Дар смерти.

 

"Ибо алкал Я, и вы не дали мне есть,
Жаждал Я и вы не напоили меня.
Был странником, и не приняли Меня;
Болен и в темнице, и не посетили Меня"

Тогда они скажут Ему в ответ:
"Господи! Когда мы видели Тебя
алчущим, или жаждущим, или больным
или в темнице, и не послужили Тебе?"

Тогда скажет им в ответ:
"Истинно говорю вам:
так как вы не сделали  это одному из сих меньших,
то не сделали Мне"

Евангелие от Матфея глава 25 ст. 42,43,44,45


   В  палате стояла тишина. Ее нарушали только тихие  вдохи и выдохи спящих больных. И одно сипящее со свистом дыхание. Приоткрытая дверь впускала в палату незваным гостем из коридора приглушенный желтый свет. А с пластикового подоконника большого окна нежной рекой струилась лунная дорожка.
   Этой ночью Таня совершенно не хотела спать. Мысли роились в сознании как растревоженный улей. От этого голову сжимало словно тисками. Таня  не любила ночные дежурства. Дневная суматоха совершенно не оставляла времени на размышления. Только и  успевай носиться по палатам с ведром и шваброй. А вот ночь... Ночь заставляла снимать с себя все маски и  оставаться один на один со своей душой.
   Таня, задумчиво сидя на маленьком стульчике, почти у самой полоски приглушенного желтого света, думала о старушке, которой принадлежало сипящее со свистом дыхание.
Появилась она в районной больнице, кажется, неделю назад утром. В котором часу уже никто не мог сказать наверняка. Утро того дня выдалось на редкость беспокойным. В 7 палату поступили: женщина средних лет с переломом ноги, другая, немного моложе нее с вывихнутой челюстью, плюс со сломанным пальцем, затем совсем молоденькая девчушка, обварившая ногу кипятком и эта странная старушка с ясными как летнее небо глазами. Ее недавно прооперировали. Но рак в последней стадии неумолимо лишал ее сил и жизни, и держалась Полина Ивановна (так звали старушку) только на обезболивающих уколах.
   Таня работала в хирургическом отделении примерно около года, и знала: из палат ведут две дороги: в мир людей и в загробный. И каждый раз, когда пациенты уходили по второй дороге, у девушки судорожно сжималось сердце.
   И вот теперь одной из пациентов 7 палаты  предстоял неизвестный путь в никуда.
   Таня подумала вдруг о том, что если на свете и существуют невезучие люди, то Полина Ивановна относится как раз к их числу. По крайней мере, тогда становилось понятным внезапное исчезновение ее медицинской карты сразу после того, как врач, который делал ей операцию, уехал в отпуск. Понятным становится и то, что в последствии до этого врача никто из мед. персонала не мог дозвониться, чтобы выяснить интересовавшие других врачей подробности операции. В конце концов, на умирающую старушку махнули рукой и сделали то возможное, что еще возможно было сделать - избавили Полину Ивановну от диких болей.
   Невезением, наверное, можно было объяснить и странную неприязнь, к старушке других пациентов палаты № 7. Таня до сих пор не могла понять, что такого  отталкивающего можно было увидеть в тонкой, похожей на высушенный птичий скелетик с седыми, всклокоченными волосами и молящим потухающим взглядом голубых глаз Полине Ивановне. Видимо, неприязнь вызывало ее полное одиночество и необщительность. А еще возможно, запах скрой, настигающей ее смерти.
   В палате о ней говорили разное. За время пребывания в больнице эту пациентку никто не разу не навестил. И если бы не  Таня, которой невыносимо было смотреть на тщетные попытки старушки самой доползти до туалета, или хоть бы сходить на горшок, Полине Ивановне пришлось бы умирать в собственных испражнениях. Из этого особенно смекалистые дамы сделали вывод, не имеющий ничего общего со здравой человеческой логикой. Раз одна - значит, в молодости была шалавой. Эдакой фифочкой, морочащей мужикам головы. Такой потрясающий вывод был озвучен именно в тот момент, когда закончившая обтирать  старушку влажными салфетками Таня услышала тихое и деликатное:
- Благодарю Вас!
Девушка повернула на сварливый голос голову. И встретилась взглядом с мутными  карими глазами тучной вальяжно сидящей на кровати и болтающей короткими толстыми ногами тетки. Тетка, чавкая, жевала бутерброд и пила из горлышка бумажного пакета ананасовый сок. И Таня подумала о том, что, возможно, и о ней скажут нечто подобное, когда придет ее час. А то, что она будет умирать молодой, не имело никакого значения. Ее и высохшую   старушку объединяли одиночество и неизлечимая болезнь. Правда, у Тани, по словам врачей, оставались годы жизни. Но какой!? Этого сказать не мог никто...
   Таня поправила сползающее на пол одеяло и уже хотела встать и уйти, когда неожиданно, с удивительной для птичьей лапки силой, ее остановила рука старушки.

 -Девочка - начала она - Подожди! Присядь. Я долго тебя не задержу. Я только хочу рассказать тебе легенду, известную в тех краях, откуда я родом.
   Тихий голос Полины Ивановны напоминал  шелест листвы за окном палаты и на него никто не обратил внимания.
- Имя легенды - "Дар Смерти". Так вот, раз в тысячелетие в мир людей в человеческом облике приходит сама смерть. Она принимает вид то путника, стучащего ночью в дома, то оборванного нищего, просящего подаяние, то прокаженного, нуждающегося в помощи. Но люди не спешат принимать из рук смерти бесценный дар, сулящий им  безбедную счастливую жизнь. Потому что отвергают стучащего ночью в дверь путника, презрительно проходят мимо вонючего нищего, опасливо шарахаются от прокаженного.  Лишь дважды удалось смерти отдать свой дар человеку.
   Старушка посмотрела на Таню ровным взглядом голубых глаз и улыбнулась тонкими высохшими губами.
- Мне кажется - продолжала она - если бы легенды могли становиться былью, ты была бы удостоена третьего дара.
   Таня смотрела на нее с жалостью и таким невыносимым чувством одиночества, внутри от которого хотелось, не переставая рыдать и выть, но девушка только сглотнула подступивший к горлу ком, нелепо кивнула старушке и зачем-то сказала
- Спасибо...

   Ночь, вползавшая в распахнутое окно палаты кусками холодного тумана, была уже на исходе. В коридоре раздавались шаги сменяющих друг друга врачей. Лунный свет исчез, а желтый из коридора медленно таял...
   Тане время, проведенное на низеньком стульчике, показалось вечностью. Впереди ее ждал обычный рабочий день. День не позволяющий думать и оставаться один на один со своей душой.

   Во второй половине этого дня отделение районной больницы облетела потрясающая новость: исчезла пациентка! Не выписалась, не умерла, а именно исчезла. Ею оказалась та самая странная старушка Полина Ивановна. Причем вместе с ней загадочным образом исчезла из журнала записей поступивших пациентов  заметка, связанная со старушкой.

   Прошел месяц. История  Полины Ивановны стала забываться. Люди не любят долго помнить о том, что им непонятно. А в жизни Тани произошли необъяснимые,  но счастливые изменения. На очередном обследовании  у врача выяснилось, что ее болезнь бесследно исчезла. На душе у девушки вдруг стало так спокойно и легко, как не бывало до этого никогда. Щемящее одиночество словно сгинуло, уступив место загорающейся тонким теплым пламенем любви. Любви к жизни и каждому ее мгновению.

   И теперь, слушая во время ночных дежурств дыхание пациентов, Таня знала - из палат существует помимо двух обычных дорог третья. Но идет по ней лишь смерть, стремящаяся раз в тысячелетии оставить в мире людей свой бесценный дар.   

 

 

 

Гибель Атлантиды.

 

Солнце приближалось к зениту. Его лучи заливали фигуры двух сфинксов, что, как стражи, застыли перед монолитами каменных трасс космодрома у города Атлантида. Алого золота диск играл всеми цветами радуги над Вратами Жизни, а в его центре пульсировал знак анх.  Вдалеке виднелась, подпирая острием небеса, громадная стела, с серокаменной вершины которой вся сеть городов-государств была видна с высоты птичьего полета.  Первые города, когда-либо построенные на планете Земля.

Небо потемнело мгновенно.  Казалось, великан скинул свой черный плащ и накрыл им город: тысячи черных боевых кораблей зависли в вышине, закрывая собой солнце, а со стороны Алайзиса всадники на черных звероящерах, приблизившись к его стенам, окружили город. Королева Тиа слишком поздно узнала о приближении врага. В воздух не успела подняться даже часть ее боевой эскадрильи. А те, что взлетали, мгновенно, поверженные плазменными лучами черных треугольных кораблей, словно белые птицы падали и, взрываясь, оплавляли пески простиравшейся за Атлантидой пустыни.

Огненно-красные, словно вырвавшиеся из жерла вулкана, шары в мгновение обратили в золотую пыль одного сфинкса, космодром, уничтожили всю окружающую растительность. Тиа понимала – битва проиграна. Говоря справедливо, никакой битвы не было: ее застали врасплох. Все соглашения, заключенные между городами Атлантида и Алайзис обратились в прах. У ее города уже не было шанса выжить, а вот у их союзника Нурвилана он еще оставался, пусть призрачный, но все же шанс.

Королева не могла послать в Нурвилан корабль, его бы заметили и немедленно сбили, зато никто не заметил, как в пылу сражения, которое вели жители Анлантиды – смертные, преграждая путь всадникам, от стен города отделились темные фигуры звероящера и его хозяина.

Поднявшись по желтым ступеням к самой вершине врат, Тиа осмотрела тянувшееся до самого горизонта войско всадников. Их предводитель, полководец и король Дарвалау, гарцевал на громадном черном этнодонте. Подняв голову вверх, он увидел гордо застывшую фигуру королевы Атлантиды. В его глазах  полыхало синее пламя.  Нечеловеческих, продолговатых, огромных, способных  менять форму радужки. Она могла быть совершенно как у смертных – привычной. А могла растекаться, занимая, место зрачка и склера. И когда это происходило, в глаза Воина совершенно невозможно было смотреть. «Заглянувший  в осколок зеркала, увидит бездну»  -  гласит древняя мудрость. Глаза Дарвалау и были тем самым осколком.  Сурово сжатые губы кривила злорадная усмешка. Иссиня-черные вьющиеся волосы каскадом спадали на плечи, оттеняя обожженные солнцем скулы и волевой подбородок.  Он был первым представителем своей расы, ступившим на эту планету, расы, что миллиарды лет бороздила просторы вселенной, завоевывая и покоряя планеты, системы, галактики. Таны – самые древние представители разума в существующих вселенных.

Выхватив меч, черной, отливающей фиолетовым под золотыми лучами огненного светила, стали, Дарвалау приподнялся в седле и громко крикнул:

- Сдавайся!

Легион его солдат, следуя примеру полководца, стал скандировать:

- Сдавайся! Сдавайся! Сдавайся!

Гул их голосов вибрировал, заставляя в ужасе замирать сердца жителей Атлантиды. Звук поднимался высоко в небо и исчезал в раскаленном зное пустыни. Чувство вины и огромное людское горе тех, кто погибал, заполнило все существо Тиа. Их не пощадят, когда город падет. Она смотрела вниз то на оборонявших врата жителей, то на черное войско и понимала, что не может сделать ничего для спасения миллионов жизней, втянутых в войну богов двух космических империй Завоевателей и Создателей. Земля так и не смогла стать тем островком мира, для которого собственно и создавалась представителями обоих империй. Все внутри, казалось, омертвело от осознания происходящего, и преобразователь на лбу королевы засиял самоцветами: синий камень в центре потемнел, желтые же, красные, зеленые всего семь камней вспыхнули как далекие звезды, затерянные в глубине космоса. Она еще раз осмотрела фигуру Дарвалау с поднятым вверх мечом и поняла, что никогда не простит себе любовь к нему. Потому что эта любовь погубила все. Боги не имеют право на чувства. Чувства – удел смертных людей. Она сама свергла себя с трона в тот самый момент, когда увидела его глаза в доме своего седовласого отца. Когда приняла в дар розу. Кроваво-красную розу на голубой глади воды бассейна, покачивавшуюся от дуновения легкого ветерка. Оставленную словно невзначай. Чтобы юная королева на рассвете босиком пришла за ней.  Сейчас королева вспомнила об этом так ярко, так остро! А роза перед ее мысленным взором превратилась в пронзительно синие глаза Дарвалау!

Рухнула одна из башен, поднимая клубы пыли, и все воспоминания и мысли исчезли в золотой дымке. Теперь ее возлюбленный, тот, которому она доверяла, передаст ее город в руки Атанаэля, правителя города Алайзис, уничтожит ее народ, а что станет с ней уже не важно. Завоеватели и на этот раз победили, сумев захватить в свои руки всю власть!  Атлантида была ее жизнью и дыханием, ее душой. Без нее она лишь огненный шар, несущийся одиноко сквозь звездное пространство. Рожденная в огненном мире и обреченная на вечное скитание среди рождений и гибели планет. Распахнуты Врата Жизни и обагрены стены кровью, а плазменные лучи обращают ни во что столицу первого земного мира.

Королева Тиа бледной тенью скользила по своему полуразрушенному дворцу. Атанаэль, не отставая ни на шаг, следовал за ней. Тонкие пальцы королевы открыли золотую шкатулку и достали серебристую диадему – символ королевской власти. Атанаэль протянул руку вперед. Его красивое, с женственными чертами лицо оставалось бесстрастным, в черноте глаз, колыхалась бездонная пропасть, тускло мерцал ромбовидный рубин на его преобразователе. Тиа молча смотрела на венец, размышляя – отдать его сейчас или…

Резко развернувшись, она устремилась по лестнице вниз  в подземелье. Из боковой двери выскользнула высокая фигура в черном плаще и широкополой шляпе. Тот, кто охранял королеву, снял с себя плащ и накинул его девушке на плечи, внизу было довольно прохладно. Подземные помещения  должны были, вот-вот рухнут, погребая живых и мертвых. Тиа остановилась перед громадным каменным зеркалом, когда-то присланным в Атлантиду из Алайзиса. Черная, отполированная поверхность прекрасно отражала, а неровные края зеркала казались зубами звероящера. Развернувшись спиной к своему отражению, королева Тиа сорвала с головы венец и бросила его под ноги шедшему следом Атанаэлю.  Звякнув о каменный пол, венец лег возле остроносых туфлей правителя Алайзиса. Но тот лишь   покачал головой и стал что- то говорить о величие и власти, о строительстве нового мира, центром которого, как он мечтал, станет Алайзис.  Подошедший с боку Дарвалау потянул Тиа за руку, толкая ее вперед. Охранявший королеву воин выхватил меч и стал сражаться с Атанаэлем, высекая красные искры, отражавшиеся в черном зеркале. Но силы были не равны, и вскоре верный защитник был обезоружен и связан.  Его уволокли в темноту коридора. Правитель Алайзиса, подойдя к Тиа, сорвал с ее лба преобразователь, алый камень ослепительно засиял, посылая в мозг королевы мощный импульс, и она, потеряв сознание, стала медленно сползать по гладкой поверхности зеркала. Атанаэль  подхватил девушку и коротко бросил своим воинам:

- Пора, здесь сейчас все обратится в прах!

Легион шел, удаляясь в закат, оставляя позади себя километры золотой пустыни, в которую превратилась Атлантида…

А где-то далеко, уже почти добравшись до Нурвилана, ножом в спину убит посланник Тиа.  Его убийца, щурясь, смотрел на движущееся к горизонту солнце, и золотые блики горели в глазах темно-фиалкового цвета.

 На долгие тысячелетия погрузилась Земля в ледяной сон, а когда, наконец, пробудилась, и на ней была восстановлена жизнь, Атанаэль стал ее хозяином и богом, и было ему имя Князь Тьмы. Те же из богов, которые не подчинились завоевателям, стали возвращаться в телах смертных, из воплощения в воплощение неся в себе кровавую тайну мира. Каждый из них стал горящей страницей Книги Бытия…

 

 

 

 

 

Грани времени

Юноша робко постучал в массивную дубовую дверь кабинета.

- Проходите -  прогнусавил за ней голос.

Тонкая в кисти рука с трудом отворила деревянный монолит, и в кабинет редактора вошел парень. От его странного некрасивого лица веяло чем-то ребяческим, а глубокие темно-карие глаза заставляли почему-то смущаться.

«Робость и дерзость – странное сочетание» - подумал редактор В. П., а вслух сказал:

- Проходите, пожалуйста, садитесь. С чем пожаловали?

-Я принес вам свои стихи – начал молодой человек, неотрывно смотря в глаза собеседнику – Не изволите ли прочесть?

- Давайте посмотрим. – заулыбался В. П., но улыбка получилась несколько натянутой.  «Ну и взгляд – подумал мужчина – как будто в мозги кто-то залез и медленно там копошиться!»

-Посмотрим, что вы там насочиняли…

Изящная рука юноши небрежно подкинула на стол небольшую тетрадь, засаленную и, казалось побитую временем. Редактор поморщился. Он презирал неряшливость. «Ох уж эти стихоплеты! Молоко на губах не обсохло, а они туда же, в поэты лезут! Ну так и есть, что я и предполагал – усмехнулся про себя В.П., листая кончиками пальцев замусоленные страницы – подражатель Лермонтова или Пушкина.»

- А скажите, уважаемый – сказал он уже вслух – кто ваш любимый поэт?

- Пушкин – коротко ответил молодой человек и улыбнулся – А что?

- И, наверняка, Лермонтов? – ехидно захихикал редактор – Послушайте, будь вы Лермонтовым, цены бы вашим стихам не было. Но Лермонтов умер еще в 19 веке, на дворе 21, а вы мыслите как кисейная барышня о потустороннем!

- Вы говорите Лермонтов? – улыбка дикого сарказма тронула по детски пухлые губы юноши – Я забыл представиться – Михаил Лермонтов

- Столь удачное совпадение не дает вам права быть великим русским поэтом!

- Это почему же? – удивился Лермонтов

- Потому, что вы должны создавать свое, а не копировать чужое! Поэзия – это, прежде всего открытие чего-то нового, никем не сказанного.

- А почему вы решили, что я копирую чужое? Я же сказал вам , я – Лермонтов.

- Но не тот же самый!!! – осоловел от тупости парня редактор

- А почему вы думаете, что я не могу быть тем самым Лермонтовым?

- Потому, что если вы он самый, мне в пору вызывать психушку! – озверел В. П.

- Странное иногда что-то творится со временем – задумчиво проговорил юноша, обращаясь в пустоту – Сделаешь шаг и ты в другом летоисчислении.  Там те же люди, те же лица, только одежда другая, проблемы другие, а суть всегда одна и та же. Уверяю вас, милейший, поэзия – это не открытие чего-то нового. Поэзия – музыка, льющаяся из самого сердца. Она словно капли слез, застывшие на бумаге. Сидеть, придумывать образы? Разве это поэт? Нет, это стихоплет, милейший. А что касается 19 века, так я из него самого. Просто грань времен бывает такой хрупкой…

Михаил Лермонтов встал, еще раз пристально заглянул в мутные глаза своего собеседника и тихо вышел из кабинета, прошептав на прощание:

- Есть вечные темы и вечное искусство, для которых не существует эпох.

 

 

 

В. П. долго смотрел в окно своего кабинета, пытаясь понять –  откуда на свете берется столько психов? Да, Лермонтовы к нему еще не захаживали!

- Ларочка – обратился он к своей секретарше – в вашей книге посетителей как записался вышедший отсюда молодой человек?

- Какой молодой человек? – недоуменно вскинула брови Ларочка

- Ну, такой невысокий, странный

- Позвольте, но сегодня с утра посетителей не было.

- Как? – редактор начинал себя чувствовать героем романа Булгакова «Мастер и Маргарита», причем не лучшим героем.

- Вот, убедитесь сами, тетрадь с числами, на сегодня записей нет. Еще рано, никто не приходил. Да и я бы, наверняка, заметила, если он, конечно, не призрак.

- О, боже – простонал мужчина – заработался!

И выкинул странное происшествие из головы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

По ту сторону вечности

Как красочны и непонятны, бывают порой сны… Переплетение случайных образов? Видения будущего? Воспоминания о прошлом?

Порой мне кажется, моя жизнь тоже чей-то сон… И, когда я проснусь, то увижу черное беззвездное небо. И огромных разноцветных драконов. Они будут летать по небу над хрустальным дворцом- тетраэдром где-то в другой вселенной.

Там у меня другое имя….

Я шепчу во сне: «Амени».

 

ХХХ

-Амени, просыпайся. Фэй уже взошла! – откуда-то издалека пропел тонкий, мелодичный голос.

Девочка открыла глаза. Над ней золотым светом полыхал прозрачный купол. Амени приподнялась на локте. На краю постели сидела ее мама. Императрица Мэй. Молодая женщина наклонилась вперед, и ее длинные белоснежные волосы коснулись тонких пальцев правой руки дочери.

-Если много спать, можно пропустить все самое интересное – печальная улыбка изогнула тонкие губы. Мэй нервно теребила край атласного аквамаринового платья. – Твой отец возвращается…

-Мама, мне приснился странный сон… - Амени сосредоточенно терла веки – А? Что? Папа прилетает?

Радостная весть мгновенно осветила улыбкой круглое личико с глубоким взглядом недетских черных глаз.

- Он когда прилетит? Сейчас? – девочка спрыгнула с кровати. Растерянно огляделась.

В просторной зале под хрустальным куполом царствовал беспорядок. По мозаике цветного пола разбросаны игрушки: лошадки, принцессы, принцы, медвежата, зайцы. Ленты для волос развешаны на кустах роз.

- Я возьму тебя с собой. Встретить Императора. – Мэй стремительно расхаживала взад и вперед. Время от времени останавливалась и отщипывала листочки от карликовой пальмы.

- Правда? – Амени вприпрыжку проскакала по залу, то и дело, спотыкаясь об игрушки.

Сдернула с куста алую ленту.  Дремавшие на ветках попугайчики, испуганно взметнулись. Пестрая стайка, стрекоча, сделала в воздухе круг и устремилась вверх. Девочка кружила на одной ноге как балерина. Потом резко остановилась. Посмотрела в глаза Мэй. Большие, цвета полуденного неба… В них чего-то не хватало… Такого родного и привычного…. И Амени вдруг поняла: из глаз матери исчезли веселые искорки….

- Мама, что-то случилось?

- Пойдем… Нам пора.

 

ХХХ

Ровное плато базальтовой горы… Космолет Императора Дэя приземлился в тот самый момент, когда лучи Фэй превратили темный кобальт леса в светлый изумруд. Здесь на высоте ранним утром воздух необыкновенно чист и прозрачен. Кажется, им можно не только дышать. Его можно пить. Медленно, смакуя каждый глоток. Далеко внизу черные скалы, маленькие каменные домики облизывал влажным языком ультрамариновый туман.

Мэй всегда знала, когда возвращался император. Она прилетала на изящном белом челноке задолго до появления его корабля. Всегда одна. Наслаждалась воздухом и полетом птиц. Когда ты стоишь слишком высоко, все находящееся внизу кажется игрушечным. Игрушечный хрустальный тетраэдр-дворец. Забавные, врезанные в три его стороны купола. Игрушечные домики людей и сами люди – живые куколки. Кустики тропического леса.

- Зачем ты привела Амени? – голос Дэя прозвучал за спиной  Императрицы неожиданно резко.

- Она должна знать – Мэй гордо вскинула голову и изо всех сил стиснула зубы.

- Она ничего не должна! Она еще ребенок! – холодно ответил Император.

Императрица гневно оглянулась через плечо. Дэй стоял у ступеней трапа, ведущего во чрево космолета. В черном длинном плаще, скрестив на груди руки. Его женственное лицо неприятно контрастировало с металлическим блеском антрацитовых глаз.

- Она должна знать… - чеканя слова, глухо произнесла Мэй – Она наследница Империи!

- Возможно, ты права, - Император стал приближаться походкой пантеры. – Да, ей пора знать. Знать, что дети из города, с которыми она играет каждый день, по сути ее рабы!

- Не смей! – крик Мэй пронзительной стрелой ворвался в уши Амени – Они не рабы! Никогда ими не были и не будут!

Выражение лица Дэя изменилось. Теперь оно не было высокомерным и надменным. Скорее сожалеющим.

- Ты не хуже меня знаешь, что это не так. Амени рано или поздно поймет правду о тебе, обо мне, о самой себе и той планете, на которой живет.

Они стояли. Трое. В лучах восходящей звезды Фэй. Высокий худощавый Император. Немного ниже его стройная Императрица. И маленькая девочка, пытавшаяся изо всех сил понять: что происходит между ее родителями?

 

ХХХ

Когда-то основной закон бескрайнего Космоса гласил: «Создание равно создателю». Вселенные рождались. Вселенные умирали. Они походили на ячейки. Бесконечное множество ячеек. Одни светлые – живые миры. Другие темные – погибающие. Все множество бесконечных вселенных населяли сущности самого разного толка. Одни бороздили просторы бескрайнего Космоса, создавая солнечные системы, планеты, себе подобных не  по облику, но по разуму. Другие проходили трудный путь познания в самых причудливых формах: падающей в неизвестность кометы, дерева, животного, дракона…   Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из Великих Бессмертных Создателей не придумал  существо не только со сходным разумом, но и внешностью.  Названо было существо – человеком. Новая раса размножалась чрезвычайно быстро. Но, к сожалению, жили ее представители недолго.

Космическая Лига Великих Бессмертных, носившая название «Альфа и Омега», дала возможность людям расселиться по пяти планетам звездной системы Волопас. Одной из планет была выбрана Алибрис. Правителями планеты назначены Император Дэй и Императрица Мэй. 

Но странная мысль точила сознание Дэя. Навязчивая и склизкая, как дождевой червь. Почему он великий Бессмертный должен считать только что созданных людей равными себе? Разве их не разделял путь, длиною в вечность? Разве мог он говорить с человеком на равных? Мог рассчитывать на понимание? Нет! Нет! Бесконечное нет! А его подрастающая дочь? Разве должна она играть с детьми человеческими? Что дадут они ей? Ничего… Только она могла отдавать свои знания и силу. Она Создатель…. Пусть юный, только ступивший на новую для себя дорогу. Но за плечами Амени не одна родившаяся и умершая вселенная…

Мысль становилась не просто навязчивой. Она преследовала Дэя во время звездных путешествий. Во время сна. Даже во время любовных утех. Мысль стала монстром, медленно, победоносно пожиравшим Императора. Его дух раскололся. И не было в Космосе силы, способной соединить расколотое надвое  в целое…  Такая грандиозная мысль не могла долго существовать в аморфном состоянии. И Дэй принял решение….

Санктурион! Так отныне называется возглавляемая Дэем новая Империя. Империя не согласных с тем, что «Создание равно создателю». Отныне человек не равный Великим Бессмертным, а их раб!

Императрица Мэй слишком поздно узнала об идее мужа. Узнала только когда под знамя Санктуриона встали многие. Они стали называть себя Богами. Почти все населенные людьми планеты были захвачены. Кроме Алибриса. Сюда вести о бунте поступили в последнюю очередь. Мэй никогда не забудет лица женщин, мужчин, детей, стариков согнанных как стадо скота в грузовые отсеки звездных мегалетов. И вот теперь…

 

ХХХ

- Так может, ты намерен сделать рабыней и меня?! – Императрица зло сжала кулаки. Ее нежное овальное лицо приняло жесткое выражение. На скулах заходили желваки. – Может, пытаясь подавить сопротивление людей, сожжешь и Алибрис. Как сделал это с Катаром, Эктой, Нибой, Дваной?! Учти я пойду с ними… Смертными. Так ты их называешь?!

Император молчал. На его губах замерла задумчивая улыбка.

- Как ты  можешь быть такой наивной? Мэй, у меня уже много сторонников. Я уверен – будет еще больше. Скоро Космос расколется.

- Как твой дух? Верно? – Мэй обняла Амени и уткнулась носом в ее пахнущие горным ветром волосы. – А она? Что будет с нашей дочерью?  С кем из нас пойдет она? Дорога, на которую ты ступил, ведет к вечной смерти. Дэй,  ты же добровольно отказался от силы Создателей. Что ты наделал, Дэй?

- Зато я обрел… - Император смотрел на раскаленный диск, стремящейся к зениту звезды. – Я обрел силу Санктуриона! Силу Завоевателей! И моя дочь пойдет со мной!

- Я не пойду ни с кем из вас! – Амени сбросила с себя руки матери. – Я останусь здесь с людьми из города. А вы уходите. Оба. А когда решите ваш спор – возвращайтесь…

 

ХХХ

Они не возвращались уже вечность. Люди на Алибрисе давно умерли. Умерла и сама планета. На ней остались только черные базальтовые скалы, покрытые снегами. И хрустальный дворец-тетраэдр. Во дворце на кровати спит Амени. Ее душа, покинув тело, проводит в странствиях по мирам. Она ищет возможность примерить родителей. Она пытается склеить  дух Дэя. Но… Дэя давно нет. У него много имен. Много обличий. Расколотое сердце. Расколотое Мироздание. Нет больше и Мэй. В попытке остановить Императора она тоже давно потеряла себя…

 

ХХХ

Я вижу сон. По черному беззвездному небу пролетают разноцветные драконы. Мне холодно. Это холод вечности. Я не могу проснуться. Не могу увидеть когда-то зеленый Алибрис пустым и мертвым. Я тоже давно перестала быть собой. Я бессильна соединить две половины некогда единого целого….

 

 

Вопрошающая и отвечающая (продолжение «По ту сторону вечности»)

 

Амени стояла посреди пшеничного поля, запрокинув голову назад. Ее черные, не отражающие свет глаза, смотрели на звезды. Большие и яркие звезды.  Она задавала небу один и тот же вопрос: «Когда?»

Когда Дэй и Мэй снова будут вместе? Когда закончатся ее скитания по мирам?

- Все, что когда-то начато, должно быть закончено.

Этот голос звучал со звезд. Хотя, нет, он звучал везде. В колосьях зрелой пшеницы, в прохладном ночном воздухе, в вязкой тишине….

-А кто мне отвечает? – девочка  стала озираться по сторонам.

- Ты сама. Ибо ты вопрошающая и отвечающая….

Голос звучал в голове Амени, в ее горле, как будто она набирала воздух в легкие, чтобы произнести загадочные фразы.

Как долго она находилась в этом месте? Амени не знала. И находилась ли вообще. Хотя это место было самым удивительным из того, что она когда-либо видела. И чувствовала. Слишком яркая реальность. И этот голос… Рассказывающий девочке о ней самой. Ее собственный голос.

Амени ничего не знала о тех мирах, по которым странствовала. И знала все. С тех пор как ее тело, заточенное в саркофаг, осталось на планете Алибрис, прошло время. Сколько? Этого не знали не люди, не боги. Алибрис прожил долгую жизнь под властью империи Санктуриона. На нем сменялись звездные короли. Он жил, а потом умер. Как умирает все, что когда-то было рождено.

Амени вышла из щекочущих руки золотых колосьев и оказалась у подножия зеленого холма. Светало. На покрытой росой траве свернувшись калачиком и поджав под себя ноги, спал старик.  Амени нагнулась и стала вглядываться в морщины его спокойного лица.

Между тем вездесущий голос продолжал:

- Так здесь все начиналось….

И видела с громадной высоты (там даже птицы не летают) маленькая девочка планету, объятую водами океана. И не было на той планете ничего, кроме воды. Потом из ее синего омута словно всплыл континент. Своими неровными очертаниями он напоминал кусок пирога.

- Так здесь все есть на сегодня….

И снова с той высоты, на которой невозможно даже дышать, видела Амени, как раскололся континент. И пять его неравных частей стали отдельными материками.

- Одна война расколола Его. Другая Его соединит. – голос говорил монотонно и безразлично. Будто сообщал прогноз погоды на завтра. -  Ты снова увидишь Мэй и Дэя. Только не узнаешь. Каждый раз вы будете встречаться в новых обличиях. И каждый раз не узнавать друг друга. Потому, что перестанете быть самими собой… Это планета по имени Земля. Твоя новая судьба. Твоя новая дорога…  Только не буди старца. Ведь все сущее и ты сама – его сон.

Амени посмотрела на спящего. Он дышал ровно. Его веки были спокойны. Не верилось в то, что он видит сны.

- А что будет, когда он проснется?

- Этим все завершиться….

Маленькая девочка грустно смотрела на вновь сходящиеся материки, на континент, поглощаемый океаном. Осязаемая материя распадалась на атомы, электроны, протоны. А затем исчезали и они.

- Но ведь и он мне снится? Ведь так? – Амени глубоко вздохнула, как будто в последний раз. Как будто боясь, что через секунду, и она превратится в струящийся в бесконечность свет.

- Так…

- И это место? Разве оно реально? Где мы находимся?

- Везде и нигде… Ибо ты вопрошающая и отвечающая…..

 

 

 

Канализация

 

Пасмурное, разлитое дождем по улицам утро. Жители Провинциального Городка, с трудом вырываясь из объятий снов, грустно продирали глаза. Опять рабочий день.

Петр Ласковый с потоком таких же сонных как он сам граждан втиснулся в трамвай. Ухватившись белыми гладкими пальцами за грязный, засаленный поручень, он мысленно уже смаковал подробности предстоящего свидания. Петя никогда не работал, а, впрочем, работать и не собирался. Ему совсем недавно исполнилось двадцать лет. Привлекательный и обаятельный Петр Ласковый находился на содержании некой уважаемой дамы лет сорока. Разница в возрасте парня нисколько не смущала. Дама обладала теми качествами, которыми, по мнению Пети, должны обладать все без исключения женщины: терпением, ласковостью, добротой. А самое главное обожанием своего единственного и неповторимого. Кроме того, у дамы водились деньги. Современные же девицы в коротких юбках, с кукольной красотой патологически лишены всех традиционных добродетелей. И денег тоже. Тем более что молодые и горячие девчонки и без того висели на Петре так, словно он единственный выживший на Земле после глобальной катастрофы мужик. «Иветта, Лизетта, Мюзета! Да как же вы мне надоели – навязчивые дуры!» - зло думал Петя Ласковый неприязненно смотря на бабку, без перерыва копошащуюся в своей грязной недопустимо большой для трамвая сумке.

Бабка Прасковья ехала на местный рынок торговать яблоками и грушами. И ожесточенно ковыряясь в сумке, обзывала матерными словами своего маразматичного мужа, забывшего ей положить  ключи от дома.

Рядом сидящая аккуратная юная леди презрительно морщила густо напудренный носик. Запах старости раздражал ее.  «И какого черта каждое утро эти бабки куда-то прутся? В самый час пик! Когда нормальные люди едут на работу» - леди, которую, кстати, звали Елизавета, а знакомые просто Лизка, критически уставилась на мелькающие за окном трамвая деревья.

В это же самое время, сумрачно смотря на проезжающий мимо него трамвай, шел маг. Скучно жить магу в Провинциальном Городке. Развлечений никаких. Интересы у местного народа примитивные. Уйти отсюда он пока не мог. Границы в другие миры временно закрыты. Вот и приходилось торчать в этой дыре. Маг жаждал зрелищ. Но если их не устраивает кто-то другой, можно все сделать самому. Маг замечтался и неожиданно споткнулся обо что-то. Выругавшись, он посмотрел себе под ноги. Там блистая металлом, красовался новый канализационный люк. Маг нехорошо заулыбался. Потом достал из кармана сверток, чуть сдвинул в сторону люк и….. бульк. Сверток исчез в зловонном потоке.

Из подъезда, словно птичка из серок каменной клетки, выпорхнула Светка. Она постояла, посмотрела вслед уезжающему трамваю. Ну вот, она снова опоздала на лекцию. Да и ладно. Разве утром это может расстроить красивую девушку. Но Светка поплелась понуро по улице расстроенная совсем по другой причине. Уже вторые сутки не она не может дозвониться до своего обожаемого Петеньки. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Дома Петеньки тоже не было. Там он, кажется, вовсе не появлялся. А все виновата работа.  Полицейского наркоконтроля. Вот времена настали. Расплодилось наркоманов. А бедные Петенька ловит их, не жалея сил. Под ногами у Светки что-то угрожающе заурчало. Из приоткрытого канализационного люка, булькая, как переваренная каша, полезла дурно пахнущая жижа. «Что это за дрянь?» - подумала Светка. Но мысли о Петеньке вскоре заставили ее забыть обо всем.

Охранник супермаркета Степан Хмурко сурово уставился на круглую, обтянутую короткой юбкой попу восторженно разглядывающей витрины супермаркета Светки. «Вот все они по молодости такие, стервы! Охмурят своими причиндалами и притворной нежностью. Женишься на них и на тебе: вместо нескольких приятных округлостей одна большая, похожая на диван. Вместо нежности – сварливое мычание. Где деньги? Почему течет кран? Почему не достроен  дом, соплив сын, не побелено дерево. Степан нервно подергал себя за кустистые усы. В его серых, обрамленных мелкими морщинками глазах кричало отчаяние. Опять рабочий день. Мелькающие перед глазами, похожие на мух покупатели.  Вечером  еда,  ругань,  телевизор. Винипухоподобная жена и вечно где-то шляющийся сын - подросток.

- Караул! – из супермаркета с выпученными глазами вылетела кассирша – Там, там, – она смотрела на Степана Хмурко так, будто увидела супермена.

- Что там? – буркнул в усы Степан

- Прорвало канализацию! Туалеты уже затопило! Сейчас вся эта мерзость полилась в торговые залы! О боже… - кассирша еще больше выпучив глаза, хотя это теоретически казалось невозможным, смотрела на асфальтовую дорогу.

Из-под крышки очередного канализационного люка что-то явно вырывалось наружу. Что-то серое с зеленовато-желтым оттенком.

 

Жижа лезла отовсюду. Медленно заполняла улицы Провинциального Городка.  «Такого просто не может быть!» - повторяли жители. Такого не бывает! Но жижа была фактом.  Очевидным, неотвратимым фактом. Охваченные паникой люди бросали свои авто. Они стали бесполезны.  Покидали дома. Бежали, словно крысы с корабля вон из города. Сломав, каблуки на туфлях бежала Светка. Стряхнув с руки повисшую на нем кассиршу, бежал Степан Хмурко. Перт Ласковый выскакивая из трамвая, остервенело толкнул в бок локтем бабку Прасковью.  Та кубарем слетела со ступеней и распласталась, клюнув носом в вонючую жижу. Очумевшие от страха пассажиры грузным  стадом проскакали по ней.

- Петенька! – прокричали одновременно два женских голоса

Руки Светки и дамы лет сорока сомкнули Петра в объятиях одновременно. А потом, словно выхваченные одновременно шпаги, скрестились их взгляды.

- Ты кто такая? – заорала Светка

- А ты кто? – взвизгнула дама

- Заткнитесь, дуры! -  истерично заверещал Петя Ласковый.

И было в его крике, что-то напоминающее тонущий Титаник.

Маг, скрестив руки на груди, стоял на крыше местной мэрии. Однако весело ему не было. Наоборот взгрустнулось. Он поднял высоко, казалось к самым лучам взошедшего солнца, черный посох и прокричал тайные слова.

Мгновенно стали чистыми дороги и тротуары. Вонючая жижа исчезла. Озадаченные люди еще долго по инерции куда-то бежали. Но вскоре стали останавливаться, затравленно озираться по сторонам. Бабка Прасковья кряхтя, встала и, подняв в небо костыль, с обидой погрозила кому-то. Светка и сорокалетняя дама, обнявшись и рыдая, плелись по омытой утренним проливным дождем улице. Петр Ласковый с досадой отметил про себя, что ему придется искать себе другую, подходящую под его идеалы женщину. Лизка гордо входила в здание престижного офиса. Степан Хмурко по-прежнему сурово крутил усы. Продолжался обычный рабочий день.