолгое молчание подтолкнуло Джона на размышления, как дорог ему Джек. Кэтрин молча смотрела на ребят, положив одну ногу на другую. Она, кажется расслабилась, хоть и царапала зубами нижнюю губу.

-Чёрт возьми, придётся шить надпись “детоубийца” на другой костюм, - засмеялся Джек.

Джон, перекинув бутылку в левую руку, скомкал свежих салфеток и натолкал их в нос.

-Кэтрин, будь добра, прекрати поедать свои губы, мне их ещё целовать, чёрт возьми. – Сказал Джон смешным голосом. – И, Кэт, принеси пожалуйста бокалы и достань кока-колу из холодильника.

Она слегка улыбнулась и встала с кресла, чтобы выполнить просьбу Джона. Пока она была отвлечена, Джон тихонько обратился к Джеку.

-Дай, сукин ты сын, угадаю… - Джон слегка наклонился. – Кэтрин сперва тебе рассказала о Билле, потом она попросила тебя сделать вид, будто б ты ничего не знаешь, потому что это выглядело бы нечестно, ведь она должна была первому рассказать мне. А ты, в свою сучью очередь, взял да и пригласил этого ублюдка сюда?

Джек слегка ухмылялся.

-По винчестеру понял?

-Конечно, а, кстати, почему винчестер? – Джон затолкал поглубже вываливающуюся салфетку.

-Не биту же мне было тащить, правильно?  Только не говори Кэтрин, что ты всё понял, мне ещё предстоит разговор с ней.

-Ты же сказал Биллу, что меня нет дома, да?

-Точно.

-Стоп, а зачем было ждать, пока он меня отдубасит? – Джон прищурил глаза.

-Джон…-Джек слегка помялся… - Кэт собиралась уйти к нему. Я решил подождать, пока Билл выдаст тебе люлей. Как видишь, судя по тому, как она к тебе бросилась – это помогло.

-Отсссука! – Джон улыбнулся. – А зачем пытаться спасти наши отношения?

-Ну, во-первых, ты мой друг, ты мой влюблённый по уши в Кэтрин друг; тебе было бы ооочень больно. Во-вторых, мне бы пришлось терпеть твоё нытьё недели две, а потом, вместе с тобой идти и убивать Билла.

-Как, сукин ты сын, трогательно…

Было ещё множество деталей, которыми бы мог поинтересоваться Джон, но он и так отчетливо представлял себе картину этого маленького “заговора”. Кэтрин принесла бокалы и поставила их на стол. Потом она достала из холодильника кока-колу и разлила её. Она подошла к Джону взяла у него бутылку водки. В момент передачи горячительного, Джон со всей серьёзностью уставился на Кэтрин. Она, кажется, поняла, что он имел в виду: “я не забуду измены, но я тебя всё-таки люблю, стерва ты и сукина дочь” – примерно так.

 

Билл очнулся в неизвестном ему месте. Он сразу же взревел от боли – его левая рука была прибита гвоздём к стене. Напротив него стоял Джон. Позади Джона стоял Роджер и Джек.

-А теперь поговорим по-настоящему, - Джон присел перед ним на корточки. Его голос слегка дрожал, а лицо выражало крайнюю ненависть. – Ты, кажется, знал, что у Кэтрин есть парень, да?

Билл ничего не ответил. Он только корчился от боли и стонал.

-Впрочем, ладно. Расскажи-ка мне всё, что ты помнишь про 20-е сентября 84-го. Только, если ты меня вдруг вспомнишь, можешь не извиняться за тот случай, когда ты мне ударил под дых на улице. Это мелочи. Мне что-то подсказывает, что ты знаешь про этот день намного больше…

Билл в приступе дикого страха замер, позабыв про боль…


 

 


Глава шестая. Джек\Джон. Сколько же волос на голове Кэтрин? Запись ведёт Джон.

Джон, будь другом, не пролей кофе хотя бы на титульный лист! (Кэтрин).

 

12 Ноября 1986.

Прошу, прощения, моя милая, дорогая моему сердцу и душе Кэт. Эта глава целиком и полностью посвящается пересчёту твоего волосяного покрова на голове.

Вчера я и Джек поспорили: а под силу ли человеку сосчитать волосы на чьей-либо голове? Ответ, я думаю, прост. Но я его не скажу, пока не попробую сделать это совершенно глупое дело – подсчитать, моя дорогая и любимая, количество твоих волос…

13 Ноября 1986. Три или четыре часа ночи.

Первая вылазка не удалась. План был прост: усыпить Кэтрин, подсыпав снотворное в её бокал, а потом тихонько, не спеша, сделать своё глупое дело.

Сложность заключалась вот в чём: мы с Джеком не учли, что этих волос уж очень много, тем более было довольно сложно не сбиться со счёта. И ещё: в следующий раз надо бы придумать, как помечать пересчитанную волосинку…

Я выступил с предложением просто взять волосы в пучок одной рукой и поочерёдно, другой рукой вытаскивать из этого пучка каждый волос.

Когда я насчитал уже двести волос – Кэт проснулась. Её удар пришёлся мне в живот. Джеку повезло меньше: ногой в область паха. Пришлось ей всё объяснять.

13 Ноября. Вечер.

Джек предложил новый способ пересчёта: “остричь Кэтрин к чертям, а потом уже посчитать, не беспокоясь, что она проснётся”. Джек всё ещё был зол на Кэт за удар ниже пояса.

Честно сказать, я даже представить боюсь, что случится, когда Кэт проснётся и обнаружит себя лысой…

Кстати, кто бы мог подумать, что у Кэтрин на самом деле круглая голова! Нет, вы представьте себе любого вашего знакомого без волос!

14 Ноября. Утро.

Прости меня! Умоляю тебя, Кэт! Сейчас ты сидишь связанная на стуле, на тот случай, если ты проснёшься. Я пишу, а Джек считает.

Прошло уже пол дня, а мы разобрались только с половиной головы. Джек молодец, прикупил хорошее снотворное…

Насчитали уже девятьсот с чем-то…

 

Подлые вы идиоты! Научитесь связывать! Нет, ну это же надо удумать такое! Я из-за вас, полоумные кретины, пропустила собеседование. Впрочем, ладно, Джон, прости меня за удар ниже пояса. Джек легко отделался: тогда я ему ударила в полсилы. Чёрт бы вас побрал…

Вот всё равно люблю вас, какую бы чушь вы не удумали. (Кэт)

 

 

8 Февраля 1987.

 

Я поднимался по лестнице на второй этаж, в квартиру, которую снимали я Кэт и Джон. Только что я окончательно порвал с колледжем – он отнимал слишком много времени. Представьте себе: кровожадный психопат (то есть я) сидит напротив толстого плешивого дяди-декана, как там его, который твердит, что этот колледж – моя дверь в прекрасное будущее, которого я лишусь, если покончу с учёбой. Замечательная история, наслышаны.

Вообще, бесит, когда такие неудачники вроде моего бывшего декана учат тебя жить. Великолепно! Он сам разведён, потому что его бросила жена за измену, он непроходимо туп, он носит свой проклятый жёлтый галстук, который затягивает так, что ему дышать трудно, в конце концов – он живёт на нищенскую зарплату, иногда подворовывая часть родительских взносов на новые классные доски. И вот этот человек будет учить меня жить? Есть два типа людей – неудачники, вроде этого толстого урода, и такие как я: агрессивные, практичные. Понимаю, неслабо. Но уж такова жизнь, не я её придумал.

Конечно, любой более-менее неглупый человек скажет, что во мне посеяна ужасная детская болезнь – максимализм. В ответ я могу только пожать плечами, сделать абсолютно безразличное лицо, и пойти по своим делам. Так, кстати, я и сделал, когда декан проповедовал мне “жизненные истины”. Чёртов конь…

Лестница кончилась, и я повернул направо, в коридор. Как вы думаете, что я там увидел? Я увидел то, что довольно легко представить и ужаснуться:

Сразу за поворотом стояла Кэтрин. В правой руке она держала мой новенький дробовик – я только вчера стащил его у Роджера (и по ошибке забыл его на диване в гостиной). Кэт была в розовом халатике, застёгнутом на все пуговицы, и в чёрных тапочках Джона. На её голове находилось несчётное количество бигуди, а над её правым глазом красовался кружочек какого-то красного фрукта или овоща, который, по всей видимости, потерял своего друга с левого глаза Кэтрин, когда она шла на эту “позицию”, где я её и встретил. Она смотрела на меня своими пилящими грозными глазками и демонстрировала оружие в своей правой руке. Серьёзно, зрелище весьма пугающее.

Как только я её увидел, я от шока отскочил назад… зря. Кэтрин начала что-то говорить, но я расслышал только “какова чёрта эта штука де…”, и покатился с лестницы кувырком. Не знаю, как это получилось, но в конце пути я оказался на ногах. Инерция – штука сильная: я невольно куда-то побрёл. Шёл недолго – упал и потерял сознание.

 

-Чёртова перечертовщина конская… - сказал я, когда очнулся. Я сразу схватился за голову, сбив на ней влажное полотенце. – Чёрт чёрт! Кони! Чёрт…

Как оказалось, я лежал на диване. Это означало, что кто-то меня сюда притащил. Неужели Кэт? Я, конечно рахит, каких мало, да и она довольно сильная женщина. Но всё равно, я от неё такого не ожидал.

Кэтрин находилась где-то поблизости. Она, как только услышала мою ересь, сразу подбежала ко мне. Она присела на край дивана и склонилась надо мной.

-Джек, слушай, извини. Я не хотела тебя пугать, серьёзно, извини Джек…

-Заткнись и отлепи от своего глаза эту чертовщину, наконец! – Я пальцем постучал по её фруктовому (или овощному) украшению над левым глазом.

Кэтрин молча отлепила его и отправила в рот.

-Серьёзно, Джек, прости меня…

-Прожуй, чёрт возьми… - Я жестом попросил Кэт убраться и сел. Сняв с головы полотенце, я обнаружил, что влагу ему придавала моя кровь. Теперь ясно, почему Кэт так распыляется… - Вообще, какова чёрта ты встала у меня на пути с этим чёртовым дробовиком? Ты специально что ли вырядилась как чучело, взяла мой дробовик и встала около лестницы чтоб пугать людей мирных?

-Нет… - Кэт присела рядом со мной, - просто я была очень зла на то, что ты притащил в гостиную оружие. Я проходила мимо окна и увидела тебя возвращающимся домой…

-Чёрт тебя дери, Кэрин! Чёрт тебя дери! А ты не могла бы в следующий раз, когда заметишь, что внизу холодильника лежит парочка гранат, спрятаться где-нибудь за углом на улице и выскочить, как оголделая, когда я буду проходить рядом с колодцем? Неплохо бы ещё при этом тыкать мне этими гранатами в лицо, для пущего удовольствия!

-Ну… я же извинилась! – Кэтрин слегка притихла, а потом, как-то неуверенно выдавила: - а у нас в холодильнике действительно…?

-Чёрт тебя выдери насквозь! – Перебил её я. – Конечно нет! Зато я припрятал пару топоров у тебя за шиворотом – посадил их на клей, когда ты спала. Поди теперь отдери…

-Ну хватит… - Кэт слегка повысила голос.

-Ты же, чёрт тебя дери, каждый день обыскиваешь этот холодильник, даже когда не хочешь готовить! Ищешь незаконно проникнутую туда пылинку, чтобы безжалостно расправиться с ней! Ты же чёртов Помидорный Шериф! Королева кетчупа! Стал бы я пичкать гранатами твой холодильник! Ишь чего захотели! – Я встал, чтобы налить себе чего-нибудь выпить, но у меня закружилась голова и я сел.

-Слушай, не заводись, я же всего лишь спросила. Иногда не поймёшь, правду ты говоришь, или это твой чёртов сарказм… - Такое впечатление, что она не обратила внимания, на то, что я попытался встать.

Кэт закурила. С минуту мы молчали. Я порылся в карманах и достал сигарету. Свою зажигалку, чтобы прикурить, я не нашёл.

-Девочка, дорогая, не сбегаешь ли ты вниз? Я, кажется, обронил свою любимую Zippo, пока кувыркался по лестнице.

Кэтрин “угукнула”, встала с дивана и вышла. Как только я услышал звук прикосновения двери с косяком, я вскочил с дивана и бросился к холодильнику. Голова сильно болела, но с этим я справился. Я открыл белую дверцу холодильника, нагнулся и вытащил из-под груды перцев пачку героина, плотно упакованного в пакет. Потом я побежал к своей спальне, открыл дверь и с порога швырнул пакет на кровать. 

 

К восьми вечера голова разболелась ещё сильнее. Я сидел на диване и просто терпел боль. Таблетки мне почему-то не помогали. Кэтрин ушла кутить с каким-то Биллом, надеюсь, это не разозлит Джона. Если она расскажет ему, конечно. Мне слишком нездоровилось, поэтому я не стал уговаривать Кэт сперва посоветоваться с ним, или хотя бы предупредить его. Джон в последнее время очень много спал (сегодня он целый день провалялся в спальне), может, Кэт просто не хотелось его будить…

Я вспомнил о нашей с Джоном книжке. Сегодня самое время сделать новую запись в главе “Некомпетентность преподавателей колледжа им. Аманды Кэйтс”. Решив, что мне всё равно надо чем-то себя занять, чтобы хоть как-то отвлечься от дикой головной боли, я побрёл в спальню Джона и Кэт – там лежала наша книга.

По дороге я уронил пару книжных стопок, чёртов Джон разбросал книги по всей гостиной! А может, у меня ухудшилось зрение от мигрени, или я просто неровно иду…

Джон спал прямо в ботинках. Я понятия не имею, какова чёрта Кэт не сняла их. Сам бы я, может, помог сейчас Джону избежать боли в ногах, но мне, если честно, было как-то не до него.

Книга лежала на полу – я не удивлён. Всё самое ценное у Джона всегда лежало на полу. Так уж сложилось у него. Сейчас у него сложные времена… Он читает какую-то тибетскую литературу, медитирует, почти ничего не ест. Однажды с ним уже такое случалось, после смерти его матери. Наверное, сейчас у него просто депрессия. В таком состоянии его лучше не трогать – сам справится.

Подобрав книгу, я отправился в свою комнату, сел за письменный стол, включил настольную лампу и стал изучать прошлые записи в нужной мне главе. Как обычно, страницы были заляпаны кофе и сигаретным пеплом.

 

“Глава седьмая. Джек\Джон. Некомпетентность преподавателей колледжа им. Аманды Кэйтс. Запись ведут Джон и Джек.

Начало зимы 1986.

Приходя в этот колледж, я думаю только о двух вещах:

1 - Поскорей бы отсюда уйти.

2 – Как бы достать нашего математика.

Его зовут как меня – Джек, фамилии я не помню, да мне и плевать на его фамилию. Когда этот маленький худощавый тип начинает свой урок, то он сразу же покрывается потом и заикается. Видимо, боится слушателя. И это после семи лет работы учителем? Вообще, вы не замечали, что преподаватели со временем перестают быть людьми? Я имею ввиду теряют всякую человечность на время обучения. Они просыпаются с самого утра, пьют свой чёртов кофе и отправляются вдалбливать в головы учеников то, что этим ученикам совсем не сдалось. Причём эти учителя знают, что максимум только двадцать процентов этих знаний кое-как смогут понадобиться в жизни. И, тем не менее: половина из этих “нужных” знаний, если повезёт, будет нужна для выигрыша какого-нибудь малозначительного спора, а вторая половина напрочь забудется. Вот если представить, что в колледже преподают, допустим, десять каких-нибудь, то какова гарантия, что ученики запомнят нужные? Итак. Учителя отводят эти чёртовы занятия, нацепив на себя маски полной бесчеловечности, бесчувственности и ложного уважения к их делу… сложно себе представить, что приходя домой они целуют своих жён; обнимают своих детей, которым они каждый день рассказывают сказочки на ночь; потом кушают; а ночью занимаются сексом? Не смешите меня… (Джек)

Джеки, это больше похоже на вывод из всей нашей работы, нежели на описание некомпетентности этого сноба – Джека Риппи. Вот можешь, когда хочешь! На самом деле, я вообще считаю, что истинный преподаватель должен быть по-настоящему талантливым человеком. У него несомненно должна быть харизма, иначе его не воспримут всерьёз – таковы дети. Если это маленький худощавый тип с грязными ботинками, ученики которого считают себя лучше его, то как он может чему-то научить целый класс? Тем более с таким неуверенным поведением на публике… впрочем, внешний вид ещё не показатель некомпетентности мистера Риппи. Слово “компетентность” означает – знание человека в определённой деятельности, знание своего дела. Я думаю, что Джека Рипли не интересуют книги по детской психологии. А ребёнок, подросток, даже девятнадцатилетний парень вроде меня не будет запоминать то, что ему запоминать не хочется. На самом деле, это даже общая психология. Мистер Фрейд утверждает, что человек способен невольно совершать поступки, о которых он подсознательно грезит. Как, например, при знакомстве с девушкой предложить ей совокупиться, вместо похода в ресторан. Вроде бы обычная оговорка, но в этом есть свой довольно видимый смысл. Точно также человек может просто исключить из памяти то, что он запомнить-то, в общем, и не желает. Максимум, на что я способен, если мне не интересен определённый набор знаний – вызубрить его, записать на кратковременную память. Потом я несознательно выброшу эти знания на помойку. А что будет в конце семестра, когда этот Риппи будет трясти с нас формулы, как яблоневое дерево, в надежде взглянуть на плоды своего труда - знание? Бог ты мой! Да кому вообще нужны эти формулы, особенно из заикающихся уст этого болвана? А что насчёт его нелепых оценок? За что, скажите, мне была поставлена эта пятёрка в зачётку за второй курс? А тройка за последний семестр? Он же совершенно не умеет оценивать! Я всего лишь сказал ему пять формул из шести, которыми я располагал! Оценка - пять! А как насчёт манеры вести урок? Он, видите ли, обижается за то, что класс не разбирает его тихого бурчания! Слов нет… А каким ценным кадром он себя считает!.. (Джон)

Зима 1987.

Капри Ридчерсон – психолог колледжа. Совершенно некомпетентен как психолог, зато какой классный парень! Я и Джек сразу его раскусили – его диплом поддельный. Куда смотрел декан – Коми, когда нанимал его? Капри прячет у себя в столе бутылку виски, Джек часто кладёт какой-нибудь алкоголь в “тайник” Ридчерсона – они часто пропадают в его кабинете, попивая свои заначки и обсуждая нашего декана. Ридчерсон пишет в какой-то журнал по искусству. Делает он это исключительно ради денег. Меня восторгает его стиль жизни – сон, выпивка, женщины, а в перерывах между этим – работа. Впрочем, господин Капри – это не к вопросу о компетентности, достаточно было просто сказать о том, что этот сукин сын ни черта не смыслит в своей профессии. Кстати, об этом никто не догадался наверное потому, что наш декан отправляет к Ридчерсону только провинившихся ребят. Как, например, прошлый “пациент” психолога просто разбил окно, за что и был сослан к Капри.

А о декане, я думаю, тут ещё писать и писать. (Джон)”.

 

Я протёр глаза – от букв моя голова ещё сильнее разболелась. Я пододвинул поближе настольное зеркальце, подло стыбриное как-то у Кэтрин, и ещё раз изучил своё “ранение” в область правого виска. Ничего, вроде бы, особенного, бывало и хуже. Мне очень хотелось написать что-то о своём бывшем декане, но голова моя очень сильно болела. Боюсь, что от воспоминаний о Коми она разболится ещё сильнее.

Мне захотелось пить. Но если бы я собрался удовлетворить свою жажду – это бы означало, что мне бы пришлось вставать со стула – это как минимум, - а потом ещё и идти до холодильника…

В глазах зарябило. Дикая… на самом деле дикая боль…

 

Я очнулся на полу. Голова всё ещё болела; наверное, я был в отключке минуты три, не больше. Я прикоснулся к правому виску – он был в крови. Я не без труда поднялся и снова сел на стул. Меня очень интересовала рана – насколько всё серьёзно. Я взял зеркальце Кэтрин в руки и посмотрел на рану:

Во-первых, раны не было… кровь вокруг этого места была, а вот раны не было.

Во-вторых, у меня были оранжевые глаза.

Такое случалось раньше. Как-то я говорил Джону что-то по этому поводу. Надо бы начать новую главу в нашей книге…

Несмотря на таинственное исчезновение всяких следов от ступенек на моей голове, меня всё же мучила мигрень, хоть и не такая жестокая, как десять минут назад. Паниковать насчёт цвета глаз я не стал - если и случалось что-то плохое в те разы, когда они были оранжевыми – это случалось не со мной. По большому счёту я привык ко всяким странностям – за последний год мои глаза становились оранжевыми уже три раза. И постоянно происходила какая-нибудь чушь… не очень-то катастрофическая, если вдуматься. Я знаю, что всякие странности происходят даже в тех местах, в которых я не присутствую физически, то есть у какого-нибудь, например, Билла, с которым пошла Кэтрин, мог бы случиться инфаркт, если я, допустим, позвоню в то место, куда они пошли. Причём не важно, хочу я, чтоб с  Биллом что-нибудь случилось или нет.

-Чёрт возьми! – Подумал я. - В соседней комнате спит Джон!

Я снёс пару книжных стопочек, пока бежал до спальни Джона. У порога я притормозил, отдышался, и открыл дверь.

Сначала, вроде бы, я увидел спящего Джонни, который мирно слюнявил свою подушку…

 Но, переходя порог комнаты, очертания окружающего меня мира… менялись что ли… Складывалось такое впечатление, будто бы одна картинка постепенно заменяется другой. Не прошло и тридцати секунд, как я всё менее отчётливо видел спальню Джона. Теперь я видел какое-то место под открытым небом. Какие-то кусты… аллейная дорожка подо мной... Странная, доложу я вам дорожка… Обычно, люди обкладывают каменной плиткой те места, по которым они собираются ходить, здесь же нет – сама дорожка была притоптанной землёй, а вокруг всё было обложено белым мрамором с какими-то египетскими узорами. В местах, где росли кусты - мрамора, конечно же не было. Какие-то калитки… Птички, чёрт их дери…

Я бы испугался всего этого, но мне было уж больно любопытно. Человеческое любопытство нередко способно подавить и страх, и даже сам инстинкт самосохранения. Мне хватило всего минут семь, чтоб начать соображать, оправившись от лёгкого шока.

Я закурил. Голова, кстати, не болела. Что ж, если дорожка есть, значит, она куда-то ведёт… Я потопал лёгким прогулочным шагом, рассматривая местные достопримечательности. Красиво, ничего не скажешь. Я наткнулся на развилку.

Я пошёл направо – там растительность имела какие-то красные плоды, которые очень походили на ягоды. Кусты с ягодами… какое-то дерево, справа от меня с ягодами… даже цветочки, которые иногда встречались по краям моей дорожки, имели отростки с ягодами.

Ландшафт вокруг меня стал приобретать какие-то обрывающиеся ступеньки, в виде второго и третьего слоёв мраморной плитки на той, что уже меня окружала. Я шёл, пока не наткнулся на тупик. Этот тупик представлял собой ровный земельный круг, в центре которого росла яблоня. Я подошёл поближе, так, чтоб рассмотреть яркие красные плоды дерева. Ох, и красивые яблочки! Но вот какая штука – на каждом яблоке был нарисован какой-то чёрный иероглиф. Зрелище великолепное… кажется, я догадывался, где я нахожусь.

Решив, что не стоит питаться этими природными дарами, я вернулся к тому месту, где была развилка, и повернул уже налево. Я шёл, пока не наткнулся на женщину, ползущую в ту же сторону, в которую я направлялся.

Ужас… Левая половина этой женщины была какой-то сгнившей, что ли… вторая половина, слава богу, была нормальной. Хотя, я бы меньше испугался, если бы увидел полностью сгнивший  труп.

Эта женщина, половиной своего тела – правой ногой и рукой, - цеплялась за дорожную почву и куда-то ползла. Я, решив, что лучше бы просто избавиться от этой гадости и топать дальше, разбежался и, перепрыгнув всю эту мерзость, побежал дальше.

Приблизительно через три минуты быстрого бега по слегка петляющей дорожке, я впечатался в куст и пробороздил его насквозь, вывалившись на какую-то поляну.

В центре поляны сидела какая-то компания и пила чай, сидя на земле возле низенького журнального столика. Я увидел трёх-четырёх человек по одну сторону стола и одного человека по другую. Я встал с земли (уже с земли - мраморное покрытие уходило совсем недалеко от куста), отряхнулся и двинулся к этой компании.

Итак, сейчас я попробую описать то, что я увидел:

В самом центре компании из четырёх человек сидел Джон, прямо напротив одинокого лысого безликого ушастого человека (существа?) по ту сторону столика. Джон сидел в такой же позе как и он – поза буддийских монахов во время медитаций. Когда мы с ним ездили в Тибет, то он часто медитировал там с монахами в оранжевых рясах, пока я осквернял храмы содержимым своего желудка – меня тошнило от перепоя. Это существо напротив Джона была в той же тибетской рясе. А на Джонни были только спортивные штаны.

Рядом с ним, положив голову на колени моего друга, лежала какая-то женщина. Красивая, само собой. Она была в каких-то лёгких одеяниях египетского стиля, судя по узорам. По правую руку от Джона сидел какой-то мужчина. Вокруг его головы вилась змея, которая головой врезалась в его висок и высовывала язык из места, отведённого под правый глаз. Глаза, конечно не было. Бррр…

Слева от Джонни сидел какой-то собакоголовый эм… существо… Из под его длинного то ли плаща, то ли халатика выглядывал скорпионий хвост.

Вся эта компания попивала чай из белого сервиза, исписанного иероглифами. Каждый из присутствующих держал левой рукой блюдце, а правой рукой периодически ставил на него чашку с чаем, забирая потом опять, чтобы сделать глоток.

-Ох, какие люди! – Джон поприветствовал меня, широко раскрыв глаза, которые, почему-то были чёрными – Присаживайся, мой друг! Налей себе чаю и пообщайся с нами. – Он указал рукой на место рядом с лысым монахом.

Я молча присел по левую руку от этого безликого существа. Кстати, у него не было рта, дак зачем ему чай?... (Вскоре я разобрался, что он просто прислонял к своей голове кружку, имитирую чаепитие). Я взял со столика пустую чашку (я её раньше, почему-то, не заметил – на столике был один только чайник) и налил себе прозрачного чая. Я отпил – он был горьковат и горечеват, но я не жаловался. Я молчал, Джон как-то блаженно улыбался. Та женщина возле Джона подняла к нему голову:

-Не познакомишь нас с гостем? – Спросила она.

-Хм… Изис, мне кажется вы тут все знакомы. – Ответил Джон.

-Неправда, - вставил я. Хотя, мне не очень-то хотелось ввязываться в этот сумасшедший дом, я даже подумал, что мне бы неплохо пойти прогуляться ещё. Но потом я вспомнил этот полутруп, волочившийся по аллее, и забросил эту идею.

Джон, кажется, не обратил на меня внимания. Он отпил ещё чаю, потом поставил блюдце с чашкой на столик, и сделал правой рукой какой-то жест, после которого в его руке оказалась сигарета.

-Изис, будь добра… - Джон показал ей сигарету.

-Хорошо… - её глаза покраснели, сигарета зажглась.

-Чёрт возьми! – Меня это развеселило, и я решил всё-таки влезть. – А можно и для меня такой фокус вытворить?

-Конечно, - сказал Джон и переложил свою сигарету в левую руку. Он повторил свой жест, но на этот раз наколдованная сигарета в его правой руке была уже зажжена – Волшебство сновидений … - заключил он.

Джон попросил существо со змеёй вместо глаза передать мне эту сигарету. Существо слегка наклонилось и передала её мне. Оно как-то злобно на меня взглянуло своим единственным глазом… Потом из его головы высунулась змея и вытошнила недостающий глаз, который так и остался в её пасти. Я курил, а Это всё смотрело…

Тишину нарушил собакоголовый полускорпион слева от Джона: он чихнул. Тому змееголовому, наверное, показалось, что это оскорбление в его сторону и он молвил:

-Сукин сын, ты можешь не обращать на себя внимание? – Голос змееголового звучал очень низко и одновременно громко.

Собакоголовый повернулся к нарушителю молчания и оскалился. Он зарычал так, что земля, чёрт возьми, затряслась!

-Тише, тише… - вставил Джон. Его, кажется, более волновал факт нарушения священной тишины, нежели конфликт своих “друзей”.

Собакоголовый поставил чашку с блюдцем на стол, молча поднялся, повернулся к змееголовому и медленно, даже лениво подошёл к нему. Собакоголовый протянул к нему руки и снял верхнюю половину тела змееголового, потом он сунул свой трофей подмышку и побрёл куда-то вдаль. Оставшаяся половина тела постепенно становилась прозрачной, а потом и вовсе исчезла.

Как прикажете реагировать на это?

-Ммм, и как это понимать? – Спросил я у Джона.

-Ну, Сет… Хорус… - он пожал плечами и сделал очередную затяжку.

Замечательно… И чего теперь?

-Замечательно… - Выдавил я. – Кстати, я видел какой-то полутруп женщины за теми кустами, - я показал на то место, откуда я вывалился. – Она, кажется, ползла в эту сторону. А это как понимать?

-Хел? – Спросил Джон.

-Чего? – Я ни черта не понимал.

-Изис, - Джон, опустил голову и посмотрел на девушку. – А что здесь делаю олимпийцы?

-Понятия не имею, - ответила Изис, - Если она покинула Хелхайм - она сделала большую ошибку.

Я перестал вникать - мне ничего не понятно, и чёрт с ним, буду пить чай, и ждать когда Джон проснётся.

-Ха ха! Дети мои! – Все присутствующие повернули головы к источнику шума (кроме монаха, но у него тоже были уши, и поэтому он изменил угол головы, вероятно, чтобы лучше слышать), голос доносился оттуда, куда удалился собакоголовый.

Это был одноглазый бородатый мужик с вороном на плече и бутылкой в руках. Он улыбался и, шатаясь, шёл к нам. За мужиком волочилась пара волков. Сам он был в железных доспехах, с его пояса свисал нечеловечески-широкий меч.

-Это же Один! – Странно, но Джон удивился ему даже больше чем мне.

Мужик был в доску пьян. Когда он подошёл к нам, то сразу же налил в чашку собакоголового, которая одиноко лежала на столике, то, что у него было в бутылке (или лучше сказать фляге? Эта штука походило на кожаное изделие…). Мужик поставил свой сосуд на стол.

-Мёдику? – Он подбежал ко мне и, положив свободную руку мне на плечо, предложил мне испить из чашечки, которую он мне демонстративно тыкал в лицо.

-Пожалуй… - Я взял чашку, дабы не заставлять мужика меня уговаривать, и отпил. – Вкусно! Чёрт возьми! – Я не врал, это было действительно вкусно.

Волки, что шли рядом с мужиком, смирно уселись с краю стола, а сам мужик присел ко мне, положив руку на шею. Ворон, что был на его плече взмыл воздух и кружил над нами.

-Подерёмся? – спросил он меня.

-Чего?

-Ну… Это… подерёмся? – Он дышал в меня перегаром и улыбался. Я рассмотрел его повязку, которая прикрывала правый глаз. Складывалось впечатление. Что этот кусочек ткани был каким-то образом приплавлен к коже.

-Нет, я, пожалуй, пас. – Я отпил ещё мёда из чашки. Чёрт возьми! Вкусно! Я затянулся сигаретой, протянул руку этому мужику и представился.

-Один! Старый дряхлый, но всё же бог! – Он пожал мне руку и, рассмеявшись, встал. – Гери, Фреки! – Он обращался к своим волкам. – Айда наперегонки!

Он побежал по полю, хлопая в ладоши и громко смеясь.

-Пора просыпаться, Джон! – Сказал я, вставая.

-Не-а, - Вставила Изис.

Я смотрел прямо в глаза Джону, ожидая, когда он поймёт, что я не плод его воображения.

-А у тебя глаза оранжевые! – Сказал Джон, улыбаясь и тыча в меня пальцем.

-Какая замечательная новость, Джон! – Сказал я, - может, теперь порезвимся с этим чокнутым стариком? А нет, давай я тебе что-нибудь станцую! Ты себя-то сейчас видел?

-Ты это к чему? – Джон швырнул сигарету себе за спину.

Я сделал тоже самое..

-Ни к чему, просыпайся, чёрт тебя дери! – Я сделал последний глоток из чашечки, что дал мне Один.

Вдруг резко всё стало темно. Очень темно. Но буквально на секунду…

 

-Джек! Сукин ты сука Джек!!! – Джон пинал меня по плечу.

Я открыл глаза и обнаружил себя лежащим на полу в спальне Джона.

-Вот это ни черта себе! – Протянул я, садясь на пол.

-И… Чего… Как…?! – Джон отступил. Зря. – А, чёрт!

Он поскакал до кровати на одной ноге. На полу я увидел осколки белого фарфора.

Чёрт… надо было захватить ещё и яблочко с иероглифами, с того дерева… 

 

22 Июля 1989.

Как только отель «Редваин» объявил об открытии ресторана у себя на первом этаже, Джек, Джон, Кэт и даже Роджер решили съездить и отведать расхваленную кухню из-за которой «Редваин» гордо нацепил себе на погоны третью звезду. Ребята созвонились и решили, что лучше будет, если они поедут все вместе на машине Роджера. Он заказал в «Редвайне» столик и уже приехал к ребятам.

Он поднимался по ступенькам одного старого здания, где вся компания – Джек, Джон и Кэт, - снимали квартиру. Роджер ещё не успел постучаться в дверь, как услышал ругань Кэт и Джона. Судя по тону их разговора, Роджер понял, что это далеко не бытовая ссора, а нечто более серьёзное. Тем более, что между Джоном и Кэтрин никогда не возникали бытовые ссоры просто ввиду того, что их жизнь была куда насыщеннее, чтобы замечать немытую посуду, съеденный последний помидор или переполненную пепельницу, если окурки из неё ещё не начали выпадать.

Перед тем как войти в квартиру, Роджер вспомнил несколько ситуаций:

Как год назад он вошёл в эту квартиру и увидел, что Джон и Кэт занимаются любовью прямо на полу в гостиной, при этом их диван был почему-то поставлен на боковое ребро, сюрреалистически возвышаясь к потолку. После того, как неудобная ситуация со случайным засвидетельствованием акта любви была утоплена в трёх чашках свежеприготовленного кофе, старик спросил у ребят, какого чёрта их диван стоит ребром. Кэт и Джон удивлённо уставились на этот диван и в один голос поклялись, что заметили это только секунду назад, после того как Роджер об этом спросил.

Роджер так же вспомнил, как три-четыре года назад наблюдал за Кэт, когда она пылесосила гостиную. Кэтрин яро расправлялась с пылью и мусором, но когда она подошла к валяющейся на полу книге, она просто провела по ней пылесосом, подобрала лежащий рядом с книгой фантик от шоколадки и двинулась пылесосить дальше, обходя остальные книги точно таким же образом. Джон давным-давно превратил гостиную в библиотеку и к печатным изданиям тут относились как к мебели. Но одно дело целые недвижимые стопки книг – совсем другое одинокие издания, совсем не к месту валяющиеся посреди гостиной.

Когда Кэт нарвалась на одинокую переполненную пепельницу в углу, она выпотрошила эту стеклянную пепельницу в пакетик, пропылесосила этот угол и поставила стекляшку обратно. Роджер, обуреваемый странными эмоциями, молчал. Но вдруг Кэтрин, приближаясь к очередной книге, выключила пылесос и подняла эту книгу с недовольной миной на лице.

-Чёрт подери, сколько раз я говорила Джону, чтоб он не оставлял эти долбанные книженции где попало! С меня хватит… - Кэт решительно бросила книгу в тот пакет, куда только что полетели окурки из стеклянной пепельницы. Потом она поставила этот пакет на пол, включила пылесос и продолжила свой рейд по гостиной.

Роджер с широко раскрытыми глазами подошёл к этому пакету и выудил оттуда ту самую книгу. «Киборг спасает галактику. Фантастический роман в трёх частях» - гласила надпись на обложке. Чуть позже Кэтрин выкинула и «Библию», тоже найденную на полу.

Остальные издания почему-то не вызывали в Кэтрин никаких эмоций. Пепельницы тоже. Точно так же нетронутыми осталась пара недопитых бутылок водки, валявшихся рядом с диваном, и оголённый меч, совсем ни к селу, ни к городу прислонённый к кухонному столу.

Роджер с приоткрытым от удивления ртом направился изучать нетронутые книги.

«Logic of modern physics», «Einbeit und umbegrenzte Zweiheit von Plato bis Plotin», «Остроумие и его отношение к бессознательному», «Marx-Engels Gesamtausgabe», «Via nova».

Via nova»… - Пробормотал Роджер сквозь шум пылесоса.

-Где?! – Послышался голос Джона. Он выскочил из спальни абсолютно голым и подбежал к Роджеру. – Приветик, - бросил он, подобрал книгу рядом со стариком, и опять скрылся в спальне, бормоча по пути что-то про Аристотеля.

Роджер был готов поклясться, что ни один человек не расслышал бы его голоса, когда он говорил «Via nova», даже ели бы пылесос Кэтрин был выключен. Потом с улицы в гостиную ворвался Джек. На его ногах отсутствовал один ботинок. Голой ногой он запнулся за «Marx-Engels Gesamtausgabe», выругался и спешно похромал к мечу у кухонного столика.

-Привет Джек, а почему бы не отпнуть с прохода эту чёртову книгу? – Крикнул Роджер.

-Какую книгу? – Удивился Джек.

Не дождавшись ответа, он взял меч и двинул на выход.

-Хоть бы переобулся! – Крикнул вслед Роджер, но входная дверь уже была закрыта.

Сегодня, перед тем, как предстать перед ссорящимися Джоном и Кэт, Роджер вспомнил даже первую его встречу с Джоном. Парень тогда спорил с Джеком о метафизике, уменьшая невежество Джека в данном вопросе. В начале спора Джон грыз карандаш. В конце спора он не мог найти этот предмет, а Джек спокойно сообщил ему: «Парень, ты его съел, пока мы спорили». Джон невозмутимо ответил: «Да? Значит надо запить, у тебя есть водка и кока-кола?».

Пахнуло марихуаной. Это новое увлечение Кэтрин уже порядком надоело Джону и он имел обыкновение прятать от неё пакетики. Возможно, они ссорятся именно поэтому – подумал Роджер, но сразу же отбросил эту мысль. Он, как и Джон, знал, что марихуана используется Кэт, когда она подвержена стрессу и Джон никогда не отвечал «нет», если она просила его покурить эту штуку вместе с ним. Он просто был против того, чтобы это одурманивающая дрянь постоянно висела в воздухе – это отвлекает. И из-за этого никогда не возникало ссор.

Вдруг голос Джона заменил голос Джека. Значит и он участвует в ссоре. Дело пахло жареным…

Роджер всё-таки вошёл. Перед ним предстала картина: Джон, уже наоравшись вдоволь, сидел в кресле и курил, а Джек, видимо заменяя его, орал на Кэт. Костюм Джека был в пятнах. Пустой бокал в руках Кэтрин говорил о том, что жидкость, испачкавшая белый костюм Джека, ранее была выпивкой Кэт.

Роджер молча, не обращая на себя внимание окружающих, запер за собой дверь и чинно прошёл в помещение, закуривая сигару. Джон заметил его первый.

-Здорово, старина, - устало выдохнул он и потушил сигарету в пепельницу.

-Здравствуй, Джон, - Ответил Роджер. – А что, поход в «Рэдваин» отменяется? – Роджер кивнул на Кэт и Джека.

-Может нет, может и…

-А может ты воскресишь Билла?! – Рявкнула Кэт на Джона. Потом она обратилась к Роджеру. – А ты сам не хочешь ли сказать что-нибудь по этому поводу?!

-Да уж, дети мои… - Протянул старик. – Джон, а она знает детали?

-Да эта стерва знает только как попусту трахать мозг! – Крикнул Джек. – Весь сучий вечер она орёт как резаная, требуя объяснений, а как только ей начнут растолковывать, сама же затыкает тебе рот и…

-Да пошёл ты, Джек! – Взвизгнула Кэт. – Моим первым вопросом к тебе сегодня, было невинное «не ты ли, сволочь такая, прострелил голову Биллу?». И что я услышала в ответ?!

-Ты услышала: «а нечего на меня орать, сука!». Вот, что ты услышала! – Ответил Джек. – Неужели ты подумала, что Билл потом останется жив?!

-А с чего я должна была думать иначе?! – Кэтрин случайно выронила бокал. Он почему-то не разбился и так и остался лежать на полу.

-Кэтрин. – Вставил Роджер. – Если тебе будет комфортнее от этого знания, то именно я сделал контрольный выстрел.

-Но… - Хотела перебить Кэт.

-Есть детали, о которых…

-Стоп! – Отрезал Джон, резко вставая с кресла. – Я знаю, что Роджер прямо сейчас просто скажет пару вещей и эта сука перестанет наконец верещать, но… - Кэтрин уже резко вдохнула, чтобы перебить Джона. Даже Роджер, удивляясь тому, каким образом Джон разговаривает с той, кого без памяти любит уже всю свою жизнь, раскрыл рот, чтоб сказать что-то. Но Джон резко поднял руку, затыкая обоих. – НО! Пусть она сначала скажет, на кой чёрт ей понадобилось звонить Биллу, учитывая, что она в прошлом нагло изменила мне с ним! Нет, чёрт подери, заткнитесь! Сначала путь она скажет, для чего ей понадобилось звонить ему?! Да! Пусть мы беспрепятственно трахаемся на стороне, но мы сначала советуемся друг с другом и даже одобряем это. Но Билл – ситуация на почве любви, а не на почве секса. Билл – это тот упырь, про которого ты бы Кэт мне даже не рассказала бы. Билл…

Кэтрин уже начала перебивать Джона, не выдерживая его тона. Но тут Роджер, своим громким басом перебил обоих:

-Кэт! Он знает, что ты тогда собиралась уйти к Биллу. Было бы идиотизмом полагать, что Джек ему не расскажет. Плюс ко всему, было бы идиотизмом считать, что Джон не знает - Билл рассказал тебе о том, что именно он убил отца Джона. Что именно он сидел тогда в машине. Билл рассказал нам это перед смертью, Кэтрин. И Джон, и Джек, и я были прекрасно осведомлены об этом, так же как и ты!

У Джона отвисла челюсть. Он хотел что-то сказать, но не мог даже набрать в лёгкие воздух. Никто из присутствующих не заметил этого. Все взгляды были посвящены Кэтрин.

-И ты, - продолжил Джек, - набираешься наглости обвинять нас в том, что мы убили этого засранца?

Кэтрин только широко раскрыла глаза, которые испуганно метались между Роджером и Джеком. Джон в это время буквально задыхался, из его груди вырывались какие-то слова, но говорить он не мог.

-Да, Кэтрин, мы знаем, что Билл рассказал тебе про это ещё до того, как мы его допросили. – Строго констатировал Роджер. – Не знаю, как Джон умудрился простить тебя за то, что ты переспала с убийцей его отца, но даже не думай, что мы не в курсе того, что ты узнала об этом ещё раньше, чем лезть к нему в ложе.

Кэт всё ещё испуганно металась взглядом. Джон уже шатался от недостатка кислорода.

-И, кстати, ты же не знала, что мы допросили его. То есть ты и не думала, что мы знаем. И ты даже не собиралась рассказать нам об этом? – Не унимался Джек. – Джон прав, а какого чёрта ты ему сейчас звонила?! Джон… - Взгляд Джека переметнулся на Джона. Тот стоял в широко открытым ртом, пытаясь набрать воздуха. И как только ему это удалось:

-ЧЕГО, БЛЯДЬ?! – Взвыл Джон. – ОНА ЗНАЛА?!

В комнате повисла такая тишина, будто голос Джона лишил всех слуха.

Джек шёпотом, будто что-то мешало ему говорить, спросил:

-Ты не знал, что Кэт в курсе? Ты тогда ушёл и… - Джек нахмурился, вспоминая события. – Ах… да… мы же тогда заговорили о Кэт уже после того, как ты узнал сам факт о том, что Билл сидел тогда в этой машине… Про то что этот ублюдок рассказал твоей Кэт, я и Роджер выпытали уже после того, как ты ушёл…

- Дак вот почему он так испугался… Он же не должен был знать кого он тогда сбил… Чёрт подери. Точно. – Выпаливал Джон.. – Он рассказал Кэтрин свой маленький секрет о том, что когда-то кого-то сбил и слинял целым и невредимым. А уже потом Кэт догадалась и сказала ему, что убитый тогда человек – мой отец.. Да… Вот откуда он всё знал… Он ведь даже не видел в кого въехал. А почему вы мне не сказали? – Спросил он у Роджкра и Джека.

Джек и Роджер переглянулись, на их лицах было написано: «я думал, это сделал ты».

-… – Кэт пыталась что-то сказать. У неё задрожали ноги и она села на пол, смотря на Джона большими испуганными глазами. Он тоже смотрел на неё.

Всё снова стихло. Казалось, что все здесь присутствующие даже боялись дышать, чтобы не нарушить тишину. Ничто не двигалось. Остановилось время. Земля замерла. И только Джону было дано право нарушить это молчание.

Но он, вместо того, чтобы сказать что-либо, отвернулся от Кэт и двинул к выходу. Перед тем, как открыть входную дверь, он остановился и дрожащими руками прикурил сигарету.

-Вы тут пока заканчивайте проказничать и подъезжайте. Я пойду в «Рэдваин» пешком…

Он уже было ушёл, но тут услышал сдавленный голос Кэт:

-Джон… - От её голоса в груди у Джона что-то съёжилось, затрудняя дыхание. Он остановился в проходе, медленно развернулся и через силу посмотрел в глаза Кэтрин.

Она, в свою очередь смотрела своими невидящими, чересчур широко раскрытыми глазами куда-то ему в плечо.

-Где… она… - Стыдливо, буквально преодолевая какое-то физическое препятствие в горле, выдавила Кэт. Джон знал, что Кэтрин спрашивает у него, где находится столь необходимая ей сейчас марихуана.

Даже у Роджера сдавило грудь, когда он услышал столь неожиданные, столь неподобающие слова в этот момент. Но то, что сдавливало Джона, почему-то испарилось, оставив после себя лишь вакуум.

Отныне планета крутилась лишь в ожидании. Джон просто вышел, оставив дверь открытой.

 

Джек единственный из всей компании был одет «неподобающим» образом: свитерок, джинсы и кроссовки. В то время как все вокруг облачились в чопорные дорогие костюмы.

Вероятно, именно из-за этого пренебрежения дресс кодом юный официант предпочёл пролить выпивку именно на Джека. Раздался смех Кэтрин, но несмотря даже на тот факт, что она недавно снимала стресс травкой, её смех был довольно притворным и оттого каким-то неловким.

-Кэт, ты ржёшь как лошадь, - констатировал Джек.

-А ты так мочишься, - вставил Роджер, вызвав новую волну хохота у Кэтрин.

В связи с событиями, которые произошли час назад в квартире Кэт, Джека и Джона, ужин проходил в полном молчании и только сейчас хоть кто-то что-то сказал. Ребята поели и заказали ещё выпивки, и в компании царила атмосфера некоторого нетерпения. И дело было не в том, что они ждут заказа уже пол часа, и когда он всё-таки был принесён, то был вылит на Джека. Нет, дело было не в этом.

Все ждали, что Джон выкинет какую-нибудь штуку. По нему было видно, что он чертовски зол и изо всех сил старается эту злобу скрыть. Одновременно с этим он был подавлен и чувствовал себя очень усталым. Роджер и Джек думали, что ситуация с пролитой на Джека выпивкой слегка разрядит обстановку, но они ошибались.  Когда всё поулеглось и за их столиком снова воцарилась тишина, компания заметила всё того же юного официанта, который повторно нёс им выпивку на подносе.

  -Меня обходить стороной! – Крикнул ему Джек.

И без того раздосадованный и униженный своей некомпетентностью парень с подносом на трясущихся руках, внял Джеку и обошёл столик с другой стороны, чтобы выложить заказ со стороны Джона. Как только он подошёл:

-Бу! – Крикнула Кэт.

Официант вздрогнул. Поднос в его руках будто бы катапультировался и бокалы с виски, колой, водкой, шампанским и вином приземлились на голову Джона к великой радости Кэт.

-Твою же мать… - Процедил сквозь зубы Джон.

Официант в секунду побледнел, потом покраснел и ретировался, даже не извинившись. Наверное, ушёл зеленеть перед зеркалом в маленькой туалетной кабинке персонала в ожидании увольнения.

Роджер молча поднялся и пошёл отсчитывать администрацию. Джек закурил, несмотря на запреты и неоднократные предупреждения от персонала «Редвайн» не делать этого. Джон последовал его примеру. Кэтрин тщётно цеплялась за уходящий приступ смеха, зная, что когда она всё-таки просмеётся, наступит неловкое обвинительное молчание в её честь.

Оно наступило. Никто из администрации так и не пришёл извиниться за непутёвого официанта. Администрация была занята строгими и унижающими поучениями Роджера о том, что в ресторанах с тремя звёздами должны бы знать правило, когда выпивка разливается по бокалам уже после того, как бокалы будут принесены и выставлены на стол.

            Джек и Джон молча курили, откинувшись на спинки своих стульев и картинно выпуская дым в потолок. Другие посетители ранее делали вид, будто не замечают неприятности этой компании с персоналом «Редваин», однако стоило этим двоим закурить, как тут же наплевательство публики превратилось в притворный кашель и строгие комментарии по поводу курения в общественных местах. Кто-то упорно повторял «ну и манеры», кто-то прижал носовой платок к лицу, кто-то в притворном порыве злости начинал усерднее расправляться с куском мяса на тарелке. Но Джек и Джон только устало переглянулись и продолжили курить, игнорируя этот спектакль.

            Кэтрин, наплевав на сцену, проверяла качество своего маникюра и думала о чём-то своём. Джон краем глаза заметил отсутствующую мину у Кэт и выпустил ей в лицо струйку сигаретного дыма. Она строго уставилась ему в глаза и вроде бы даже хотела что-то сказать, но тут какая-то дама с соседнего столика привлекла к себе внимание.

            Эта дама сидела в компании таких же как и она тучных престарелых женщин. Они уже разговаривали друг с другом на повышенных тонах, решая, кто пойдёт на контакт с нарушителями общественного порядка – курящими Джеком и Джоном. Роль дипломата выпала рыжей женщине в зелёном свитере, она встала и откашлялась, привлекая к себе всеобщее внимание. При этом она положила левую руку на грудь, будто извиняясь, тем самым показывая, что в этом будущем диалоге с непорядочными молодыми людьми только она обладает должными манерами. Женщина нацепила на себя каменную маску неудовольствия и обратилась к Джеку и Джону:

            -Молодые люди…

Её не начавшаяся речь сразу была прервана Кэтрин, которая поднялась со стула и отправилась предположительно в дамскую комнату. Кэт окатила презрительным взглядом эту женщину, показывая, что и ей, и Джеку с Джоном, и вообще всем её знакомым включая даже домашних питомцев глубоко насрать на какие-то ни было порицания.

Впрочем, эта дама в зелёном будто бы ничего и не заметила. Она лишь слегка замялась, но после ухода Кэт, дама продолжила:

-Я думаю, что выскажусь от всех людей, сидящих здесь…

-Приехали, блядь… - Сказал Джон в потолок достаточно громко, чтоб его услышали. Всю остальную речь этой дамы он, как и Джек продолжал курить с уставшим выражением лица.

Женщина опять никак не отреагировала на очередное импровизированное предложение заткнуться, она лишь покривила голосом, отчего её слова становились ещё более притворными и ядовитыми.

-С чего вы взяли, молодые люди, что можете отравлять жизнь абсолютно нормальным людям? Кто дал вам право пускать в нас ядовитый дым? Если вы плюёте на своё здоровье, то почему наплевали заодно и на наше?..

Неподалёку послышался громкий шлепок. Это Роджер, вернувшись после своей миссии – отсчитать администрацию - шлёпнул рукой по своей щеке, немо высказываясь по этому поводу: «чёрт вас подери, я так от вас устал, ну нахрен это всё нужно, лучше бы я сегодня остался дома, попивал красное вино, наслаждаясь музыкой джаза и хорошей литературой…» - или что-то в этом роде.

-Я понимаю, - не унималась дама, - что вы ещё слишком молоды и поэтому слишком глупы, чтобы осознавать весь вред вашего антиобщественного, аморального поведения, но это не даёт вам право отравлять жизнь другим людям! Когда я была в Америке, я своими глазами видела, как вот таких вот юнцов вроде вас с дымящимися палочками яда, что вы держите в руках, выволакивали из приличных заведений и накладывали штраф!..

Женщина не успела договорить. Джек, удерживая на лице невозмутимую мину, лениво встал, взял двумя руками свой стул, всё так же лениво размахнулся им, а потом с нечеловеческой скоростью и мощью огрел этим стулом ораторшу. Дама, со скоростью во много раз превышавшую скорость свободного падения, влепилась в пол и осталась лежать без сознания.

-Такие дела, - устало проконстатировал Джон, туша докуренную сигарету о скатерть.

 

Пол часа спустя Роджер буквально вышиб дверь женского туалета. Его пиджак был весь в крови, плюс порван в нескольких местах.

-Кэтрин! – Настойчиво и громко позвал Роджер. – У нас огромные неприятности, надо двигать отсюда и делать это очень быстро!

Туалет, казалось, был пуст. Никто не вертелся у зеркал и раковин, поэтому Роджер кричал всё это в сторону туалетных кабинок. Он постучал поочерёдно в каждую их дверцу, на ходу проклиная «Редваин» - кабинки в трёхзвёздочном?

-Кэтрин, сейчас не время для раздумий в туалете, у нас серьёзные, чёрт подери, проблемы!

Никто не отвечал на его вопли. Роджер опустил на пол одно колено и пригнулся посмотреть в щель между полом и дверьми кабинок. В средней из них он увидел сапожки Кэтрин.

-Слушай сюда, - обратился Роджер в среднюю кабинку, - я вышибаю дверь! Если придётся тащить тебя отсюда волоком – так тому и быть. Эта ситуация с Биллом – ничто, по сравнению с тем, что сейчас твориться в «Редвайне». Весь пол залит кровью, целая гора трупов! Джек бушует, Кэтрин. С Джоном тоже что-то не так…

Роджер замялся. Он надеялся, что его опасения не сбылись, поэтому он ещё раз постучался к Кэт.

-Там Натали, Кэтрин, весь отель будет разгромлен к чертям! Девочка моя, линяем отсюда!

Роджер прислушался. В ответ ему была тишина. Он подождал ещё пару секунд и вышиб кабинку ударом ноги.

Кэтрин Майлз неподвижно сидела на закрытом туалетном бачке. Её тело безвольно опрокинулось на правую стенку тесной кабинки. Глаза её были открыты. Они были жёлтыми. Кэтрин Майлз была мертва.

 

Роджер пронёсся мимо кровавой реки, в которой плавал весь ресторан. Краем глаза он заметил, как Джон вырвал из рук у напуганного охранника дубинку и этой же дубинкой одним махом снёс ему пол головы. Мозг охранника брызнул под ноги Роджеру. Старик затормозил, и его тело по инерции прокатилось ещё пол метра по крови на полу. Он удивлённо уставился на Джона, тот лишь пожал плечами:

-Не я это начал. – Голос Джона был таким же уставшим. Его лицо выражало полное безразличие к происходящему, будто бывший белый пиджак Джона не был сейчас абсолютно красным от крови.

-Ты себя в зеркало видел? – Только и спросил Роджер. – У белок почернел…

-Ты про глазки? – Джон улыбнулся. – Забавное нововведение, да? Кстати, тебе бы лучше линять отсюда. Мне почему-то кажется, что я сейчас справлюсь с целым полком полиции. И за Джека я спокоен…

-Полиции не будет, я пошёл в машину, звонить Марку. – Заявил Роджер. – А отель, думаю, уже не представляет интерес для тех, кто находится снаружи.

-Не совсем тебя понимаю, Роджер. – Сказал Джон. Он достал сигарету, и как только сунул её в рот, она зажглась.

-Как бы тебе сказать. Как видишь, сейчас происходят не совсем нормальные вещи… - Роджер тоже прикурил сигарету, но уже при помощи зажигалки. – В общем, в отель никто не зайдёт. Для остального мира «Редваин» повесил на вход табличку «закрыто», скажем так… Только не швыряйте трупы на тротуар.

-Что то я не вижу фундамента в твоих рассуждениях.

-Плевать. В природе того, что сейчас происходит, я осведомлён не слишком сильно.

-О… - Джон нахмурился. – Значит всё-таки осведомлён? Не поделишься?

-Придётся, но не сейчас. А кстати, а почему ты даже не удивляешься тому, что сейчас твориться с тобой. Ещё раз: ты видел, что с твоими глазками?

Джон слегка задумался.

-Знаешь, Роджер, - медленно протянул он. – У меня откуда-то взялось ощущение, что так и должно быть. Знаешь такое чувство, когда с похмелья просыпаешься по утрам, но твоя голова не варит? И только ко второй половине дня бодун проходит…

-Ну?

-Ну и… - Джон затянулся сигаретой, продолжая хмуриться. – Я понятия не имею, что именно сейчас твориться, но я уверен в одном – для меня наступила вторая половина дня.

Роджер ненадолго задумался.

-Джон, всё это конечно же красиво сказано, но всё же, будь я на твоём месте, я бы удивлялся своему отражению в зеркале.

-Хех… - Джон улыбнулся. – Во-первых: наш общий дружок – Джек – всегда удивлял нас подобными штуками, так что, по своей природе, это не ново. А во-вторых: сны.

-Не понял, какие в жопу сны?

-Мои сны, Роджер. Меня, кажется предупреждали…

-Чёрт тебя дери, Джон. – Выдохнул Роджер. – Сны – плод нашего воображения, ничего более… Присниться может всё, что угодно…

Джон перебил его, усердно показывая указательным пальцем на свои глаза. Потом он развернулся к стене, на которую только что облокачивался, и пробил её рукой.

-Роджер, как видишь, и случится может всё что угодно! – Констатировал Джон.

Старик лишь тяжёло вздохнул в ответ. Потом он выбросил докуренную сигарету на пол и наблюдал за тем, как она тонет в крови.

-Джон. – Произнёс Роджер с серьёзным лицом.

-Да?

-Джек сейчас навешивает люлей Натали?

-Думаю, да. Они выше, - Джон указал на дыру в потолке.

-Сейчас я иду к своей машине и звоню Марку. Сегодня повиснет жопа, Джон.

-Как ты сказал? Чего повиснет?

-Это такое выражение… - Роджер выдохнул и сказал. – Кэтрин мертва.

Джон широко раскрыл глаза и попятился. Он уткнулся спиной в стену, его ноги подкосились, и он сполз на пол.

Роджер ещё раз тяжело вздохнул и двинулся к выходу.

 

-Реджи, будь добра, прекрати эти тупые расспросы и не отнимай у меня время. Ступай к Марку и скажи, что дело очень серьёзное и позови его к телефону, а по дороге может засунуть себе табуретку в задницу.

Роджер буквально орал в трубку. Его «Порш» по заказу был оснащён телефоном, что стоило немалых денег, и не смотря на это замечательное удобство, упрощающее жизнь, никто не отменял деревянных помощниц босса с маргарином вместо мозга.

-Ну хорошо, так и быть, Роджер.

-Мама-Мария! Сделала одолжение! Вот уж спасибочко! – Выкрикнул старик в гневе.

Его автомобиль стоял у самого входа в «Редваин». Роджер видел, как снующие мимо прохожие совершенно спокойно ходят мимо стеклянных дверей отеля. Они безразлично окидывали взглядом куски плоти, прилипшие к внутренней стороне стекла. Никто даже и не подумал завизжать и вызвать полицию. О том, чтобы войти в отель, даже и мысли не было.

-Да? – Послышался мягкий по тембру, но громкий голос Марка.

-Слушай сюда, - без приветствия начал Роджер. – Твоя дочь мертва. Натали опять взялась за Джека. С Джоном полный швах. Приезжай немедленно в отель «Редваин». Всё.

На другом конце провода с минуту слышалось только ровное дыхание Марка.

-Еду, - сказал он, и в ухо Роджера ударили короткие гудки.

 

Трудно было застать врасплох старого гангстера, но Роджер, увидев эту картину, разинул рот и в испуге замер.

Джон всё ещё сидел на полу в луже чужой крови. Но теперь на его вытянутой левой ноге мирно расположились две собачьи головы. Ещё одна такая же голова, жевала руку недавно убитого охранника. Это был цербер размером с джип или фургончик. Он лёг рядом с Джоном и потихоньку рычал активной головой, что занималась человекопоеданием. Джон гладил ближайший к нему собачий лоб и покуривал.

Роджер предпочёл не привлекать к себе внимание, потому как не знал реакцию цербера на него. Если черноглазый Джон не является для этой бестии добычей, то вовсе не значит, что старик придётся псу не по вкусу.

-О, ты вернулся? – Улыбнулся Роджеру Джон.

-Агась, - приглушённо пробормотал старик.

-Итак. Я знаю, что должен бы засыпать тебя вопросами по поводу происходящего, - начал Джон, - но я предпочту высказать свои домыслы, для начала. Поди, присять рядом с нами и выслушай меня, потом скажешь, что из того, что я сказал ересь, а что – нет.

-А пёсику не придёт в голову мысль… три раза, на каждую, что неплохо было бы оттяпать мне яйца? – Поинтересовался Роджер.

В тот самый момент, та голова, которая поедала мёртвого охранника, сломала ему руку своей челюстью. Раздался характерный звук, а к красной луже на полу прибавилось ещё крови.

-Нет, он не нападёт без моего приказа. – Констатировал Джон.

Роджер нехотя подошёл и, подумав, что его костюм уже придётся выбрасывать, плюхнулся на пол, подбирая под себя ноги.

-Я помню всякие бредовые слухи про всякое дерьмовое колдовство, - сказал Джон, - будто бы людей убивают на расстоянии одной силой мысли. К этим придурковатым идеям приплетают ещё и обряды на подобии Вуду, что даже сейчас вызывает во мне желание посмеяться от души. Плюс ко всему газетные сплетни о телепатии, о телекинезе…

-О пришёльцах, - дополнил Роджер.

-…о боге и т.д. – Джон поднял свою руку вверх. Ту, в которой находилась почти истлевшая сигарета. Он прокрутил окурок в своей руке и тот будто вырос, опять превращаясь в целую сигарету. – Неплохой фокус, да?

-Чувствую, что этот цербер, тоже твой неплохой фокус. – Роджер достал из кармана пачку и тоже закурил.

-Пришельцы – чушь, бог – чушь, но… - Джон слегка откашлялся. – Колдовство… Конечно, само понятие тоже не ахти, тем более, что его часто приплетают к религии, каким-то чакрам, энергии…

-К чему ты клонишь, Джон?

-Мозг.

-Не понял? – Роджер нахмурился, выпуская дым из ноздрей.

-Знаешь, что учёные долбят про то, насколько изучен человеческий мозг?

-О, я понимаю, к чему ты клонишь, но ведь остальные проценты отвечают за органы чувств, за нервную систему…

-Насколько я знаю, Роджер, мозговая ткань разных участков мало чем отличается, не так ли?

Сверху послышались какие-то выстрелы, пару раз что-то прогремело, будто ломают стены, но потом всё опять стихло. Некоторое время Джон и Роджер курили молча.

-Я видел Кэтрин, - сказал Джон. – Я проверил, и у неё оказались жёлтые глазки. Никаких признаков насильственной смерти. Это сделал Джек. Тут как Вуду: пожелал человеку смерти – и привет. Только без всяких там отсосных ритуалов.

-Может про природу случившегося ты и прав, но вот что я тебе скажу, сынок, - Роджер слегка наклонился к Джону и посмотрел в его уставшие глаза. – Наврятли смерть Кэт – дело рук Джека.

-Натали? – Джон слегка посмеялся, - ей, по рассказам Джека, всегда был нужен только он. Я даже сомневался в её существовании, пока она сегодня не очутилась на стуле за нашим столиком, когда Джек пригвоздил эту старуху к полу. Симпатичная эта Натали, кстати…

-Насчёт реальности её существования можешь не беспокоиться, Джон, а вот насчёт её целей я бы не стал так резко делать выводы…

Джон медленно поднялся, цербер тоже встал на лапы.

-Иди-ка ты погуляй, дружок, - сказал он, погладив пса по голове. Бестия тут же унеслась по лестницам наверх. – Роджер, пришло время рассказать мне всё, что ты знаешь об этом.

-Я думал, что лучше бы подождать Марка, - сказал старик, поднимаясь на ноги. – Не думай, что он был всего лишь криминальным авторитетом все эти годы. Кэтрин – его дочь, и она, пока была жива, невольно сдерживала твои, так сказать, способности.

-А вот с этого момента поподробнее…

-Насчёт того, что Кэт - его дочь, или про сдерживание способностей?

-Про второе.

Где-то наверху опять послышался звук драки. Кажется, что чьей-то головой ломали пол.

-Ты был почти прав в своих рассуждениях, - сказал Роджер. – Это действительно касается мозговой активности. Просто тут всё не так просто. Даже наоборот – чертовски сложно. Знаешь, что человек постоянно выделяет из себя что-то, будь это сходить поссать, или пот… Человеческий мозг тоже выделяет кой-чего, не знаю чего, это ещё не изучено. Знаю, что это какие-то импульсы или что-то вроде этого…

-И?

-Телепатия – обмен мыслями на расстоянии. Телекинез – движение вещей на расстоянии. Было бы идиотизмом считать, что всё это происходит… - Роджер ненадолго замолчал, подбирая слова.

-Я понял тебя, - сказал Джон. – Чтобы передвинуть предмет – надо коснуться рукой, чтобы передать информацию – надо что-то сказать. В телепатии и телекинезе тоже происходит какой-то контакт, но только, например, вместо прикосновения рукой, прикасаются тем, что ты назвал «мозговые выделения». Примерно так?

-Ну, что-то вроде этого, только я бы назвал это импульсами, а не выделениями.

-Ага, вот значит что древние называли «аурой». – Закончил Джон. – Но причём тут Кэтрин?

-Знаешь, есть такие размагничивающие штуки…

-Ага, опять понял. Только это было бы чертовски сложно просчитать, если блокировать чей-то мозг чьим-то чужим мозгом.

-Эм.. Джон… - Сказал Роджер, закуривая новую сигарету. – Честно сказать, никто даже не подозревал, что ты тоже, как и Джек, можешь вытворять подобные фокусы. Мы узнали всё это от Натали, вообще-то. Она же и поведала, что нам чертовски повезло, потому как по чистой случайности с тобой оказалась Кэт. Кстати, она и не подозревала, что её настоящий отец – Марк. А те двое, кого она считала родителями, тоже не подозревают о её родстве с мафом.

-Клёво… - Джон тяжело вздохнул и провёл по лицу свободной рукой. – Я вот только не понимаю, каким Макаром я могу контролировать себя, а Джек не может.

-Мальчик мой, судя по твоим умозаключениям, ты легко можешь додуматься до того, чего я, кстати говоря, не знаю. И как контролировать всю эту чепуху, я тоже не знаю.

-Вот и славно. – Сказал Марк.

Он стоял, облокотившись плечом на арку у входа в ресторан.

-Только эти ваши умозаключения – чушь собачья. Я проверял теорию этих самых «импульсов», и те «выделения», которые можно было засечь хоть какими-то приборами, не имеют никакого отношения к неординарным способностям. Так что либо всё намного тоньше, либо повисла жопа – незнаю. – Марк, улыбаясь шел в сторону Роджера и Джона. – Всё, товарищи, приехали. Теперь с этой всей ситуацией не разобраться даже при помощи всех моих людей и всех моих денег. Ребят, а может вам попридержать всю вашу…

Марк недоговорил, его расплющило об пол огромным куском потолка. Когда осела пыль, на этом куске бетона лежала Натали, а сверху, прижимая её руки к полу, сидел Джек. Они оба тяжело дышали.

Поднял правый кулак и со всего маху под прямым углом влепил по лицу Натали. Её голова немного вошла в плиту. Потом Джек ещё несколько раз повторил это, пока Натали не потеряла сознание.

-Перемать вашу! – Вскликнул Джек, - всех перебил!

Он поднялся с Натали и повернулся к стоящим рядом с ним Джону и Роджеру. У старика рот был открыт от удивления и Джек, впервые увидев у него такое выражение лица, решил отложить свои восклицания и спросил:

-Что не так?

-Дубина, ты только что придавил Марка куском бетона! – Роджер схватился правой рукой себе за волосы.

Джек молча достал сигарету и прикурил. Джон наблюдал скорее за Натали, нежели за всеми остальными.

После непродолжительного молчания Джек продолжил, но уже не так резво:

-Мы такие не одни, там цела нахрен армия была. – Сказал он.

-А поподробнее? – Поинтересовался Джон.

-Если коротко, - ответил Джек, - у Натали было дофига таких же друзей, как мы. Только они были послабее и с маргарином в голове. Если наша кровожадность ограничивается парой экспериментов по типу «отлетит ли у него голова, если по ней хорошенько пнуть?», то эти ребята агитировали захватить власть во всём мире. Неплохо да?

-Оу… И что ты сделал? – Спросил Джон.

-Я же сказал – перебил всех к чертям собачим. Их останки зарыты сейчас в песках Африки.

Роджер крепко выматерился, схватился за голову обеими руками и сел на пол. Джек и Джон удивлённо посмотрели на него.

-Ну чёрт же вас подери, ребята… - Негромко бормотал Роджер скорее самому себе. – Столько бессонных ночей… столько нервов… Чёрт возьми, мы пол жизни потратили с Марком, чтоб остановить их… Столько ненужных переговоров, издевательских условий… А тут, вашу мать, появляется Джек и буквально по случайности решает все наши проблемы! «Перебил всех»! Всего-то! И делов-то было! А самое смешное, что Марк, сейчас расплющен куском бетона, вместо того, чтоб радоваться.

Джон смотрел на старика с выражением лица, которое многие назвали бы «насрать». Джек пожал плечами, а потом, будто вспомнив что-то, с опаской посмотрел на Джона.

-Кэтрин…

-Мертва. – Закончил Джон. – Чьих рук?

-Тут загвоздка, парень…

-Какая к чертям загвоздка? – Нахмурился Джон.

-Ну… Это мог быть и я, а могла быть и Натали. Дело в том, что я мог просто не совсем сознательно пожелать ей смерти. Учитывая всю мою прошлую практику в обращении с этим,- Джек ткнул указательным пальцем в сторону своих жёлтых глаз, - я могу допустить, что это возможно. А Натали просто хотела тебя вывести из состояния «спячки», как она это называет. Насколько я понял, для этого требовалось убить Кэт.

Джек тяжело вздохнул, продолжая смотреть в чёрные глаза Джона. Роджер всё сидел на полу и курил с безразличным лицом. Вот так, в молчании, прошло где-то пол минуты, пока Натали не начала проявлять признаки жизни.

-О… - Протянула она, медленно поднимаясь с пола.

Натали оглянулась, её взгляд прошёл по Роджеру, по Джеку, которому она заговорчески подмигнула, а тот показал ей средний палец, и остановился на Джоне.

-Ух ты, приветики! – Весело сказала она, отряхивая своё коротенькое чёрное платьице. – Вечеринка в самом разгаре, а?

Джон, не стерпев подобной наглости разбежался с того места, где он стоял и протаранил Натали  приёмом «горпун». Он молниеносно пронёсся с ней сквозь стену ресторана, потом сквозь несущие балки, поставленные в холле отеля, и пробил ею несущую стену отеля, вырвавшись на улицу.

Конечной остановкой тела Натали должен был послужить тротуар на улице, однако Джон, вставая с девушки вдруг осознал, что он на крыше «Редваин».

-Теперь я понимаю, как Джек мог оказаться в Африке. – Сказал он, оглядываясь. – Приятно познакомиться, Натали. Это твои фокусы?

Не успел Джон вдохнуть прохладного воздуха вечернего Лондона, как на его левом плече оказалась чья-то рука. Джона развернули и впились ему в губы смачным поцелуем. Такой поворот событий был наименее ожидаемым, поэтому Натали, страстно присосавшая к губам Джона, получала неслабый апперкот и взмыла воздух.

Не успела она шмякнуться об крышу отеля, как Джон, ускорил её падение ещё одним ударом в область груди. Натали пробила потолок и рухнула на обеденный стол в чьей-то гостиной на пятом этаже.

Стол, был крепким и выдержал падение Натали. Она слегка кашлянула от пыли, образовавшейся от пролома крыши, и подняла свой корпус, облокотившись на локти.

            Вокруг был полный погром, а по угла валялось два изуродованных тела. На том месте, где должна быть входная дверь зияла дыра, будто кто-то не влез в дверной проём и попросту проломал стену, входя в апартаменты. Мимо этого проёма по коридору прошёл цербер, откуда-то доносились приглушённые стоны и крики о помощи.

            -Неплохо, - заключила Натали, - совсем неплохо.

            Джон спрыгнул в квартиру через дыру в потолке. Его ноги приземлились по обе стороны тела Натали. Стол, жалобно скрипнув, рухнул под прямым углом.

            -Знаешь, - сказал Джон, - если бы на меня набросились с явным намерением уничтожить, то целовать противника было бы моим последним желанием.

            -Глупый, - ухмыляясь протянула Натали, - ты сильнее меня. Это моя защитная реакция, а мои фокусы с телепортацией срабатывают вне зависимости от моего желания.

            -Ты желанна, но слишком глупа. – Заключил Джон.

            Он поднял правую ногу, чтобы со всей силы наступить на Натали. Девушка быстро перекатилась в сторону его левой ноги и Джон распластался на полу. Натали не медлила. Она почти сразу оказалась сверху и языком прошлась по его шее.

            Джон слегка помешкал. Несмотря ни на что, Натали прямо-таки источала сексуальную энергию. Её левая рука уже стягивала ремень со штанов Джона, но прямой удар в челюсть слегка притормозил девушку.

            Натали прижала обе руки Джона к полу, он слегка сопротивлялся, но уже не слишком сильно: в ином случае Натали не смогла бы удержать его.

            Огонь был распалён.

            Когда Натали ещё раз провела языком по его шее и зло улыбаясь оттянула зубами его нижнюю губу, глаза Джона, казалось, стали ещё черней.

            Он заломил руки девушки ей за спину и одним быстрым рывком тела поставил и себя и её на ноги. Джон, всё ещё держа её руки, пригвоздил Натали к ближайшей окровавленной стене и жадно впился ей в губы. Он оторвался от губ и оценивающе осмотрелся по сторонам: отметив слегка приоткрытую дверь, откуда виднелась нетронутая кровать, Джон с животной страстью сорвал платье девушки.

            Натали, осталась в одном нижнем белье, она в предвкушении покусывая свои губы, тоже оценила погром вокруг и проследила за взглядом Джона. То, что им неплохо бы переместится из гостиной, в которой не осталось мебели, в спальню, было обоим понятно без слов. Натали запрыгнула на Джона, обвив его торс ногами.

            Джон, с неугасающей страстью, пронёс девушку и сильным пинком ноги открыл дверь.

            Дверь, вместо того, чтобы открыться, просто вылетела с петель и врезалась в стену напротив. Кровать была в крови. Джон сквозь приоткрытую дверь разглядел только её чистую часть. Но эта кровь была обоим безразлична. Но не был безразличен труп, лежащий на кровати. Когда-то это была женщина средних лет.

            Её кишки были буквально съедены цербером. Неизвестно каким способом она доползла до кровати, но известно каким оттуда удалилась:

            Джон скинул Натали на окровавленное ложе рядом с трупом. Потом он взял мёртвую женщину за ногу и, глядя только на Натали, швырнул труп в сторону входа в спальню. Но не попал.

            Ударившись о стену, рядом с дверным проёмом, труп из своих многочисленных ран разбрызгал кровь по всей спальне. Джон, кажется, даже не заметил этого.

            Натали тяжело дышала. Всё её тело источало первобытное желание. Джон содрал с себя пиджак и рубашку, то же самое он сделал и со штанами. Трусов он не носил.

            Нижнее бельё девушки было белым. Её точёная фигура, средний бюст, упругая кожа, бешеные глаза и чёрные волосы заставили бы любого самца брызгать слюной. Натали оперлась на локти и раздвинула ноги. Джон лицезрел эту картину сидя на коленях в кровати напротив девушки. Он медленно вздохнул, немного успокаяваясь. Удовольствие не получают в спешке.

            Он подумал, что Натали открыла рот, чтобы самовлюблённо сказать: «я же говорила, что затащу тебя в постель?», но она вместо этого сказала:

            -Трахай меня так, как ты бы ни за что не трахал эту свою сучку.

            У Джона в руках материализовалась зажжённая сигарета. Он был зол как чёрт, и Натали добивалась этого. Сигарета была выкурена за одну затяжку. Дым медленно выходил через ноздри Джона, когда он услышал приглушённый плач.

            Тихие рыдания явно пытались сдерживать, они доносились из гардеробного шкафа в этой спальне. Джон поднялся с кровати и открыл дверцу в гардероб. Там какой-то маленький мальчик лет пяти сидел, подогнув под себя ноги и запуганно рыдал в тихой истерике.

            Джон не мешкал. Взяв за шкирку мальчика, он пронёс его через комнату и со всей дури швырнул мальчика об пол за пределами спальни. Ребёнок упал на голову, его тело безвольно и неестественно согнулось, послышался хруст позвоночника. Парень только тихо пискнул, он умер от болевого шока. Джон развернулся и двинул в кровать.

            Натали, кажется, даже не обратила внимание на разборки с младенцами. Её бело нижнее бельё уже пропиталось кровью в некоторых местах. Девушка лежала в всё той же зовущей позе.

            Вновь оказавшись в постели, Джон отогнул в бок нижнюю часть трусиков Натали и прошёлся языком по внешними половым губам, намного сжав их пальцами. Потом, раздвинув внешние, несколько раз прошёлся по внутренним.

            Несмотря на то, как Джон срывал одежду, трусики Натали были сняты самым обычным способом. Она подняла ноги вверх, и Джон левой рукой стащил бельё с гладких ног девушки.

            Потом он опустил её колени к её груди, чтоб промежность Натали была полностью открыта. Джон облизал два пальца на своей правой руке, и она отправилась массировать анальное отверстие девушки. Своими губами он припал к половым губам Натали, растирая левой рукой район её клитора.

            Натали громко и протяжно застонала своим женственным прокуренным голосом, иногда переходя чуть ли не на писк. Джон углубился языком в лоно девушки и вращал его там. Натали раздвинула ноги ещё сильнее, стараясь держать колени ближе к груди. Пальцы правой руки Джона ловили стекающий вниз сок девушки, чтобы легче углубиться в её анальное отверстие. Когда язык Джона был максимально углублён во влагалище Натали, два пальца его правой руки уже начали своё продвижение в толстую кишку пышущей жаром Натали.

            Продолжая процесс, Джон вытянул левую руку к открытому рту девушки и ухватился за её нижнюю челюсть, слегка прижав её язык четырьмя пальцами. Грудь Натали в беспорядочном темпе поднималась то резко вверх, то падала вниз. Натали иногда прерывала свои стоны, чтобы сосать слегка солоноватые пальцы Джона.

            Его левая рука отпустила челюсть Натали, и взяла правую руку девушки. Джон оторвался от её влагалища и направил её руку к своему члену. Натали нежно, но твёрдо делала своё дело, пока два пальца его правой руки изнутри щекотали её зад.

            Джон слегка привстал, освободил руки и притянул Натали вниз за ноги. Он поднялся, чтобы сменить позицию так, чтобы его левая нога стояла на колене около груди Натали, а его правая нога стояла на ступне выше её головы. Его пах таким образом оказался в районе рта девушки. Она взяла губами его член и Джон начал передвигать таз вверх и вниз по вертикали. Натали своей левой рукой стола массировал анальное отверстие Джона, а правой своё влагалище. Джон остановился, медленно и тяжело вздохнул, а потом поменял позу.

            Теперь всё было примерно точно также, только лицо Джона уже было направлено не в стену, а в сторону ног Натали. Она снова взяла в рот его член, и Джон, медленно и напористо стал продвигать его в самую глотку девушки.

            Он знал, что Натали сумеет подавить свой рвотный рефлекс. Это была не просто девушка. Своими чёрными глазами он смотрел на её великолепное тело, обмываемое сбоку сгустками крови, которая ещё не успела впитаться в одеяло.

            Его член медленно продолжал движение в горло Натали, пока его мошонка полностью не оказалась в её рту, а движение вперёд было уже физически невозможным без травм и увечий.

            Натали охватила губами все органы Джона и совершала в горле глотательные движения. Джон содрал с Натали последний предмет одежды – лифчик, и начал массировать рукой её упругую грудь.

            Это продолжалось недолго. Джон сполз на пол и за ноги притянул Натали к краю кровати. Он раздвинул её ноги и поочерёдно вставлял свой член в анальное и вагинальное отверстия.

            Натали отпихнула Джона и поднялась с кровати, потом она сама толкнула его в постель и забралась на него сверху. Девушка засунула его член себе между ног и уже сама контролировала процесс.

            Секс превратился в бешеную скачку. Джон держал Натали за талию, а она впилась в его грудь своими ногтями, которые, казалось, увеличились. Через пять минут, после того, как Натали взобралась на Джона, сеанс жёсткого порно завершился семяизвержением Джона в лоно девушки.

            Они ещё с минуту просто смотрели друг другу в глаза. Натали слезла с Джона, нашла свои окровавленные трусики и надела их на себя. Джон наблюдал за ней, всё ещё лёжа в постели. Он посмотрел на её спину, искупанную в крови, и сам слез с кровати.

            Его голова кружилась. Обрывки мыслей отказывались склеиваться воедино. Натали серьёзно, но расслабленно посмотрела на него. Она достала из лужи крови на полу его бывшую белую рубашку, которая теперь была не только красной, но и рваной. Девушка надела эту рубашку на себя и поправила мокрые от крови и пота волосы.

            -Знаю, - сказала она Джону. – Мне не составит труда щёлкнуть пальцами оказаться в лучших платьях. – Натали улыбнулась и провела пальцем по самому влажному месту на рубашке. Потом она сунула испачкавшийся кровью палец себе в рот и протянула блаженный стон. – Зачем поганить своими фокусами и без того неплохую реальность?

            Натали опустила глаза и изменила выражение лица. На секунду Джону показалось, что она о чём то сожалеет, но лицо Натали вновь озарилось лёгкой ехидной улыбкой.

            Она молча вышла из спальни через пустой дверной косяк, оставляя за собой тёмно-красные отпечатки босых ног, где пол ещё не был испачкан. Джон медленно вышел за ней в гостиную, но увидел только как Натали покидает квартиру через широкую дыру в стене, где когда-то была входная дверь.

            Джон осмотрела по сторонам. Его взгляд остановился на мёртвом маленьком мальчике. Мальчик лежал в неестественной позе, изобразить которую под силу только беспозвоночным существам. Джон раскурил сигарету и отправился к настенному зеркалу.

            Его руки облокотились на стену по обе стороны зеркала. Джон смотрел себе в глаза, через нос выпуская сигаретный дым. Тело Джона было покрыто немногочисленными татуировками, некоторая часть кожи была испачкана кровью. По его вискам стекал пот.

            Джон оторвался от зеркала и маленьким сбитым шагом пошёл в сторону кухни. Он достал из раковины грязный стакан, набрал из крана воду и выпил до дна. Потом он налил ещё и встал посреди кухни.

            Он стоял почти неподвижно. Лицо Джона было уставшим, плечи были полностью опущены. Он стоял так ещё минуты две, не двигаясь, пока не выронил стакан с водой, который ударился об пол и разбился. Джон посмотрел на битое стекло. Его дыхание стало учащаться. По его щеке потекла слеза.

            Чёрные глаза Джона медленно становились человеческими, сбрасывая краску. Джон нормализировал дыхание, стараясь дышать реже, но глубже. Горечь в его глотке ограничилась только одной слезой. Джон опять встал неподвижно.

            Но.

            Его брови сдвинулись вместе. Глаза опять почернели. С гневным оскалом Джон набрал полную грудь воздуха и истошно закричал.

            Та квартира, где был Джон, находилась с самого краю «Редваин», на последнем этаже. Лопнуло стекло кухни, потом полопались стёкла, находящиеся рядом. По «Редваин» будто прошла разрушающая волна. Окна вылетали вертикальными рядами, но осколки, не пролетев даже метра, замедляли свой путь в воздухе и останавливались. Каждый осколок живописно крутился вокруг собственной оси, однако оставался в одной точке.

            В отеле не осталось ни одного целого окна. Стеклянные входные двери тоже не выдержали, и осколки также повисли в воздухе. Кое-где треснул бетон.

            Роджер всё ещё задумчиво и отрешённо сидел на полу в ресторане. Рядом с ним сидел цербер, будто утешая старика своим присутствием. Рядом в лужу крови устало прилёг Джек, а на том куске бетона, который расплющил Марка, сидела Натали в своём лёгком красном одеянии.

            Все, кроме цербера, курили. Молча. Уже минут пятнадцать.

            Так же молча, мимо них прошёл голый Джон. Он зашёл в женский туалет и на руках вынес бездыханное тело Кэтрин. Её глаза теперь были закрыты, и она уже никогда не откроет их. Джон положил её на пол рядом с ребятами. Никто всё ещё не сказал ни слова. Джон стоял на коленях возле трупа и гладил Кэт по голове.

            Потом он тяжело вздохнул и закрыл свои глаза. Когда он вновь открыл их, они были абсолютно нормальными.

            -Я сваливаю. – Сказал Джон, поднимаясь на ноги.

            -Куда? – Спросил Джек, тоже принимая вертикальное положение.

            Джон пожал плечами. Роджер тоже поднялся, то же самое сделала и Натали.

            -Сейчас? – Удивлённо протянул Роджер.

            -Да. – Выдохнул Джон. – Я не хочу ничего выяснять и ничего решать. Это не даст мне ничего…

            Джон переступил через Кэт и медленно пошёл к выходу. Натали, хотела что-то сказать про его наготу, но осеклась. В ту же секунду на Джоне был полный комплект одежды: пиджак, штаны, ботинки, галстук, рубашка и плащ.

            Джон оглядел себя, поправил ворот плаща и шёпотом сказал «спасибо». Он вышел из ресторана и пошёл к разбитой стеклянной двери. Осколки всё ещё висели в воздухе, но Джонни прошёл насквозь.

            Ничего не замечающие прохожие всё ещё сновали мимо «Редваин». Как только Джон вышел на тротуар, всё застывшее в воздухе стекло начало медленно возвращаться на своё место. Джон сделал ещё шаг и отель стал выглядеть как обычно.

            Прохожие обходили парня стороной. Какая-то женщина, несущая в руках покупки наткнулась на Джона и отпрянула назад, удивлённо глядя на него. Джон повернул к ней голову и с некоторым задором сказал, будто отвечая на какой-то глупый вопрос:

            -Во Францию! Куда же ещё!

            Он засунул руки в карманы и пошёл по тротуару, сливаясь с толпой.

 

Из книги Д. Д. Миллера.

 

В 1993-ем году я жил во Франции в Дюнкерке. Там я написал множество пьес для местных театров, обзавёлся парой любовниц, впрочем, неплохо устроился. Я редко выходил из квартиры; делал это в основном для того, чтоб вынести мусор или добраться до какого-нибудь театра, чтобы посмотреть на очередную бездарную постановку моего произведения. Тем летом я работал над “Взорванным сердцем” – знаю, название слегка необычное, впрочем, мне было на это плевать. Пьеса всё равно получилась бездарной, но вот какая штука: я заметил, что чем хуже пьеса, тем лучше постановка. Я трижды приходил поглазеть на свой спектакль. Актриса, которой досталась главная роль, даже назначила мне обед, но я так на него и не явился, послав ей письменное извинение.

Тем летом я сдружился со своей семилетней соседкой. Печально сообщать это читателю, но у неё была по локоть отрезана левая рука. Я не сильно интересовался причиной её недостатка, знаю только, что так случилось в результате какой-то болезни. Девочка, если бы не рука, была довольно красивой; знаете, вот посмотришь на кого-нибудь ребёнка в её возрасте, и с ходу можешь определить, красивым он вырастет или нет. Она бы выросла очень симпатичной. Она была голубоглазая блондинка, любительница чая по-английски.

Я часто сидел с ней в парке и разговаривал о всякой всячине. Чаще всего говорила она, а я внимательно слушал и часто комментировал сказанное. Она задавала много вопросов, к счастью, я располагал большинством ответов.

Чуть не забыл, её звали Рит, Рит Пуффильтон. Если читатель скажет, что имя глупое, то я с ним полностью соглашусь. Сам я часто звал её просто Ри. Мне казалось, что буква “т” на конце её имени, придавала ему какую-то мальчишечность.

За то, что я так своевольно сократил её имя до двух букв, Ри называла меня Диди – от полного Джон Даллас Миллер. Получалось Диди Миллер, впрочем, мне даже нравилось. Во-первых, «Диди», с ударением на последний слог, звучало очень по-французски; во-вторых, я попросту находил всю эту игру с именами довольно потешной.

Друзей она не имела, кроме меня, конечно.

Ри жила с бабушкой, её дверь находилась напротив моей, только слегка правее. Мы жили на третьем этаже. Этот дом принадлежал родителям Рит, но они либо умерли, либо куда-то сбежали, оставив девочку на шее старой клуши. Я не был точно осведомлён на счёт корней девочки, мы с ней мало об этом говорили.

Как-то раз, когда я выходил в магазин, Ри встретила меня сразу у моего порога. Она сказала, что у неё кое-что для меня есть, и я должен «изучить эту штуку моментальнейшим образом». Я ответил ей, что ближайшие пол часа я буду занят, но когда вернусь, я обязательно уделю ей пару часов. На это Ри молча кивнула и скрылась за своей дверью. Когда я вернулся, она сидела на лестнице между вторым и третьим этажом, сжимая в своей единственной руке неаккуратно сложенные пополам тетрадные листы.

Мы вошли в мою квартиру и я, бросив свои покупки рядом с холодильником, принялся наливать чай. В её кружку я добавил немножко молока, как она любила.

Ри часто напоминала мне, что мне необходима женщина, чтоб держать свою нору в порядке. Он говорила, что раз я привожу сюда женщин на ночь, то неплохо бы просить их прибираться, перед тем как покинуть квартиру. Ри также говорила, что когда она вырастет, то позволит мне жениться на ней, тогда она будет поддерживать порядок в нашем доме.

Пока мы пили чай, она зачитывала то, что было написано на её листках. Это был её дневник. Я бы с удовольствием процитировал читателю всё, что помню из того, чем поделилась со мной Ри, но, боюсь, что это будет неправильно. С тех пор прошло уже много времени, и Рит выросла. Я думаю, что ей не понравится, если какой-то давний знакомый начнёт цитировать всю её семилетнюю подноготную (как будто у семилетних есть подноготная…).

Зачитав всё, что она настрочила за ближайшие десять дней, она спросила меня, что я об этом думаю. А я, честно говоря, даже не знал, что и думать. Что может сказать двадцатипятилетний писака о переживаниях семилетней девочки, неграмотно изложенных на клочках бумаги? Я попытался найти подходящее слово, чтобы не убивать надежды Ри на хорошую оценку. Я сказал «оценку»? Да да, детишки её возраста, что бы они ни делали, всегда сомневаются в так сказать «качестве» их поступков и всегда требуют оценки в виде поощрительных слов. Я ляпнул чушь: «мило, но пасмурно, моя дорогая». Рит слегка задумалась. Каким-то чудесным образом ей понравился ответ, а может, она его просто не поняла.

-А ты зачитаешь мне свой дневник? – Спросила она.

-Но я не веду дневник, Ри, - я как-то глупо улыбался, снисходительно, что ли…

На это она попросила завести его, причём «моментальнейшим образом». Мне показалось это довольно интересным приключеницем. Поэтому уже следующим вечером я писал дневник. Специально для маленькой соседской девочки-блондинки, любительнице чая по-английски.

 

«3 Июля 1993.

Утро выдалось весьма обеспокоенным. В десять утра пришла Элизабет, чтоб сказать, что между нами всё кончено. Это звучало довольно странно, потому что мы с ней виделись не более пяти раз. Я был скорее расстроен её глупостью, чем фактом нашего «расставания».

Ближе к полудню позвонил Джек. Он, кажется, наконец-то остепенился. Он открыл в Бирмингеме новый отель. Там он сейчас и жил. Джек отвёл весь последний этаж под свои апартаменты. Молодец, ничего не скажешь. С тех пор, как он перебрался в Бирмингем из Лондона, он каждый месяц посещает могилу Кэтрин. Вообще, странно, что её похоронили там. Её родители считают, что раз она родилась в этом городе, то пусть и будет здесь похоронена. Чушь какая… Я и Джек прекрасно осведомлены о том, что Кэтрин не являлась родным ребёнком этим двум упырям, что называют себя её родителями. Чёрта лысого она родилась в Бирмингеме! Её родная земля – Лондон. Но, эти двое убеждены, что я и Джек ни о чём не знаем. Ещё четыре года назад они переехали в Люксембург, а там есть замечательные кладбища; сам видел, когда приезжал проведать их. Конечно, лучше всего было бы похоронить Кэт именно в Лондоне, ведь там она провела всю свою сознательную жизнь. И её приёмные родители, пусть даже и они не знают, что Кэт родилась именно там, но ведь они знают, что Кэтрин прожила там счастливейшие моменты жизни! Хотя… возможно это и к лучшему, ведь если бы её могила находилась там, где родился я, то чёрта с два я бы перебрался во Францию.

Странно, но спустя уже три года мне всё ещё больно думать о Кэтрин. Джек говорит, что я всё ещё её не отпустил. Может быть, так оно и есть…

Джек, к слову, до сих пор ведёт себя как последний дебил. Он, почему-то считает, что я не могу себя прокормить своими пьесами. Он даже высылал мне деньги, но после того как я заявил, что это обижает меня, и чтоб он катился ко всем чертям, Джек, сукин сын, стал высылать мне дорогие подарки. Он говорит, что если наступит такое время, когда мне будут остро необходимы деньги, то я всегда смогу эти подарки продать. Джек, конечно, дурак, но всё же он беспокоится обо мне, поэтому я его не виню. Его прошлый подарок – золотую цепочку (на кой чёрт мне золотая цепочка?!), я подарил своей маленькой соседке. Она приняла это как должный момент ухаживаний и чмокнула меня в щёчку. Когда я написал об этом Джеку, он ответил мне, что даже прослезился – уж очень я всё это мило описывал. Он сказал, что обязательно приедет в Дюнкерк и завалит эту семилетнюю малышку подарками, лишь бы она тоже поцеловала его в щёчку.

Совсем сентиментальный стал мой друг, прямо как я. Скорее всего, именно я привил Джеку чувство прекрасного, о чём нисколько не сожалею.

Сегодня опять пережарил курицу. Чёрт возьми, надо взять уроки готовки.»

 

     

«4 Июля 1993.

Проснулся во второй половине дня. Вчера вечером я засиделся допоздна – работал над «Взорванным сердцем». Как проснулся – перечитал. Ну, полная чушь! В самый раз для постановки.

 В обеденное время прибегала Ри, консультировала меня, как не пережарить бекон. Получилось весьма съедобно. Мы опять до самого вечера сидели на моей кухне, и пили чай, болтая и смеясь.

Часов в шесть я позвонил Джоан, и мы договорились встретиться у неё в восемь. Сейчас пятнадцать минут седьмого, поэтому я побежал. О том, как прошёл мой вечер я напишу завтра.

 

Чёрта с два! Сейчас одиннадцать вечера. Я приехал к Джоан, а там, представляете, сидят её родители!

Её отец, сукин сын, почему-то решил, что я собираюсь жениться на его дочери, поэтому обращался со мной как можно суровее и доставал меня расспросами. Очень хотелось заехать ему в челюсть.

Но больше всего меня поразила мать Джоан! Вот уж это настоящая стерва. При этом ужине, который неожиданно для меня был семейным, она не раз называла гадостью вино, которое я принёс, ещё она делала замечания по поводу моего костюма. Она, видите ли, считает чёрный (классический, чтоб ей сдохнуть, чёрный цвет костюма!) слишком мрачным.

-Вы не на похоронах, молодой человек! – Говорила она.

А Джоан сидела и поддакивала.

Я тоже дурак, сидел и выслушивал всё это, кивая даже тогда, когда мне хотелось взять стул, на котором я сидел, и надавать каждому из присутствующих по голове. Ещё и улыбался, как идиот.

Когда я уходил, я дал знать Джоан, что она глупая дрянь, и что я больше к ней не приду.»

 

«5 Июля 1993.

Ничего интересного.

Вечером зачитывал Ри свои записи в дневнике. Она сказала, что это «весьма, весьма удовлетворительно, но как-то слишком грустно». Это она про мои записи о Кэтрин. Я поведал ей о том, что Кэт была моей любовью и умерла три года назад в автокатастрофе. Рит ещё сказала, что завтра приезжают её родители (как оказалось, они жили в этом же городе и просто любили уединение). Какой ужас! Родители, тоже мне…»

 

«6 Июля 1993.

Опять пережарил чёртову курицу. Ри поехала куда-то со своими родителями, поэтому готовить обед мне пришлось в одиночку.

Воспользовавшись своим одиночеством в обеденное время, я двинул в свой любимый ресторанчик. Он находился довольно далеко от моего дома, но там было очень уютно, тем более готовят там вполне прилично. Честно говоря, мне обычно не с чем сравнивать, поэтому всё, что получается съедобным, для меня – «вполне прилично». Единственным человеком, еду которого я бы назвал просто великолепной – еда, которую готовила Кэтрин. Тут, конечно, без комментариев.

В этом ресторанчике я съел «суп из бобра» – мне было очень любопытно, что же означает это блюдо в меню, как оказалось – самый обычный, слегка пересоленный борщ; съел пару бифштексов с картофелем, и запил всё это кока-колой. Отличительная черта этого ресторанчика – сигары, которые были в меню на последней странице. В ресторане существовала специальная курительная комната для этих сигар. Там красные диваны, играет классическая музыка, в общем, соблюдены все условия для спокойного переваривания пищи. Также, там можно завести приятные знакомства с одинокими леди.

Я вернулся домой часов в пять, у меня был настрой закончить эту чёртову пьесу.  И, как только (именно как только, я не обманываю) я сел за письменный стол, послышался стук в дверь.

Я открыл дверь, за порогом стояли мужчина и женщина. Судя по тому, как мужчина обвивал своей ладонью руку дамы, можно было бы определить, что это пара.

-Здравствуйте, - говорила женщина, - мы – родители Рит, а вы, наверное, отец Джона?

В моей голове сразу промелькнули следующие мысли:

Ри сказала своим родителям, что она сдружилась с неким Джоном – её соседом. Она только забыла упомянуть, что ему двадцать пять лет, он много курит, нередко пьёт и часто пользуется возможностью затащить в свою постель какую-нибудь красотку. Родители девочки подумали, что Джон – какой-нибудь маленький соседский мальчишка и пришли познакомиться с его родителями. Ведь у Ри совсем не было друзей, а её «заботливые» предки решили скрепить дружбу детей, познакомившись с опекунами маленького Джонни, который наплевал на недостаток Ри в виде отсутствия половины левой руки, а это, вероятно, очень мешало общению девочки с другими детьми.

-Нет. – Холодно, но с лёгкой ухмылкой ответил я. Больше я ничего не сказал. Меня очень интересовало то, что будет дальше.

Прокатилось недолгое молчание.

-Мммм… - Женщина слегка помялась, но предприимчивый самец, который сопровождал ее, подался вперёд и, улыбаясь, протянул мне свою руку.

-Ещё раз здравствуйте, - говорил мужчина. Я пожал ему руку. – Меня зовут Пит, а это моя жена – Надин. Как мы уже говорили, мы – родители Рит, Рит Пуффильтон, вашей соседки. – Он указал на дверь напротив моей.

-Да, очень приятно, - говорил я, - меня зовут Джон, Джон Даллас Миллер. Ваша дочь именует меня Диди. Мы иногда сидим у меня на кухне и пьём чай.

Пит и Надин слегка ошарашили мои слова, но потом, переглянувшись, они видимо решили, что мой возраст – это ничего. Я предложил им пройти на кухню и выпить чай, и они сказали: «с удовольствием».

Довольно милые люди, доложу я вам. Мы около часа сидели и разговаривали. Оказывается любовь Рит к английскому чаю целиком и полностью навязана её отцом. К сожалению, у меня не хватило духу спросить, какова чёрта они живут на другом конце города, в такой дали от своей дочери.

            Попив чаю, Пит и Надин удалились восвояси, а я побрёл спать.»

 

            «7 Июля 1993

            После обеда прибегала Ри, посмеяться над моим очередным кулинарным провалом и послушать мои новые записи в дневнике. Она с особым трепетом слушала все куски текста с упоминанием её имени. Один раз, даже просила перечитать.

            Я спросил её, нет ли свежих записей в её дневнике, а она ответила, что записи в дневнике – её личная жизнь, и попросила не совать свой нос её личные дела.

            Вот что я люблю в детях – дак это их непредсказуемость.»

 

            Восьмого числа Рит уехала жить со своими родителями. Она попрощалась со мной и пообещала писать мне каждый день. Ни одного письма я так от неё и не получил. Я не чувствовал сильной утраты, но Рит явилась для меня достойной для запоминания страницей романа моей жизни. Я забросил дневник в тот же день, когда она уехала. Для чего нужен личный дневник, если его никто кроме тебя не увидит? Не станет человек вот так просто изливать свои переживания и открывать сокровенное какому-то тетрадному листу. Каждый надеется, что для его дневника найдётся любопытный читатель, пусть даже им будет он сам, через много-много лет. 

 

            20 Ноября 1993.

 

            -Куда-куда?! – Джек говорил из своего отеля в Бирмингеме. – В Брюссель? Это где? В Швеции?

            -Это в Бельгии, Джек. – Голос Джона казался простуженным. Но сквозь периодический кашель и сопение просачивалась типичная для него, неумело сдержанная радость слышать своего друга, пусть и по телефону. Джон говорил из своей квартирки во Франции, в полупровинциальном городке Дюнкерк. – Вообще-то Брюссель – столица Бельгии. Там мы ещё не были.

            -Так не пойдёт, если уж мы решили отметить встречу, то надо ехать в Нидерланды!

            -Дай угадаю, в Амстердам?

            -Конечно Амстердам! Я других городов-то в Нидерландах не знаю. – Джек смеялся.

            Джон вдруг сообразил, что голос Джека совсем погрубел. Его голос и в семнадцать лет был уже достаточно грубым, но сейчас это был хриплый бас, совсем как у взрослого… Джек взрослый? Джон не мог себе этого представить. Он не мог и себя представить взрослым. Возможно, это оттого, что они стали взрослыми настолько рано, что не успели даже этого заметить; они могли считать себя взрослыми даже в том возрасте, когда все остальные детишки находились только на стадии перехода от детства к отрочеству.

            -Посетим тот бар, в котором тогда втроём напились до чёртиков и ты на спор голым танцевал? – Джон любил вспоминать этот случай. В 1988-ом Кэтрин, Джек и Джон решили съездить в Амстердам. Длинная история… В ночь перед их возвращением в Лондон Джек сильно напился и поспорил с барменом, что разденется и станцует перед всеми. Джек не любил проигрывать.

            -Чёрта с два! Будем пить в другом месте. Ты ещё не разлюбил водку с кока-колой?

            -Ни капельки, Джек.

            Прокатилось недолгое молчание (не смотря на то, что они были в разных странах, и этот разговор обходился довольно недёшево).

            -Я буду рад тебя повидать, Джон. – Джек тяжело вздохнул.

            -Я тебя тоже, дружище…

            Если бы они были братьями, то испытываемое ими чувство можно бы было назвать Братской Любовью.

            -Я позвоню тебе, как только определюсь со временем, хорошо? – Сказал Джек.

            -Конечно, буду ждать.

 

            27 Ноября 1993.

 

            Джон пил горячий кофе в одной уютной забегаловке в Амстердаме, в которой когда-то, в 1988-ом, Кэт, Джон и Джек любили посидеть в перерывах между посещениями музеев и баров.

            С минуты на минуту должен был подойти Джек. Атмосфера в кафе располагала тем уютом, в котором можно было просто сидеть и пить кофе, не читая дурацкую газету или книгу. Джон сидел за столиком подальше от окна, и не в проходе, где шныряют официанты или другие посетители. Именно этот столик предпочитала Кэтрин, когда Джек предлагал выбрать место поближе к людям, а то официанты здесь глухие и слепые, и редко обращают внимание на посетителей за этим столом.

            -Если я чего-нибудь захочу, то сама подойду к официанту, - говорила Кэтрин.

            Однако она всегда отправляла Джона за едой.

            Сейчас стояла зима. Было около двух дня; снег снаружи кафе не давал Джону забыть о том, что на улице холодно, и что ему крупно повезло сидеть здесь в тепле и наслаждаться отличным кофе – здесь его варили просто потрясающе. Джон пришёл в кафе минут десять назад, он отогрелся и сбросил своё пальто на спинку стула, на котором сидел. Шарф он не снял – он думал, что этот незамысловатый предмет одежды придаёт ему какой-то особый шарм поэтичного прозаика, сочиняющего в данный момент кульминацию для своего нового романа.

            Но чёрта с два он что-то сочинял. Джон не мог думать ни о чём, кроме встречи с Джеком. Они не виделись уже около двух лет, но они часто переписывались и созванивались. Как минимум раз в неделю Джон отсылал Джеку письма, а тот, в свою очередь предпочитал звонить.

            Со смерти Кэтрин, через пару месяцев после её похорон, Джон решил всё к чертям бросить и отправился во Францию, чтобы пожить другой, более спокойной и, по возможности, счастливой жизнью. Джек облюбовал себе город Бирмингем, где была похоронена Кэт, и остался там строить свою жизнь. Возможно, он счёл необходимым как минимум раз в месяц приходить на могилу Кэтрин за Джона и, конечно, за себя. Джон пытался демонстрировать чувство стыда на этот счёт в своих письмах, но это чувство у него отсутствовало. Джону было больно, он бежал от осознания огромной утраты, и Джек это понимал. Но, не смотря на расстояние, Джек и Джон оставались друзьями и поддерживали связь друг с другом. Это естественно – у Джека был только Роджер, а у Джона не было никого вообще.

            Чашка с кофе потихоньку пустела, и Джон сделал попытку молча достучаться до официантки, махая ей рукой – тщётно. Потом он тихонько позвал её по имени (у него была полезная привычка выяснять имена официантов, чтоб потом вот так звать их, совсем как завсегдатый заведения). Имя он запомнил, когда она подходила тихонько представлялась, перед тем как принять заказ. В приличных заведениях официанты часто представляются.

            Девушка обратила на Джона внимание и подошла к нему.

            -Мэри, вас не затруднит принести мне ещё одну чашечку кофе? – Он был очень любезен с официантами, да и вообще со всеми, кому доводилось его обслуживать. Девушка мило улыбнулась.

            -Сейчас будет. - Её голос походил на голос молоденькой продавщицы цветов – у продавщиц цветов не могут быть неблагозвучные голоса, как считал Джон.

            Уходя, Мэри слегка задержала взгляд на его глазах. Пару-тройку секунд они точно смотрели друг на друга, этого хватило, чтоб она одарила Джона своей белой, хоть и слегка неровной улыбкой. Вообще у красивых девушек редко бывают кривоватые зубы, но у этой были. Несмотря на этот маленький недостаток, Мэри произвела на Джона хорошее впечатление женщины, с которой неплохо бы вместе провести пару вечеров, а может и больше.

            -Джон! Конь! – Джек чуть ли не вышиб стеклянную дверь кафе. Он лепил в руках снежок, который незамедлительно отправился в недолгий путь до головы Джона. И это в общественном кафе…

            -Сукин ты сын! – Джон, несмотря на холодный снег у себя на голове, сиял.

            Они обнялись под возмущённое бормотание посетителей и заняли свои места за столиком. Джон специально сберёг для друга стул.

            -Официант! – Заорал Джек. Мэри быстро подбежала к нему. Джон как-то виновато смотрел на неё, словно извиняясь за своего друга. – Есть у вас что-нибудь алкогольное?

            -Только шампанское, сэр.

            -Идеально! Тащите сюда самого дорогого. – Джек посмотрел на Джона и тыкнул на него пальцем, - и чёрта с два тебе, а не счёт «пополам»! Сегодня плачу я.

            Официантка ушла, и Джек развалился на стуле. Он был в тёмно-зелёном расстёгнутом пуховике с меховым воротом и капюшоном. Из под пуховика виднелась белая рубашка, поверх которой был нацеплен неумело завязанный чёрный галстук. Джек, видимо второпях завязывал его, ведь он был большим «специалистом по правильному ношению дорогих костюмов» – это он утверждал ещё тогда, когда он, Кэт и Джон втроём снимали квартиру в Лондоне.

            Джонни чувствовал лёгкий стыд за неподобающее поведение Джека. Хотя так ведёт себя большинство Амстердамских туристов. Но они же, чёрт возьми, приличные люди, эти Джек и Джон.

            -Ну что, Джон, - его друг перешёл на спокойный голос заурядного посетителя кафе, будто почувствовав дискомфорт своего собеседника из-за шумной вульгарности Джека. – Интересоваться как у тебя дела нет смысла – и так всё знаю. Как добрался, что ли?

            -Добрался почти без происшествий. – Доложил Джон. – Только сломал одному козлу руку.

            -Ух ты! Джон подался в каратисты? – Джек выпучил глаза и нацепил самое удивлённое, но улыбчивое лицо.

            -Точно. – Джон тоже улыбался, - не забудь вспомнить это, когда захочешь кинуть в меня очередной снежный комок.

            -Уже боюсь, дружище! Грызу себе ногти на ногах, часто бегаю пописать и чешусь, как проклятый. – Джек продемонстрировал, как он чешется.

            К их столику подошла всё та же официантка, в руках она сжимала поднос со всякой всячиной. Он поставила всё это на стол и стала разгружать напитки на голубую скатерть.

            -Так… Шампанское, - Мэри именовала всё, что ставил с подноса на стол. Шампанское было в ведёрке со льдом. – Бокалы, пепельница… Вы же курящие, да?

            -Ага, - Джек выложил пачку сигарет на столик, достал оттуда одну и прикурился «Zippo».

            -А вот ваш кофе, - Мэри поставила перед Джоном чашечку горячего ароматного чёрного кофе.

            -Так, а когда ты успел это заказать? – Джек удивлённо смотрел на Джона.

            -Я заказал это ещё до того, как ты вломился в кафе и намочил мне волосы своим дурацким снегом.

            -Так, мисс, - Джек обращался к официантке. – А вы не думали переспросить этого молодого человека, - он указал на Джона рукой, со сжатыми вместе пальцами, дабы казаться культурнее. Он, вероятно, подумал, что так его слова прозвучат обиднее. – О том, не хочет ли он отменить заказ, после того как дождался своего нахального громкого друга, который заказал чёртову бутылку шампанского? – Девушка выпрямила слегка сгорбившуюся спину и немного опустила голову. Стойка тех, кого часто отсчитывают. – Может быть, мы обсудим вашу компетентность? Или стойте… Давайте лучше обсудим ваши умственные способности?

            -Заткнись, сукин сын, или я сам тебя заткну. – Вырвалось у Джона. Он не крикнул это, а сказал спокойно и сдержанно. В том, как он это сказал просачивалась истинная кровь английского аристократа.

            Джек понял эту фразу правильно, и не стал острить на этот счёт. В этом виделась долгая-долгая дружба между ним и Джоном. Когда два человека знают друг друга чуть ли не всю жизнь, то подобные заявления уже не воспринимаются как угрозы; скорее, как крайнюю меру, которую принял Джон, чтоб Джек, наконец, замолчал.

            Официантка попыталась забрать принесённый кофе, но Джон её остановил, сказав, что ему очень нравится запивать шампанское «принесённым по ошибке кофе очень красивой официанткой». Джек молчал и улыбался, наблюдая, как они друг с другом заигрывают. Потом Джон записал что-то в блокноте и вырвал лист, сказав, что это его телефонный номер, пока он будет гостить в Амстердаме, и отдал его Мэри.

            Когда она уходила, Джек остановил её и извинился за своё «недостойное конское поведение».

            -Какова хрена ты распыляешься по пустякам, Джек? – Сказал Джон, когда официантка отошла достаточно далеко.

            Джек тяжело вздохнул и слегка задумался, поглаживая рукой затылок.

            -А чёрт его знает, Джон… наверное с тобой давно не общался по-человечески. – У Джека были грустные глаза, но он нацепил ухмылку, чтоб не казаться жалким. – Ведь ты всегда был моими «тормозами». Было время, когда я даже стеснялся говорить при тебе глупости… - С каждым словом Джек затихал, словно ему было всё труднее и труднее выдавить из себя всё это.

            Джон не стал его мучить.

            -Вот сукин же ты сын, - подметил он, - вот каким бы ты козлом не был, всё равно заставишь людей поверить, в то, что ты хороший.

            Джон достал бутылку шампанского из ведёрка и попытался его откупорить руками.

            -Чёрт возьми, - как бы умоляюще сказал Джек, - разве его не должны открывать, перед тем, как сунуть в это чёртово ведёрко?

            -Тихо… - Джон поставил бутылку на стол и прижал указательный палец к губам. Это служило знаком, что Джек опять не распылялся.

            Мимо как раз проходила Мэри. Джон позвал ее, и она неуверенно пошагала к их столику. Она встала рядом с Джоном и слегка наклонилась.

            -Слушай, а можно тебя попросить открыть эту бутылку? А то мне как-то неудобно цеплять пробку зубами. – Джон состроил виноватое лицо – ещё один приём, чтобы официанты, которые делают ошибки не чувствовали себя полными неудачниками. В конкретном случае с Мэри, он сделал всё правильно, а то она могла бы совсем расстроиться и обидеться на саму себя.

            -Ой, совсем про это забыла… - Официантка забрала шампанское и быстро унесла его куда-то на кухню. Прошло не более минуты, и на столике Джека и Джона уже стояла открытая бутылка шампанского, а в бокалы были наполнены.

            -Ну что, напьемся сегодня в стельку? – Спросил Джек, поднимая бокал. – Роджер дал мне адрес одного подпольного бара в Амстердаме. Давай двинем туда ближе к вечеру?

            -Я бы лучше дошёл пешком, чем что-то туда «двигать», а ещё лучше было бы отправиться туда на такси…

            -Ниибёт. – Прервал его Джек и осушил бокал с шампанским.

            -Сукин сын, - бросил Джон, увидав это. И выпил до дна.

            Встреча настоящих друзей…

 

            Тот бар, про который говорил Джек, заслуживает детального описания из-за своего незаурядного дизайна, а именно грубой безвкусицы, которая бросалась в глаза с такой напирающей силой, что мало кто, кому не повезло иметь хотя бы задатки художника или оформителя, удержался бы на ногах от шокирующей пестроты всевозможных оттенков синего.

            В бар можно было попасть только одним путём – спустившись по длинной подвальной лестнице книжного бутика, вшитого в жилое трёхэтажное здание. В конце лестницы, посетителя нелегального заведения ожидал охранник в синем комбинезоне уборщика – ясное дело, прикрытие от случайно зашедшего правительственного работника, будь то электрик или убийца насекомых.

            Этот «уборщик» ключами отпирал дверь, по правую руку от лестницы. А вот за дверью начиналось жестокое месиво – борьба дорогих картин и прочего декора с облезлыми стенами и плесенью.

            Помещение было всего одно, но большое. В самом его центре находился неровный порог от некачественно снесённой стены. Пол был покрыт дорогим уличным тёмно-синим мрамором, который во всём своём плиточном великолепии обрывался именно на этом пороге, и вновь начинался уже за ним. В качестве плинтуса служила какая-то бетонная замазка. На правой стене, с ближайшего к входной двери краю, была налеплена белая плитка. Это не оставляло сомнений, что когда-то в этом подвале был туалет. Белый цвет этой плитки был неудачно замаскирован одним слоем синей краски. Синий и белый цвет, как известно, рождают светло-голубой. Стены даже не пытались красить, зато пытались заклеить обоями, по крайней мере, половину левой стены. Но оклейщики, поняв на пол пути, что обои отвалятся через пару недель от этих влажных, проеденных грибком стен, стали отдирать что налепили. Процесс обдирания оставил следы в виде белых обрывков бумаги. К потолку нашли особый подход – прибили к нему тёмно-синюю ткань. Кусков большого размера не нашлось, поэтому прибивали кусками метр на метр. Но, судя по дальнему концу стены, ткань подобной фактуры кончилась. Работу заканчивали какими-то кружевными светлыми шторами (слава богу, синими). НО! Земное притяжение – штука сильная. Грозди то и дело теряли свои позиции, тем более что их пытались всадить в твердющий бетонный потолок, а это изрядно скривило металл. Некоторые углы этих тёмно-синих квадратиков ткани теперь отвисали, оголяя серый бетон.

            Картины совершенно нелепой подборки были хаотично понатыканы на всю площадь стен. Мало того, некоторые из этих картин были прибиты своими золотистыми рамами к стене; естественно – криво. Картины были совершенно разных размеров, радовало только то, что их рамы были покрашены краской одного оттенка золотистого цвета.

            Репродукции самых разных художников самых разных стилей висели вперемешку друг с другом. Описывать эту совершенно нелепую ошибку “дизайнера” было бы крайним неуважением не только к любому слушателю, но даже ко всему прекрасному или хотя бы не совсем некрасивому.

            Новенькая деревянная мебель, а именно десяток столиков с сотней стульев, стояли на небольших ковриках. Не удивительно – КАЖДЫЙ коврик не был даже похож на своего соседа по полу. Впрочем, была одна черта, которая их объединяла – вонь и потёртость. Каждый отдельный столик был покрыт сине-чёрной клетчатой скатертью, которая была сделана при помощи большого куска ткани и ножниц. Складывалось впечатление, что эти тряпки никогда не знали стирки.

            На каждом столике стояла прогоревшая до самого конца свеча, которая на протяжении всего своего процесса сгорания капала воском с подсвечника на стол. Чтобы свечке не было так одиноко – ставили либо потрескавшуюся, либо уже разбитую пепельницу.

            Конечно, кроме наркотиков и виски в этом заведении не подавали. Бармен был усатый и лысый. Стойка бара состояла из досок, которые служили её «скелетом» и кусков фанеры, покрашенных в «фирменный» цвет бара.

            Повсюду валялись окурки и пахло помойкой. Когда Джек платил охраннику при входе, он думал, что такая вонь идёт от тёмно-синего комбинезона.

            Чёрта с два.

            Когда Джон и Джек вошли в сам бар, они лицезрели только двух посетителей, спавших за одним столиком. Пройдя три шага от входной двери, ребята встали и осмотрелись, завязав на груди руки. Они молча переглянулись, и уже через тридцать секунд выбирались наружу.

           

 

            -А зачем было бить этого мужика в комбинезоне? – Спросил Джон. Он сидел за столиком стриптиз-бара и пил джин с кока-колой.

            Рядом за столом сидел Джек, он пил пиво и периодически глазел на стриптизерш.

-Не знаю, мне было обидно. – Джек сделал ещё пару глотков, и бутылка кончилась. Он специально заплатит бармену, чтоб тот следил за выпивкой Джека, поэтому где-то через минуту на их столик поставили ещё три Миллера.

-За что это тебе было обидно, Джеки?

-Да за всё, - Джек открыл бутылку при помощи своей зажигалки. Крышка высоко отлетела и шлёпнулась на стол. – Роджер - гадская морда, предупреждал меня, чтоб я ходил в этот бар, если уж совсем не будет куда пойти. А я не только первым делом посетил эту дыру, дак ещё и тебя за собой поволок.

-Джек, не стоит раздувать из этого трагедию, - улыбнулся Джон, - мы потратили на это место всего лишь пол часа, у нас вся ночь впереди!

Джек смачно пригубил пива – он явно хотел напиться.

-Да дело даже не в этом… - Он сдержал отрыжку. – Просто… Как-то хотелось, чтоб всё было как в прошлый раз, когда мы веселились до упаду, когда место и время не имело для нас значения. Да и нам как-то не попадались места подобного рода. Нет… Чёрт.. Даже не знаю как это сказать… Я имею ввиду, что если даже мы попадали в какую-нибудь дыру, то мы всё равно кутили там до утра, понимаешь?

Конечно Джон понимал. Просто тогда, в 1988-ом…

-С нами была Кэтрин, Джек.

Тот сделал ещё пару глотков, потом бросил сигарету в пепельницу.

-Да уж… - Сказал Джек, продолжительно кивая. – Мы были замечательной компанией. Я, так сказать, был заводилой; ты был нудным, но остроумным, этаким англичанином, чёрт тебя дери, ну ты понял; а Кэт… она каким-то образом приспосабливала нас к окружающей среде, то есть была каким-то звеном, между реальным миром и нашим с тобой маленьким мирком, понимаешь?

-Прекрати задавать этот вопрос, я понимаю всё не меньше твоего. – Джону была неприятна эта тема, он понимал, что если Джек заведётся, то он напьётся ещё сильнее, чем собирался, да ещё потом будет плакать в жилетку тому охраннику, который будет выдворять их при закрытии бара. – Как ты сказал? Я был нудным остроумным англичанином? Это как понимать?

-Ну… - Джек, слава богу, заулыбался. – Ты был некой… м… чопорной душой компании что ли… её интеллектуальной защитой… В общем ты чёртов англичанин, чтоб тебя!

Джон воспринял всё вышесказанное как комплимент.

-Не знаю, какие у тебя там корни, но кем бы ты ни был, поставь после этого «сукин сын». Например, американский сукин сын, узбекский сукин сын…

-Ха! Я буду просто Сукиным Сыном, потому что я понятия не имею, где я родился. Роджер утверждает, что в Санта-Монике, но я ему не верю. – Джек достал ещё одну сигарету и прикурил. Джон последовал его примеру.

-Аминь! – Он поднял со стола свой стакан с джином, и они чокнулись.

 Джон вылакал за раз пол бокала, а Джек уничтожил ещё одну бутылку. С минуту они смотрели на стриптизершу, которая ловко крутилась на шесте.

-Джон, - сказал Джек. Он опять сделал серьёзное лицо. – Слушай, год назад я тебе уже это предлагал, но… это всё-таки было год назад и может… - он затянулся.

-Ты о чём? – Джону не очень-то понравился тон Джека. Он явно опять что-то замышлял.

-Я тут навёл справки на счёт той лондонской квартиры… - Джек опять затянулся. – тот дом, в котором мы тогда жили… Я подумал было вернуться туда. В той квартире сейчас никто не живёт.

Джон прекрасно понимал, к чему ведёт его собеседник.

Он молча уткнулся в свой бокал. Он думал. Джек не унимался:

-Чёрт возьми, прошло два года. – он размахивал сигаретой, подчёркивая свои слова. – Я не буду тебя говорить что-то типа «пора бы забыть, Джон», но всё же… ведь тебе хреново в этой твоей Франции! Это видно по твоим письмам и по твоему подавленному голосу, когда я звоню тебе! И, не отрицай Джон, хоть ты и имеешь пачками каких-то девиц, тебе всё равно одиноко. Даже твой друг, как звали эту девочку… Рит! Она всё равно уехала к своим родителям! Что тебя там держит? Театры? В Лондоне миллион этих театров, которые тонут под грузом дешёвых пьес. Я читал твои произведения, Джонни, ты талантливый парень и твои творения без вопросов будут ставить. Если хочешь – мы построим свой театр, чёрт возьми! Я всё-таки крупный бизнесмен, у меня навалом и денег и связей! Поехали, чёрт тебя дери!

Джек выговорился. Прокатилось мучительно-долгое молчание…

-Сукин ты сын, Джек, - через некоторое время сказал Джон. Он за раз прикончил остатки джина и хлопнул бокалом по столу. – Мы едем через Бирмингем, хорошо?

-Ха! – Вырвалось у Джека. – ХА! – Он подскочил со стула и потрепал волосы Джона. – Бармен! Чёрт возьми, принеси нам две бутылки водки и несколько литров кока-колы!

-Успокойся, Джек! – Джонни во всю улыбался. Он был рад за то, что его друг так в нём нуждается. На самом деле Джона не надо было и уговаривать, достаточно было только предложить свою помощь на первое время в Лондоне, пока Джон не наладит контакты с местными театрами. Но что-то ему подсказывало, что там он будет заниматься далеко не пьесами…

Джон уже давно подумывал вернуться в Англию. Конечно, он и не думал о Лондоне, скорее о Бирмингеме, но идея Джека пришлась ему по вкусу.

Вечер удался: Джек совсем наклюкался, Джон тоже. Они долго кутили в этом стриптиз-баре, потом, прихватив с собой трёх стриптизёрш (приманкой для них служили, конечно, деньги Джека, которыми он не жалел сорить), они поехали в отель.

 

PS

 

Ночь… Бетти, Женева и ещё какая-то рыженькая, имя которой Джек и Джон так и не запомнили, разгуливали по большой отельной комнате в номере для звёзд.

-Запомните, дамы, в туалете этого номера писал сам Элвис! – Джек стоял посреди комнаты и размахивал бутылкой с коньяком. Его галстук перекочевал с шеи на голову ещё в баре, когда Джек пытался изобразить каратиста.

По левую от него руку сидел Джон в кресле из красной кожи. Девушки стояли у закрытого балкона, напротив Джека. Они не могли справиться с дверцей, отгораживающей их от прекрасного вида, открывающегося с пятнадцатого этажа.

-Когда поедем в Дюнкерк? – Спросил Джон у Джека.

-Думаю, через пару дней, - Джек постучал свободной рукой по бутылке с коньяком. Потом он посмотрел на девушек, вьющихся у балкона. – Забирай рыжую, она мне не нравится.

    -Во-первых, - пьяным голосом начал Джон. Он неосознанно говорил так громко, что девушки оторвались от своего занятия по взламыванию балконной двери. – Рыженькие девушки очень хороши в постели, они хоть и стервы, зато у них прекрасные точёные тела, да и ведут они себя вполне уверенно, никаких тебе стеснительных хихиканий, как у блондинок. – Девушки понимали, что Джон уверен в том, что они его не слышат. Эта рыженькая вовсю улыбалась. - Во-вторых, Джек, сукин ты сын, надо было взять и ту, что танцевала весь вечер. Тогда нас было бы шестеро, въезжаешь?

Джек смотрел на троих стриптизёрш. Они смотрели на Джона, а он на Джека.

-Я, конечно, понимаю, что эти девушки вовсе не проститутки, но они, кажется, осознают, к чему идёт дело. – Закончил Джон.

-Дорогие мои дамы! – Заявил Джек. – Не поймите моего друга неправильно! Просто он давным-давно не напивался, и теперь не держит себя в руках.

Джек подошёл к восторженным девушкам. Он отодвинул одну из них – Бетти, кажется - от балконной двери, щёлкнул задвижкой на маленьком шпингалете у верхнего косяка и легонько толкнул дверь. Она, как по волшебству, поддалась и отворилась вовнутрь балкона.

-И давно ты заметил, эту штучку? – Спросила у Джека Бетти.

-Как только вы неудачно попытались открыть балкон. – Джек сделал пируэт бутылкой в воздухе и слегка поклонился. – Я решил подождать с помощью - так забавнее.

Пока девушки удивлялись чудесному виду с балкона, Джек шёл к Джону. На коленях у него уже сидела эта рыженькая.

-Помнишь мы гадали как её зовут? – Спросил Джон, когда Джек плюхнулся в соседнее кресло.

-А я всегда помнил как её зовут, - соврал он.

-Неправда! – Джон попытался достать сигареты из кармана джинсов, но ему мешала девушка. – Кира, привстань, пожалуйста, мне надо выковырять пачку у себя из кармана.

-Но я так хорошо устроилась, - Кира провела пальцем по губам Джона.

-О прекрасное создание! – Сказал Джон. – Если твои руки с длиннющими ногтями смогут одними прикосновениями накачать мой организм никотином, то сиди здесь столько, сколько ты захочешь! Но я курю с самых пелёнок, поэтому я зверею, если не пососу сигаретку. – Джон слегка попинал ногой по попе Киры, мол «пора вставать». Она тяжело вздохнула и покорно убралась с кресла.

С балконы слышались восторженные возгласы, Джек крикнул девушкам, чтоб они закрыли дверцу или были потише. Девушки закрыли дверцу. Пока Джон прикуривал, Кира искала в баре алкоголь.

-Слушай, Джек, - сказал Джон. – А как тебе удалось получить номер Элвиса?

-У меня паспорт посла Швейцарии.

-Чёрт возьми, ну ты и сукин сын! А стоп, разве у Швейцарии есть послы?

-Может быть, и есть, мне на это глубоко плевать. Всё равно в отеле нет особой проверки, я им позвонил, мол, забронируйте ваш лучший номер – у вас решил остановиться посол Швейцарии. Как видишь, сработало.

-Хитрый… Слушай, а может и в Лондоне прикинемся важными шишками?

-Не-а! Первое, я в Лондоне и так важная шишка; второе, нам там жить, Джон, а здесь, если запахнет жареным, мы всегда может улизнуть.

-Логично, - Джон курил быстро, он посмотрел на пепел, который вот-вот сиганёт с сигареты, а пепельницы поблизости не было, потом взвесил все факты и стряхнул пепел на пол.

На балконе всё шумели, даже закрытая дверь не защищала от восторженного смеха девушек. Джек ещё раз крикнул им заткнуться. Женева открыла дверь и доложила, что Бетти ругается с каким-то мужиком из здания напротив. Джек заявил, что ему плевать на это, и что проблем с полицией ему не нужны.

Кира, услышав о балконной перепалке, вся взбеленилась и со словами «сейчас присоединюсь, девочки!», стала быстрее копаться в баре. Она выбрала напиток, вприпрыжку добралась до бокалов и разливала.

-Джек, давай двинем в Бирмингем пораньше, а? – Умоляюще сказал Джон. Он смотрел на эту Киру, и она, почему-то вызвала у него отвращение. Видимо, дело в ребячестве.

-Мне, в принципе, плевать. – Джек оценивающе смотрел на бутылку с коньяком. В ней оставалось не более трёх-четырёх глотков. – Я просто хотел ещё осмотреться, проникнуться духом Амстердама, что ли.

Кира сжала в двух руках три полных бокала и поскакала к балкону, расплёскивая выпивку на пол.

-Вот сука, - пробубнил Джон, сбрасывая на пол очередную порцию пепла. – Джек. Слушай-ка…

-Что?

-Натали больше не появлялась? – Спросил Джон тихим голосом и атмосфера сразу стала другой.

-Нет, не появлялась. Но, у меня откуда-то есть ощущение, что я легко могу с ней связаться.

-А у меня появилось ощущение, что это она хочет как-то связаться с нами…

-Что ты имеешь в … -Джека оборвал девчачий крик, доносившийся с балкона.

Джек и Джон вскочили с кресел. Через пару секунд они, перегнувшись через бортик балкона, смотрели вниз.

-Я… я… - Кира всё ещё держала в руках бокалы.

-Она слишком сильно перегнулась через балку… потом вошла Кира… - Женева пыталась всё пояснить, но эмоции брали своё.

Мужик, с которым ругалась Бетти, уже, наверное, вызывал полицию.

Джек и Джон смотрели на труп стриптизёрши, которая распласталась по асфальту и истекала кровью. Они переглянулись.

-Самый ранний рейс? – Спросил Джон.

-Ага.

Не прошло и минуты, как Джек и Джон уже покидали отель, спускаясь по лестнице.

 

            29 Ноября 1993.

            Когда Джек открыл свой отель в Бирмингеме, он запретил заселять людей на последний этаж – этот этаж он отвёл для себя и гостей. Сейчас там дрых Джон, отдыхая от перелётов.

            Пока Джон спал, Джек решил проведать могилу Кэтрин. Он напился виски прямо на кладбище, вспоминая былые деньки. Когда Джек возвращался, он, будучи пьяным в стельку, разбил свою машину и, бросив её на улице, поплёлся в отель пешком.

            Часы показывали пять утра. Это было то самое переходное время, между ночью и утром, когда город спал. Джек уже поднимался по широким ступенькам крыльца своего отеля, когда прогремел выстрел.

            Пуля угадила Джеку в затылок. Он распластался на бетонной лестнице и почти мгновенно потерял пульс.

           

            Мёртвая тишина.

            Если отстроить одноэтажный и многоквартирный дом, площадь которого будет несколько километров, а потом кувалдой пробить дыры в стене между квартирами, вот тогда получится примерно то место, где сейчас находился Джек.

            Он шёл по этим помещениям, шагая из одного в другое либо через двери, либо через широкие дыры, соединяющие их. Иногда он попадал в однокомнатные лачуги, обставленные стилем XVIII века, а иногда и в современные широкие комнаты со всеми удобствами конца XX. Потолки в комнатах были разной высоты, а мебель встречалась то покрытая пылью, то совсем чистая.

            Сюрреализм происходящего пугал Джека гораздо меньше, чем сознание того, что ему прострелили башку, но беглый осмотр показал, что дыры в голове нет. Час назад он проснулся на какой-то сломанной кровати без ножки. На ней лежал ещё какой-то скелет, покрытый толстенным слоем пыли, как и сама кровать. Этот скелет был единственным признаком жизни в этом лабиринте комнат, и Джек даже подумывал вернуться к тому месту, с которого начал свой путь, но потом он понял, что наврятли найдёт дорогу.

            Сейчас Джек шёл по длинному коридору с множеством ответвлений в разные комнаты. Он наткнулся на зеркало и убедился, что его глаза приобрели окраску под стать происходящему – светло-оранжевую, если не сказать жёлтую.

            - Пум-парам пам пумс- Пробурчал Джек какую-то мелодию и двинул дальше.

            Тусклые электрические бра сменялись настенными свечами, а иногда и неоновыми вытяжками под потолком. Джек свернул в какое-то современное помещение – его привлёк блестящий белый холодильник. Открыв его, Джек увидел лишь отрубленную человеческую кисть на тарелочке. Эта кисть застыла, показывая фигу.

            Джек решил не возвращаться в коридор, из которого только что сюда завернул, а прошёл в дыру в стене, ведущую, как оказалось, на какую-то бетонную дорогу с разметкой по середине.

            По краям этой дороги шёл тротуар. Вместо неба был потолок, с которого свисали на проводах одинокие лампочки. Слева и справа дорогу перекрывали стены – одна кирпичная, другая бетонная. Напротив Джека было крыльцо, ведущее, судя по вывеске, в ресторан «Покер».

            Зайдя внутрь, Джек увидел лишь какую-то кровать, на треть торчащую из стены. Джек вышел через железную дверь и попал в полнее приличный гостиничный номер: судя по библии на столе, лежащей рядом с телефоном, это был именно он.

            Джек снял трубку телефона и удивился: он услышал гудки. Он набрал цифру «один» и услышал частое постукивание, извещавшее о том, что телефон набирает эту цифру.

            -Здравствуйте, Николас. – Вдруг ответил чей-то голос. – Судя по всему, миссис Колман опять громко поёт? Мы предупреждали вас, что мы селим вас рядом с оперной…

            -Стоп. – Сказал Джек. – Где я нахожусь?

            -Эм… - Женщина на том конце провода издала смешок. – отель «Ролланд», Николас, вы не пьяны?

            Джек осмотрелся - из того помещения, где он сейчас находился, было три выхода: дверь, через которую он вошёл, ещё одна дверь напротив Джека, и дыра в стене, ведущая явно не в соседний номер, а в какой-то деревянный дом.

            -Слушайте, а вы не могли бы принести еды? – Спросил Джек.

            -Без проблем, Николас, вам как обычно?

            -Пожалуй, да, через сколько мне ждать?..

            Джека оборвал стук в дверь, которая была напротив него.

            -Минут через пять, Николас, пицца будет горячей. – Женщина повесила трубку.

            Стук в дверь повторился. Джек медленно подошёл, проклиная жизнь за то, что в этой двери не было глазка.

            Тяжело вздохнув, Джек открыл.

            Человекоподобное существо, состоящее из какой-то текучей серой массы, дрожало на пороге. Точнее сказать, оно очень быстро повторяло одно и то же движение, как на зависшей киноплёнке. Существо держало в руке какой-то предмет, похожий на коробку пиццы, но состоящий из того же серого материала.

            Джек в ужасе закрыл дверь. За ней находился явно не коридор отеля. Он подошёл к телефону и попробовал позвонить Роджеру.

            -Да, я слушаю. – Послышался голос старика.

            -Чёрт меня подери, Роджер!

            -Джек! Где ты? Мы тебя уже целый месяц разыскиваем, куда ты пропал?

            -Месяц?.. Слушай, я попал чёрт знает куда. – Джек говорил быстро, боясь, что связь прервётся. – Долго объяснять, на что похоже то место, куда я попал, но такое место явно отсутствует на Земле.

            -Не понял… Ты же откуда-то звонишь, правильно? – Спросил Роджер.

            -Да, я зашёл в какую-то комнату, тут был телефон и, как оказалось, он работает. Я набрал цифру «один» и мне ответили. Сказали, что я в отеле «Ролланд» и назвали меня Николасом. Я попробовал заказать еды и заказ пришёл уж больно быстро…

            -Джек, я тебя не понимаю…

            -Бля! Я в каком-то лабиринте из комнат. Попадаешь в одну комнату, а там либо дыра в стене, ведущая совсем в другое помещение, либо двери, тоже ведущие хрен пойми куда. Я тут уже час брожу, а выхода нигде нет. Я шёл к своему отелю, и меня кто-то подстрелил прямо в череп, и я проснулся в этом проклятом месте…

            -Ты сказал, час? Ты пропал месяц назад. Джон проснулся в твоём отеле и не мог тебя найти…

            Роджер и Джек немного помолчали, осмысливая происходящее.

            -Слушай, Джек, ты говоришь, что в каком-то гостиничном номере? Ещё раз: как название?

            -Нет уж, Роджер, мне только что пытались принести пиццу, и разнощик превратился какую-то дрянь явно не человеческого происхождения. Я открыл дверь, в которую он постучал, но за этой дверью отель кончается…

            Джек и Роджер опять помолчали.

            -Да уж парень… - Протянул Роджер. – Провалиться мне на месте, если я хоть что-то понимаю.

            -Я тоже, старик.

            -Чёрт подери, и что же нам делать?

            Джек немного подумал и сказал:

            -Я думаю продолжить своё путешествие, а ты попроси Джона поискать какой-нибудь выход. Пусть подкрасит свои глазки в чёрный цвет. Может быть, ему удастся как-то связаться с Натали…

            Роджер тяжело вздохнул.

            -Джекки, мне страшно повесить трубку…

            -Не бойся за меня, старик, бывало и хуже. – Джек повесил трубку.

            Перспектива идти в ту дверь, за которой стояло то существо, как-то не улыбалась Джеку, и он прошёл стенную дыру.

            Следующее помещение было полностью деревянным пустым, с одной единственной дверью. Дальше шёл какой-то салон красоты семидесятых годов, освещённый красными фонарями. Потом Джек вошёл в какой-то офис.

            На сером деревянном столе лежала кипа исписанных бумаг. Язык был Джеку не знаком, и он стал рыться в ящиках стола. Ручки, дырокол, бумаги… паспорт. Он раскрыл документ и удивился красоте той девушки, которая смотрела на него с маленькой фотографии. Судя по оттенку чёрно-бело краски, эта девушка была мулаткой.

            Джек зачем-то сунул паспорт в карман, но потом одумался и швырнул его на стол. Больше в этом офисе ничего интересного не было и он вышел через дверь.

            Там было огромное помещение, где посреди деревянного пола возвышалась статуя. Это был Колос Родосской. Потолок и стены уходили так же высоко – никакого намёка на небо. Посреди всех стен вертикально вверх уходили ровные ряды ярких лампочек.

            Джек присвистнул, полюбовался могучим строением и нырнул в ближайшую дверь.

            Церковь. На молитвенном столе лежал какой-то листок. Джек узнал в этом листке тот самый незнакомый ему язык, с которым столкнулся в офисе. Он хмыкнул и почесал затылок. Справа от него была дыра в стене. Джек пошёл через неё.

            Вся мебель в этой комнате была приклеена к потолку. Одеяла и подушки кровати, торчащей из середины потолка, тоже были приклеены. На бетонном полу, рядом с перевёрнутой люстрой, лежал такой же офисный листок как в церкви. Джек хмыкнул, пописал в угол и прошёл через очередную дыру.

            В новом помещении Джек сразу отметил три вещи: многочисленные коробки с «Камэл», офисный листок на полу и окно. До сих пор окна вообще отсутствовали. Джек затарился куревом и пополз в окно.

            За ним был футбольный стадион. Вместо неба был, конечно же, потолок с лампочками. Зелёная трава стадиона была длинной и неровной, за полем явно давно не ухаживали. По траве ходил человек. Это была женщина с длинными чёрными волосами.

            Увидев Джека, женщина от страха упала, но, поднявшись, она стала ждать, что будет дальше. Джек, нахмурясь, спустился с трибун на поле и медленно шёл к женщине. Он увидел, что она держит в руках стопку бумаг.

            -Ясненько, - подумал он. – Метки.

            Подойдя поближе, он узнал в этой женщине ту красотку, паспорт которой Джек нашёл в столе офиса. Та красотка, увидев глаза Джека, сразу отпрянула. Женщина явно была до смерти напугана.

            -Приветики! – Ухмыльнулся Джек.

            -Здравствуйте, - выдавила женщина с неизвестным Джеку акцентом.

            -О! Вы говорите по-английски! – Оживился он. – Как звать столь прекрасную леди, и что она забыла в этом проклятом месте?

            -Где мы? – С нескрываемой опаской спросила она.

            -Ну, знаете ли, нетактично задавать незнакомцу вопросы на миллион долларов, даже не познакомившись с ним. – Джек достал сигарету и поблагодарил судьбу за то, что у него в кармане оказалась его любимая «Зиппо».

            -Урсула, - представилась женщина. – Где мы?

            -У чёрта на рогаликах, в жопе у господа, во сне Сальвадора, во власти ЛСД, это всё шутки правительства, моя дорогая… Друзья меня зовут Джек. – Он протянул руку, чтоб поздороваться.

            Урсула слегка поколебалась, и потом недоверчиво протянула свою. Она неуверенным жестом показала на свои глаза, спрашивая у Джека, что с ним.

            -А… это… - Отмахнулся Джек, улыбаясь. – Не обращай внимания. Проблемы с поджелудочной.

            -Вы, знаете, что происходит? – Спросила она.

            -Не совсем, милочка, но я собираюсь это выяснить.- Джек ещё раз затянулся сигаретой и швырнул её в траву. – Ну пока, желаю удачи.

            Урсула от удивления широко раскрыла глаза. Она не ожидала, что её вот так кинут, тем более, что напористость Джека говорила о том, что он нуждается в компании.

            -Вы… уходите? – Спросила она в спину уходящего Джека.

            -А на что это похоже? – Ухмыльнулся он.

            -Я… - Урсула осеклась. Она молча поплелась за ним.

            Джек, увидев это, только хмыкнул. Впрочем, именно этого он и ожидал.

            За парадной дверью стадиона находилась палата для душевнобольных. Джек слегка попрыгал на мягкой обивке пола, удивляя Урсулу своей весёлостью. В следующей комнате был бассейн. Внутри плавала акула.

            -Ах! – Испуганно вскрикнула Урсула, показывая пальцем на рыбу в бассейне.

            -Что? – Спросил Джек. – Я рассчитывал наткнуться на холодильник полный готовой еды, а не охотиться за местной живностью.

            Урсула не поняла его юмора и опустила глаза. Джек прополз в дыру в стене и оказался, судя по всему, на крыше многоэтажки. Вокруг и наверху, конечно же, были стены.

            Ещё немного, и Джек прошёл бы в ближайшую дверь, но краем глаза он заметил, что за дырой в стене в нескольких метрах от него находится продовольственный магазин.

            Джек быстро нырнул туда. Глаза его не обманули – это действительно был продовольственный магазин самообслуживания. Лицо Джека озарилось зловещей улыбкой: сбылась мечта идиота, бери сколько влезет и никакой тебе охраны и видеокамер.

            Пластиковая упаковка слетала с копченого мяса, как будто продукты вовсе и не закрывали на фабриках: Джек рвал и метал, набивая желудок всякой всячиной.

            Когда Джек слегка успокоился, он сел на пол, держа куриную ножку в руках. Напротив него был прилавок с алкоголем. Джек протянул руку и взял бутылку с белым вином. Он разбил горлышко об пол и запил мясо.

            Урсула в сторонке ела кукурузу, косо поглядывая на свинтуса-Джека. Он хотел было рыгнуть, но, заметив девушку, сдержался. Он встал, отпил горячительного «Джека Дэниэлса», решив, что вино не расслабит его, и пошёл в сторону кассы – там обычно лежат сладости.

            Набив карманы сникерсами, он приоткрыл входную дверь магазина. Увидев, что за этой дверью, Джек выпотрошил карманы от шоколадок: там была удобная современная спальня.

            Джек не долго думая, плюхнулся на спину в кровать и улыбнулся – весь потолок был увешан картинами. Судя по всему, эта были репродукции Луиса Ройо, а может и оригиналы. Все рамки были чёрными, а между картинами из потолка торчали маленькие светодиоды. Спальня освещалась ещё и напольными лампами. Джек попивал виски, покуривал сигарету и переваривал пищу.

            Урсула стояла в дверях между магазином и спальней. Она ела шоколадку и смотрела на Джека, оперевшись плечом на дверной косяк. Джек повернул к ней голову и, слегка сдвинув брови, улыбнулся.

            Они ещё недолго смотрели друг на друга. Страх Урсулы слегка поутих и она решила оставить мысли на потом, пока поработает желудок. Джек поднялся с кровати и подошёл к ней. Урсула отпрянула, но не удивилась.

            Джек знал, что она всё поняла, поэтому ничего не говорил. Когда его руки прижали кисти Урсулы к стене, она в негодовании отметила его нечеловеческую силу. Он коснулся своим носом её щеки и подождал, пока она успокоится. Потом он посмотрел ей в глаза и как можно дружественнее улыбнулся.

            На его поцелуй Урсула хотела было отвернуть лицо, но тогда Джек слишком сильно прижал её руку к стене. Она вздрогнула и поняла, что деваться ей некуда.

            Когда Джек, лёжа в кровати, уже раздел её – Урсула вдруг стала упорно вырываться. Он удивился:

            -Какого чёрта, ты же смирилась?

            -Я… - Урсула недоговорила, по её щеке протекла одинокая слеза.

            -Опаньки… - Заключил Джек.

            Его рука проследовала к паху девушки, и Джек как можно нежнее запустил средний палец между её ног. Его догадка оказалась верна.

            -Девственница значит… - Выдохнул Джек. – Как любил говаривать один мой кореш: «приехали, блядь». И как же ты умудрилась с такой красотой ни разу не быть с мужиком? Сколько тебе?

            -Шестнадцать. – Выдавила она.

            -Нихрена себе! Ты выглядишь на все двадцать пять! – Джек рассмеялся. – Раннее развитие, а?

            Урсула лишь пожала плечами. Джек, немного подумав, сам лёг в кровать и, взяв девушку за подмышки, положил её на себя.

            -Ваш ход, миледи. Мой опыт говорит мне, что лучше бы девушке прощаться с невинностью самой. И самой выбирать темп.

            Урсула, села на Джека, чуть пониже его паха. Она взяла его член в руку, подняла попку и запустила его член внутрь. Потом она, вскрикнув, опустилась. Джек был внутри неё.

            Через десять минут, после долгих, несколько жалобных стонов Урсулы, Джек кончил. Девушка повалилась на кровать рядом с ним и отвернулась в другую сторону. Член Джека был в крови.

            -Ух ты, - с лёгкой отдышкой сказал Джек. – А для тебя это особо болезненно, да?

            Урсула лишь поджала ноги под себя, принимая утробную позу. Старик Фрейд был, однако, во многом прав. Девушка тихо заплакала. Джек закурил и хлебнул виски.

            Он может и хотел что-то сказать, но, докурив и швырнув сигарету на пол, он уснул.

            Никаких снов Джек не увидел. Когда он проснулся, он первым делом закурил. Урсула сидела на полу и тоже курила. Она была одета. Рядом с ней лежала почти приконченная бутылка виски.

            Джек ещё раз забежал в магазин и перекусил. Он решил не набивать карманы шоколадом, зато прихватил пару пачек «Мальборо» и ещё одну бутылку «Джек Дэниелс».

            Он вернулся в спальню и открыл новую дверь. Она вела в помещение, сильно смахивающее на ресепшен госпиталя, только здесь всё было из какого-то серого камня. Стойка из камня, растения из камня, бумага из камня. Из стен торчали вполне обычные факелы с дрожащим пламенем.

            Урсула поспешно встала и пошла за Джеком.

            Из каменной комнаты Джек выбрался через дыру в стене и попал на звукозаписывающую студию. Далее следовал какой-то длинный коридор, освещаемый только свечами, стоящими на полу. Никаких ответвлений в коридоре не наблюдалось и Джеку пришлось идти до самого конца, где находилась дверь.

            Урсула шла за Джеком, боясь потерять его в тусклом свете свечей. Когда он скрылся за дверью, она, испугавшись пугающего одиночества, побежала за ним и протаранила дверь, открывающуюся от себя.

            Эта комната была абсолютно белой. В её центре стоял красный Феррари.

            Джек восхищённо осматривал автомобиль, широко раскрыв свои жёлтые глаза:

            -Девочка, ты это видишь?! – Воскликнул он.

            -Вижу, - тихо ответила Урсула, смущённая тем, что Джек заговорил с ней только из-за автомобиля.

            Но тут было чем восхищаться:

            Это был совсем необычный Феррари. Колёса были вдвое больше и шире обычных, их обрамляли изящные выпирающие крылья. Диски были серебряными. Сзади, из слегка поднятого кузова торчал золотой двигатель на 16 цилиндров, возвещавший о том, что единственная вещь объединяющая этот автомобиль с концерном Феррари – золотая статуэтка коня Каваллино на капоте.

            Машина была создана, чтоб преклоняться перед ней. Это был «монстр» в самом лучшем смысле этого слова. Машина будущего. Недешёвая машина будущего. Джек попробовал найти маркировку и наткнулся на маленькую надпись «Цербер. Ламбарджини\Шевроле\Феррари».

            Он понял название и невольно выматерился от восхищения.

            С великим сожалением Джек посмотрел на дыру в стене, через которую этот автомобиль не проедет. Он сел в салон, покурил там, восхищаясь чёрной кожаной обивкой и великолепным исполнением приборной панели, и вышел в следующую комнату.

            Там была самая обычная детская комната, здесь он не задерживался и шагнул далее. В следующем помещении были только древние напольные часы, стрелки которых бешено неслись вперёд. Джек недолго смотрел на них, пока не услышал отдалённый рёв, похожий на рычание зверя. Потом послышался какой-то стук и звон разбитого стекла.

            Джек вдруг осознал, что с ним нет Урсулы. Он прошёл в комнату с Феррари и усмехнулся:

            Автомобиль впечатался в бетон. За рулём сидела Урсула. Вероятно, она хотела пробить автомобилем стену, переоценив прочность машины.

            -Не всё тебе мёд, дорогая. – Сказал Джек, наблюдая, как девушка вылезает из Феррари и пытается остановить кровотечение из носа. – И куда бы ты поехала? Думала, что отсюда будет легче выбираться на колёсах? А если бы ты попала в комнату с бассейном, дурочка?

            Урсула обречённо молчала. Джек так и не понял смысла её действий и, обняв девушку за плечи, пошёл дальше…

 

            Где-то три дня Джек болтался по комнатам. Иногда он татыкался на ванные комнаты, иногда на магазины, один раз он даже забрёл в Колизей. Урсула была молчаливой и покорной. Когда она узнала о том, что и Джек врятли знает, как отсюда выбраться, она почему-то стала относиться к нему более доверительно.

            Однажды они зашли в оружейную лавку, и Урсула по неопытности взорвала себя гранатой. Джек остался один, проклиная девичью глупость.

            Где-то на четвёртый день он проходил мимо помещения конгресса, и выступил с речью перед никем. Он так же оказался на русской Красной площади, но не увидел неба.

            В тот же день Джек встретил до смерти напуганного парня, который попытался его убить. Через десять минут смешной драки, Джек перестал убеждать парня в том, что Джек не дьявол и убил его.

            На пятый день Джек проснулся от того, что какое-то существо вошло в дыру в стене. Джек узнал в этом существе цербера и вспомнил отель «Редваин», в день смерти Кэтрин. Насколько он помнил, тогда этот цербер каким-то образом принадлежал Джону.

            Джек не предпринимал никаких действий по самозащите, потому что цербер сразу же задорно стал облизывать Джеку лицо. Теперь их было двое. Джек питался тем, что мог найти, а животное ело всё подряд – от бетонных стен, до сырого мяса (они одныжды наткнулись на холодильную камеру, наполненную коровьими тушами).

            На работающие телефоны Джек больше не натыкался. За то, когда он догадался однажды включить случайно попавшийся телевизор, то увидел странную картину:

            Шла передача про какого-то парня, родившегося с жёлтыми глазами. Эти глаза постоянно были подобного цвета, а способности мальчугана внушали уважение.

            Телевизор проработал буквально пол минуты, а потом выключился. И это всё, что удалось выяснить по поводу того мальчугана.

            Вся эта ситуация начала Джеку порядком надоедать. Вот уже пять дней он скитается по этому чёртовому лабиринту, а выхода нигде нет.

            Тогда Джек решил действовать напрямую: проснувшись на шестой день, он изрядно напился вином, прихваченным из какого-то бара, посмотрелся в зеркало, и, убедившись в желтизне своих глаз, разбежался по комнате и врезался в бетонную стену.

            В стене теперь была новая дыра. Потом Джек проломал следующую стену, а потом ещё одну.

            Вскоре он бежал без остановки насквозь препятствий. Цербер поспевал за ним, расширяя своим телом узкие дыры в стенах.

            Джек бежал около часа, когда внезапно в комнате, мимо которой он бежал, не включилось радио. Оно сначала очень громко шипело, а потом громкий женский голос сообщил:

            -Джек, видишь, где стоит это радио? – Голос принадлежал Натали. – Беги по прямой насквозь него. Потом ты увидишь огромную стеклянную дверь. Её не ломай, просто открой и войди.

            Радио смолкло.

        

            Когда Джек увидел те самые большие стеклянные двери, он и не вздумал остановить свой бег. Он даже разбежался сильнее и, слегка подпрыгнув, эффектно вломился в большое помещение.

            Осколки от стеклянной двери сначала полетели вперёд, но, замедлив свой ход и остановившись в воздухе, они вернулись к двери и склеились, не оставляя швов.

            -Спасибочки, кретин. – Натали сидела в кресле тёмно-коричневой обшивки. Она смотрела на Джека поверх какой-то книги.

            -Итак, - грозно сказал Джек, - какого хрена происходит?

            Натали закрыла книжку и положила одну ногу на другую.

            -Джек, где ты находишься сейчас? – Спокойно спросила она.

            -Ты смеёшься? Если бы я знал, я бы тебя не спрашивал.

            -Нет нет, Джек, где ты находишься прямо сейчас?

            -А… - Джек осмотрелся.

            Помещение освещалось тусклыми старыми лампами. Стены были прозрачными, за ними виднелась пустыня. Судя по форме помещения – они находились в большой стеклянной пирамиде. Над своей головой Джек увидел небо.

            Он повернулся назад. Та дверь, которую он проломал, теперь вела не в лабиринт, а на улицу. В нескольких метрах от входа сидел цербер и оглядывался по сторонам.

            -Ну и что? – Заключил Джек. – Это не отвечает на мой вопрос.

            -Но это должно тебе говорить о том, что ты сейчас не в лабиринте, так? – Натали устало улыбалась, как выросший ребёнок, наткнувшийся случайно на свою давнюю настольную игру.

            -Да, это говорит мне о том, что я не влабиринте, но и это не отвечает…

            -Заткнись, Джек. Я веду тебя к мысли о том, что это я вывела тебя оттуда, и я же могу засунуть тебя обратно, поэтому мне насрать на то, что ты что-то там не понимаешь. Усёк? – Натали по-дружески улыбалась. Её слова не звучали резко.

            -Ставлю свою задницу на то, что это ты в меня стреляла.

            -О да, ты знаешь на что ставить свою задницу, Джек.

            -Что тебе нужно?

            -Наконец-то правильный вопрос. – Натали поднялась с кресла и подошла к Джеку. Она встала рядом с ним и начала отсчёт. – Десять, девять, восемь…

            Джек нахмурился и закурил.

            -Два, один.

            Стеклянная дверь со звоном развалилась на множество кусков. Пока эти кусочки снова собирались на своё прежнее место, Джон уже успел осмотреться.

            Натали всё ещё смотрела на Джека, тот смотрел на Джона, а Джон поднимал дуло пистолета в сторону Натали.

            -Я тебя слушаю, - сказал Джон.

            -Вот это я понимаю! – Воскликнула Натали. – Никаких лишних вопросов! Свой человек. Джек, Джон, присаживайтесь.

            В середину помещения сами собой придвинулись три кресла. Джек вдруг почувствовал, как его обнимает Джон. Он начал говорить что типа «сколько лет, сколько зим», но Натали прервала его. Когда все сели, Натали начала.

            -Джек, ты всё ещё считаешь, что ты спас мир от нашествия таких вот людей как мы?

            -Услышав только что твой насмешливый тон, когда ты задавала этот вопрос, уже нет. – Ответил Джек.

            -Молодец. – Усмехнулась Натали. – Ты их перебил, только потому что этого захотела я. Они слишком распоясались, и они действительно хотели захватить мир. Ты стал моим оружием, Джек, поздравляю тебя.

            -Натали, я уверен, что это замечательная история. – Сказал Джон. – Но расскажи её кому-нибудь другому. Давай ближе к делу.

            -А ближе и некуда. – Ответила Натали. – Когда человек обретает подобные способности, он воображает себя чёрт знает кем. Он хочет власти по праву силы. Единственное исключение – вы. Именно поэтому вы ещё живы. Впрочем, я бы не смогла убить вас – вы сильнее, просто ещё не догадываетесь об этом.

            -И что дальше? – Спросил Джек.

            -Таких как мы ещё много, но есть один, который уж слишком силён для этого мира. Это мой сын.

            -Офигенно, вырисовывается комикс, - улыбнулся Джек. – А мы тут причём?

            -Во-первых: это сын Джона.

-Ох ты ебись кониной!.. – Воскликнул Джон.

 -…Во-вторых: я думаю, что он захочет слишком многого, это большой риск.

-То есть это ты просто так думаешь? – Спросил Джек.

-Да, Джек, это я просто так думаю.

-Погоди-ка, - Джон слегка наклонился в кресле. – А когда это ты успела завести со мной сынка? Если тебе удалось забеременеть от меня из-за траха в «Редвайне», то он в любом случае слишком мал, чтобы…

-Сколько ты здесь находишься?

-Понятия не имею, я просто уснул у себя в кровати, изменив окраску глаз, я вспомнил некоторые прецеденты прошлого и подумал, что так я смогу найти Джека и…

-У тебя здесь нет ощущения времени, что ли? – Натали повысила тон.

-Ну… Дня четыре, около того. – Отмахнулся Джон.

-Значит, прошло около восьми лет.

-Чего?! – Одновременно воскликнули Джек и Джон.

-Да да, нет времени на удивления. – К креслу Натали придвинулись два кейса. – Это бомба. – Сказала Натали, пододвигая к Джону один из кейсов.

-Мне полагается убить твоё отродье этой штукой? – Спросил Джон.

-Да, наше отродье.

-А что во втором кейсе? – Спросил Джек.

-Ещё одна бомба.

-Запасная?.. Стоп, стоп! – Оборвал Джон. – С чего ты взяла, что мы будем кого-либо убивать по твоей милости?

-Тебе Джек объяснит, - улыбнулась Натали. – Он помнит тех Даунов, вообразивших себя богами.

-О да. – Подтвердил Джек. – Их пафосу поаплодировал бы любой режиссёр, а потом просмеялся бы из-за их актёрской некомпетентности.

-А почему наш парень тоже должен будет сойти с катушек? – Спросил Джон.

-Как только ему стукнуло пять, я отдала его Роджеру. Я предупредила его о возможном риске, и он, понаблюдав за парнем, подтвердил то, что парень несколько не в себе.

Ребята недолго помолчали. Джон выкурил сигарету.

-Ну и к чёрту, я, пожалуй, согласен насчёт риска. – Сказал Джек и протянул руку ко второму кейсу.

-Нет, Джек, это для меня. – Сказала Натали.

-Не понял. Что ты имеешь ввиду? – Джек отдёрнул руку и удивлённо уставился на Натали.

Она с серьёзным лицом смотрела Джеку в глаза, ожидая, когда до него дойдёт. Прошло где-то пол минуты, и его лицо тоже стало серьёзным и, даже, несколько напуганным.

-Но, почему? – Выдавил он.

-Я устала, Джек. Я живу дольше, чем ты думаешь. Я сделала то, что хотела и, пожалуй, ухожу на покой.

-Что ты имеешь ввиду, когда говоришь «сделала, что хотела»? – Спросил Джон.

Натали тяжело выдохнула и поднялась с кресла, взяв кейс в левую руку. Джон тоже поднялся, выжидательно смотря на девушку. Только сейчас он заметил, что она даже не постарела.

-Рассказываю коротко, - сказала Натали. – Родилась в девятнадцатом веке. Родилась слепой. Мой отец, когда трахал меня, говорил, что я чересчур красива. Вскоре я в этом убедилась сама, когда внезапно начала видеть. Я долго следила за такими как я и брала под крыло каждого, в ком есть задатки подобной силы. Я хотела создать мир более лучший, чем тот, к которому все привыкли. Но эти ублюдки меня разочаровали. Джек закопал их всех…

Натали замолкла и двинулась к стеклянной двери, всё ещё держа кейс в руке.

-Но… - Джек тоже поднялся с кресла.

Джон преградил путь девушке.

-Нет, Джон. – Сказала Натали. – Поверь, засунуть в пирамиду целую вселенную, когда пирамида тоже находится в несуществующей вселенной гораздо легче, чем убрать тебя с дороги.

Она провела свободной рукой ему по щеке и поцеловала.

-После того, как эти ублюдки были мертвы, я начала другой проект и завершила его. И я не хочу, чтоб твой сын всё испортил. А мне самой разбираться со всем этим уже не хочется. Я устала и поручаю всё это вам.

-Что за проект? – Спросил Джек, глядя в спину Натали.

-Может потом вы узнаете, а пока… - Натали отодвинула Джона и вышла за дверь.

Она погладила цербера, сидящего на песке и махнула ему в сторону пирамиды. Животное повиновалось и поскреблось лапой по стеклянно двери. Джек запустил пса и встал прямо перед дверью, рядом с Джоном.

Они оба следили за удаляющейся Натали. Та, отойдя на несколько сот метров остановилась и положила кейс на песок. Она что-то нажала на верхней части кейса и села рядом  ним.

Джон посмотрел на свою бомбу и увидел две кнопки рядом с ручкой кейса. Одна, судя по всему, запускает бомбу, а вторая настраивает время.

Натали всё ещё сидела на песке. Мир погрузился в молчание.

Джон вдруг пожалел её. Она выглядела такой одинокой, сидя там, вдалеке, что в его груди что-то невольно сжалось, и ему пришлось подавить желание броситься к девушке и отшвырнуть кейс насколько хватит сил. Он всё ещё не понимал причину её действий, ведь люди с таким характером очень редко склонны к самоубийству. У неё есть сила, у неё есть красота, есть ум. Она свободна по всем критериям, так что же движет ею?

Девушка сидела на песке, её хрупкая спина слегка сгорбилась и волосы спадали на плечи. Натали сидела, обняв свои ноги и положив голову на колени. Она смотрела вперёд. На горизонт. В её глазах была смиренная усталость, которая читается в людях, прошедших немалый жизненный путь.

И был взрыв. Джека и Джона ослепила вспышка яркого белого света. Земля задрожала. По стеклянной пирамиде пронеслась взрывная волна, несущая грязь и песок, окутывая здание по периметру, как волна на море окутывает рифы.

Здание выдержало. Даже дверь не открылась. Это оттого, что Джек и Джон слегка придерживали её руками. После того, как от взрыва осталась только пыль в воздухе, Джек спросил:

-А зачем ей нужны были свидетели её смерти? Неужто было так невтерпёж?

-Это врятли, Джек. – Ответил Джон. – Просто Натали была сентиментальна, как и все мы в некоторой степени. Что-то мне подсказывает, что мы с тобой были её единственными друзьями, если можно нас так назвать. Вероятно она хотела, чтоб мы её проводили. Чтоб мы её запомнили…

-Чёрт его знает, Джон, не думаю, что смогу согласиться с тобой.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

-Рад тебя видеть, парень. – Сказал Джек.

-Я тоже, старик.

Джон взял в кейс в левую руку.

-Интересно, а о каком проекте она говорила? – Спросил Джон скорее самого себя.

-Она сказала, что мы, может быть, увидим. – Джек вздохнул. Он посмотрел в чёрные глаза Джона своими жёлтыми глазами. – А ты знаешь как отсюда выбраться?

-Вероятно, мне следует лишь проснуться. – Засмеялся Джон.

-Ух… По такой логике, мне тогда следует всего лишь воскреснуть.

-Всё путём, друг. – Джон протянул Джеку руку, и Джек схватился за неё.

Через секунду они уже стояли в какой-то квартире, в спальне. Там была какая-то парочка, занимающаяся сексом у окна. Женщина заметила Джека с Джоном и хотела уже что-то закричать, но Джек приложил палец к губам и зашипел.

-Ребята, у вас есть чего-нибудь, чтоб горло промочить? – Спокойно спросил Джон.

-О, я пока что позвоню Роджеру. – Сказал Джек.

За окном угасал день, уступая место вечерней тьме.

 

 

 

15 Октября 2006.

           

Роджер был твёрдо уверен в том, что он не скопытился от старости только благодаря тому, что ему выпало заботиться о Кевине. Кевин в свою очередь уже давно для себя решил, что забота Роджера ему вовсе не нужна, и каждый раз, когда старик о чём-то его поучал, Кэвин тяжело вздыхал и слушал лишь в пол уха, думая о чём-то своём.

Старик видел это, но не раздражался. Наоборот, его сердце трепетало из-за ностальгических воспоминаний, ведь 10-15 лет назад точно так же вёл себя и Джек, к недовольным вздыханиям которого позже присоединился и Джон.

И Роджер помнил, как эти двое – Джек и Джон – уже будучи взрослыми смотрели на него с благодарностью за всё то, что он для них сделал. И Роджер знал, что Кевин, когда придёт время, тоже скажет спасибо за все эти ворчливые поучения старика.

 

Роджер жил в своей нью-йоркской квартирке, в одном из многочисленных высотных зданий, беспорядочно распиханных по Манхеттену. Он сидел на красном диванчике и листал странички интернета, как когда-то лет пятнадцать назад листал страницы обычных лондонских газет.

Кевин весь в крови ворвался в квартиру и быстрым уверенным шагом двинул в гостиную, где по обыкновению сидел его старик. Кевин встал перед Роджером, капая кровью на ковёр, и ждал, пока тот не оторвётся от яркого экрана ноутбука и не соизволит обратить на гостя внимание.

Роджер ещё полминуты что-то читал и только потом нехотя поднял глаза на нарушителя спокойствия. Глаза Роджера остановились на правой руке Кевина – половина этой руки была отрублена вместе с белым пиджаком и рубашкой. Кровь обильно поливала чёрное ковровое покрытие, иногда капая и на правый ботинок Кевина. Его пиджак зиял дырами от пуль, однако крови вокруг отверстий было совсем немного, как будто раны, не успев даже побеспокоить нервные окончания, сразу же заживали. Солнечные очки на глазах Кевина были слегка треснуты, а из его левого уха была выдернута серёжка, что не помешало правому уху продолжать нести в себе её соседку. В левой руке Кевин держал пистолет. Глушитель на оружии непредусмотрительно отсутствовал. Сам Кевин тяжело дышал, вздымая свою тощую грудь при каждом глотке воздуха.

Вся эта картина, будто не вызывала в Роджере особого интереса. Он спокойно закрыл ноутбук и переложил его со своих колен на диван. Потом он откинулся на спинку и положил ногу на ногу.

-Давай, разыгрывай уже свой чёртов цирк, а то комнату не отмыть будет, - спокойно сказал Роджер. – Ковёр уже придётся выкидывать…

-Как понимать эту херь?! – Кевин поднял обрубок своей руки.

-У тебя больше нет правой руки, чего тут понимать? – Медленно ответил старик.

-Смотри сюда… - Кевин направил обрубок в сторону Рождера. Рука на глазах начала отрастать. Одновременно появлялась и кость и обволакивающая её плоть. Этот процесс тянулся не более пятнадцати секунд, и когда рука совсем отросла, на Роджера глядел вытянутый вверх средний палец, обозначающий известно что.

Потом Кевин своей свежей рукой снял солнечные очки, под которыми красовались два совершенно чёрных глаза. Пистолет в своей левой руке Кевин направил себе в висок. Прогремел выстрел и мозги парня вылетели из противоположного виска прямо на стеклянную поверхность шкафа. Кевин остался стоять, как будто и не пускал пулю себе в голову. Он лишь гневно развёл руками, в то время, когда дыра в его голове затягивалась.

-Мои глаза это всего лишь феномен да? Болезнь, мать твою!? – Кричал Кевин. – Я прочитал все медицинские книжки, которые нашёл. Связался со всеми гениями от медицины, телефоны которых мне выдали журналисты за всю мою жизнь. Я, чёрт побери, излазил весь интернет в поисках ответов, и знаешь, что мне это дало?! А нихера мне это не дало! Все в одно горло твердят, что оранжевых глазок, вроде моих, попросту быть не может!

-Кевин… - Перебил было его Роджер.

-Но это ещё что! Раньше хоть болели мои царапины. Они заживали как у всех…

-Ке-е-евин… - Протянул старик.

-А откуда силища, мать твою?! С чего это машина, которую я сегодня вытаскивал из грязи за задний бампер, вдруг взлетает от моего рывка и делает в воздухе тройное сальто?

-Кевин!

-Что, блядь?!

Роджер, наконец-то дозвавшийся Кевина, тяжело вдохнул и спокойно произнёс:

-Твои глазки сегодня не оранжевые, мой мальчик.

-Чего?

-Они абсолютно чёрные, Кевин.

Кевин бросился в прихожую, где стояло зеркало. Роджер в это время развернул ноутбук, набрал адрес нужного сайта и тяжёлым взглядом уставился в экран, где в прямом эфире транслировали новости из Лондона. Кевин медленно пришёл обратно в гостиную. Усталость на его лице перебивала удивление и саркастическую ухмылку.

-Я требую объяснений. – Сказал Кевин сквозь зубы.

Роджер развернул ноутбук к парню, там в прямом эфире показывали кадры, как каких-то два человека расселись на краю крыши высотного здания, свесив ноги вниз. Они курили и распивали что-то из одной бутылки, поочерёдно делая из неё глотки.

Репортёры находились внизу на улице и оператор приблизил изображение к людям на крыше насколько позволяла камера, но, несмотря на это, их лица всё равно было не рассмотреть. За кадром чей-то женский голос вещал:

-Полиция всё ещё отказывается от комментариев, и мы знаем только то, что в этом здании произошло что-то ужасное. Напомним, что ещё тридцать минут назад с семнадцатого этажа было сброшено несколько человек. Всё мертвы. Эти двое на крыше остаются неизвестными, а полиция сейчас эвакуирует…

Голос замолчал. Один из людей, сидящих на крыше спрыгнул вниз, за ним последовал и второй. Оператор отдалил изображение на камере, и теперь в кадр попала целая бригада полицейских с самым разным оружием в руках. 

Первый человек, который сиганул вниз, приземлился так, как будто он спрыгнул вовсе не с крыши высотки, а с первого этажа. В его левой руке был какой-то серебряный кейс, а в правой была бутылка Он почесал затылок и сделал из бутылки серьёзный глоток. Второй человек, приземлившись точно так же, как ни в чём  не бывало, расправил плечи и улыбнулся копам.

Оператор оказался рисковым парнем и подбежал как можно ближе к этим двум людям. Они устало улыбались и потягивали свои сигареты пока полиция пыталась заставить их поднять руки над головой и назвать себя. Оператор опять приблизил изображение, и лица этих двух были отчётливо видны. Кадр скакал с одного лица на другое.

-Боже мой! – Вскликнул тот же женский голос. – Их глаза… Возможно камера не может передать чёткого изображения, поэтому мы скажем, что у одного из них глаза ярко-оранжевого цвета, а у другого – абсолютно чёрные...

-Кто они? – Спросил Кевин у Роджера.

-Черноглазого зовут Джон. Он – твой отец. Второй – Джек, мне пришлось воспитывать его, прямо как тебя…

Полицейские открыли стрельбу. Кадр сдох. Новости на этом кончились.

Роджер что-то буркнул и закрыл ноутбук.

-А поподробнее можно? – Требовательно спросил Кевин.

-Конечно можно. – Роджер не без труда поднялся с дивана и направился к шкафу, на который полетели мозги Кевина после выстрела в голову. Он обошёл лужу крови на ковре и что-то недовольно пробубнил. Из нижнего ящика Роджер достал чёртный кейс с кодовым замком. – Кевин, сделай-ка пока что кофе твоему старику.

Кевин кивнул совсем без недовольства. Его глаза, вместо того, чтобы сиять белком вокруг зрачка, всё ещё были абсолютно чёрными. Идя на кухню, он прокручивал в своей голове все свои прошлые догадки о природе своих способностей. До этого момента Роджер будто не обращал внимания на все его расспросы. Впрочем, Кевин искал какое-то медицинское объяснение, поэтому он предпочитал дискутировать с докторами наук, нежели с некомпетентным в медицине Роджером.

До сегодняшнего дня, насколько он себя помнил, его глаза были ярко-оранжевыми. Никаких особых неудобств в связи с этим он никогда не испытывал. Кевин всегда был в центре внимания, девушки были от него в восторге, денег у его старика было немерено. Жизнь Кевина никогда не была скучной, и он относился к своему дару, как например нынешняя золотая молодёжь относится к своему социальному положению – просто данность, возвышающая его над остальными, и всё, не будем об этом, будем развлекаться.

Но до сегодняшнего дня он лишь блистал умом, блистал глазками и несколько необычной живучестью для такой болезненной худобы. Его принадлежность к сильнейшим преступным синдикатам не раз заставляла его браться за оружие и убивать людей. Но когда Кевин сам получал пулю от неприятеля, его ранение оборачивалось лёгкой царапиной ещё до того, как он снимал рубашку для перевязки.

Его обливали бензином и поджигали, он ломал рёбра огромным амбалам одним лишь ударом своего кулака, он запоминал книги наизусть, а его глаза всё светились зловещим оранжевым.

Сегодня одна банда отморозков подъехала к Кевину на машине в то время, когда он прогуливался со своей очередной девушкой. Пьяные парни стреляли на поражение. Кевин, конечно же, выжил. Девушка превратилась в решето. Она так и осталась лежать в луже крови, когда Кевин, отняв машину у таксиста, уже догонял тех парней.

Эти отморозки, поняв, что совершили роковую ошибку, поехали в свой притон, где находились и остальные человек пятьдесят банды.

Разъяренный Кевин убил всех. Во время этого кровавого месива ему отстреливали руки, кидали в него гранаты, бросались на него с бензопилами. Тем, кому повезло, Кевин просто пробивал голову одним ударом в висок, когда у него кончались патроны. Он вручную отрывал им руки и использовал эти руки в качестве бейсбольной биты.

После того, как все были убиты, а полицейские сирены уже во всю выли, Кевин удрал по канализационным трубам. Выбравшись в паре километров от места происшествия он забежал в одну из своих ближайших квартир, сменил одежду и двинулся к Роджеру, усердно размышляя над произошедшим.

Перед тем, как сесть в свою машину, он решил отпарковать её вручную, чтобы ещё раз проверить свою силу. Он уже делал так, особенно при девушках. Но тогда, чтобы передвинуть машину, ему нужно было потратить немало усилий.

            Сейчас, когда Кевин сделал рывок, машина взмыла высоко в воздух и влетела в широкое окно соседнего здания.

            Кевин ещё раз вернулся к себе домой. Он взял пистолет и стал расстреливать самого себя. Раны затягивались. Потом он отрубил себе руку, не почувствовав при этом особенной боли. Рука сначала не хотела отрастать, но как только Кевин попытался пошевелить отсутствующими пальцами – конечность начала восстанавливаться.

            Кевин понял, что никакая медицинская теория не подойдёт к его случаю. Он ещё раз рубанул себе руку, вышел на улицу и поймал такси. Таксист не хотел было вести однорукого окровавленного парня, но пистолет у виска заставил таксиста уступить. При окончании поездки, пришлось отвалить ему немало денег за вредность.

 

            Когда кофе был готов, Роджер уже сидел за столом с какой-то папкой в руках и курил. Кевин тоже курил, разливая кофе в чашки.

            -В этой папке Джек, Джон и даже я оставили свой письменный след. Здесь обрывки истории… Чёрт, я как старая бабка, показывающая внукам старый фотоальбом с неинтересными чёрно-белыми фотографиями. – Роджер усмехнулся и отпил кофе. – Ты не найдёшь здесь ответ на вопрос «почему», однако тебе это покажется очень интересным…

            -Что здесь? – Спросил Кевин, кивая на папку в руках Роджера.

            -Ну… Все мы стремились стать писателями, несмотря на наш не очень-то обычный образ жизни… стремление рассказать о своей жизни привело к печатной машинке даже Джека, хоть он и лоботряс. – Роджер ехидно посмеялся. – Здесь некоторые главы из законченной книги твоего отца. Что-то здесь написал и я, что-то и Джек. А некоторое вообще… - Старик вдруг печально опустил глаза.

            -Продолжай.

            Роджер тяжело вздохнул, и вместо ответа лишь потянул к парню папку. Потом он взял чашку с кофе и медленно, молча и печально удалился, бросив на последок:

            -Ты видел этих двоих. Джека и Джона. Они пришли. Твой отец мне сегодня уже звонил, сказал, что скоро появится. Поверь мне, у этих двух беспризорников тоже есть множество вопросов. Кстати, твой отец, судя по всему, совсем недавно узнал о твоём существовании. Впрочем, сегодня и ты впервые узнал о том, что у тебя вообще есть отец… Листы в этой папке уложены вразнобой, но тебе это не помешает. И прости своего отца за то, что он хотел превратить свою писанину в историю любви. Он всегда был сентиментальным… И он единственный из всех нас обладает талантами писателя…  Тебе, возможно, пока что на это всё насрать, ведь тебе нужны только голые факты. Но потом, как и я, ты сам сделаешь вывод, что история твоего отца, как и история Джека – на самом деле история любви.

            И Роджер вышел.

            -Мать-перемать, старый сентиментальный хрыч, - буркнул Кевин.

 

 

 

15 Октября 2006.

            Джек и Джон неслись со всех ног. В спину им ударяли пули полицейских. Джек подумал, почему же пуля Натали сумела свалить его с ног, когда вся артиллерия копов этого не может?

            Джон схватил за руку Джека и прошёл сквозь стену соседнего здания, разрушая кирпич. Судя по многочисленным машинам, стоящим там, это был гараж.

            -Никакая из этих развалюх нам не поможет добраться до Манхеттена, - скептически сказал Джек.

            Джон лишь ухмыльнулся и побежал на этаж выше. Когда Джек увидел то, на что ему показывал его друг, у Джека отвисла челюсть.

            Между машинами как ни в чём не бывало стоял красный Феррари. Именно тот Феррари, который был в лабиринте. Только этот был без вмятины на переднем бампере. И стёкла были целы.

            -Как?! – Чуть ли не завизжал Джек.

            -Молча. Садись за руль, ты больше чем я похож на персонажа Кармегеддон.

            -На кого? – Спросил Джек, спешно садясь в автомобиль.

            -Ты слишком долго отсутствовал, парень. Тебе не понять. – Сказал Джон, усаживая рядом с ним.

            Джек уже успел познакомиться с приборной панелью этого Феррари в лабиринте. Он ещё раз окинул взглядом кожаное великолепие салона и завёл машину ключом, валявшимся на бардачке.

            -А где здесь выход? – Спросил Джек.

            -Везде, езжай насквозь всего. – Джон, швырнув кейс с бомбой на заднее сидение, прикурил сигарету и пристегнул ремень безопасности. Джек последовал его примеру в обоих последних пунктах.

            -В прошлый раз эта машина не проехала бетонную стену, Джон.

            -В какой ещё прошлый раз?

            -Не важно. Тачка точно не развалится?

            -Точно. – Заверил Джон.

            Мотор взревел, и Феррари с бешеной скоростью понёсся прямо на ближайшую стену. В одно мгновение он уже пересёк расстояние, отделявшее машину от стены.  Джек решил протаранить её боком автомобиля, и, резко затормозив, крутанул руль вправо.

            Красный металлический монстр вылетел на улицу и благополучно расплющил нескольких полицейских на дороге. Джек снова надавил на газ и Феррари, немного пробуксовав на луже крови, рванул в объятия Лондона.

            Джек зло улыбался и немного щурился. Джон с довольной ухмылкой окинул друга взглядом и отметил, что не ошибся, сравнивая Джека с водителем из игры Кармагеддон.

            Парень, не трать время на повороты, - сказал Джон. – Видишь направление? – Он показал рукой на северо-запад. Джек кивнул. – Езжай в этом направлении. Тарань всё, что попадается на пути, даже здания.

            Джек кивнул и направил Феррари в нужную сторону. По странной случайности, прямо по курсу был Биг-Бен. Машина неслась с бешеной скоростью, и только сейчас Джек решил кинуть взор на спидометр. 180 миль в час.

            Феррари ехал по самому центру дороги, расшвыривая машины в стороны. На каком-то перекрёстке машина проехала насквозь двухэтажного лондонского автобуса с пассажирами. Чудесная форма лобового стекла (если это было стекло) при такой скорости позволяла крови самой стекать по краям.

            Джек не знал, что все те разрушения, которые он учиняет, через секунду сами собой восстанавливаются. Джонни сосредоточенно следил за этим. Каждый кирпич, отлетевший от стен, замирает в воздухе, а потом возвращается на своё прежнее место. Каждая машина, отскочившая от красного Феррари, вскоре возвращается обратно на дорогу. Даже человеческая кровь и плоть, стекающая с этого автомобиля, уже через секунду течёт в жилах своего владельца, а тот чешет затылок и соображает, на чём же он прервался, когда думал, в какой ресторан сегодня пойдёт.

            С грохотом Джек протаранил Биг-Бен. Кажется, это здание ни на милю не сбавило скорость автомобиля.

            -Слушай, Джон. – Сказал Джек. – Не хорошо всё это как-то…

            -Заткнись и не мешай мне, здание уже реставрируется. – Сказал Джон, задумчиво глядя в пространство своими чёрными глазами.

            -А что насчёт людей? Не то чтобы я особо беспокоился, но судя по тому, что говорила Натали, мы вроде как не должны… В смысле, не в таких же масштабах…

            -Не понимаю, о чём ты хочешь сказать, но не парь мозг. Всё путём, парень. Всё под контролем. – Сигарета Джона дотлела. Он мельком взглянул на неё и «отрастил» окурок до совсем новой.

            Джек, обрадовавшись безобидности своих действий, прищурил свои жёлтые глаза и с улыбкой на лице проехал насквозь пешехода, внутренности которого ненадолго залепили лобовое стекло. В голове у Джека были одновременно две мысли: «А почему это мне вдруг стало не накласть на людей?» и «Получи, сука, подарочек к рождеству. Пять баллов мне. Добавочное время, нах. Выкуси».

           

            Феррари нёсся сквозь Англию, ненадолго оставляя за собой полосу разрушений. Погибали и воскрешали люди, падали и восстанавливались дома. Вот уже навстречу автомобилю шли не каменные джунгли, а самый настоящий лес. Потом какие-то деревни, потом опять города.

            -А где заветная кнопочка? – Ехидно спросил Джек.

            -Какая к чертям заветная кнопочка? – Джон в недоумении посмотрел на Джека.

            -Ну… Которая либо выпускает крылья у Феррари, либо там… шины надувает…

            -Такой кнопочки нет. – Улыбнулся Джон.

            -То есть как нет? Впереди океан. Ты предлагаешь ехать по дну?

            -Нет. Я предлагаю ехать по воде. – Ответил Джон.

            Джон недоверчиво пожал плечами.

            -На-ка ты! – Вскрикнул он, врезаясь в старушку. – Пять баллов! Гол, нах!..

 

            Колёса автомобиля наполовину скрывались под водой. Казалось, что на глубине десяти сантиметров по всему океану была проложена стеклянная дорога.

            -Это будет Титаником. – Улыбнулся Джек после недолгой но скучно езды по бескрайнему океану – он увидел корабль.

            Матросы только успели разинуть рты, когда посреди океана их протаранил красный Феррари.

            -Не отклоняйся от курса, Джеки. – Сквозь смех проговорил Джон, тщётно стараясь быть серьёзным.

           

            К утру океан выпустил Феррари из своих просторов.

            -Земля! – Вскрикнул Джек, щурясь от поднимающегося солнца.

            -Так, берегов я что-то не вижу. Только какие-то стены, мать их. – Джон поёрзал в кресле, разгоняя застывшую кровь в заднице. – Езжай напрямик, я подкину машину.

            -Окей. – Джек тоже заёрзал.

            В пятидесяти метрах от берега машина тупо взмыла вверх, будто её подкинули.

            -Переборщил. – Извиняющимся тоном сказал Джон.

            За окнами автомобиля минут пять было только небо. Джек перекурил, а Джон взял с заднего сидения бомбу и стал пробно настраивать время. Потом он сбил настройку, выключил время и швырнул кейс обратно на заднее сидение.

            Наконец показалось какое-то высотное здание.

            -Похоже на одну из башен близнецов. – Сказал Джек. – А где вторая?

            -Наверное, за той, что перед нами. – Пожал плечами Джон.

            -Что-то не видно её там, - Джек щурился и менял положение головы то левее, то правее.

            -Хм… Что-то её действительно не видно. – Оживился Джон. - Мы летим как раз под таким углом, что вторая башня должна бы быть в пределах видимости.

            Джек откашлялся.

            -Слушай, Джон. А мы летим как раз на эту башню.

            -Да я вижу. Только ничего не могу с этим поделать. Я тупо устал, да и неохота.

            -Круто. Я попробую сделать так, чтоб тачка не воткнулась в здание, а прошла сквозь стекло на какой-нибудь этаж. – Вздохнул Джек.

           

            Боб Буш был форменным неудачником. Мало того, что все три его уродливые жены скинули на него всех своих детей, ни один из которых не был его биологическим отпрыском, так ещё и Боб не знал, что это не его сорванцы. Все дети родились во время браков, так что он и не подозревал о блядстве жён.

            Боб даже не обратил особого внимания на то, что его последняя жена, на которой он женился через два месяца после знакомства, принесла ему ребёночка через четыре месяца брака, и Боб был твёрдо уверен в том, что родившаяся здоровая девочка с узкими глазами была всего-навсего недоношенной. А её узкие глаза, не наблюдавшиеся ни у жены, ни у Боба, были лишь последствиями выкидыша, и не являлись доказательствами измены.

            Были все причины объявить Буша ещё и идиотом.

            Сегодня он пришёл на работу, как всегда радуясь, что он пашет в последней башне близняшке, оставшейся после сомнительного теракта злых горных лесников подозрительной национальности. Уж в том, что причиной нескольких взрывов в падшей башне стал самолёт, Боб никак не сомневался.

            Однако всё его везение относительно такого клеевого рабочего места, исчерпывалось именно здесь. Выходя из кабинета босса, Боб обязательно врезался в стеклянную дверь, не замечая её. Когда Боб нёс какую-то кипу бумаг, то он обязательно хотя бы два раза ронял её. Кофе-автомат безжалостно жрал его монеты, не давая оплаченный напиток. А если и давал, то самый дешёвый, при том не важно, на какую кнопку заказа давил до этого Боб.

            Его кабинет был без окон, поэтому он пил кофе вне рабочего места. Он стоял с белой потрескавшейся чашкой в руке и радовался новому дню, хотя и радоваться было нечему. За его спиной сновали люди.

            -Боб, тебя зовёт босс. – Раздался чей-то голос.

            Боб Буш даже не обратил на этот голос внимания: его всегда вызывали поутру, чтоб отматерить и в очередной раз понизить жалование. Боб смотрел в окно с блаженной улыбкой идиота. Вдруг он увидел какой-то объёкт, летящий в его сторону.

            Он слегка испугался, ощущая лёгкое дежавю. Боб зачем-то пригнулся, думая, что это поможет лучше разглядеть объект в небе. Кофе пролился ему на штаны в район паха. Переминаясь с одной ноги на другую от боли, Боб всё ещё продолжал смотреть.

            -Тачка?! – Спросил Боб самого себя.

Он открыл рот, наблюдая за приближающейся по воздуху красной машиной. Боб пытался вспомнить, что ему необходимо делать в подобной ситуации. Но в его мозгу всплыло лишь, что в фильмах принято ронять чашки из рук, если надвигается серьёзная опасность.

Боб твёрдо последовал за своей мыслью и нарочито медленно выронил чашку из рук. Она картинно упала на пол, но не разбилась, несмотря на все её трещинки. Несомненно, если бы чашка упала в любое другое время, то она была бы разбита на миллион кусочков и Бобу пришлось бы очень долго их собирать. Но сейчас, уронив чашечку при надвигающейся опасности, Буш убедил себя в том, что он по-геройски сделал всё что мог. Решив, что на сегодня с него хватит героизма, Буш по-бабски завизжал и отпрыгнул в сторону в последнюю секунду.

 

Феррари эффектно влетел здание, протаранив несколько офисных столов. Джек вжал педаль тормоза в пол, машину развернуло, и она остановилась.

Пока Джон стаскивал кейс с заднего сидения, Джек уже вышел из машины и наблюдал за тем, как протараненное окно реставрирует само себя. Вокруг бегали визжащие люди. Сквозь невнятные вопли слышалось «террористы», «боже спаси Америку» и «Ауа! Бляяяяя!».

Джон уже вылез из авто и наблюдал за всем этим цирком. Джека в это время, привлёк какой-то мужик с мокрым пятном между ног. Он лежал на полу и его выпученные глаза отражали не только страх, но и мольбу помиловать. Его рот с завидным постоянством то открывался, то закрывался. Мужик периодически и монотонно визжал.

Джек рассмеялся, открыл дверь Феррари и вытащил ключ от машины.

-На, расслабься. – Джек швырнул ключ от Феррари этому мужику.

-Ты хочешь вызвать такси? – Поинтересовался Джон, удивлённо смотря на друга.

Тот в своё оправдание указал рукой в сторону мужика, который всё не прекращал монотонно визжать. Джон не выдержал и рассмеялся.

-Пошли. – Только и сказал он.

Парни спустились на лифте. У одного были чёрные глаза, у другого оранжевые. Они выглядели броско и весьма элегантно. Каждый курил.

В лифте было ещё несколько человек, но они прижались к стенам с открытыми ртами.

Когда дверь лифта открылась, на Джека и Джона уставились стволы полицейских пистолетов.

-Такси вызвать не удастся, - констатировал Джек.

 

Боб поднял ключ от машины и уставился на красную металлическую красавицу, стоящую посреди офиса.

Его приступ паники прошёл. Он заменился жадностью. Вдруг стало неважно, кто были эти люди, и какого хрена красный Феррари делает посреди этого здания.

Боб Буш с вороватым лицом медленными неуверенными шагами стал подходить к автомобилю. Но тут раздался оглушительный шум и Боб умер.

Он никогда не узнает, что его придавил самолёт. Этот самолёт влетел в здание уже через минуту, после появления красного Феррари. Он ворвался в соседнее окно, из-за ошибки пилота. На крыле самолёта было написано «ВВС США». Это был самолёт быстрого реагирования, которого послали проведать, какого хрена красный Феррари летает где ему вздумается.

Через пол часа после происшествия, вторую башню близняшку пришли минировать.

 

            Кевин до утра просидел на кухне, читая листки и вникая в жизнь прошлого поколения. Сейчас он читал:

            «Двое молодых людей неспешно поднимались по лестнице. У одного из них был кейс. Оба курили, что не мешало им продолжать путь наверх».

            Кевин почесал затылок и тоже прикурил сигарету. Он хмурился, чувствуя, что он чего-то недопонимает. Кевин хотел было крикнуть Роджера, но передумал и стал читать дальше.

            Роджер в свою очередь сидел на диване и смотрел прямо перед собой, куда-то в пространство. Он выглядел уставшим и смиренным. Входная дверь находилась слева от него, и чтоб заметить гостя, если таковой явится, Роджеру было достаточно повернуть голову, чтоб рассмотреть его.

            Планировка квартиры была таковой, что и Кевин мог взглянуть на входную дверь, стоило ему лишь оторваться от чтения и посмотреть поверх листов.

            «Джек и Джон уже поднялись на нужный этаж. Присущая им обоим лёгкая весёлость сменилась холодной серьёзностью. Они встали перед нужной дверью и переглянулись. Чёрные глаза Джона требовательно взирали на Джека. Тот, как будто что-то вспомнив, небрежно ударил ладонью по своей лысой голове и потряс руками, как спортсмен во время разминки».

            Не выдержав напряжения и кляня себя за глупость, Кевин всё-таки посмотрел на входную дверь. «Ну дверь как дверь, и чо?» - Подумал он, сделал ещё одну затяжку и опять уставился в листы.

            «Джек закинул руку за плечо, как будто на его спине был привязан меч. Но меча там не было. Ровно как и базуки, неизвестно откуда появившейся в руке парня. Джек обрадовано поглядел на «муху». Джон радостно потряс Джека за плечо, всем своим видом выражая: «я же тебе говорил!». Радость от магического появления «мухи» прошла уже через пару секунд. Парни ещё раз переглянулись и…».

            Громкий хлопок заставил Кевина оторваться от чтения. Прямо на него летела входная дверь, которую вышибли Джек и Джон. Первым вошёл Джек, держа на плече базуку.

            Роджер, который мог видеть своего приёмного сына, стоило старику повернуть голову, почему-то так и остался сидеть на месте, грустно глядя перед собой.

            Кевин, отмахнувшийся от входной двери сразу же увидел летящий в него снаряд базуки. Прогремел взрыв. Останки Кевина полетели на улицу, в свежую дыру, образовавшуюся после выстрела «мухи».

            Не успела и пыль осесть, как Джон уже отталкивал Джека и прыгал вслед за сыном.

            В воздухе Кевин начал регенерировать. Рядом с ним летел бетон, а чуть повыше летел Джон с кейсом в руках. Несмотря на то, что он летел вниз головой, его чёрные глаза не слезились от ветра. На маленьком циферблате его кейса с бомбой вёлся отсчёт, гласивший, что времени до взрыва осталось совсем немного: «00:03:46».

            Как только Кевин регенерировал достаточно, чтоб хоть что-то ощущать, он увидел лишь свой живот, а за ним – отсутствие собственных ног. Что-либо подумать он попросту не успел – приземлился на асфальт между машинами. На Кевина рухнул бетон, а потом Джон, пробив собою полотно дороги.

            То, что осталось от Кевина, пыталось выматериться. Джон, на котором не осталось и следов от падения, взял Кевина за шею и сделал ему апперкот. Кевин взмыл в воздух, но тут же был пригвожден ногами Джека к какой-то машине: Джек прыгнул вслед за Джоном.

            Джек взял Кевина за волосы и швырнул в сторону его отца, который отпинывал ногами машины, расчищая площадь для драки. Джон проклял себя за то, что не поставил на бомбе время поменьше – теперь ему и Джеку придётся мочалить Кевина до самого взрыва.

            Джон схватил Кевина за горло и посмотрел ему в глаза. Две пары чёрных глаз теперь злобно смотрели друг на друга. Джон со всей силы швырнул сына об асфальт. Подошёл Джек и сделал с Кевином то же самое.

            После этого Джек швырнул Кевина к Джону и тот, не дожидаясь, пока сын приземлится, ещё в воздухе нанёс ему сокрушительный удар в лицо. Сын ударился об асфальт и отлетел вверх, Джон, повернувшийся как юла вокруг собственной оси ещё раз ударил Кевина в лицо, тот опять влепился в землю и как-то криво отскочил.

            Подобным образом Джон нанёс ему добрые пол сотни увесистых зуботычин, только уже двумя руками, всё также крутясь юлой. Потом Джон собрал все силы, которые у него были, и нанёс последний удар. В соседних зданиях вылетели стёкла. Дорожное полотно походило на вскопанный огород. Кевин в последний раз шмякнулся о землю и уже не шевелился.

            Тело парня наврятли можно бы было опознать. И вот уже через минуту, пока Джон заново настраивал время, а Джек отрывал Кевину голову, останки парня были уже высоко в небе. Это Джек швырнул их вверх, а Джон в свою очередь швырнул бомбу туда же.

            Кейс, летящий ввысь, достиг того кровавого мяса, что когда-то было Кевином. Циферблат застыл в точке «00:00:00». И был взрыв.

            Казалось, что на небе появилось ещё одно солнце. Взрывная волна достигла земли только в качестве лёгкого ветерка.

            Джек и Джон посмотрели друг на друга уставшими глазами. Что-то кричали полицейские, но и было уже плевать. Джек посмотрел на высотку, в которой зияла дыра от выстрела «мухи». Серьёзных повреждений здания не было. Просто в парочке квартир отсутствовали кухни.

            Джон пробил собою ближайшую стену в этом здании и пошёл пошел по лестнице наверх. Джек поступил так же.

            Они вошли в квартиру Роджера. В которой теперь гулял сквозняк. Гостиная была цела. На чёрном ковре красовалось какое-то пятно. На шкафу была чья-то кровь. Кровь была и на диване. Но она принадлежала Роджеру. Его тело неподвижно лежало там. В одной руке старик сжимал пистолет, а в другой записку:

            «Ну и нашкодили же вы, ребятки! Джек, Джон, безумно люблю вас, но не одобряю вашего умысла. Я уверен, что Кевин уже мёртв. Когда вы позвонили мне, я был так счастлив услышать ваш голос, что едва ли не расплакался, после стольких-то лет! Но услышав, что вы задумали, я уже не мог вам радоваться. Ели вы пошли на поводу у Натали, это уже говорит о том, что вы стали другими. Смерть этого парня абсолютно бессмысленна и необоснованна. А я жил ради него, как когда-то жил и ради тебя, Джек. А потом ещё и ради всей вашей весёлой компании.

Несмотря на то, что вы слишком торопились, когда звонили мне, я всё-таки услышал в вашем голосе твердолобую уверенность в правильности своих намерений. И я уверен, что не смог бы отговорить вас, дай вы мне время.

Вы сказали про какую-то возможную опасность со стороны Кевина. Даже про то, что я что-то там подтвердил…

Ну что за чушь, ребятки? Вы это делали ради какого-то там проекта Натали? Неужто она отстроила прекрасный новый мир, где могущество Кевина может быть слишком опасным? Что вообще за идиотизм? А себя вы убить не хотите? Вы не менее опасны.

Впрочем, ладно, дети мои. Я, зная Натали, могу предположить, что она может заглядывать в будущее. Но я, чёрт подери, не могу смириться с вашей легковерностью. Или, может это я стал слишком подозрителен… или наоборот, менее подозрителен?..

Тем не менее. Я не знаю, насколько была правдива Натали в нашем коротком диалоге с ней, когда она поручала мне Кевина, но она рассказала мне о каком-то месте, которое создала для утопичной жизни. По её словам, сначала она собирала жителей из не совсем обычных людей, вроде вас. Но им не хотелось жить где-то на отшибе, в другой реальности. И они подумывали переделать нашу милую планетку под свой Дисней-ленд. Ты, Джек, по словам Натали, убил их всех. Ты сам говорил, что порешил тогда целую кучу народа, думая, что это люди Натали и что они защищают её, в то время, когда ты хотел её убить. Я мало знаком с этой историей… В общем, после того, как тот проект был прикрыт, Натали хотела его заселить обычными людьми, но чертовски неглупыми и знающими соль существования.

Лично я считаю это бредом, и что было бы глупо убивать Кевина из-за того, что он мог бы уничтожить этот проект. Да и вообще, стоит ли верить ей? А вы не проверили сами всю это чехорду?..

Впрочем, ладно, дети мои, я начинаю забываться. Вот моя главная мысль: вы уже взрослые. Кевин, судя по вашим словам по телефону, уже либо мёртв, либо наоборот, жив, а я пишу письмо мертвецам. Чем чёрт не шутит?

Тем не менее, в обоих случаях, мне не перенести ни вашей смерти, ни смерти Кевина. Да и вообще… Я просто устал. Такое бывает.

Джек, Джон, будьте благоразумны и хотя бы немного добры. Тьфу, я даже стал сентиментальным! Ладно, в нашей компании одним меньше. Бывайте, ребятки».

На этом записка кончалась. Джон прочёл её вслух.

Джек и Джон переглянулись.

-Слушай, ты же воскрешал тех… - Начал Джек.

-Нет, парень. В тех людях ещё текла жизнь. Я просто возвращал их кровь и плоть на свои места, пока их мозг ещё работал. – Монотонно и как-то сипло говорил Джон. – Тем более, что Роджер по собственному желанию ушёл из жизни. Это было бы невежливо…

Джек и Джон ещё помолчали немного, глядя то на друг друга, то на мёртвого Роджера. По щекам обоих текли слёзы. Чёрная и оранжевая краска слезла с их глаз. Но, услышав топот полиции, Джек и Джон, успокаиваясь, глубоко вздохнули, и их глаза снова приобрели свой цвет. Джек разбежался по гостиной и вылетел сквозь стену на улицу. Джон последовал за ним.

 

            Август 2009.

Парня звали Рикки. Он наблюдал за тем, как его отец и мать собираются на работу.

-Рикки, твоя мать сказала мне, что у тебя сегодня вступительный экзамен? – Спросил отец у парня. Делая последний глоток кофе, и сворачивая утреннюю газету.

-Да, - ответила за Рика его мать. – По физике. Он вчера долго готовился, я видела.

«Да хуй вам, это был не учебник по физике, а Тибор Фишер» - подумал Рик.

-Ох ты, я впервые слышу, чтоб он к чему-то готовился! – Бодро заявил отец. – А то сидит вечно над какими-то своими книжками или с синтезатором в наушниках.

Отец подошёл к зеркалу и поправил галстук.

-Да да, - подтвердила мать. – Из-за этих наушников никогда тебя не дозваться к ужину, мальчик мой.

-Рик, - отец повернулся к сыну, - если бы ты больше готовился к этим чёртовым экзаменам, ты бы зарабатывал много больше денег в будущем.

-Твой отец прав, Рик. – Сказал мать, относя грязную посуду в мойку. – С твоими этими хобби, ты оставляешь слишком мало времени для учёбы.

«Ох, дети капитализма…» - вздохнул про себя парень.

Отец взял пальто с вешалки и, поцеловав жену, отправился к лифту.

-Ой, - мать взглянула на часы. – Я уже совсем опаздываю.

Она надела свою курточку и взяла сумку. Перед тем как уйти, она сказал Рику:

-Не опоздай на экзамен, мальчик мой! И помой, перед уходом посуду. Всё, я ухожу. Целую, Рик!

-Люблю тебя, мам. – Бросил Рикки вполне искренне. Это были его единственные слова за сегодняшнее утро.

Подождав несколько минут, Рик двинулся в ванну. Там он подошёл к раковине, на которой лежала отцовская бритва, и вынул из неё лезвие.

Рик поморщился – он не переносил боли. Но сегодня он твёрдо решил, что разум должен пересилить инстинкт самосохранения, пусть даже этот инстинкт проявлялся через тупой страх.

Парень приложил острый конец лезвия к руке и сразу же поморщился.

-Фффу… - Выдавил он.

Рик понимал, что теперь его инстинкт принял ещё одну форму – отвращение, брезгливость.

Всё ещё держа лезвие над своей рукой, он, щурясь от избытка неприятных чувств, посмотрелся в зеркало над раковиной. Большой нос, карие глаза, волосы сантиметра на четыре и губы, скривлённые от неудовольствия. Самая обычная внешность вдруг стала отталкивать своего обладателя. Но Рик знал, что это очередная маска долбанного инстинкта самосохранения.

Он знал, что ненависть к самому себе, это очередной стимул жить, как бы ни абсурдно это звучало. Лишь немногим дано понять тонкую психологию человека, но Рик был именно из таких «немногих».

Парень резко выдохнул и полоснул лезвием себе поперёк левой руки. Он скорчился скорее от отвращения, нежели от боли. Его права я рука чуть ли не выронила лезвие от слабости, что тоже было проявлением злосчастного инстинкта.

Только сейчас, капая кровью на пол, Рик сообразил, что забыл включить воду в ванной. Он, прилагая немело усилий сделал это. Сквозь шум воды он вдруг услышал, как открылась парадная дверь.

-Рикки? – Послышался голос матери. – Я забыла оставить тебе денег!

Мать, услышав плеск воды, подошла к двери ванной комнаты и постучалась.

-Рик, ты моешься?

«А что, чёрт подери, сука ты тупая, мне ещё здесь делать?! Ты ведь никогда не допрёшь…» - Рик был не в силах даже закончить мысль. Его ноги подгибались, стоило только взглянуть на порезанную руку.

-Рикки? – Мать ещё раз постучалась в дверь.

-Ну что ещё?! – Рявкнул парень.

-И незачем так нервничать! – Мать резко переменила тон. – Ты без денег собрался ехать что ли?

Не дождавшись ответа, мать положила на кухонный стол деньги и снова подошла к двери ванной.

-Ты там только не опоздай, слышишь? Всё,  побежала, ужасно опаздываю.

До Рика донёсся звук удаляющихся шагов. Он посмотрел на руку, которую держал над раковиной. Потом он взглянул на ванну и увидел, что забыл вставить затычку в сток, чтоб вода не утекала.

-Фу, ну чёрт же подери вашу мать… - Вдруг Рика охватило чувство жалости к самому себе. Стоит ли говорить, что это ещё одно проявление той самой штуки, мешающей любому самоубийце? – Ну уж, нет, мать вашу… сука… Хочешь сдохнуть – сдохни!

Рик ободрял самого себя. Он знал, как ведёт себя злостный инстинкт. Кровь на руке уже начала сворачиваться, закрывая свежую рану. Рик, мысленно переступая через самого себя, отогнул кисть левой руки, чтоб рана не закрылась. Громко и устало матерясь, он засунул чёртову затычку в отверстие внизу ванны.

Вот вам и романтика ухода из жизни. Всё это херня собачья, что самоубийцы подыхают, с превеликим уважением к самим себе. Что ими движет пьянящее романтическое чувство, покрывающее своими высокими материями такую низость, как животный инстинкт. Что своим поступком, все самоубийцы пытаются что-то доказать. Что это их последнее слово, с силой брошенное в мир живых. Всю нелепость ситуации сейчас Рикки испытывал на себе. Хотя он всё знал заранее, он всё равно проклинал свою долю. Знать о чём-то и столкнуться с чем-то – однако разные вещи.

Он проклинал судьбу за то, что он не родился одним из кучи тупых подростков, которые вешаются, доказывая тем самым свою силу или горе. Рик знал, что люди, движимые в своих намерениях чем-то внешним, как, например, желанием, чтоб их пожалели – гораздо чаще добиваются летального исхода. Хотя именно эти люди молятся о том, чтоб их кто-нибудь увидел и в последний момент спас от такой участи.

-А вот чёртовы умники никак не сдохнут, в жопу мне рога! – Воскликнул Рикки.

Он покидал этот мир от сознания тщётности сущего. Тут не было навязчивой идеи. Тем всё и осложнялось – он знал о всех хитростях животного организма, и тем труднее было бороться с инстинктом выживания, так как был страх не преодолеть все препятствия.

Теперь Рик столкнулся с другой проблемой – если ему противно даже пошевелись порезанной кистью левой руки, то как он будет резать правую руку? Об этой проблеме самоубийц, режущих себя бритвой, он размышлял ещё в седьмом классе.

Превозмогая себя, Рик переложил лезвие в левую руку. Но, к его удивлению, ничего страшного не произошло – он ожидал потерять сознание. Лишь зверское пощипывание в порезе усилилось ещё сильнее.

Через минуту порез на правой руке всё же был сделан. Однако он не был таким глубоким, как на левой. Рик бросил лезвие на пол и забрался в ванну. Его поджидало очередное разочарование: набравшаяся вода была уж слишком горячей.

Поворачивая кран с холодной водой, Рик размышлял: как он со своим-то мозгом мог совершить такие детские ошибки? Но потом он вспомнил немецкий психоанализ старины Ф. - главу «ошибочные действия» - и успокоился, в очередной раз показав фигу животной тяге жить, умудряющейся даже на подсознательном уровне сбивать людей с толку.

Когда воды набралось достаточно, Рик остановил поток и улёгся в ванну в полной тишине. «Наконец-то» - подумал он.

 

Через час, когда ему уже смертельно надоело лежать в мутной красноватой воде, он поднял руки и осмотрел раны. Они не закрылись, но кровь из них почему-то капала на редкость медленно. Руки стали какими-то мясистыми и чужими.

Рик обречённо смотрел в пространство. Он вышел из ванны и, капая водой на пол, двинулся к отцовскому сейфу. Рик понимал, что этот сейф он чёрта с два взломает. Прошлые попытки ему не удались, так почему вдруг получится сегодня?

Дело в том, что там лежал револьвер.

Из последних сил, осознавая тщётность своих действий, Рик бездумно пробовал разные комбинации шифра на кодовом замке.

Через пятнадцать минут он уже просто лежал на полу и мёртвыми глазами глядел в потолок. Он ни о чём не думал. Он просто лежал на полу и пялился в потолок. Желание сдохнуть как-то постепенно уходило от Рика, как уходят от людей мечты стать президентом, рок-звездой или хотя бы банкиром.

Ощущение чего-то обыденного вдруг стало захватывать Рика, оттесняя решение умереть. Рик подумал было о повешении, но чёртово знание человеческой анатомии толкало его обратно к бремени реальной жизни: либо человек умирает сразу, как только оттолкнёт табурет (ломается шея), либо он мучается в жёстоких агониях добрых пять минут, которые будут тянуться вечность. И Рик осознавал, что ему не хватит мужества оттолкнуть табурет достаточно сильно, чтоб умереть сразу, а долгое мученичество в петле ему никак не улыбалось. Линчевание отпадало.

Рик прикинул, что именно боязнь долгой и мучительной смерти помешает ему быстро оттолкнуться от опоры. Он злостно ухмыльнулся от абсурдности положения.

«Выйти в окно? Тут уж точно кишка тонка…» - думал Рик.

С глубоким разочарованием, он ощущал, что его мысли о смерти уже отходят куда-то далеко. Будто Рик думает не том, как убить самого себя, а размышляет о самоубийстве в общих чертах. Как бы от скуки.

Рик поднялся с пола. Он даже не презирал себя, не презирал мир, не призирал подобное стечение обстоятельств. Он с отрешённостью к происходящему убрал все следы крови, перевязал руки бинтом, надел свитер, скрывающий запястья и поехал сдавать экзамен.

 

Университетская публика почему-то решила выделить на общение с Риком какого-то Кенни.

Кенни рассказывал Рику, как вчера он спустил двести баксов на бухло, и что сегодня у него ужасный бодун.

-Чёрт побери, лучше бы я сегодня не проснулся, - улыбаясь говорил новый знакомый.

-О да, Кенни, лучше бы ты сегодня не проснулся. – Мрачно бросил Рик и отошёл от своего собеседника, презирая его всеми фибрами души.

Толпа абитуриентов толпилась возле кабинета приёмной комиссии. Девочки покрасивее, как-то быстро скучковавшись, перекидывали на мобильники друг другу новый хит Бритни Спирс, отличающийся от прошлых хитов только ещё большим скудоумием текста.

Те девочки, которые не отличались крутыми шмотками, или были слишком толстыми, или не слишком разговорчивыми, стояли в стороне, делая вид, что им наплевать на кучку дебильных тинэйджерок в коротких юбках.

Краем глаза Рик заметил, что Кенни разговаривает с одной из таких серых мышек, а та в свою очередь наигранно улыбается, перебарывая у себя в нутрии чувство отвращения. Вероятно, она надеялась показаться окружающим довольно-таки востребованной и вообще приятной в общении.

Рик знал, что она делает ошибку, так мило общаясь с Кенни. Он понимал, что большинство самых ярких тинэйджерок уже окрестили этого парня «лохом». Вот так, ещё до сдачи экзаменов уже формируется университетская иерархия.

Неподалёку уже выстроилась компания парней с крашеными волосами и крутыми кроссовками. Они громко обсуждали свои средние школы, рассказывая басни про попойки и перебивая друг-друга.

Прыщавенький Кенни с длинными патлами, зачесанными за ухо, косился на компанию парней. Но холодный взгляд обитателей этой яркой элиты оттолкнул его от попытки подойти к ним.

На Рике был свитерок «Шон-Джон», рваные по последней моде джинсы и широкие кроссовки. С его плеча свисала сумка с ноутбуком, а его волосы были слегка растрёпаны. Он легко мог принять участие в тупых разговорах о средней школе, но вместо этого он пялился в пространство, завязав руки на груди.

Дверь кабинета открылась:

-Рик Гаррисон. – Послышался грубый женский голос.

Парня нисколько не смутило то, что он будет сдавать экзамен первым. Он вошёл в кабинет и встал перед комиссией, состоящей из трёх человек: две женщины и мужчина.

Вместо приветствия, Рик просто выжидательно смотрел на комиссию. Женщина слева, чей голос называл его имя, начала первой. Она прочистила горло лёгким кряхтением и, явно оставшись недовольной неприветливостью Рика, сказала:

-Снимите, пожалуйста сумку, молодой человек. Вы стоите перед приёмной комиссией.

Рик медленно и глубоко вздохнул.

-Вам не нравится моя сумка? – Спросил он с мёртвым лицом. Это был тонкий ход. Лучшая защита – нападение.

-Ваша сумка меня совершенно не интересует, молодой человек. – Твёрдо произнесла женщина. – Просто не принято стоять перед комиссией с сумкой на плечах. Вы не на вокзале.

Вдруг Рику стало совершенно наплевать на этот разговор. Он представлял себе схему дискута: он будет ловить её на слове, а она как баран будет стоять на своём. Рик просто снял эту злосчастную сумку с полным безразличием в лице.

-Ну спасибо, сделали одолжение. – Это был голос другой женщины. Она явно хотела высунуться.

-Чтож, мистер Гаррисон. – Вдруг сказал мужчина. – Вы пришли сдавать экзамен, так давайте же обойдёмся без цирковых представлений…

-Не я их начинаю. – С явным равнодушием в голосе перебил его Рик.

-Вон отсюда! – Рявкнула первая женщина.

Рик пожал плечами и направился к выходу.

-Сумку, молодой человек. – Остановил его мужчина.

Рик вернулся и перекинул сумку через плечо.

-А вы из какого заведения к нам сюда поступали? – Поинтересовался мужчина.

-О, мистер Коул, вероятно, хочет узнать, какая школа позорится. – Торопливо сказала первая женщина. Она явно хотела взять реванш. – И вообще, молодой человек, что вы можете знать, если вы так себя ведёте?

Парень снисходительно, уставшими глазами посмотрел на приёмную комиссию.

-Какое это имеет значение? – Спросил он. – Какое бы заведение я не окончил – на моей заднице нет клейма с его гербом. Тем более что с одинаковыми шансами к вам мог прийти как кретин, как и гений, даже если они кончали одну и ту же школу.

Женская часть комиссии нервно задыхалась от резкости Рика. А мистер Коул наоборот, почему-то улыбнулся.

-А отвечая на вопрос насчёт моих знаний. – Продолжил Рик. – Так человеческое поведение редко является показателем интеллекта. Но вот вам мой вопрос, - парень посмотрел на женщину слева, - а как вы можете требовать к себе уважения со стороны «низших существ», вроде абитуриентов, если не знаете даже это? И…

Улыбка исчезла с лица мистера Коула: он посчитал нападки парня явным перегибом. Рик решил не мотать себе нервы и, махнув рукой, вышел из кабинета.

К нему сразу же подошёл Кенни, будто позабыв, как Рик отшил его.

-Ну как там? – Спросил он.

Рик лишь недолго посмотрел на него и, ничего не говоря, ушёл.

Над абитуриентами прокатилось «не сдал». Эта фраза вдруг как-то объединила их, сглаживая ступеньки иерархии в гладкую поверхность. Но ненадолго, вскоре все быстро опомнились. Однако та серая мышка, которая беседовала с Кенни, теперь что-то обсуждала с одной из тех ярких тинэйджерок в короткой юбке. Но приёмная комиссия позвала тинэйджерку стразу после Рика, а когда с ней закончили и она вышла из кабинета, то стала обсуждать свой успех не с серой мышкой, а со своей прежней компанией.

 

-Ты так и не помыл посуду! - Сказала мать Рика, как только вошла в квартиру и проверила раковину.

Парень даже удивился – мать сразу же, как только разделась, двинулась на кухню.

Сам он сидел за обеденным столом и перечитывал Ремарка.

-Кормишь его, одеваешь, а попросить посуду помыть – нет. – Ворчала мать достаточно громко, чтоб Рик это услышал. Она холодно прошла мимо него и скрылась в родительской комнате, чтоб переодеться во что-то более домашнее.

Думать Рику ужасно надоело. Вместо этого он только постучал головой об стол и вымученно улыбнулся тому слову, на которое опираются семейные психологи – «непонимание».

Он покинул обеденный стол и пошёл к входной двери. Там он надел свою куртку и бейсболку. Мать ещё как обычно будет торчать в своей комнате, продеваясь после работы, ещё минут десять.

Подумав немного, Рик сократил десять минут до пяти, так как в связи с материнской обидой, она предпочтёт как можно быстрее отдаться приятному занятию: обдавать его холодом и ворчать, проходя мимо него. А через пол часа таких действий, она наконец отмёрзнет и поинтересуется насчёт экзамена…

Рик хмыкнул от обиды: довольно сложно обращать внимание на такие бытовые мелочи, когда он вообще не хочет жить. Тут он увидел мамину сумочку, оставленную на полу рядом с входной дверью.

Вынув оттуда пятьдесят долларов, Рик ушёл. Он испытал отвращение к себе, но впервые за сегодняшний день оно не было продиктовано инстинктом самосохранения.

 

Парень сидел под мостом и пил текиллу, глядя на мелкие волны реки. Было странное ощущение, что Рик пришёл сюда навсегда, сидеть вот так, пялиться на реку и пить алкоголь.

Он не смотрел на часы – Рику было плевать на время. Медленно садилось солнце, уже прислоняясь нижней частью круга к горизонту. Рик достал из кармана сигареты. Он неумело сунул в рот штучку и подкурился спичками.

Сигаретный дым впервые в жизни проник в лёгкие Рика. Тот откашлялся и затянулся во второй раз.

Над мостом громыхали машины. Рик сидел и курил, попивая текиллу. Он пытался освободить свою голову от мыслей, и как всегда бывает в такие моменты – в голове заиграла противная музыка. Рик невольно напевал паршивенький хит мисс Бритни.

Послышались чьи-то шаги. Это был мужчина. Он шёл к Рику и улыбался.

-Здесь свободно? – Спросил он у Рика, тыкая пальцем на землю рядом с ним.

-Кто вы? – Недоверчиво спросил парень.

Мужчина, не отвечая на вопрос, уселся рядом с Риком и закурил.

-А кто вы? – Спросил он вместо ответа.

-Я первый спросил. – Бросил Рик.

-Неправда, - улыбнулся незнакомец. – Первым спросил я, разве вы не помните?

-Чёрт побери, кто вы и что вам надо? – Рик начинал злиться.

-Хм… - Промычал мужчина. – Хорошо, я отвечу на этот вопрос. Только каким образом вы хотите, чтоб я сделал это?

-Не понял. – Рик нахмурился.

-Ну… Я могу ответить вам кто я в социальном плане. Также я могу ответить вам, кто я по батюшке. Также могу просто сказать, кто я на ступени эволюции. Или могу сказать кто я здесь и сейчас для вас…

-Мужик, кончай дурью маяться, - сказал Рик, поднимаясь.

Тот лишь улыбнулся и полез во внутренний карман плаща. Через секунду на Рика смотрело дуло пистолета. Незнакомец ещё раз улыбнулся и перевернул пистолет дулом на себя. Теперь он не угрожал Рику, а предлагал ему взять оружие.

Парень изумлённо раскрыл глаза и хотел было бежать, но незнакомец остановил его, сказав:

-Сегодня ты хотел убить себя, Рик Гаррисон. Не получилось. Обосрался что ли?

Рик сел напротив незнакомца с любопытством глядя на него.

-Откуда…

-Это было написано на сиськах Эммы Филз, в твой выпускной вечер, и перед тем, как ты слизал эту надпись под школьной лестницей, я успел подглядеть.

Глаза Рика забегали в пространстве. Незнакомцу уже надоело держать пистолет на вытянутой руке, и он бросил оружие рядом с парнем.

-Итак, есть несколько вариантов дальнейшего развития событий. – Начал незнакомец. – Первый: ты валишь отсюда к чертям и никогда меня больше не видишь. Второй: ты поднимаешь пистолет и пускаешь себе пулю в лоб (заметь, я уже делаю тебе одолжение). Третий: ты психуешь и стреляешь в меня, неизвестно зачем. И четвёртый: мы с тобой беседуем, а что будет после нашей лёгкой беседы – решать тоже тебе.

Парень ненадолго задумался. Всё было очень странно. Рик с любопытством посмотрел на пистолет и поднял его, изучая. После минутного молчания Рик сказал:

-Как видишь, первый вариант уже отпал… Пускать пулю в лоб мне пока что помешает любопытство, однако второй вариант, надеюсь, не отпадёт, если мы немного побеседуем. – Произнёс парень, одним глазом всматриваясь в дуло пистолета. Третьего варианта Рик не коснулся.

-Ух, как всё прекрасно! – Развеселился незнакомец. – Обычно людское любопытство вытесняется страхом и неприятными эмоциями оттого, что с ними так откровенно резко общается какой-то незнакомый мужик… Несмотря на то что он довольно-таки приятной наружности. – Добавил незнакомец, ехидно улыбаясь.

Парень изподлобья окинул мужчину глазами и самодовольно усмехнулся.

-Нехер лыбиться, - отрезал незнакомец. – Твоя смелость объясняется скорее текиллой, чем наплевательством к жизни. После неудачной попытки сдохнуть в твою голову забрались уж совсем неуместные и неприятные обыденности, не так ли?

Рик посерьёзнел и кивнул.

-Ну, это ничего, так бывает у всех. – Мужчина тяжело вздохнул и отшвырну докуренную сигарету с бок. – Итак, давай побыстрее покончим с этим: я буду быстро задавать вопросы, а ты будешь быстро на них отвечать, договорились?

-Ну давай попробуем, только к чему это должно привести?

-Ну, это мы решим потом, а сейчас давай не будем тянуть время. Готов?

Рик уселся поудобнее и, с лёгкой ухмылкой, кивнул.

-Бог есть? – Выпалил незнакомец.

-Нет.

-Мир дерьмо?

-Не думаю, а вот многие люди – да.

-Почему они говно?

-Недомыслие, стереотипное мышление, несвобода разума. – Перечислил Рик.

-Ты любишь жизнь?

-Свою? – Уточнил парень.

-Нет, жизнь как факт.

-А чего её любить? Это данность. Её нельзя любить или нет.

-А свою жизнь? – Спросил незнакомец.

-К ней отношусь точно так же, как и к жизни вообще.

Незнакомец, приостановился, подкуривая новую сигарету. Потом он продолжил.

-Тщеславен? – Спросил он.

-Думаю, что да. Хоть и осознаю, что это глупо. Данный так называемый «порок» продиктован нам генами, когда обезьяны самцы, чтобы произвести впечатление на самку били себя в грудь.

-Ты свободен? – Этот вопрос незнакомец подчеркнул.

-Смотря от чего. – Не растерялся Рик.

Незнакомец ненадолго задумался.

-От самого себя, от людей, от общественного мнения, от морали, от вещей.

-Мне отвечать на каждый пункт? – Переспросил Рик.

-Попробуй.

-Ну… мораль. – Начал Рик. – Она навязана религией, чтоб люди не трогали брата своего. Мораль отчасти упрощает жизнь людей, заодно делая их более управляемыми. Моё мнение: в жопу мораль. Нежелание кромсать ножом себе подобных должно быть продиктовано разумом, а не чьей-то указкой. Ведь если я ударю тебя, то я должен бы знать, что и ты можешь ударить меня.

-А если ты бы увидел перед собой немощного карлика? – Уточнил незнакомец.

-Всё равно, это было бы глупо. Желание унижать других объясняется тщеславием, а на этот счёт я хоть и ответил «да, я тщеславен», но я имел ввиду несколько другие материи.

-Например?

-Например музыка. Я хочу играть на фортепьяно и чтоб это слушали и одобряли люди. Чтоб девочки рукоплескали и хотели меня, если уж говорить откровенно.

-А что если девочки и без того трахают тебя сколько ты захочешь?

-Ну, не всё так прямо, конечно. Ведь тщеславие состоит не только в сексуальном влечении… Но в таком случае вопрос от тщеславии отпадает.

            Незнакомец удовлетворённо кивнул.

            -Какие там ещё были пункты? – Весело спросил Рик.

            -Остальные, кроме «свободен ли от самого себя» можешь забыть.

            -Это бессмысленный пункт, ответ ты уже знаешь. Ведь желание жить мне так и не прибавилось. А это уже свобода от самого себя.

            -Ты бы трахнулся с парнем? – Вдруг спросил незнакомец.

            Рик сначала удивлённо вытаращил на него глаза, но быстро успокоился, не дав себя подловить.

            -Человек по природе своей бисексуален. – Ответил он. – Негатив по отношению к педерастам пошёл от той же самой морали. Религия была создана, чтоб управлять людьми. А каких хреном ими управлять, если их нет? Ведь голубые не дают потомство. Плюс ко всему негатив вызван ещё и самым простым инстинктом к размножению.

            -А… - Начал было незнакомец свой следующий вопрос, но Рик его перебил.

            -Слушай, я знаю к чему ты всё это ведёшь, и я сразу же начну отвечать на твои возможные последние вопросы.

            -Ух ты, нука-нука.

            -Все материи, стоящие выше инстинктов, придуманы человеком. Так говаривал мистер Ницше и я с ним полностью согласен. Инстинкты можно подавить, но нельзя искоренить. Какой бы я ни был умник, и сколько правильных и независимых умозаключений я не сделал, я всё равно буду трахаться, жрать, пить, спать и колбаситься под музыку. Некоторые инстинкты можно искоренить простым путём: дать человеку ту цель, ради которой этот самый инстинкт проявляет себя. Ты тщеславен? На тебе кучу тёлок, на тебе своё отдельное место под солнцем, на тебе некоторую известность и всё – тщеславия нет. Плюс к этому нет его побочных действий. А насчёт высоких материй – я сделал в этой жизни правильные умозаключения и менять их буду только тогда, когда найду для себя более адекватную информацию, чем та, которой уже располагаю. И мой разум чист от всяких чужих влияний, если только я не решу, что это влияние одинаково разумно, или более разумно чем я.

            Рик промочил горло текиллой и закурил.

            Незнакомец, о чём-то размышлял, глядя в небо. Он что-то бубнил с закрытым ртом, а потом утвердительно кивнул куда-то в пространство.

            -Будем делать тебе пластическую операцию. – Сказал он, наконец.

            -Чего, с какой стати? – Всполошился Рик.

            -Ну, ты же ведь хочешь, чтоб тебя окружали красивые люди? Вот и сам изволь быть красивым. Логично?

            -Ну, вроде бы да… но… к чему ты вообще клонишь? – Спросил Рик, хмурясь.

            Незнакомец ухмыльнулся и поднялся с земли. Отряхнувшись от песка, он протянул руку к парню.

            -Меня зовут Джон Даллас Миллер. Пойдём со мной, я расскажу тебе замечательную историю.

            Рик поднялся и пожал руку Джону. Они пошли вдоль берега.

            -Жила-была девочка. Завали её Натали. И создала она прекрасный новый мир, в котором поселила добрых и умных людей. Но оказались эти люди злодеями, решившими, что им не хочется жить в тени, и что им надо бы захватить власть. Но тут появилась пара богатырей…

            Они шли вдоль берега. Джон всё шутил, а солнце уже наполовину зашло за горизонт, и в отражении на реке казалось, что вторая половина солнца просто легла на поверхность воды.

            Вот вам и романтика. Романтика ухода в новую жизнь.

 

Яндекс цитирования Rambler's Top100

Главная

Тригенерация

Новости энергетики