Пользовательского поиска

                                                                                         Сергей  Бедусенко

 

 

                                           МЕССА ДОЖДЯ

 

                                                                                                              Зашумел сад, и грибной дождь

                                                                                                              застучал в лист,

                                                                                                              вскоре стал мир, как Эдем, свеж

                                                                                                              и опять чист.

                                                                                                                                              С. Кирсанов

 

Когда Тим появился на свет, был ливень. С тех самых пор у них с дождем установились особые отношения.

Ангел Гроз явно благоволил к этому человеку – внеземной душ сопровождал все мало-мальски значительные события в жизни нашего героя: первый поцелуй, первая свадьба, первая зарплата, первая персоналка…

Да и художником-то Тим стал под непосредственным влиянием все того же дождя. Очень уж хотелось, во что бы то ни стало увеличить годовую норму осадков.

Сырые эскизы, мокрые перспективы, влажные пейзажи…

Его работы, дышавшие свежестью, естественные, как сама природа, разбирали весьма охотно. «Груздь» – так окрестили завистливые коллеги любителя ненастий.

Но груздево дождевидение не исчерпывалось одними лишь цветами да линиями, оно уходило дальше – в звучания. Например, весенние грозы ассоциировалась с экспромтами-фантазиями, летние слепыши – со скерцо, а затяжные осенние моросилки и ливни – с симфониями или мессами.

Да, что и говорить, все это цветозвучие служило просто идеальной средой для любви, творчества, и как результат – праздничности мышления…

И еще рождались стихи – легко, словно капли на полях грозового фронта:

 

                              Низко тучи двигаются,

                                                за звездой звезду

                              С неба, точно слизывая –

                                                стало быть – к дождю…

 

                              Стало быть, к невысказанной

                                                Музыке Сердец,

                               К истинности, к искренности,

                                                к счастью, наконец.

 

                               Стало быть, засиживаться

                                                как-то недосуг.

                               Стало быть, не выдумано,

                                                то, что ты мне друг.

 

                               Стало быть, не выветриться

                                                 устремленье – жить!

                               Так бросай прикидываться

                                                 и айда – бродить.

 

А время по старой привычке спешило житейской дорогой, лихо перелетая через холмы успехов и рытвины неудач…

И, в конце концов, любовь и творчество – увы, это частенько бывает – перестали понимать друг друга. Они перессорились, отстали и, в конце концов, скрылись за одним из крутых поворотов судьбы, оставив влюбленному творцу лишь размышления…

Жизнь приобретала печальную направленность…

Прекратились заказы. Пошатнулось здоровье. Разом перестали звонить старые приятели и подруги.

Сначала Тим удивился, потом забил тревогу, наконец, попробовал найти утешение в поэзии. Дальше четверостишья, однако, продвинуться не удалось… Да и эта «четверка» особым оптимизмом не блистала:

 

                                Нет дела, мысли нет и слова,

                                И даже взгляд, как неживой…

                                Нет в мире более чужого,

                                Чем бывший свой.

 

Любовь, творчество, дружба…

Воля к жизни, лишившись столь существенных стимулов, таяла теперь день ото дня. Даже самые испытанные друзья – дожди, и те подкачали. Будто сговорившись, сбились с ритма и перестали совпадать с певцом их красоты…

В ту ночь Тиму не спалось. Очередной наплыв тоски… Лето выдалось на редкость засушливое: полтора месяца – и ни единой капельки. А тут еще мысли всякие – леший их забери!

Он встал, включил бра, глянул на циферблат (три часа) и вышел на балкон. В захламленной глубине его пылилась последняя работа – внушительных размеров акварель с поэтичным названием: «Месса дождя». Неудавшаяся, сухая, точно Сахара.

Нет, хуже – вылитая классная дама…

Художник повертел ватман туда сюда и швырнул досадливо на пол, совсем недалеко от распахнутого настежь окна.

«Надо же, столько стараний – и все напрасно!..»

Выглянул наружу – привычная картина: бархатная ночь, звезды все, как на ладони – сколь яркие, столь же недосягаемые – и вернулся в свою одинокую обитель.

Проходя мимо зеркала, на минуту задержался. Полированная гладь выдала образ типичного меланхолика: худощавый, длиннолицый, с темно-русыми волосами и бородкой, большие серые глаза смотрят неуверенно-вопрошающе…

Словно в бреду Тим взял карандаш и нацарапал на первом попавшемся листке следующее:

– «Не знаю, как и когда это случится, но очень хотелось бы, чтоб шел дождь. Настоящий, шумный, с фонтанчиками на мостовой. Всем праздникам – праздник!… А то, что он печальный, так это ничего. Природа ведь тоже женщина, стало быть, печаль ей к лицу.

Дождь… Даже если на дворе будет зима, все равно пусть разразиться дробью по стеклам – случаются же и мокрые зимы. Зимы-плаксы…

Дождь – оркестр небесных барабанщиков… Что бы там ни говорили, но я почему-то уверен, что услышу их.

Услышу даже оттуда».

На душе неожиданно полегчало. Тим даже улыбнулся, чего с ним не случась уже давненько. «Ну вот – подумал он – вроде как высказался. Теперь можно и «баиньки». Щелкнул выключателем и лег.

И тут раздался отдаленный раскат грома. Через минуту – второй – уже ближе. Третий лупанул так, что задрожали стекла.

«И это при ясном-то небе! Странно…»

Вдруг ему показалось, что на балкон мягко опустилась огромная крылатая тень.

– «Наверняка, он, Ангел Гроз» – молнией мелькнула догадка.

Тим не испугался. Наоборот, хотел подняться навстречу ночному гостю, однако не смог. Тело – все, до краев, точно античный кратер – нектаром, налилось приятной тяжестью – ни рукой пошевелить, ни ногой.

– «Ну и ладно – чуть слышно прошептал художник – встречусь с Ангелом во сне – там и пообщаемся…»

Тим снова улыбнулся. Так, не отпуская улыбки, и уснул.

И… не проснулся больше…

Ливень хлестал не переставая трое суток. Совершенно такой, как заказывали – настоящий, шумный, с фонтанчиками на мостовой…

Ну, а как же акварель?

Сиротливо валявшаяся на балконе, она основательно подмокла – пошла радужными пятнами, растеклась причудливыми разводами, поплыла ажурными перспективами…

И – не поверите – ожила.

О да, теперь «Месса дождя» зазвучала теперь в полный голос!

Слышал ли Тим эту песнь?

Внимал ли из тех мест, куда переселился, своим небесным барабанщикам, пробудившим картину к жизни?

Кто знает…

 

 

 

                                                   РОМБИК

 

                                                                                             Чем дольше я живу среди людей, тем больше

                                                                                             начинаю любить собак.

                                                                                                                                                            Д. Лондон.

 

Он, в сущности, ничем не отличался от подавляющего большинства «братьев наших меньших». Пес, как пес. Средней величины, среднего (семилетнего) возраста. Да, к тому же еще и «средней» породы. Такой «торжественный» эпитет можно применить, разве что, к представителям четвероногого «дворянства». Дворняжества, то есть. Дворняг, и не без основания, считают умнее и преданнее многих породистых собак. И после этого, почему-то, продолжают дружно презирать…

А зря.

В довершение ко всему, наш безжалостно усредненный проЛАЙтарий обитал в средней величины дворике, затерянном в средней величины городе. Право же, так и тянет присовокупить: время действия – средневековье – как принято указывать в киносценариях. Однако, справедливости ради, укажу обратное: дело было в наши дни.

Каюсь. Наверное я несколько переборщил, полностью обезличив нашего, и без того скромного героя. Кой-какие особенности у него все же были. Например – небольшие кисточки на оптимистично торчащих ушах. Или (при сплошном черном окрасе) светлые пятнышки-родинки в уголках пасти, отчего казалось, что пес постоянно улыбается. Но главной его особенностью, конечно же, была белоснежная ромбовидная отметина, красовавшаяся в самом центре собачьей груди. Я так и окрестил его: Ромбик. Соседи, правда, обзывали пса напыщенным кошачьим именем: Вольдемар, столь же мало соответствующим его роду, сколь и озорному нраву. Что ж, бывает.

Ни одна живая душа не знает, каким макаром появился Ромбик в нашем дворе. Очевидно так же, как и прочие горе-дворяне – из глубины подвалов, из тьмы котельных… Во всяком случае, так подсказывает здравый смысл. Ведь там, в зимне-осенние периоды, можно было хоть как-нибудь согреться. Если конечно, по непонятным причинам не отключали горячую воду…

Я оказывал бедняге посильную гуманитарную помощь с самого что ни на есть щенячьего возраста, подкармливая колбасными изделиями или, хотя бы, «хлебом насущным».

Я любил Ромбика, и он отвечал мне взаимностью. Очевидно, вы уже успели заметить, что с собаками это несколько проще, чем с людьми. Именно «проще», а ни «примитивнее». У них ведь не бывает ревности, зависти, язвительности, мелочного самолюбия, и прочих «прелестей». Не бывает и этого странного, чисто человеческого: «чем больше, тем меньше…».

Не бывает и кой-чего еще.

          Те, кому уже приходилось на «безрыбье» Любви нарываться на «рака» Привычки, поймут меня без дальнейших рассуждений.

А почему же любимец прозябал на улице? – спросите вы.

 Дело в том, что я (и неоднократно) пробовал поселить пса у себя, но он бы исключительно свободолюбив и предпочитал быть рядом по сути, а не формально.

А может быть, учитывая крайнюю ненормированность моего рабочего графика, был настолько великодушен, что не хотел излишне обременять своим присутствием?

 Впрочем, мы проводили вместе не так уж мало времени. По выходным – частенько прогуливались, безмолвно обсуждая последние новости. По будням же, как правило, устраивали вечерние променады, молчаливо созерцая загорающиеся звезды… Да и к чему, ответьте на милость, какие-то «слова», ежели собеседник и без них прекрасно все понимает!?

Не верите?

Что ж, попробую озвучить один из наших многочисленных внутренних диалогов:

– Хай!

– Гав!                                           

– Ну, старик, как день прошел?

– Твоими молитвами. Лапу вот только ушиб…

– Что ж, на то она и лапа…

– Не скажи! Сам-то за свои пальчики, небось, боишься?

– Так мне ж ими играть надо!

– Не вижу особой разницы: тебя руки кормят, а меня – ноги. Как волка – помнишь?

– Еще бы не помнить! Теперь и люди друг на друга рычать стали – не хуже волков…

– Ничего себе сравнение! Волк волка уважает – не в пример вашему брату…

– Что ж, старина, тебе виднее…

– Все хотел спросить: что есть Творчество?

– Да любая деятельность, если по-настоящему вложить в нее душу.

– И в этом единственная гарантия успеха?

– Не всегда… На то и существует понятие: зрелое Творчество.

– А как же тогда отличить одно от другого?

– Гм… Ну и вопросики у тебя! Вообще-то, первым делом нужно научиться скрывать свои мысли, а уж потом – приниматься за дело. И если окажется, что твои скрытые мысли выдает Творчество, значит с ним все в порядке. Верный признак.

– Ага, теперь понял… Спасибо за образный пример!

– Не стоит благодарности. Я ведь просто импровизировал…

– Видать, истина рождается не только в споре, но и в задушевной беседе.

– Тонко подмечено.

– А здорово, все-таки, что мы нашли общий язык! Ты сделал мою жизнь менее собачьей…

– А ты мою – более человечьей.

– Да ты мне льстишь! Хотя, если подумать… Помнишь, как познакомил тебя с той, обалденной брюнеткой – с Викой, что ли?

– Это когда она тебя испугалась, а я, типа, защитил? Согласен, отличная получилась «операция»!

– Кстати, и я не лыком шит! Сегодня тут с такой познакомился… Ты б ее видел! Пуделиха, чистейшей воды! Эх, выпить бы за это, но ты же знаешь – не пью. Гены, и все такое… Так о чем бишь я?...

– Да все о том же – о любви.

– Точно! И мордой вышла, и шерстью, и фигурой. Правда… с «характером»… Если честно, то это она меня за лапу укусила…

– Любовь?

– Да нет же – пуделиха…

– Что ж, за доверчивость приходится платить, и в этом величайшая несправедливость мира…

– Эх, женщины, и с ними проблемы, и без них – тоже!..

– Да, маловато в них постоянства. Правда, не только в них одних… Если же что и стабильно, так это только две вещи: звездное небо над нами, да нравственный закон – внутри нас.

– Ишь, куда загнул! Красиво, впрочем, как и все, присущее идеализму… Сам придумал?

– Да нет, Кант – философ такой был…

– Кстати, о звездах – ты веришь в жизнь на них?

– Верю – надо же верить во что-то…

– Конечно, в первую очередь, меня интересует созвездие Гончих Псов…

– Насчет «псов» вот не уверен, а Орион – другое дело… Смотри-ка, тебе не кажется, что сегодня он как будто подошел к Земле ближе обычного?..

– Орион? Это вон тот, над Ратушей, который на трапецию похож? Ба, да это же мой родной брат!..

– Во дает! С чего это ты взял?

– Эх ты, тормоз... Все элементарно: он – Трапецик, а я – Ромбик, если не забыл, конечно.

– И то верно… Да ты, как я погляжу, не пес, а просто Король Ассоциативной Логики!

– Хм… Учись, пока я жив!..

Ну, что скажете? Как по мне – вполне пристойный бытовой диалог.

Но пойдем дальше.

Что касается службы (а был я служителем Муз), то ехать к ним надо было на троллейбусе, и Ромбик каждое утро провожал меня до самой остановки. При этом он всем своим видом давал понять, что рад безмерно. Радость эта выражалась иногда – в легком повизгиваньи, иногда – в прыжках-пируэтах, и всегда – в интенсивном хвостовилянии, дополняемом неподражаемой собачьей улыбкой. Троллейбус, со свистом вскипающего чайника, укатывал, а верный пес долго еще смотрел ему вслед…

Этот трогательный обряд, повторяясь изо дня в день и из года в год, приобрел статус священного, и стал столь же непреложным, как смена времен года…

И вот, наконец, наступило то самое утро.

Помнится, я жутко опаздывал и крыл, на чем свет стоит, застрявшую где-то «четырехколесную черепаху». Мой неизменный провожатый от души разделял это беспокойство, но при виде объявившегося наконец транспортного средства, словно с цепи сорвался. И чего он только не вытворял – и лаял взахлеб, и под ноги кидался, и даже за джинсы хватал!.. Как будто любой ценой хотел привлечь мое внимание, чтобы поведать о чем-то очень важном…

Но, что делать, ведь мы, люди, всегда понимали собак хуже, чем они нас. Да и ситуация была достаточно экстремальной. По всему, поэтому я, не придав особого значения поведению друга, вскочил в троллейбус и – поминай, как звали.

Кстати, ехать надо было целых четыре длиннющих остановки. Будучи буквально вдавленным в освободившееся по соседству сидение я, пару минут спустя, случайно глянул в окно, и увидел… Ромбика, мчавшегося во всю прыть следом за мной!..

Что бы это могло значить? – терялся я в догадках.

Первая остановка.

Водитель гнал машину, наверстывая упущенное время, и пес, вынужденный постоянно петлять, начал терять силы.

Вторая.

Ромбик вымахнул на самую середину проезжей части, не желая упускать меня из виду. Вокруг вовсю сигналили авто, и хотя многие из них могли невольно сбить смельчака, он не сдавался и всякий раз чудом выскакивал из-под колес.

Третья.

Я не выдержал и, растолкав пассажиров, вылетел наружу. Видели бы вы, как он меня встретил!.. Бока судорожно вздымались и опадали, словно кузнечные меха, но я чувствовал, что усталость в нем – не главное. Главным было другое.

Радость.

Все-таки добежал, все-таки успел!

Радость, и еще что-то неуловимое… Я пытался, как мог, успокоить Ромбика, уговаривая его вернуться, но тот все не унимался – всячески ластился, скулил, лизал руки, видно поставив перед собою твердую цель: не отпускать меня…

И добился-таки своего, шельмец! Мой троллейбус укатил без меня. Волей-неволей, пришлось ждать другого.

И тут, страдалец мой, вдруг успокоился. Как по волшебству. Лизнул в последний раз, и пустился в обратный путь.

Домой.

Вы не поверите, но и мое волнение поутихло. Дышать даже стало легче. В конце-то концов – Бог с ней, с этой самой работой. Сочиню что-нибудь – и дело с концом! К тому же, всей езды – одна несчастная остановка.

Доехать, однако, мне так и не удалось…

Дорогу перекрыли. Дорожно-транспортное происшествие. И чего тут только не было: милиция, кареты скорой помощи, пестрая толпа обывателей, сирены, сливающиеся в один надсадный вой!..

И еще…

Ромбик, мой маленький четвероногий оракул, так вот от чего ты хотел предостеречь меня!..

В мой предыдущий троллейбус, с которого соскочил, дабы тебя образумить, со всего разгону врезался преогромный КАМАЗ! Это произошло на перекрестке, за какие-нибудь сто метров от четвертой – последней остановки…

И страшный удар, прогнувший и искореживший весь правый бок троллейбуса, пришелся как раз в то самое место, где должен был сидеть я.

 

 

 

                                                        НЕПОНЯТКА

 

                                               Если умного человека можно ударить так, что он  

                                         ополоумеет  то я не понимаю, почему полоумного нельзя

                                         ударить так, чтобы он поумнел?

                            Г. К. Лихтенберг.

 

Др-р-р-ы-ы-ы-ы-и-и-и-и-и… Ба-бах!..

         – Чаю прикажете, барин?

         – Да нет, Метрофан, боюсь что на сей раз при­кажу я не чаю, а «долго жить…»

– Что ж, барин, мы народ подневольный… Сколь­ки прикажете, стольки и проживу. Хоть тыщу лет.

         – Да нет, милай, я имел в виду, что пришло мне время в «ящик сыграть».

         – Ну зачем же, барин, непременно в «ящик»? Аль бильярда у нас не найдется? А нет, так можно и в шашки сыграть. Или в картишки перекинуться, на худой конец?..

– Экий ты тупой у меня! Можно подумать, не знаешь, что с «концом» то у меня все, как раз, слава Богу. А вот сердечко пошаливает…

– Так это ж, барин, хорошо, коли пошаливает! Мне б такое сердечко – шальное, игривое, понимаш, любвеобильное!..

– Ты б еще, болван, сказал: «любведебильное». Ты что, и в самом деле ни хрена не понимаешь? Сан­далии мне придется отбросить. Сан-да-ли-и. И, притом, на пару с коньками!

– Как же это так, барин? Ведь сандалии-то новые совсем – вчерась купили только. Да и коньки, всего лишь разик надевамши…

– Дурень ты, Метрофан, дурень непроходимый. Тебе бы не служить, а кой чем груши околачивать!

– Да ужо пробовал, барин. Тольки больновато выходить… Да и не дюже эффективно…

– Ты, дефективный, ты с толку-то меня не сбивай! Дело вовсе не в грушах, а в коньках. Ведь это только так говорится: «коньки отбросить», а на самом деле придется мне вовсе не коньки, а душу свою отбро­сить…

– Да что вы, барин ей Богу, что вы! Ведь ия и увидеть-то не моги, душу эту самую… А чтоб отбро­сить, надобно первым делом ухватить. А чтоб ухватить, надобно знать – за что. А уж опосля…

– Да заткнись ты, дерёвня, и слушай! Вот у тебя, к примеру, имя: Метрофан. Так это что ж, по-твоему означает, что ты – фан поездок в метро? Имя это, балбес. Имя – и все тут!

– Что ж, барин, ваша правда. Кино «Фан-фан Тюльпан» видел, врать не буду. А что касаемо метро, то оно в Мымровке нашей отродясь не ходило…

– Вот мерзавец!.. Ты что, чего доброго издеваться надо мною вздумал?! Сейчас вот, вместо того, чтобы «дуба врезать», врежу тебе по шее, идиот несчастный!..

– Врезайте, барин, врезайте родимай – вот она, шея-то… А тольки дуба врезать у вас навряд ли получится. Потому как дуб – он матерьял крепкий, а вы – напротив, человек тонкай, деликатнай. Иное дело – мы, мужичье. Мы – народ, все больше, мастеровой, столярчатый. Так что извините, барин, а дуба врезать – это наш хлеб…

– Ах ты, Метрофать твою за ногу! Да пошел ты знаешь куда?.. /непечатное слово/. Ну и достал же ты меня!.. Раззадорил вконец..! /два непечатных слова/. А потому, щучий ты сын, приказываю истопить мне баньку, да немедля! Да смотри, чтоб погорячей! Да водочки похолодней! Да осетринки пожирней! Да девок порезвей!

Гулять, ядрена мать, буду!!!

– Вот так бы, барин, сразу и сказали!.. А то «ящики», «коньки», «дубки» какие-то выдумываете.

Тьфу на них! В гробу я все это видел, прости господи!.. Что-что, а помереть-то вы завсегда успеете.

Так на кой же ляд, торопиться!?

Тут Метрофан, обуреваемый благородным гне­вом, соорудил комбинацию из трех пальцев, именуе­мую кукишем. Этим международным знаком презре­ния, насчитывающим, кстати, как минимум 10 000 лет, он свирепо ткнул в Мировое Пространство.

 

 

 

                              

                                                        СВЕТ В ПУТИ

 

                                          Наша жизнь в этом мире – путешествие, во время которого,

                                          каждый     из нас находит собственную душу.

                            Ву Ченг Ен.

 

           Покуда живы наши родители, мы – дети. Такие, знаете ли, карапузики, беззаботненькие да щекастень­кие. И, в общем-то, неважно, сколько нам лет – шесть или шестьдесят. Карапузики – и все тут.

           А раз так, то все у нас, баловней судьбы, чин чинарем. И метеоритные дождички предупредительно обходят нас сторонкой, и Всемирные потопики, галант­ненько так, обтекают. А уж если случится коленку об задик чей-нибудь ушибить, так это пара пустяков.

           Ну что, скажите на милость, ребеночку-то сде­лается?

           Еще и слезы толком высохнуть не успели, а он, родимый, уж хохотком заливается, да другую коленку готовит. Для другого задика.

           Утю-тю – да и только!

           Да, что ни говори, а жизнь за родительской спиной – что у Христа за пазухой. А что за пределами пазухи этой самой?

           Некий абстрактный мир, в котором живут иные дети и родители.

           Так, хорошо, а еще дальше? А?..

           Вообразите себе какой-нибудь, ну очень большой вид общественного транспорта. Автобус, например. Та­кой, весь из себя потрепанный, видавший любые виды но, слава Богу, все еще на ходу. Это – вроде, как наша Земля.

           Что же касается дороги под махиной этой, то она – длиной в целую жизнь. Да только не в одну, отдельно взятую жизнь, а Жизнь Вообще, если таковую возмож­но себе представить.

       Так вот, в транспорте этом, не на один миллиард лет рассчитанном – тьма-тьмущая народу. Европейцы, американцы, китайцы, занзибарцы там разные и еще Бог весть кто. А общей чертой для всех них является одно – наплевательство. Что-то вроде: «мое место с краю…»

           Чем же занимаются эти образцовые «гуманисты», спросите вы?

           А кто – чем. Одни чего-то пишут, другие – их писанину читают, третьи – болтают, четвертые – мух считают. Иные же, попросту, дрыхнут – времечко коро- тают.

      А в каких условиях едут-то?

      Тоже, по-разному. Все зависит от того, кому какой билет достался. Одним – лежачий, другим – сидячий, третьим – стоячий, или вовсе, висячий какой-нибудь. Но даже и «висюны», по большей части, ведут себя смирно. Главное – что в Автобусе! А Дорога, куда-нибудь, да приведет. Тем более, что бензину, по слухам, «на наш век хватит».

       Правда, порой, эксцессы все же проскакивают – какая же без них дорога! То бангладешец, какой-нибудь затоскует, да в окошко сам выпрыгнет, то афганец какой-нибудь пулеметом баловаться начнет – такому соседи выпрыгнуть помогут. Но все это так – мелочи.

           А средство-то наше транспортное мчит себе да мчит. Со Временем наперегонки. И хоть мгновенья, чего греха таить, свистят, как те самые «пули у виска», их словно бы, и не замечаешь.

           Ведь родители-то наши живы, а значит все у нас еще впереди и это «впереди», в обязательном порядке выкрашено в розовые и голубые тона.

           И чего только за окошком не мелькает – реки, леса, города, страны, природные явления разные – глаз не оторвать!..

      Преинтересное путешествие, Жизнь эта самая – так и тянет излить душу:

 

                                                   Извечная нота

                                                                    почтового рога,

                                                   И снова – дорога,

                                                                    дорога, дорога…

                                                   Под скрип дилижанса,

                                                                    или шелест волны –

                                                   Неважно, мы едем,

                                                                     а значит –

                                                   Вольны.

 

  Есть, однако, в Дорожном Уставе одно железное, испокон веков действующее правило: на каждой из бес­численных остановок кто-то непременно должен войти, а кто-то – наоборот – сойти. Про таких вот, сошедших, в боль­шинстве случаев говорят: «Все, отъездился, бра­ток…»

       Но, с другой стороны, а как же иначе-то?

       Ведь Автобус, хоть и здоровенный, а все-таки не резиновый. Элементарная логика. Задние что есть мочи напирают на передних, так что volens nolens прихо­дится выметаться. И хотя остановок никто не объяв­ляет, каждый пассажир кожей чувствует – на какой из них его песенка будет спета…

       Время – скачет. Автобус – катит, деловито всасы­вая по Дороге одних путников и выплевывая других.

       Что твой пылесос!

       И вся эта малина продолжается до тех пор, пока не приходит черед наших с вами предков.

       Все происходит в мгновение ока.

Бац – и вот мы уже под натиском все прибы­ва­ющей толпы, оказы­ва­ем­ся бесцеремонно выпихнутыми на переднюю площад­ку…

        А перед нами – НИКОГО.

        Пус-то-та.

        За окнами – неизвестно откуда взявшиеся сумер­ки. Еще минуту назад, их точно, не было… Липким холодом тянет изо всех щелей. По всему видать – ноябрь на дворе. А с ним – и дождь, и ветер, и слякоть по колено – все, как положено.

        Бросаем взгляд налево, пытаясь определить: кто же управляет этой адской машиной?..

        Но служебная дверь задраена наглухо – не уви­дать, не докричаться.. Ясно одно: если водитель, то ОН, а водительница – ОНА…

        Тут зеркало, висящее рядом с выходом, бесстраст­но отражает наши растерянные лица и…

       Мы, впервые в жизни, с ужасом осознаем:

       НИКАКИЕ МЫ БОЛЬШЕ НЕ ДЕТИ!

       Со сверкающего стекла, смотрят на нас, почти что чужие лица, уже более чем взрослых дядь и теть…

  И жаль, ох как жаль становится бездарно упущен­ного времени…

  И чует, чует сердце, что следующая остановочка – НАША.

  Самая, что ни на есть Конечная.

  Под кодовым названием: «Гаплыковка».

      Куда ж она, распроклятая, денется!..

      И вот уже Автобус начинает предательски тормо­зить, а в памяти вспыхивает неизменное: «Пора мой друг, пора…»

         Дверь зловеще распахивается и… перед глазами встает леденящая душу, картина!..

         Стоп. Хорошенького понемножку.

         Ну-ка, немед­ленно забудем все, чем я вас только что настращал. Увлекся, видите ли, без всякой меры, драматическими эффектами.

         Что ж, с кем не бывает…

         На самом-то деле, все обстоит по-другому. Нет никакой, к чертям собачьим, Конечной Остановки. Вот Пересадка, та действительно есть, как пить дать. У нее, кстати сказать, много разных названий.

         Например: «Переход Энергии», «Жизнь после Жизни», «Качес­твенное Обновление», Переселение Душ»…

        Я же окрестил ее по-своему: «Трамплином в Вечность». В такую, знаете ли, Большую и Красивую. Словно праздничный торт, на юбилее у самого Господа Бога.

И если только в Пути, мы вели себя, как следует, то рано или поздно – все Там будем, не извольте усомниться.

         И возрадуемся мы.

         И просветлеем душой.

         И снова ощутим себя лучезарными карапузиками – помните таких?

    Только, на сей раз, уже в Стране, Где Хорошему Не Бывает Предела.

         Представляете!?

         Все абсолютно счастливы, и при этом, средь них – ни одного идиота!

         Да, все это будет, но когда-нибудь потом, а пока…

    А пока, трясясь в общем для всех нас стареньком Автобусе, будем – что есть сил – любить не только своих близких, но и своих БЛИЖНИХ.

         Ведь, если средство передвижения – это Земля, а Путь впереди – Жизнь, то Любовь – не что иное, как Свет в Пути.

        И еще одно.

        Что бы с нами впоследствии ни случилось, на все времена запомним: это ни в коем случае не конец.

        И даже не начало конца.

        Это – всего лишь

                                                  КОНЕЦ НАЧАЛА.

 

 

 

 

                                          ПРАВИЛА ХОРОШЕГО ТОНА

 

                                                                            Из всех плодов наилучшие приносит

                                                                 хорошее воспитание.

                            Козьма Прутков.

 

          Ну-ка, мужички, признавайтесь, кто из вас не знает элементарных правил хорошего тона?

               По внезапно обрушившейся тишине, делаю вы­вод: все в курсе. А если кто и выпал из обоймы знатоков, то разве ж такой признается?

          Думаю, никто особо не возражал бы против того, например, чтобы впускать женщин первыми, а выпус­кать – последними. Если, конечно, там, где дамы нахо­дились, им не было слишком скучно. Или же против того, чтобы помочь слабому полу в одевании, а тем паче – в раздевании. Особенно, если поблизости нет свидетелей.

            Я уж не говорю о тривиальном предложении руки. В качестве обычной опоры, конечно. А сердце, пока, лучше верните назад, в грудную клетку.

            Авось, еще пригодиться.

Этот курьезный случай произошел со мной еще в старые добрые студенческие времена. Стоял (чтоб не сказать «висел») необычайно жаркий сентябрь. Я возвращался домой с лекций. На трамвае. Таких сейчас уж и не встретишь – тряских, деренчащих, и поминутно дилинь-дилинькающих. Но как раз этим-то и милых.

            Ну да ладно. На лекциях великолепно выспался, так как профессора попались подслеповатые, и чув­ствовал себя свежим, бодрым и готовым, что назы­вается, «к труду и обороне».

            Еду, значит. Толкучка такая, что все стоят «по стойке смирно». Кстати, именно такой вот, транспорт­ный «комфорт» я называю «местом, где стираются грани между умственным трудом и физическим».

            Вижу, чуть впереди стоит барышня. Ничто не поме­шало бы мне обратить на нее внимание, потому как была барышня вполне в моем вкусе.

            Не из тех, знаете, которые, кое-как отмахав «полтора коридора», разыгрывают             великосветских леди и томно рассказывают романтические истории никогда с ними не происходившие.

           И не из тех, наоборот, которые, получив полный комплект образования, ударяются в феминизм, мате­рясь на всех углах похлеще матерых грузчиков.

           А уж тем паче не из тех, которые, вырядившись в «последний писк», кстати, идущий им не больше, чем вороне – павлиньи перья, и с тонной грима на претен­циозно намурмоленной физиономии, праздно дефили­руют по «бродвеям местного значения», погля­дывая на прохожих с таким видом, будто каждый из них должен им, минимум, по сотне баксов.

           Другими словами – классная была барышня.

           Интеллигентная.

           С такой всегда найдется, о чем поговорить. О том, к примеру, как понимают правила хорошего тона дру­гие народы. Туземцы с островов Зеленого Мыса, от из­бытка чувств, трутся носами. Эскимосы – те в качестве приветствия показывают друг другу языки. А вот в некоторых африканских племенах, совершенно непри­личным считается появление в обществе без специ­альной повязки над левым коленом. И это, знаете, при полном отсутствии всяких других повязок, в том числе и набедренных.

           В общем, с информацией как-нибудь разберусь.

           Но как же с ней познакомиться?..

           Решение органически вытекало из воображаемого  разговора. Просто при выходе из трамвая предложу даме руку. Заодно, проведу тест. Если действительно душевный человек – не шарахнется, оценит. А там – слово за слово…

Занял я, значит, позицию, способствующую осу­ществлению моего замысла – поближе к дверям – и жду.

            Трамвай, щелкает остановки – что твои орехи. За окошком уже массив какой-то новый, «куда и серый волк костей не заносил», а барышня моя – ни с места. Наконец, вижу, пробирается к выходу.

            Др-р-р-р-р-р-р – бумц.

            Остановка.

            Я живехонько так выскакиваю и готовлю орудие знакомства. Руку, значит. Идеально рассчитываю общее расстояние до объекта. И, в частности, до его локтя. Ну и, конечно, количество впередиидущих. Их трое. Вижу, вываливается первый. Второй…

            И тут, что-то, на секунду отвлекает внимание. Тем временем, ощущаю на своей руке, атласную кожу драгоценной ноши. С плавной уверенностью, опускаю ее с крутых ступенек вниз, победоносно поворачиваюсь и…

            Вижу перед собой восьми или десятилетнего мальчика, которого нежно держу за покорно вздер­нутый подбородок. Оказывается, за этот самый подбо­родок, так напоминавший на ощупь изящный девичий локоток, я только что свел его с высокой трамвайной площадки, прямо на глазах у ошарашенных пас­сажиров. Не иначе, как этот «юный следопыт» в последний момент про­толкался вперед моей пассии. Ее давно уже и след простыл, а мы с пареньком так и остались стоять друг напротив друга…

             Моя рука накрепко прикипела к его подбородку – точно просоленная клешня контр-адмирала к штурвалу тонущего флаг­мана. А мальчик, с опрокинутой головой, смотрел на меня своими невинными голубыми глазами, застыв в благоговейном ужасе. Ни дать, ни взять – жертвенный агнец, предназначенный закланию…

            Опустим же завесу жалости над концом этой сцены.

            С тех пор у меня выработался железный рефлекс: перед «приручиванием» какой-нибудь дамы, тщатель­нейшим образом убеждаться в отсутствии близ нее посторонних предметов. Ну, знаете, разных там кипя­щих чайников, мужских коленок, бикфордовых шну­ров, кошачьих хвостов, и так далее. В особенности же, опасаюсь я предательски гладких мальчишеских подбо­родков. Прям, «подбородофобия» какая-то…

             И вам, любезные друзья, во избежание подобных казусов, искренне советую, не покладая рук, штуди­ровать эти коварные правила.

             Правила хорошего тона.

 

 

 

 

 

 

 

                                    ЛИЛИ

 

                        ФИЛОСОФСКО-ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ

 

 

 

 Et  nunc  et  semper.

 

 

 

                                                  ПРОЛОГ

 

Любовь – это пространство и время,

измеренные сердцем.

М. Ост.

 

Многие из нас представляют себе Время не иначе, как страстным любителем скоростей, и небезосновательно: возница, Хронос – действительно отменный.

Да и вороная четверка, влекущая крылатую колесницу, подстать своему хозяину – этим вечным скакунам нет равных во Вселенной!

 

                                    Тик-так – летит,

                                               тик-так – искрит,

                                    Из-под сверкающих

                                              копыт!..

 

И вот ведь что интересно: хотя от этого «тик-таканья», иной раз, голова раскалывается, самих Тик-такеров – не видать.

Приземлит ли нас неудача, вознесет ли успех –  перед глазами всегда одно – Радужный Блеск…

Но ведь и рекордсменам отдыхать когда-то надо!

В таких случаях – а бывают они ох, как редко! – Хронос-Время, не мудрствуя лукаво, даже не распрягая своих рысаков, усаживается на пыльную завалинку очередного Столетья и, знай себе, щелкает ядреные семечки Дней…

Казалось бы – отличный повод отдышаться и нам, грешным…

Но где там!

Результат-то, все равно один и тот же: не успел родиться – будь добр, отправляйся в школу, не успел нагуляться – на пороге женитьба. Далее – альтернатива. Карьера или развод – это уж как получится. Ну, и все такое прочее – чем дальше, тем грустнее…

Я уж молчу об этой возмутительной поправке на систематическое ускорение.

И никакой тебе романтики, никакой поэзии: так уж сложилось – маловато для них места в нашей прагматичной каждодневщине!..

Барахтаемся, чтоб было место под этим солнцем, но еще лучше – солнце под «этим местом».

А тут еще эти вечные игры со Временем… Жмурки и догонялки, в которых, как ни верти, всегда прячешься ты, а убегают – от тебя…

Да, что и говорить, быстротечная штука, Жизнь – ни дать, ни взять – горная река без фарватера…

Можешь плавать, нырять или пускать пузыри по выбору, но одно знай точно: на все это удовольствие дается не так уж и много времени.

Семьсот тысяч часов, да и то, если очень повезет!..

Что ж, друзья, тем более, странствуя по свету, не будем закрывать глаз!..

 

 

 

                                                     I

                                

                                 СОН НА НОВОМ МЕСТЕ

 

История, которую я хочу вам рассказать, представляется мне исключительно жизненной, поскольку и сам этот мир жив, отнюдь не правилами, а исключеньями…

Весна выдалась на удивление теплой, и в равной же степени хлопотной. Всевозможные дела и безделицы буквально наступали друг другу на пятки, оставляя весьма мало времени на мысли, хотя подумать-то всегда есть о чем.

Особенно, если есть – чем.

В полном соответствии с принципом очередности, наступил прекрасный месяц май, в первой половине которого значился мой день рождения – нелегкая его забери!..

В общем, если уж на то пошло, из всего обилия праздников, по-настоящему достойна внимания лишь следующая троица: Новый Год, Пасха, да еще день Святого Валентина, остальные же – типичная окрошка из различного рода амбиций. Несколько категорично, зато честно.

Но, давайте познакомимся поближе.

Я – Хрис, один из бесчисленных чад Адама и Евы, находящийся в расцвете лет и соединивший славянскую и греческую кровь. Музыкант, литератор и график в одном лице, а также романтик – по совместительству. Впрочем, о последнем качестве, вы и так уж догадались.

Таков мой прозаический облик.

А вот и стихотворный:

 

                              Мне ничего не позабыть,

                              И никого мне не обидеть –

                              Так создан я:

                                                  люблю любить,

                              И ненавижу

                                                  ненавидеть!

 

Дабы не создалось впечатления, что рассказчик метит в эталоны, упомяну и о негативе. Об идеализации фактора внешности, а также, излишней вспыльчивости и подверженности сомненьям, например.

Впрочем, именно сумма наших достоинств и недостатков слагает личность, не так ли?

Да уж, профессий хватает. Но и хобби мне не занимать – психология, философия, сексология… Глав- ным из них, однако же, являются сверхъестественные существа. Духи, привидения и всевозможные пришель- цы из параллельных миров, грезящиеся творческому воображению денно и нощно…

А что, может когда-нибудь, действительно удастся раздвинуть ужасающе тесные рамки реальности и наладить контакт с одним из этих таинственных гостей?

Но интересы – интересами, а повествование – повествованием.

 

Надо сказать, что в описываемое время, я пере- живал серьезный душевный кризис, а вследствие не- подобающе легкомысленного отношения государства к творческой интеллигенции, был, к тому же, весьма стеснен материально. Поэтому, наряду с некоторыми из коллег, зарабатывал заказами, колеся по различным населенным пунктам, как необъятной родины, так и не слишком дальнего зарубежья.

В одной из таких, наполовину вынужденных творческих командировок, пребывал и на сей раз.

Дела задерживали живописном, XII века, городишке N на целых три дня, вместо запланированного одного. Ввиду сложившихся обстоятельств, с недовольным видом сдав заблаговременно взятый билет на вечерний поезд, ваш покорный слуга отправился искать пристанища на ночь.

Поскольку все четыре центральных отеля были забиты битком, пришлось переметнуться на периферию  и там, в конце концов, нашлось-таки некое подобие гостиницы, переживающей явно не лучшие свои времена.

Однако же, если Бог захлопывает дверь, значит непременно, где-нибудь, распахивает форточку!

Сие трехэтажное, вместе с мансардой, строение, как будто выхваченное из контекста предыдущей эпохи, почти вплотную, примыкало к лесной зоне, что приятно удивило столь ярого приверженца флоры и  фауны, как я.

Деревья!.. С первых проблесков сознания любил это молчаливое ветвистое общество, а уважаемых представителей его, ласково называл по-своему: «телодревья»…

Спать в этих краях ложатся рано, потому никого из постояльцев, на подступах к гостинице, не встретилось. Обычно, коммуникабельность шла со мной рука об руку, но в данной ситуации более желательным было как раз безлюдье.

«Вот и славно, обойдусь без лишней болтологии на сон грядущий» – зевнул я и позвонил в висящий над дверями старомодный колокольчик.

«Тинь-тирлинь – надтреснуто откликнулся тот, всколыхнув патриархальную тишину предместья.

Открыл сам хозяин – весьма пожилой, дворянского вида мужчина с живым, приветливым взглядом светло-голубых глаз. Этот симпатичный человек, по-видимому, имел обыкновение встречать гостей лично.

Господин Алекс, церемонно приветствовал гостя и кряхтя – эх, старость – не радость! – проводил по жалобно скрипящей лестнице в единственный свободный номер, расположенный под самой крышей.

«Вообще-то, мы не сдаем его – заметил мой провожатый – поскольку это крохотный, но все же музей… ну, или вроде того. Но для вас, так уж и быть, сделаем исключение – умаялись, видно, не на шутку».

Он не ошибся – я уже ног под собой не чуял. Слипающимися глазами, все же отметил любопытную обстановку – сплошной антиквариат с преобладанием зелено-бежевых тонов – и, кое-как раздевшись, отбыл в таинственное царство Морфея…

Сон, приснившийся мне в ту ночь, оказался более чем примечательным.

Первым, что открылось взору, был целый ряд ослепительных вспышек – алых, золотых, сиреневых, бирюзовых. Мощные энергетические всплески, напоминающие некий божественный фейерверк, символизировали бесчисленные цивилизации, затерянные в потаенных глубинах звездного пространства.

С неослабевающим интересом я наблюдал, как появляются и исчезают эти искрометные, полные жизни миры, хотя, интерес мой был практически лишен эмоциональной окраски. Так, наверное, небесная твердь созерцает извечную смену весен и зим.

Но вот безмятежному спокойствию наступил конец, поскольку все вокруг поглотила сплошная и как бы одушевленная чернота.

Неизвестно, сколько времени прошло – год или столетие, как вдруг ситуация в корне изменилась.

Во тьме возникло, непонятным и чудесным образом высвеченное, женское лицо… Лицо это то удалялось, то приближалось, и вне зависимости от этого, я бежал. Бежал, задыхаясь, падая и поднимаясь вновь – сквозь это гулкое, вязкое, черное Нечто, в тщетном  стремлении настичь свою хрупкую Мечту и увезти ее туда, где рождаются Улыбки и умирают Печали…

Впрочем, был один момент, когда чудом удалось перелететь через бездонную пропасть и приблизиться на нужное расстояние. С замиранием сердца протянул руку, и… увидел, что держу всего лишь искусно раскрашенную фарфоровую маску.

Но вот, «утеха лицедея» стала рыхлой, словно цветной кисель, а секунду спустя и вовсе – растеклась водой сквозь пальцы…

Иллюзия? Ложь?

Нет, просто кто-то невероятно изобретательный в своей жестокости, пытался сломить мой дух, завладеть сознанием…

О, что это было за лицо!.. Тонкие черты его казались несколько размытыми – как на подмокшей акварели, но – клянусь! – встретив эту женщину наяву, я непременно узнал бы ее…

А, может быть, я уже имел такое счастье: встречаться с ней? Нет, не в этой, конечно – в прошлой жизни?

Увы, знание это, подернутое непроницаемой пеленой загадки, не выразить словами…

 

 

                                                        II

                                     

                                  ЧУДНОЙ СОБЕСЕДНИК

 

С утра были тонкие трели жаворонка, спешка, полупрожеванный завтрак, а далее – день, такой себе объемистый сундук, до отказа наполненный ворохом дел. Конечно, пришлось здорово подсуетиться, но зато управился еще засветло, даже договор на закупку арт-мистерии подписать успел.

Поскольку часть гонорара была уже на руках, то в близлежащем кафе, не без помощи «лангуста по-новозеландски» и бутылки «Shabli», устроил желудку нас- тоящий праздник.

До праздника души, однако, ситуация пока что не дотягивала.

Душа – капризная субстанция… Иногда – побуждает мир спасать, а после хнычет – то ли не тот мир спас, то ли не тем способом… А иногда – слепой дождик брызнет – она и счастлива.

От ерунды.

Под элегантный рокот фортепьянного джаза, я собирался уже перейти к заключительному этапу трапезы – десерту со взбитыми сливками – как вдруг ко мне подсел один забавный субъект.

Веснушчато-рыжий, неопределенного возраста, он был одет в драную джинсовую пару но, по всему видать, не из желания следовать последней моде, а по гораздо более прозаической причине. Через плечо у «прозаика поневоле», висела, относительно новая фирменная котомка, на которой значилось ярко красное: «ROLAND».

– Здорово, корешок!.. Не помешаю?.. – за его залихватской раскомплексованностью, явно скрывалась неуверенность.

– Здоров, коль не шутишь!

– Сигаретку стрельнуть можно?

– Стреляй, раз уж ты такой снайпер.

– Кстати, меня Роландом зовут. Роликом, значит.

– Да уж догадался… А я вот – Хрис.

– Что-то я тебя раньше здесь не видел. Небось, не здешний?

– Так, командировка. А ты, коренной, что ли?

– Наполовину… Была хата, да сплыла…

– Как это?

– В бильярд проиграл… Нет, серьезно.

– Эх ты, жертва азарта… Что ж, сочувствую… Ну, а на кого учился и чем живешь?

Мне послышался грустный вздох.

– Колледж музыкальный за плечами. Прочили большое будущее, да малость сбился с пути… Теперь, вот, халтуряю, по случаю… Гитара, губная гармошка…

– О, музыкант! Коллега, можно сказать…

Тут Ролик сменил тон с эпического на умоляющий.

– Послушай, у меня тут проблема…

– Понял, на опохмел не хватает. Трешкой обойдешься?

– Да я не про то… Проблема моя покруче будет. Видишь ли, друг по контракту на год уехал, а квартиру – мне доверил…

– Ну и?

– Так вот, в квартире той дух завелся… Шумит, всю ночь, спать не дает, нервы так мотает, что будь здоров!.. Часом, не подскажешь, как с этим извергом бороться?

– А может это, все же, соседи?

– Да нет, какой там! В самой квартире это происходит! Матерится, проклятый, даже за уши щиплет. Вот, видишь?..

И, откинув спутанную шевелюру, пострадавший  продемонстрировал один из своих, несколько деформированных органов слуха. Ни дать, ни взять – красный чебурек.

Я сокрушенно покачал головой.

– Да уж, не повезло тебе, братишка…

– Так каков будет вердикт?

– Похоже на работу полтергейста.

– Пол – тер – гей - ста? Что за слово такое? На «полтораста» похоже…

– Так называют шумных и агрессивных духов.

– И какова же техника безопасности?

Я поскреб в затылке, перебирая в памяти представителей веселой компании: дюббуки, големы, утбурды, плакальщицы, гоблины, богарты, суккубусы, унди- ны, двойники… Ага, вот они – полтергейсты.

– Ну, главное – их не злить, не то хуже будет… Насколько я знаю, дух уходит сам. Нельзя же морочить голову лишь кому-то одному!..

– Хороши утешения, нечего сказать…

– Да уж какие есть. Кстати, на стенах письмена не появились?

– Вроде пока нет…

– Ты еще скажи «спасибо». Видать, неграмотный дух тебе попался.

– Ну, положим, на то, чтоб мою личную жизнь исковеркать, образования ему хватило… Всех баб разогнал, мерзавец!..

– Серьезно!? А мне вот, за неимением помощни- ка, самому пришлось трудиться…

– Ты, конечно, вправе смеяться, но мне совсем не до смеха! Однажды, когда меня в хате не было, гад краны открыл и форменный потоп устроил. В другой раз, и вовсе гроб заказал – ну, который с доставкой на дом… А в прошлую пятницу, даже показался мне…

– Иди ты!.. Полтергейсты – невидимы.

– Показался – и все тут! – отрезал рассказчик. – Просыпаюсь, значит, от шума, свет включаю и… Стоит мужик голый посреди квартиры, на меня в упор уставился – вот-вот дыру протрет… Бледный весь, а глаза – красные, как у кролика… Я чуть сознание со страху не потерял!..

– Ну, а дальше-то что было?

– Н-н-н… не помню…

– Значит, все-таки, грохнулся в обморок?

Ролик виновато опустил голову.

– Ты на моем месте, еще и не так бы грохнулся…

Внезапно, меня осенила догадка.

– Послушай, а есть у тебя в доме зеркало?

– Ну, есть… А причем тут оно?

– А притом, что это себя самого ты и видел. В зеркале отраженного. Понимаешь теперь?

Мой собеседник вытаращил глаза.

– Неужели, такое могло произойти?.. – растерянно протянул он. – Да, видать, очень я был хорош, если себя за духа принял… Ну, и что ж теперь делать-то?..

– А то, Ролик-алкоголик, что пить надо меньше. По крайней мере, крепких напитков. Не то – закончишь белой горячкой!

Я глянул на часы и встал, собираясь откланяться.

– Как, и пиво нельзя? – испугался он.

– Отчего же, можно, только хорошего качества и в разумных пределах. Да, пока я не ушел… Вот тебе десятка. «Кромбахером» побалуйся, что ли.

– Гран мерси… – Роланд задумчиво посмотрел вдаль. – Знаешь, я, пожалуй, найду десятке лучшее применение, Схожу в выходные на толкучку, да куплю одну книгу…

– Какую же, коль не секрет?

– Хорошую. Про полт… полтергейстов. Надо же когда-нибудь восполнять пробелы в образовании…

– Ну, что ж, в этом есть свой резон. Отныне, ты – Ролик-трудоголик! Желаю, как можно скорее, договориться со своим духом.

– Да уж будь спок. – Идея, с книгой, как видно, вдохновила моего собеседника. – Когда приедешь сюда в следующий раз – он будет мне, как отец родной!

– Ловлю на слове. Ну, мне пора.

– Послушай, ты всегда так спешишь?

– Есть немного…

– Тогда позволь дать тебе один совет.

– Валяй.

– Не торопись, а то успеешь.

– Гм… Постараюсь запомнить.

Подобно старинным знакомцам, мы обменялись крепким мужским рукопожатием.

– Ну, бывай, Ролик!

– Бывай, Хрис!

Уже выйдя на улицу, непроизвольно улыбнулся: «Да, самобытный типус… Не без позы, но с позицией. Давненько не встречал такого… полтергейстоведа.»

 

 

                                                     III

                             

                               НЕОЖИДАННАЯ НАХОДКА

 

Настроение мое поднялось, успешно достигнув тона «ля», ведь по принятии нормальной пищи да еще в нормальной компании, всегда чувствуешь, что «человек – это звучит гордо».

Должен заметить, что держится это удивительное состояние с полчаса, а пеший путь до отеля занимал, приблизительно такое же время. Вот я и решил подзарядиться озоном, а заодно – составить хоть какое-нибудь мнение о здешней архитектуре.

Правда, впитывая шарм достопримечательностей, умудрялся думать и о сне. Нечто символическое было в нем, может быть даже пророческое…

Результатом беглого осмотра, остался доволен: несмотря на относительно скромные размеры городка, здания, в основном, были по-столичному внушительны, а обитатели их – наоборот – не по-столичному благожелательны. При этом, водились и зелень и влага, позволявшие дышать не напрягаясь. Своеобразное смешение архитектурных стилей, прямо-таки радовало глаз. Да и старинные крепости-храмы, расположенные на живописных холмах, впечатляли.

Но какие же это впечатления, да без контрастов!

Проходя по одной из центральных улиц, не мог не обратить внимания на эксклюзив – вырвиглазовский рекламный щит следующего содержания:

«Всего лишь за 5 у.е. измерим уровень вашего таланта.»

Наблюдая такую, кристально-чистую наглость, право же, не знаешь, за что хвататься – за живот, или за дубину…

«Эх, уважаемые господа технократы, прежде чем морочить людям головы, обратились бы лучше к хорошему психиатру, дабы измерил он уровень вашей вменяемости!..»

Хотя, совершенно очевидно, что многие отослали бы в психушку не их, а как раз меня, способного, скажем, вместо выполнения горящей работы, добрых полчаса гоняться по квартире за каким-нибудь ночным мотыльком, тщетно стараясь направить его полет в открытое окно…

И это вместо того, чтоб поступить гораздо практичней: просто взять, и безжалостно прихлопнуть беднягу, своим мельтешением поневоле мешающего со- средоточиться. Секунда – и готово дело.

Сон, невероятный сон… Нет, он отнюдь не закончился, но начал жить своей, самостоятельной жизнью. Да, теперь он – часть яви, так же как и явь – часть его…

Уже на завершающем участке шедшей в гору дороги меня, полного возвышенных мыслей, трижды пытались соблазнить: один раз – гид какой-то захудалой экскурсии, а дважды – местные представительницы древнейшей профессии.

Над входом в их веселое заведение красовалось пикантно-глубокомысленное:

«Женщина думает тем, о чем думает мужчина».

При виде одной из этих секс-коммерсанток, я так и прыснул со смеху: представите себе этакую развеселую пышку с сине-красным панковским гребнем на бритой голове, и потешным бантом на попе, да еще вступившую в тот интересный возраст, когда притягательная сила физических прелестей только-только начинает сменяться отталкивающей.

Естественно, я отказался и от вертикальных видов и от горизонтальных: на первые не было сил, на вторые – желания.

«Ну вот – подумалось на пути к своей тьму-таракани – конец скитаниям, завтра, ту-ту – и домой – в свои законные двадцать три с половиной квадрата, которые вот уже десять лет служат мне верой и правдой. Мастерская, студия, гостиная, спортзал и спальня – пять в одном. Все подобрано с учетом личных интересов – ни одной лишней детали. Но главное – квартирка по всему периметру выложена энергетическим буфером книг…

Хотя… Что ждет меня, там?

Разве что, одиночество в интерьере печальных воспоминаний. Отгоревший огонь, отзвучавшая песнь...

          Вначале, правда, спасаясь от разрушительных пе- реживаний, серьезно отрывался на творчестве, но потом – даже оно радовать перестало. За недостатком достой- ного стимула, точнее – стимульши…»

Мысли, какими бы они ни были, всегда сокращают путь – и вот уже крутой поворот дороги обнаружил мой, видавший виды, гостиничный приют.

С высокого холма, на котором здание было расположено, городок просматривался, как на ладони – такой весь чистенький, нарядный, подстать рождественской игрушке, которую до сих пор некому было подарить…

«Смотри-ка, еще минуту назад, мечтал – как бы слинять отсюда поскорее, а теперь… Ума не приложу – и когда только со мной случилась эта странная перемена? Ведь прошла, всего-навсего, пара дней, а уже успел привыкнуть к этим местам, словно к родным!..

Неужели завтра и впрямь придется помахать всему этому ручкой?..

А куда денешься-то! Придется, как пить дать…»

Уже не в первый раз я проходил мимо большого старинного зеркала, украшавшего вестибюль гостиницы, но всегда смотрел скорее не в него, а на него. Сегодня, однако, что-то заставило меня сделать исключение…

Вы не поверите, но едва я остановился напротив полированного овала, как по нему, словно бы прокатилась золотистая волна. Прокатилась – и, как мне показалось, унесла с собой слой отражений трехсотлетней давности.

При первом же взгляде на сверкающий экран, у меня мурашки пробежали по коже. И было от чего.

Человек, смотревший из зеркала, был и мною, и не мною одновременно. Относительно внешности, сомнений не возникало, но одежда… Широкая блуза, узкие, чуть ниже колен штаны, башмаки с пряжками…

Он улыбнулся и протянул мне руку, словно хотел поздороваться…

Но что это?! Моего странного двойника прямо на глазах без остатка поглотила зловещая тьма…

Еще одна золотистая волна – и вот уже в зеркале отражается прежний «джинсовый» Хрис…

«Так, надо устраивать себе отпуск, и немедленно! – очумело мотнул я головой. – Вон, от усталости уже галлюцинации начались… Этак и в «палату номер шесть» угодить недолго!..»

Поскольку обратный билет был заказан прямо на завтра, у меня оставался один-единственный вечер на осмотр живописных гостиничных окрестностей.

Переодеваясь для этой цели, я вдруг увидел ранее ускользнувший от моего внимания предмет. Предмет этот, висевший в укромном месте, оказался, на поверку, карандашным портретом, в правом углу которого, помимо подписи я разглядел посвящение: «Моей улыбчивой печали».

На пожелтевшем от времени картоне, была изображена молодая женщина…

Волна темных, с блеском волос, легкая, подернутая грустью улыбка, характерный разлет тонких бровей, невероятные – в пол-лица – глаза.

Удивительный взгляд – сама любовь, само понимание...

Да ведь это же…

Я так и обомлел: это была та самая женщина – из сна!..

В срочном порядке, разыскав хозяина, оказавшегося в своих апартаментах, так и забросал его вопросами – мол, кто это и откуда?..

Старик внимательно посмотрел мне в глаза, и отложил толстенный, в кожаном переплете, альбом, который держал в руках. Затем отключил телефон и предложил присесть, плеснув в стаканы старого бренди из взятой в баре бутылки.

Несколько минут прошло в полном молчании: очевидно рассказчику необходимо было сосредоточиться…

Это время я посвятил изучению видимой части  помещения – просторной двухкомнатной квартиры, в смысле интерьера во многом перекликающейся с некоей антикварно-букинистической лавкой.

«Эх, порыться бы, как следует, в этом добре!..»

Обилие старинных фолиантов, несколько вазонов с цветами, множество экзотических украшений, очевидно привезенных с разных концов света. Еще – классического направления картины и целая коллекция пожелтевших от времени фото, которые принято называть дагерротипами. Интересно, что повсюду встречался милый сердцу меандр – уж не прозрачный ли намек на происхождение хозяина?

Во всем – прямая ассоциация с крохотным островком архаики посреди великого урбанистического океана…

Интересно, счастлив ли единственный обитатель этого диковинного, почти не тронутого цивилизацией, мирка?

Очень на это надеюсь…

Впечатления достойно завершал великолепный вид, открывавшийся из широкого, настежь распахнутого окна, расположенного как раз напротив старинного стола, за которым мы сидели.

Светло-зеленая с голубым отливом, средь фиолетовых намеков, нескончаемая череда лесистых холмов и безудержный небесный простор над ними – лучший в мире холст, слегка отмеченный уже искуснейшей кистью живописца-Заката…

Поверх линии горизонта только начали проступать неясные очертания берилловых лагун, опаловых лиманов, перламутровых озер…

Наступало, столь любимое мною время суток, когда лимонно-розовые солнечные блики, подобные оконцам в неизведанный мир, неспешно скользят по стенам и предметам…

Близилось время, полное безотчетных внутренних переживаний, невысказанных желаний, тайных надежд на счастье, и называлось это время: Преддверие Сумерек…

 

 

                                                        IV

 

                                                  ЛЕГЕНДА

 

Затаив дыхание, я ждал, и вот что господин Алекс поведал мне:

«Странная это история, сынок и, к тому же, ей уже около трехсот лет… Из поколения в поколение   передается – нечто вроде местной легенды…

В те времена на этом самом месте был небольшой постоялый двор. «Платановый рай», назывался. Построил и содержал его, кстати, еще мой прапрадед. Местечко, должен сказать, было бойкое и, несмотря на дальнее расположение, весьма популярное как у местных, так и у приезжих. Все – и стар и млад, любили погудеть здесь на славу!..

Так вот, служила тогда здесь одна девушка. При драматических обстоятельствах она потеряла всех своих близких еще в трехлетнем возрасте, так что мой древний родич приютил сиротку, и воспитал, как родную дочь. Красивое у нее было имя – Лилиана, и шло оно ей, потому как и сама была редкостной красавицей. Девушка недурно шила, и умела создавать наряды почти из ничего, искусно сочетая цвета и линии но, думается, ей пошли бы, даже лохмотья какие-нибудь…

Лили – так прозвали ее – веселым нравом, матово-серебристым голосом, а главное – добрым сердцем, 

 умела как никто, расположить к себе. Да и умом Бог ее не обидел: нередкими были случаи, когда девушке удавалось не только урезонивать подвыпивших спорщиков, но даже прекращать, готовые вспыхнуть поножовщины…

Да что там говорить – завоевала она сердца, чуть ли не всех мужчин в округе. Но только никто не приходился ей по нраву. Легкий флирт, не более того. Конечно же, девушка ни в коей мере не была трусихой или привередой – просто ждала большой любви. Это сразу же можно было почувствовать, перехватив ненароком иной ее взгляд – влажный, мечтательный, полный темного огня…

И вот, как-то остановился у них на ночлег мужчина лет тридцати или тридцати пяти, назвавшийся Ставросом. Рослый, статный, с задумчивым выраже- нием больших, миндалевидного разреза глаз, он оказал- ся странствующим поэтом и художником. Поговаривали: его родной страной – далекой Грецией – правил турецкий ставленник-тиран, за пустячную провинность, жестоко расправившийся с семьей нашего героя. Та же участь постигла и многих других…

Ставрос в свое время неплохо изучил военное дело, и когда поднялось неизбежное восстание, стал его душой. Восстание, хоть и нанесло значительный урон правительственным войскам, все же, было подавлено, а молодой вождь, спасая свою жизнь, бежал – куда глаза глядят. Нигде подолгу не задерживаясь, менял он города и страны, пока не оказался в наших, Богом забытых, краях…»

В процессе повествования старина Алекс бурно жестикулировал и блестел глазами, словно и сам был очевидцем описываемых им, событий, в то время как я преданно смотрел ему в рот, боясь упустить хоть слово.

«Так вот – после небольшой паузы продолжал рассказчик – стоило Лилиане и Ставросу взглянуть друг на друга, как между ними проскочила, что называется, искра. Что ж, немудрено: великолепная была пара – такая подбирается раз в сотню лет…

Началась настоящая любовная сага – перемигиванья, знаки внимания, цветы. Дальше – больше – беседы, восторженные признания, романтические прогулки – места-то у нас вон какие!..

В один прекрасный день, совершая подобную прогулку, наши романтики до того углубились в лес, простирающийся на десятки километров, что заблудились… Лето в том году выдалось невероятно жаркое, и на исходе третьего дня, от голода, а главное – жажды, Лили впала в беспамятство.

И вот что удивительно!

Ставрос, сам полуживой от адской усталости и духоты, нес девушку на руках всю ночь – пока, наконец, не набрел на сторожку лесника. Последний к превеликому счастью не успел еще отправиться в ежедневный обход своих владений и смог оказать пострадавшим посильную помощь.

Это драматическое происшествие настолько сблизило молодых людей, что едва они пришли в себя, художник сделал девушке предложение, и она ответила ему согласием.

А какие портреты писал он с нее – просто загляденье!.. Все они давно уже канули в Лету… Впрочем, один-единственный карандашный эскиз – тот, что ты видел – каким-то чудом уцелел.

Существует еще и баллада, которую счастливый жених посвятил своей избраннице. Передаваясь из уст в уста, подобно всей этой истории, она дошла до наших дней. Уж не взыщи за исполнение».

И старик тихим, срывающимся голосом воспроизвел простую, но выразительную мелодию, растрогавшую меня до глубины души.

 

                                              Наступит время – научусь

                                              Беречь тебя и ждать,                                              

                                              В толпе легко распознавать

                                              Любимые шаги…

                                              Кто приручен, тот обручен,

                                              Но обречен страдать,

                                              А потому и ты, дружок,

                                              Все это береги. 

 

«Подготовка к свадьбе шла полным ходом, однако же, сыграть ее не успели…

Примерно неделю мятежный грек пробыл еще в «Платановом раю», а потом вдруг взял, да исчез – на радость ревнивым воздыхателям, да красавице на горе…

Начались поиски. Поди, пол-леса добровольцы обшарили, только все было напрасно…

И вот, через три дня по исчезновении художника, передают девушке короткую записку:

«Ненаглядная моя! Жду в полночь, на опушке, у строго дуба. Твой Ставрос».

Лили, конечно же, пришла, а точнее, прилетела на крыльях любви. Да еще надела лучшее свое платье – все в кружевах, снежно-белое – наверное, чтоб легче было ему отыскать ее в ночи…»

Господин Алекс сделал паузу и отхлебнул пару глотков бренди, видимо собираясь с силами. Затем продолжил рассказ.

«Девушка ждала суженого целый час – изволновалась вся. Нет его – и все тут! И вдруг, слышит из-за деревьев что-то вроде приглушенного смеха…

Оказывается, неудачливые поклонники нашей героини решили сыграть с ней злую шутку, состряпав это самое послание. Дескать, пусть помучается!.. Ну, и выдали себя, наблюдая из темноты за напрасным ее ожиданием…

Боже, что тут было! Лили, вне себя от отчаянья, схватила несколько камешков и швырнула ими в обидчиков. Те, основательно наклюкавшись, не остались в долгу. Да видимо не рассчитали ни сил, ни величины камней. Поэтому, когда один из них угодил девушке прямо в голову, она упала, как подкошенная…

Что и говорить, винные пары мигом улетучились, и ужаснувшиеся шутники так быстро, как смогли, доставили раненую к ближайшему лекарю. Но, оказалось слишком поздно: вскоре Лили скончалась, шепча в бреду имя возлюбленного…»

Тут рассказчик смахнул непрошеную слезу, за что нашел нужным извиниться:

«Что делать – как дойду до этого места – всегда плачу… Ну да ладно, недолго уже осталось.

Похоронили ее неподалеку от места трагедии – на самом краю поляны. Теперь уж могила почти сравнялась с землей. Но время от времени на ней, все же, появляются свежие цветы – эту печальную историю помнят многие… Скажу больше: одинокий холмик стал предметом паломничества влюбленных, и кто знает – сколько признаний и клятв слышали вековые платаны и сосны…

Ну, вот мы и подошли к самому главному: с тех самых пор, в наших краях появился призрак – стройная молодая девушка в длинном белом платье… Призрак можно было бы принять за реального человека, не будь он полупрозрачным и нагоняющим безотчетную печаль…

Редкие ночные путники, да прогуливающиеся парочки видели бедную Лили в полнолунье, блуждающей вокруг гостиницы. Видеть-то видели, но только издали: приблизиться никто так и не решился…

А она покружит – и уходит в темный лес – ожидать своего Ставроса…

Надо же, до сих пор не могут встретиться их души горемычные – видать мешает им что-то…

Так что, дружок, захочешь побродить – не забирайся в лес слишком далеко, а главное: не сходи с тро- пинки – она приведет куда надо…»

И, видя, что я настроен решительно, прибавил: «Ты, все-таки подумай хорошенько: сегодня, как ни- как, пик полнолунья – понимаешь, о чем я? Одно дело, наткнуться на опасность случайно, и совсем другое – искать ее самому. Призрак наш, конечно, безобидный – не сводит с ума, не нашептывает проклятий, не заманивает в пропасти, но все-таки, мало ли что…» – так за- кончил старик свой рассказ.

Мы попрощались, и я вышел за пределы здания – на вольный воздух.

Закат вошел уже в полную силу, и его вихрастые, лилово-пурпурные крылья распростерлись как раз за спиной, готовые нести куда угодно…

Я же, находясь под впечатлением от услышанного, некоторое время простоял в глубокой задумчивости.

«Лили, бедная Лили, хрупкая живая душа, ну зачем ты была столь доверчива? Почему не догадалась, не почувствовала?..»

И, внезапно понял: окажись на месте девушки – непременно поступил бы так же. Надежда – непостижимо-отчаянная вещь.

Перекрестье Жизни и Смерти!..

 

 

                                                     V

 

                                 СТРАШНОЕ ВИДЕНИЕ

 

Поскольку, до наступления темноты оставалось уже не более часа, решил не медлить – к чему же терять драгоценное время!

«Эх, старина Алекс, святая простота, ты, сам того не желая, только подхлестнул мое любопытство!..»

Пик полнолунья… Кому, как не мне, известно влияние этого «пика» на весь подлунный мир!.. Необратимость психических аномалий с одной стороны, и стихийных бедствий – с другой… Мании, самоубийства, землетрясения, цунами!.. До чего, все-таки, сознательное и бессознательное на белом свете связаны воедино!..

Не знай я всего этого шесть лет назад, наверняка бы сейчас рассказывал данную историю отнюдь не вам, а нашим с вами далеким предкам…

Мне тогда должны были делать срочную операцию, и так уж случилось, что полной луне предстояло быть безмолвным свидетелем происходящего. Едва я сообразил это, как, не поддаваясь ни на какие уговоры, подписал отказ от хирургического вмешательства, ведь пойди что-нибудь не так, и кровотечение было бы уже не остановить…

Лунное наводнение схлынуло и унесло болезнь с собой.

А полтора месяца спустя, когда рассказал о случившемся астрологу, с которым случайно познакомился, тот, по составлении моего гороскопа, просто обомлел: в день операции я должен был неминуемо отдать Богу душу…

Однако сейчас даже и астролог потратил бы время напрасно, поскольку я твердо знал, что вопреки любым предостережениям, просто обязан все увидеть своими глазами. Хотя бы потому, что шесть весен назад, мне было еще кому дарить цветы, а теперь… Теперь терять все равно нечего…

И если уж говорить начистоту, то я всегда мечтал столкнуться с чем-то, действительно загадочным, ирреальным, от чего бы дрожь продирала по коже…

Впервые, ощутил нечто подобное еще в глубоком детстве…

Тогда родители нечаянно закрыли меня в квартире, а сами укатили в гости. И вот, один на один с перегоревшей лампочкой и душой, заблудившейся в районе пяток, девятилетний сорванец, от начала и до конца, прослушал радиопостановку: «Тени забытых предков»…

До сих пор не могу забыть, как уже в финале, будучи завлеченным в сумрачные лесные дебри, герой – Иванко, все еще не подозревая страшной правды, с надеждой спрашивает призрак своей погибшей возлюбленной:

«Маричка, милая, ты ли это?..»

И слышит в ответ не только не женский, но и не человеческий хохот...

Звуки, последние в жизни.

Именно с тех самих пор, ничего не могу с собой поделать. Люблю бояться – и все тут. Очевидно, мой семнадцатый ген, отвечающий за тягу к экстриму, не- обычайно развит.

Конечно, вполне возможно, что все услышанное сегодня лишь красивая выдумка и не более того но, с другой стороны, – это все-таки шанс, и шанс редкий.

Чтоб я упустил его?

Да ни в жизнь!

Войдя в лес, просто поразился его очевидной древности и значительности. Стройные великаны-деревья, зачастую, раскидывали кружевопись своих ветвей на головокружительной высоте, что странным образом создавало атмосферу исполинского католического храма…

На толстый благоухающий ковер из травы и опавшей хвои струился мягкий полусвет, суливший уставшему путнику долгожданную прохладу. Кремовые и нежно-васильковые глаза цветов разглядывали меня с настороженным любопытством, и, кажется, на своем цветочном языке, обсуждали впечатления. Что касается грибов то здесь, то там являвших взору свои оранжевые шляпки, то они живо напоминали веселых лесных гномов. Даже скользящие мимо белки-летуньи выглядели непривычно серебристыми, а птичьи рулады, доносящиеся с далеких крон, словно с храмового клироса, и вовсе звучали ангельским пением.

Вспомните Тарковского…

 

                          …Людская плоть в родстве с листвой.

                              А мы чем выше – тем упорней.

                              Древесные и наши корни –

                              Тому порукой круговой.

 

Мир телодревий… Давно уже не доводилось видеть ничего подобного, скорей же всего – никогда.

Не удивительно, что, оказавшись вовлеченным в эту феерическую атмосферу, я сразу же вошел во вкус и вполне серьезно стал подумывать об увеличении круга друзей.

«А что, если мне встретятся грациозные дриады – девы, обитающие в древесных стволах, или сам лесной Бог – мудрый, косматый Пан, непревзойденный в игре на свирели, и вечно окруженный своей причудливой, добродушной свитой, состоящей из нимф, сатиров и силенов?»

Подойдет Пан ко мне, бородищей тряхнет, по пле- чу хлопнет, да и скажет:

«Ну что, Хрис, научить тебя, как обращаться с моей дудкой? Свиснешь разок, свиснешь другой, а на третий – проблем – как не бывало!»

Подбадриваемый такого рода соображениями, я относительно легко отыскал нужную тропинку, и смело направился по ней в глубь леса.

Однако не успел сделать и шага, как послышался странный, сдавленный стон. Точно внезапный порыв ветра пронзил вековую листву…

Мгновенно оттеснив элегические фантазии на второй план, мелькнула предупреждающая мысль:

«Что ты здесь делаешь парень, куда идешь!? Уж не хочешь ли повторить подвиг главного героя из «Теней забытых предков»? Ведь помнишь, же чем он кончил!..»

И сразу же, все мое существо захлестнула жаркая волна – так мощно кровь прилила к сердцу.

«Нет, сдаваться нельзя – все равно в этом мире ничего хорошего меня не ждет… Эх, будь что будет!»

Итак, я отправился дальше.

Буквально через несколько минут путь пересек, призрачно мерцающий рой. Представьте, движенья светлячков, не только не были хаотичными – наоборот – отличались поразительной организованностью!.. Эти крошечные крылатые существа выписывали, подчас, сложнейшие фигуры и, собираясь в пары, изысканно кружились на лету – как будто исполняли особый, воздушный вальс…

«А, может это и не светлячки вовсе, а послание из некоего Невидимого Мира?..»

Зрелище было исключительно красивым, так что, забыв о наставлениях хозяина гостиницы, я невольно оставил тропу и прошел несколько шагов в направлении указанном живой гирляндой…

И тут, точно провалился куда-то.

Куда же!?

Ясно было одно: это место находится неизмеримо далеко не только от леса, но и от самого Мира Людей…

Ландшафт, если можно назвать его таковым, был сродни увиденному во сне – та же вязкая, гулкая тьма…

Однако были и отличия.

По еле слышному плеску я определил, что где-то, неподалеку берут начало три жутких подземных реки. Откуда-то мне были известны даже их названия: Безотрадность, Беспамятство, Безвременье… Илистые берега этих тяжелых, как ртуть, медленно текущих вод, населяли, подлежащие искуплению, человеческие души.

Но что же это за местность, все-таки?

Несмотря на ряд характерных деталей, в целом, она не соответствовала моим представлениям ни об Чистилище, ни об Аде…

Постепенно, взору стала доступна необъятная, серая на черном, шевелящаяся масса – собрание душ. Вот, одна отделилась от невнятной толпы своих собратьев и, не касаясь почвы, подобно облаку, гонимому ветром, приблизилась ко мне…

Взгляды наши соприкоснулись.

Душа выглядела, как высокий молодой человек, облаченный в хламиду, висящую клочьями. При первом же взгляде на него, мне показалось, что я смотрю в туманное зеркало. В точности, как тогда, в вестибюле гостиницы…

Существенная разница между нами, заключалась лишь в действиях, одеянии, и в выражении этих, несказанно печальных глаз. Руки пришельца были судорожно прижаты к груди, а губы беззвучно двигались.

Осужденный, словно бы хотел сообщить мне что-то важное, но не мог…

Внезапно раздался резкий звук, отдаленно напоминающий удар громадного колокола и душа, испуганно отшатнувшись, начала отступать в сплошной мрак, пока не исчезла с поля зрения.

Трудно сказать, как долго длилось это странное видение – время словно остановилось...

Но вот все пропало – так же неожиданно, как и появилось – я снова стоял на реальной, твердой земле, невдалеке от своей тропинки…

Нервно передернул плечами – рубашка на спине была мокрой – хоть выжимай.

Первым же о чем подумалось, было: немедленно повернуться и бежать, куда глаза глядят – лишь бы от леса подальше!..

Только нечеловеческим усилием воли, удалось заставить себя продолжить путь, но мысли обуздать так и не получилось: увиденный кошмар поглотил их целиком и полностью.

«Где, черт возьми, я оказался и каким образом? За что эти несчастные души были низвергнуты в столь страшное место?.. О чем пыталась поведать мне одна из этих душ?.. Боже, какой непередаваемо тоскливый взгляд!..»

 

 

                                                     VI

 

                                         КОНИ ХРОНОСА

 

Тропа, извиваясь меж деревьев, провалов и покрытых мхом валунов, постепенно сузилась до такой степени, что стала почти неприметной, однако на сей раз, я следовал ей неукоснительно…

Миновал заболоченный ручей с переправой из трех камней, перевалил через небольшую возвышенность – и вот уже передо мной искомая поляна – хранительница печальных событий…

Последняя была правильной округлой формы и упомянутый хозяином гостиницы дуб, располагался  ближе к левому краю.

Очевидно, в дерево угодила молния, поскольку три четверти лесного гиганта, были искорежены и обуглены. И все же, оставшаяся четверть зеленела по-прежнему, словно в насмешку над жестокими стихиями…

Со смешенными чувствами просветленной печали и душевного подъема, я постоял, наверное, минут с двадцать около еле приметного могильного холмика, как будто хотел навсегда запомнить, как он выглядит.

«…Возможно, вся предыдущая жизнь была лишь ожиданьем жизни, но если даже ничего в ней не изменится к лучшему – все равно, остается надежда измениться самому… В любом случае – хорошо, что я побывал здесь. Действительно, хорошо…И никакие ужасы не убедят меня в обратном. Да будет светлым сон твой, Лилиана!»

Подумав так, украсил могилу пышным букетом полевых цветов росших неподалеку, и совсем уж было, собирался пуститься в обратный путь, как вдруг – откуда ни возьмись – накатила истома.

Странной была эта истома – дурманяще-сладкой, но с оттенком горечи, точно изысканный земляничный торт, во влажной, ароматной глубине которого таился едва уловимый полынный привкус…

Решив, в этой связи, принять положение более комфортное, я привалился к дубу-великану, с видом на последнее пристанище Лили…

Словно в завершение молитвы, губы сами собой прошептали любимый латинский девиз: «Et nunc et semper» (И ныне, и всегда).

Вдруг, откуда-то со стороны необъятного небесного купола, где звезды обмениваются лучами так же легко и непринужденно, как мы – взглядами, послышалось нарастающее: «тик-так, тик-так» – цоканье веч- ных копыт…

Накатило и пропало.

И вновь, успокоившиеся было, мысли, приобрели тревожный оттенок.

«Да, годы – кони Хроноса, не ведая препятствий – бегут, скачут, мчатся, летят, и нет во Вселенной колесницы стремительней!..

Время – словно главный лейтмотив в Симфонии Пространства…

И где-то, в немыслимых глубинах этой Симфонии, среди ее токкат и пасторалей, крохотной нотой скрывается моя судьба – одна из мириадов нот-судеб, моих ближних…

Странное дело – может быть, что-то и успел создать для других, но это «что-то» – единственное из того, что создал для себя…

Наверное, это радость, но почему же я по-прежнему распят на кресте одиночества?

Целое море очарований, помноженных на разочарования, и в том числе, три брака – один неудачнее другого…

А сколько заведомо бессмысленных знакомств было после!..

Извечный конфликт: Любовь – Творчество.

Очень трудно создавать что-либо для Человечества, если отсутствует важнейшая составляющая этого процесса – Человек…

О да, мир изменился, и продолжает меняться далеко не в лучшую сторону…

Но, кроме данной проблемы, существует еще одна: эти изменения затрагивают и меня.

Увы, приходится признать, что оказываясь в со- ответствующем обществе, я неминуемо раздваиваюсь: одна, насильственная часть старается, во что бы то ни стало, вписаться в Злобу Дня, другая, естественная – из последних сил стремится не забыть про Вечность Доброты…

Образно говоря, Стеб во мне идет войной на Стих…

Невыносимо осознавать это, но душе явно не по пути с такими временами и нравами!..

Отчужденные лица, фальшивые речи, пустые сердца… И все это – даже подумать страшно – в порядке вещей. Более того – данный «порядок» становился неотъемлемой частью моды, и даже престижа!..

Правда, я научился раскусывать таких людей, почти мгновенно, но разве от этого легче!.. В надежде обрести утраченную цельность, отчаянно хватался за всех, кто еще подавал слабые признаки духовной жизни но, почему-то, всегда оказывалось поздно.

Слишком поздно…

В конце концов, пришел к тому, что и вовсе не стоит начинать отношения, которым суждено жить считанные часы, подобно бабочкам-однодневкам…

Да здравствует Любовь с Последнего Взгляда!..

И вот – с вопросами наедине. Вопросы – точно камни на шее…

Что же, черт возьми, я делаю не так?

И каким образом поступить, если с Настоящим столь категорически не складывается?

Искать утешения в идеалах Прошлого?

Или, может быть, в фантазиях Будущего?

Только вездесущий Хронос и мог бы в этом разобраться, но разве кто-нибудь, когда-нибудь, слышал от этого Сорвиголовы, хотя бы слово?

Увы, рассчитывать на Время – только время тратить…

Нет, это не существование, а какая-то сплошная Система испытаний!..

Вот уж действительно:

 

                               Влюбить, еще не значит

                                                                 приручить,

                               И в том, что счастье вечно –

                                                                 не божись…

                               Там где и смерть не в силах

                                                                 разлучить –

                                       Вдруг разлучает

                                                            Жизнь.

 

Так, когда же, наконец, закончится это, не в меру затянувшееся Затмение Сердец, и я встречу ту, единственную, чьи прекрасные черты, не вполне четко, обозначившись во сне, удивительным образом прояснились наяву – в портрете!?

Интересно, если закрыть глаза, смогу ли увидеть ее вновь»?

Я так и поступил: сосредоточился на желанном образе, а затем – словно растворился в нежнейшем перезвоне серебряных колокольчиков…

Когда веки мои, наконец, разомкнулись, было уже совсем темно, и ночное светило стояло прямо над головой.

При первом же взгляде на него мне стало не по себе.

Почему?

Да потому что, хоть убей, не припомню, чтоб наблюдал когда-либо луну подобных размеров. Неестественно близкая, в полнеба величиной она, нимало не заботясь о последствиях, изливала на мир обильные потоки призрачного, голубовато-жемчужного света…

А может быть, давно остывшая планета попросту сорвалась с орбиты и летит со все возрастающей скоростью к Земле, чтобы расколоть ее надвое!?

Нет, в этом случае, удару предшествовала бы неимоверной силы буря. Сейчас же, было абсолютно тихо. Более того, если существует на свете Музыка Тишины, то я слышал именно ее. И слушая, вдруг понял следующее: если каждое из небесных тел имеет свое неповторимое звучание, то музыкальное безмолвие характеризует именно красавицу-Селену…

Какое-то время, взгляд поневоле был прикован к этой властительной Царице Ночи.

 

            Луна околдовывала…

                        Луна завораживала…

                                   Луна священнодействовала…

 

 

                                                VII

 

                                              ЛИЛИ

 

Наконец, чарующее оцепенение несколько ослабело, и мозг снова получил возможность заняться своими непосредственными, данными Творцом, обязанностями.

«Интересно, сколько же я проспал и который теперь час?.. И почему..?»

Но не успел я сформировать следующий вопрос, как почувствовал в груди легчайший укол – точно сердца коснулась невидимая хрустальная игла.

Над одинокой могилой, находящейся приблизительно в тридцати шагах к северу от дуба, возникло странное, еле заметное свечение, которое тут же, на глазах, превратилось в полупрозрачную, колышущуюся дымку. Дымка эта, все более сгущаясь, стала напоминать овальную туманность, принявшую вслед за этим, форму человеческой фигуры…

Да, это была стройная молодая женщина в длинном, до пят, белоснежном платье, и медленно, неслышно, совсем невысоко плывя над землей, эта женщина стала приближаться прямо ко мне…

ПРЯМО КО МНЕ!..

Несмотря на полный штиль, легкое одеяние ночной гостьи развевалось, как при штормовом ветре средней силы, древесные силуэты слегка просвечивали   сквозь, казалось бы, реальную плоть и, к тому же, несмотря на ярчайшее лунное сияние, отсутствовал вся-кий намек на тень…

Не только каждая мысль, но и каждый нерв, каждое биение пульса во мне – все свидетельствовало: «Нет, этого не может, не должно быть»!..

 

 

Знакомо ли вам это непередаваемое состояние – когда волосы на всем теле приходят в движение, а особенный – холодный жар обволакивает сознание, пронизывает душу, сковывает дыхание?

Я попытался крикнуть, но язык словно прирос к небу, попробовал вскочить на ноги, однако не смог и этого.

Что же воплощает в себе это прелестное эфирное создание – Смерть, Любовь или, быть может, Надежду?

А, может быть, Надежду Умереть Любя?..

Привидение, между тем, все приближалось, и вскоре я увидел в нем точную копию гостиничного портрета, а заодно, и героини вчерашнего сновидения!..

Вот она подошла почти вплотную, и загадочные лесные ароматы пополнились еще одним – жасминовым.

Лили – как же я раньше не догадался, что это она? – протянула бледную руку, чтоб коснуться моего лба и, начитавшийся еще с детства о смертельной опасности подобных контактов, я буквально вжался в древесный ствол, мысленно прощаясь с белым светом…

Пред внутренним взором, в считанные секунды пронеслось все, что я любил и ненавидел в этой жизни, все реализованные и даже упущенные возможности, пики творческого и человеческого обладания…

Еще мгновение, и все закончится.

Здесь.

Сейчас.

Для меня…

Однако ничего страшного не произошло – не ледяное, а всего лишь прохладное, легчайшее касание и, как результат – восстановление дыхания, исчезновение чувства неминуемой опасности.

И еще – едва уловимая, просветленная грусть…

– До чего же ты похож на него! – голос ее, тихой, нежной, музыкой зазвучал где-то в глубине сознания.

– И ты… – на нее… – услышал собственный, внешне безмолвный ответ. – Я ведь знаю о тебе…

– Знаешь, потому что слышал от других, а мое знание – вот отсюда – она словно бы зачерпнула ладошкой из необъятного воздушного колодца. – Ведь все наши деяния и даже помыслы записаны на Скрижалях Ветров…

Я внезапно почувствовал, что могу говорить с Лили решительно обо всем – как если бы она была моим лучшим другом. Больше чем другом…

– Скажи, действительно ли освобожденная душа вспоминает все свои воплощения?

– Конечно, но не только это. Она осознает, что была и будет ВСЕГДА.

– И, осознав, становиться невозмутимой, словно морская гладь в объятьях штиля?

– Увы, это приходит не сразу… Но особенно, долго ждешь просветления, если расставание с плотью было неожиданным и насильственным…

– Лили, – задавая этот вопрос, я внутренне весь съежился – что чувствуешь, когда это происходит?

– Ледяной холод… Как если бы тебя нагим вдруг выставили на мороз…

– И это… все?

– Нет, еще очень страшно… И странно до дикости – когда смотришь на себя со стороны. На себя… неживую. А когда, наконец, осознаешь, что пути назад нет, охватывает нестерпимая жалость к своей беспомощной, осиротевшей плоти…

– Я… я догадываюсь, почему это происходит, только не понимаю – как… Вроде бы, после этого, наш мозг работает еще пятнадцать минут…

– Совершенно верно, ибо смерть – состоянье разума. Вот он за эти последние минуты и пытается лихорадочно осмыслить, оценить случившееся, отринуть Небытие и, как бы переиграть ситуацию в пользу Бытия, объясняя случившееся чем угодно: простым шоком, нелепой ошибкой, галлюцинацией, наконец, сновидением…

Гибнущий мыслительный аппарат, словно тонущий корабль, посылает в эфир свой индивидуальный SOS: «Господи, сейчас – так, но только сейчас, а наутро этот адский психологический кошмар исчезнет без следа, и все снова будет хорошо. Ты же сделаешь для меня исключение? Только для меня и только один раз. Ведь, правда, Господи!?..»

– Так происходит… всегда? – голос мой невольно дрогнул.

– Исключения – религиозно-философского и просто человеческого характера – достаточно редки – что бы там ни утверждали иные фанатики от Веры…

Мозг, всеми силами – как утопающий за соломинку – хватается за самую стойкую из всех земных привычек.

Привычку – ЖИТЬ.

Тут нахлынула сплошная слезная пелена, которая не только застлала глаза, но и напрочь лишила дара речи, так что вместо следующего вопроса у меня вырвался лишь хриплый, нечленораздельный звук…

Вопрос прозвучал лишь некоторое время спустя, да и то, будучи уже защищенным броней формулировки.

– А когда… Когда отключается часовой механизм разума, сколько времени требуется душе, чтоб вписаться в эту необратимую ситуацию? День, месяц или может быть год?

– Сроки предельно различны. Все зависит от того, насколько комфортно жилось душе в данном конкретном теле.

– Это что же получается?.. Если душа жаждала вырваться из своей бренной оболочки еще задолго до того, как ее вынудили это сделать, значит такая «беглянка» и осваивается быстрее?

– Как раз наоборот. Такое происходит, лишь в одном случае: если душа жила с телом в полной гармонии. Тогда она заранее ко всему готова. Готова технически, но главное – морально – понимаешь?

– Понимаю, кажется… И все-таки, странно, мне всегда казалось, что синоним свободы – бунт…

– Вовсе нет. Бунт – лишь горделивая иллюзия, хоть и называемая иногда осознанной необходимостью. На самом же деле, необходимость эта – вынуждена.

– Что же есть свобода? Может быть, то, что мы выбираем?

– Еще нечто большее.

Отсутствие Самой Проблемы Выбора.

А, стало быть, высшая свобода – в смирении и только в нем. Когда спокойно и светло, всей душой принимаешь неизбежное, то приобретаешь взамен удивительную возможность двигаться дальше – в Бесконечность…

– В Бесконечность Познания?

Безупречно очерченные уста девушки тронула тень улыбки.

– Нет, еще дальше.

В Бесконечность Любви.

При этих словах я непроизвольно устремил взгляд ввысь – туда, где ярко блестели алмазные россыпи звезд.

– Любовь, всегда Она…

 

 

 

 

 

 

 

                                                 VIII

 

                                            ЛЮБОВЬ

 

И вдруг, словно очищающий вихрь пронесся в голове…

Я вспомнил нечто чрезвычайно важное, хотя и не понимал еще – в чем эта важность заключается.

– Лили, что означает то странное видение, что посетило меня на пути сюда? Тебе ведь все известно…

Глаза ее вспыхнули ослепительным огнем, затмив даже лунный светопад.

– Слава Богу, наконец-то!.. Ты просто не мог умолчать об этом!.. Мне действительно было известно, что ты виделся с ним, но более – ничего.

– Так значит, это был Ставрос?

– Конечно! И чтоб передать мне долгожданное послание он избрал тебя…

– А я думал, это простая случайность!..

– О нет, случайностей в природе не существует. Все дело в том, что вы – астральные двойники. Отсюда, не только внешнее, но и внутреннее сходство, вплоть до склада ума, основных черт характера, рода занятий, даже чувства Прекрасного.

– Невероятно!.. Теперь припоминаю: когда я впервые услыхал это имя, во мне шевельнулось смутное предчувствие. И в зеркале я видел именно его!…

Но ты упомянула о послании. В чем оно заключается?

– Только в одном: близится время нашей встречи!

– Как же ты узнала об этом!?

– Прочла в твоих глазах, но только после того, как ты заговорил об увиденном сам, без моего напоминания, понимаешь?

– Не совсем…

– Это часть заклятья.

– Теперь ясно. Очевидно, слово «любовь», было ключевым. Ведь именно оно помогло мне сосредоточиться и вспомнить…

– Ты прав: эти два понятия связаны сакральными узами.

Любовь – сердце Памяти…

– А Надежда? Ты ведь действительно надеялась дождаться своего скитальца-художника?

– Когда ожидаешь столько лет, то Надежда либо гибнет, либо превращается в Знание… Так вот, уже очень давно, я не надеялась – знала: он придет. Теперь же, благодаря тебе, это знание еще более укрепилось. И все же, нет ничего страшнее ожидания. Но таков наш путь…

– Что же это за путь – длиной в столетия?

– Не важно – «сколько», если знаешь – «зачем»…

Удивительное дело: с каждым словом, прелестный женский образ, все более утрачивал свою мистическую прозрачность и приобретал, взамен, земную теплоту. Как будто сама Жизнь, выступая во главе Светлого воинства, шаг за шагом, отвоевывала позиции у своей вечной соперницы – Смерти… Это было непередаваемо прекрасно!..

Откуда-то издалека услышал я свой следующий вопрос:

– Ответь, Лили, почему Ставрос тогда исчез и не вернулся, если любил по-настоящему?

Она чуть слышно вздохнула.

– Ты уверен, что хочешь знать это?..

Роковое стечение обстоятельств. Мстительный тиран, продолжавший править, повсюду разослал своих людей и, в конце концов, они напали на след беглеца. И вот, когда поздней порой Ставрос возвращался с этюдов, его подстерегли наемные убийцы…

Конечно, в честном поединке, он ни за что не уступил бы им, но… нападение оказалось внезапным, причем первый удар был нанесен в спину… Все же, хоть и будучи тяжело раненым, искусный боец успел еще выхватить меч, и двое из пяти нападающих замолкли навеки. Однако на этом силы покинули художника… Оставшиеся в живых предатели так умело скрыли следы своей работы, что жертва стала считаться пропавшей без вести…

Но и сам тиран ненадолго пережил Ставроса: не прошло и месяца, как он был растерзан собственными солдатами, а еще полгода спустя родина Эсхила и Праксителя обрела долгожданную свободу…

Я слушал девушку крайне внимательно, как будто от этого внимания зависела моя собственная жизнь, и многое из услышанного, как бы само собой, складывалось в довольно отчетливый визуальный ряд…

Вот опальный грек, напевая сочиненную для Лили балладу, появляется в поле зрения…

Вот из-за деревьев возникают темные фигуры и неожиданно бросаются на него…

Вот вспыхивает голубая сталь, и часть нападающих становится ее жертвой…

Вот и сам Ставрос, выдохнув имя возлюбленной, падает ничком на ковер из листьев…

Глубоко потрясенный, я не сразу смог задать следующий вопрос.

– Но почему даже теперь, сотни лет спустя, ваши души так и не смогли соединиться?

Моя таинственная собеседница едва слышно вздохнула и посмотрела в даль, ведомую лишь ей одной.

– Это мне открылось не сразу, а лишь по прошествии нескольких весен со дня смерти…

Как-то, в минуту откровенности, Ставрос признался мне в следующем: во время решающего сражения с правительственными войсками он, командуя силами сопротивления, поддался вспышке слепой ярости и принял опрометчивое решение. Оно-то и послужило главной причиной поражения и напрасной гибели многих повстанцев…

«Боже, почему мы не встретились раньше! – так закончил свою исповедь несчастный. – Окажись ты в тот миг со мною рядом, наверняка уберегла бы от роковой ошибки!..»

В уголке ее глаза блеснула алмазная слезинка. Блеснула и погасла.

Моментально вспомнив, сколько раз и сам страдал по причине треклятой вспыльчивости, я проронил подавленно:

– Кажется, начинаю понимать… Очевидно, происходящее – расплата…

– Да, – вздохнула Лили – удел осужденного – находиться в Чистилище, точнее – в особом его слое, именуемом Безвременьем – до тех пор, пока он не будет прощен…

– Неужели и Чистилище может быть столь страшным?

– Оно у каждого – свое, впрочем, так же, как Рай или Ад.

– А если в одном из этих миров оказывается подобный мне, то есть человек, время которого еще не пришло?

– В таком случае он может оперировать лишь субъективными впечатленьями, находящимися в прямой зависимости от причины посещения. Следовательно, на этот раз, ты смотрел глазами Ставроса, видел образ его переживаний, да и то лишь, благодаря вашей астральной связи.

– Просто поразительно!.. И все же, каков механизм объективного виденья?

Если в этой жизни, почти все зависит от работы мысли, особенностей характера, то в той – исключительно от душевной организации… Особое значение приобретают тончайшие нюансы – грани, оттенки, полутона… И, подобно тому, как нет предела разностям восприятия, не существует предела ни ужасам, ни красотам во Вселенной.

– Но ведь должен же существовать некий стержень, баланс…

– Бог – вот единственная неизменная величина и мерило всему сущему…

– Что ж, Он поистине милосерд, если позволил осужденному передать послание…

– Это так, однако, и теперь, когда мрак ожидания начал рассеиваться, окончательное время нашей встречи неизвестно.

Девушка решительно взмахнула рукой, и между  бровей ее пролегла суровая складка.

– Но сколько бы ни длилось испытание, я твердо решила дождаться возлюбленного и войти в Свет, только вместе с ним!..

И вот – о чудо! – как продолженье этих слов, как музыкальное знаменье, с немыслимо высокого небесного Престола, послышалась та самая баллада, ставшая мелодией любви Лили и Ставроса, и новым, удивительно просветленным было ее звучанье – оно рождало безотчетную улыбку, проникало в душу звездными лучами, отзывалось в сердце обещанием счастливых перемен…

 

                                            Наступит время – научусь

                                            Беречь тебя и ждать,                                             

                                            В толпе легко распознавать

                                            Любимые шаги…

 

 

                                                     IX

 

                            ВЛАСТЬ ВРЕМЕННÓГО КРУГА

 

Неожиданно, с противоположной оконечности поляны, прервав возвышенную музыку, послышались чьи-то резкие голоса, которые незамедлительно перешли в хриплые, яростные крики, сопровождаемые лязганьем металла.

Посмотрев в этом направлении, я вначале, не увидел ничего. Но, буквально, несколько мгновений спустя, прямо из пустоты возникла группа людей, бившихся не на жизнь, а на смерть. Интересен тот факт, что одеждой и вооружением они чем-то смахивали на персонажей полотен Рембрандта.

В самом начале этого остервенелого поединка, длившегося три или четыре минуты, видимость была весьма неровной, как обычно бывает при воспроизведении некачественной голограммы, но потом все стабилизировалось.

Общее количество бойцов равнялось двенадцати – шесть на шесть – и неуклонно сокращалось…Судя же по тому, что каждый из наносимых ударов был, безошибочно точен, сам собой напрашивался вывод: все вояки – профессионалы.

Неожиданно я ощутил в ладонях странный зуд.

«Ну, и лихо же эти древние ребята орудуют клинками, не прочь бы и сам попробовать!..»

И тут, всем существом овладело дикое, практи- чески неуправляемое желание ввязаться в драку – точно темная, дремавшая доселе сторона моей натуры каким-то образом вырвалась наружу...

Сам не понимая, что делаю, выхватил небольшой охотничий нож, который так, на всякий случай, взял с собой из гостиницы. Вращая им над головой, словно сарацин – ятаганом, захлебываясь надсадным криком, стремглав бросился я к сражавшимся…

Вдруг в мозг ворвалась четкая мысль: «Сейчас ты мне за все заплатишь, Рафаил! Я вырежу твое поганое сердце и скормлю собакам!..»

До места сечи, оставалось уже менее десяти метров, когда между мною и воинами из прошлого, возникла светлая фигура – Лили.

Больше не дав ступить мне ни шагу, девушка раскинула руки спасительным крестом.

Одно лишь слово: «Нет!» – взорвалось в мозгу. И тотчас же, ослепительно сияющая световая волна отбросила назад, пригвоздила ноги к земле.

С изумлением увидел, что пальцы сжимают уже не нож, а самый настоящий меч – длинный, узкий, со следами засохшей крови, а вместо джинсового наряда и кроссовок на мне, почему-то, лоснящийся кожаный камзол и облегающие, кожаные же штаны, заправленные в высокие сапоги.

Так я и застыл, обращенный лицом к участникам схватки…

Последняя, тем временем, подходила к концу.

Случилось так, что из шестерки победителей, уцелело только двое. Дико было смотреть, как один из них, сделав вид, что хочет обнять товарища, предательски поразил его кинжалом, скрываемым в рукаве. Раненый, однако, оказался крепким малым, и не остался в долгу, так что, буквально через несколько секунд, все было кончено для обоих...

Едва умолк последний предсмертный стон, как от жуткого зрелища не осталось и следа.

В полном молчании возвратились мы к старому дубу, поскольку передвижению теперь ничто не мешало, но по пути, едва мои ноги переступили некий невидимый рубеж, одежда опять стала прежней, а меч превратился в нож.

– Что… что это было?.. – еле выдавил я, вконец подавленный произошедшим.

– Обычно, такие вещи недоступны человеческим органам восприятия, – задумчиво ответила Лили – но сегодня лунное поле необычайно активно… Порой оно непредсказуемо и особенно пагубно действует на психофизику, высвобождая в разной степени заложенные в людях звериные инстинкты, так что ты едва не стал жертвой этого влияния.

– Так вот, значит, чем были вызваны мои действия!.. Угроза таилась во мне самом – просто пик полнолуния, довел природную вспыльчивость до абсурдного максимума…

– Именно так, Хрис. Но, пойдем по порядку.

Люди, которых мы видели – грозная разбойничья банда, некогда промышлявшая в этих местах. Возглавлял банду некто Черный Рафаил, проявлявший жестокость даже по отношению к сообщникам. На их совести немало невинных жизней. Не избегли печальной участи и мои родные. Сама же я, будучи всего трех лет отроду, спаслась лишь потому, что забилась в какой-то темный закоулок, откуда видела все…

Некоторое время дела злодеев процветали, но однажды случилось-таки неизбежное: при дележе награбленного, они крепко повздорили и прикончили друг друга, после чего были осуждены на вращение во Временнóм Круге.

– Как действует этот Круг?

– По-разному – в зависимости от программы. В данном случае, был зафиксирован лишь последний отрезок жизни виновных. В момент остановки сердца, они ввергаются в Небытие, но каждое полнолуние воскресают вновь, исключительно для того, чтобы в течение нескольких минут, вновь перессориться и погибнуть жалкой, нелепой смертью.

– А помнят ли они что-либо из ранее происшедшего?

– Помнят всё. Но в том-то весь фокус, что ничего не могут изменить, как ни пытаются. Всякий раз находится новый психологический нюанс, начинающий цепную реакцию: повод – ссора – смерть.

– До каких же пор будет длиться этот адский калейдоскоп? Может быть, его можно остановить?

– Нет, даже магическое воздействие высшего порядка не в состоянии прервать данный цикл. Он будет в силе до тех пор, пока суровый Гавриил не возвестит начало Страшного Суда.

– Пытка Временем… – прошептал я. – И за сотни лет ни одной минуты для раскаянья…

– К чему раскаянье тем, кто тверд в грехе… Эта кара для совершивших особо тяжкие предумышленные преступления…

Тут мое состояние из угнетенного резко перешло в возбужденное.

– Хорошо, но в чем все-таки заключалась опасность лично для меня? Помимо обострения животных инстинктов, конечно. Не могли же, в самом деле, зарубить современного человека, какие-то там бандиты из VII века!.. Ха-ха!.. Ау-у, бандиты, где вы? Да я прошел бы сквозь них, как тот ежик – сквозь туман!..

Как видите, нервные перепады в моем состоянии, стали граничить с истерикой.

– Думаешь, они не смогли бы тебя зарубить? Еще несколько шагов – и смогли бы – ответила она спокойно.

– Но главная опасность в другом. Видишь ли, есть и еще одна особенность в действии Временного Круга – страшная особенность. Круг, обладающий особым магнитным полем, словно гигантская воронка, автоматически всасывает всех, кто оказывается в радиусе его действия, и делает неотъемлемой частью запрограммированных в нем событий.

– Как, навсегда!?

– Да. Возврат невозможен… Обрати внимание на следующее: даже и не переступив рокового рубежа, ты уже начал превращаться в человека того времени, притом именно в разбойника. Сначала образом мыслей, затем – одеждой.

А дальше помнишь? Узник данного Круга существует по его законам. Из месяца в месяц, из года в год – только одно: брань – бой – гибель…

Теперь понимаешь, что было бы с тобой, не окажись меня рядом?

Если раньше удавалось еще как-то храбриться, то эта, последняя информация, добила меня окончательно. Не в силах проронить ни слова, я лишь застонал и сокрушенно покачал головой, уставившись в одну точку, ничего не видящим взглядом.

Тогда девушка, прежде чем продолжить разговор, коснулась моего лба – точно так же, как в момент нашей встречи.

В результате, глубокая подавленность бесследно пропала, уступив место изумлению: прикосновение было теплым!..

 

 

                                                     X

                                       

                                         ПРОРОЧЕСТВО

 

Да, к этому моменту, таинственное ночное созданье – все в ликующем контражуре полной луны, стало уже неотличимым от реального, живого существа: теперь полупрозрачной была не сама Лили, а лишь тончайший шелк ее платья, не скрывающего очертаний прелестной фигуры. Грудь под белоснежной тканью дышала ровно, с ощутимой уверенностью, на высоких скулах заиграл легкий румянец, жасминовый аромат усилился.

Однако же, самым удивительным было то, что тень – неизменная привилегия материальности, – четко обозначилась, а роковое пятнышко у виска – след от камня, напротив – исчезло.

Бытие восторжествовало над Небытием!

Лили заговорила, и незабываемый, матово-серебристый голос, обрел особую явственность и чистоту, поскольку звучал теперь не в моем сознании, а непосредственно из ее уст – уст прекрасной земной девы:

– Но, довольно об ушедших – поговорим о живых.

Ты, я вижу, все еще не научился быть независимым от Его Величества Циферблата, а, Хрис? – Девушка улыбнулась мягко и не без озорства. – Вот так и творишь – с оглядкой на часы?..

– Где там – махнул я рукой – уже два года не брал в руки ни кисти, ни пера… Если честно, то не понимаю,

во имя чего творить, да и жить тоже… Отчаянно жду Любви, как единственной носительницы радости и смысла!..

– Как истинный представитель Муз, ты излишне драматизируешь ситуацию. Не надо отчаянья, и спешки тоже не надо – они лишь сильнее запутывают сеть ожидания.

– Но ведь время-то, уходит…

– Запомни: Время – ничто, Вера – все!

– Знать бы только одно: КОГДА...

Ах, как Лили взмахнула своим кружевным платком – словно малая комета промчалась глубинами ночи!..

– Когда!? Ну вот, опять ты за свое!..

Когда суждено.

– А суждено ли вообще?

– В известной степени это зависит от тебя самого.

Научись, в любом своем поиске видеть результат, каждое из намерений, воспринимать, как уже свершившееся. Разумеется, если поиск прогрессивен, а намерение – благостно.

– Ну, а как же сомнения? Ни один смертный не может избежать их…

– А кто сказал, что их стоит избегать! Ведь без сопротивления, нет настоящего движения вперед. Поэтому не нужно опасаться даже сомнений, ибо они – суть испытание нашей Веры.

Удивленный такой позицией, я промолчал.

– Помнишь строки из Священного Писания? – продолжила она. – «Боящийся несовершен в любви».

– Были времена, когда я не ведал страха… Умел летать, не хуже птиц, а теперь вот, разучился. Разучили.

– Ничего, Хрис, еще расправишь крылья, и взлетишь выше прежнего!..

Тут Лили начертала прямо перед собой широкий полукруг, на несколько мгновений оставивший в воздухе дивный, радужный след…

«Что это? Может, какое-нибудь древнее заклинание, способное проникнуть в тайны Грядущего?»

Едва погасла рукотворная радуга, моя собеседница улыбнулась – так светло, так безмятежно – совсем как ангел из сказки Андерсена.

– Знаешь, я несказанно благодарна провидению за нашу встречу. Ведь ты сумел взглянуть в глаза своим демонам, и принес мне долгожданное послание… Ты был столь участлив, столь сострадателен, что на какое-то мгновение я даже почувствовала себя живой!..

Взамен, открою одну светлую тайну: знай, та, что ты ищешь, уже на полпути к тебе – я ощущаю ее тепло, доброту, слышу легкую поступь…

Никогда не забуду этого ощущения!

Как будто и сам я, подобно Лили сбросил пелену призрачности, и вновь обрел давным-давно утраченную способность парить в воздухе, купаться в рассветных лучах, дышать грозами, обозревать мир с высоты птичьего полета…

– Но… – продолжила девушка – встреча произой- дет не раньше, чем ты успокоишься и перестанешь задавать нетерпеливые вопросы – они от лукавого…

Исполнись света и всепрощения!..

Буквально физически ощущалось, насколько тяжело ей становится говорить…

– Отпусти… Отпусти Прошлое, чтоб впустить Грядущее!..

Внезапно раздался отдаленный раскат грома и порыв  холодного  ветра  всколыхнул  темно-пепельные кудри Лили. Девушка вздрогнула и обратила тревожный взор к небесам.

– А теперь мне пора – видишь, как стремительно луна прячется за тучами!.. Лунный свет дает мне силы, в то время, как мрак – отнимает их…

Едва отзвучали эти слова, как прелестный образ начал терять очертания, таять и в считанные секунды, превратился в легчайшую дымку.

Но вот исчезла и она…

Невесть откуда взявшаяся тревога цепкой клешней сжала сердце.

– Останься, Лили, пожалуйста останься, не хочу, чтоб ты уходила!..

– Увы, это не в моей власти… – долетело из пустоты. – Но не грусти – все равно я всегда буду с тобой…

И не только с тобой – С ВАМИ…

Еще одно непостижимое прикосновение, от которого глаза заволокло слезами просветления – и все происходящее бесследно растворилось в сладостном забытьи…

 

Когда я проснулся, майское утро уже вступило в свои права, очистив небо от свинцовых туч; животворные солнечные лучи уверенно пробивались сквозь буйную листву, на верхних этажах которой, хор пернатых прославлял рождающийся день…

«Ну, конечно – мелькнула предательская мысль – мне все это привиделось во сне… Эх, почему иные сны не длятся вечно!?..»

И тут, неподалеку, на влажной от росы траве, увидел нечто, вроде кружева, сотканного из рассветного тумана.

Присмотрелся внимательней…

«Конечно, платок… в точности такой, как был у нее...»

Мне стало здорово не по себе.

«Что за бред, быть этого не может!..»

Протер, как следует глаза – нет, платок не исчезал. Перекрестился – тот же результат.

Но только тогда, когда я дрожащими руками взял этот невесомый, как воздух предмет, источавший еле уловимый жасминовый аромат, когда с благоговением прижал его к губам, рассудок поверил, наконец, в реальность происходящего…

 

 

 

                                                 ЭПИЛОГ

 

И сейчас, по прошествии целой череды лет, будучи поглощен миром реалий, я бережно храню это невесомое доказательство возможности невозможного.

Точнее, не «я».

«Мы».

Да, вы не ошиблись, я встретил ту, которую искал. Ровно через год после этой невероятной истории – в начале мая, накануне собственного дня рождения…

В то памятное утро я проснулся с совершенно особым ощущением события, хотя и не знал еще – какого именно. Как выяснилось впоследствии, то же самое почувствовала и моя будущая Спутница.

Мы занимались, каждый – своим делом, каждый – на своем конце огромного города, но думали только об одном: сегодня что-то должно произойти. Что-то необыкновенно важное…

Уже на исходе этого дня вдруг выяснилось, что переносится давно запланированная запись в студии, поэтому, пользуясь наличием свободного времени, я, в кои веки, решил посетить Центральный парк. Прогуливаясь, мало-помалу, вышел к наивысшей точке парковой зоны – смотровой площадке. Поскольку день выдался будний, то посетителей там, практически, не было.

Прямо передо мной, насколько хватало глаз, могучий красавец-Днепр, неспешно катил свои щедрые воды, и крылатое, пурпурно-лиловое с золотом, закат- ное зарево, плескалось в них от души…

Наблюдая изумительный альянс Небес и Вод, я вдруг поймал себя на том, что напеваю милую сердцу балладу опального грека Ставроса…

 

                                       Кто приручен, тот обручен,

                                       Но обречен страдать,

                                       А потому и ты, дружок,

                                       Все это береги. 

 

Едва отзвучала эта древняя песнь любви, как за моей спиной раздался знакомо-незнакомый женский голос:

– Какая прелесть!.. Вы, наверное, музыкант?..

С головокружительно падающим сердцем, я повернулся, и…

……………………………………………………….

Подобно тому, как сливаются закаты и реки, стихи и музыка, желаемое и действительное, наши судьбы слились в одну.

Пророчество Лили исполнилось.

Да и мой творческий кризис, равно как и давний

конфликт со Временем, вскоре исчерпались сами собой. Воспрянув духом, я взял себя в руки и примирился со стариной Хроносом, так что отныне, постигаю мир прямо с его крылатой колесницы, благо места в ней хватает.

Этот самый факт принципиально изменил ситуацию: неотвязного мельканья часовых стрелок, одинаково мешающих оперировать нотами, красками и буквами – как не бывало!

И еще о времени. Уже через четыре месяца, после свадьбы, наша чета посетила городок N.

Мы засвидетельствовали глубокое почтение Алексу – анахорету от гостиничного бизнеса, кстати, отремонтировавшему наконец-то свое каменное детище. Хвала Создателю – старик жив-здоров!

Едва взглянув на нас, он просиял:

– Сперва был сон, потом – портрет. Но Бог-то любит Троицу!

Разыскали и Ролика, который настолько проникся паранормальными явлениями, что даже умудрился защитить на эту тему кандидатскую диссертацию. Вот так пассаж!.. Воистину, цель в жизни – синоним пре- ображения.

Впрочем, бывший бомж, хоть и щеголяющий теперь в костюме от Пако Рабанна, остался в своем ре- пертуаре.

– Ого, корешок, я-то по-прежнему один, а тебя – целых ДВОЕ!..

Когда же наступил дивный час Преддверия Сумерек, мы с супругой побывали на заветной поляне, чтоб украсить милый сердцу холмик, целой охапкой душистых полевых цветов…

– Желаю счастья! – еле-еле слышно донеслось в ответ на нашу молитву-благодарность.

А, может быть, просто, ветер прошелестел в высоких кронах?..

Лили…

Девушка из Прошлого… Или даже из Будущего…

Да разве так уж это существенно?

Все равно ведь, и Былое и Грядущее – подобно различным цветам, заключенным в спектре – сходятся в Настоящем.

А, стало быть, Лили – есть – и это единственно важно!

И в любой из неповторимых моментов Бытия – стоит лишь закрыть глаза – я отчетливо вижу таинственную ночную собеседницу…

Поверьте, это совсем не сложно, ведь Лили и моя Лилия, похожи не только именами.

Мы счастливы, но счастье было бы неполным, если бы удивительным образом не знали: трехсотлетние возлюбленные, открывшие нам Путь в Бесконечность, наконец встретились и мятущиеся души их обрели покой в том лучезарном, заоблачном краю, куда стремятся решительно все, но попадают лишь избранные…

 

Яндекс цитирования Rambler's Top100

Главная

Тригенерация

Новости энергетики