Вечные солдатики.

            В очередной раз вздыбилась земля. Ее куски полетели в разные стороны, затмевая солнце. Бой продолжался с самого утра, затихая лишь на короткие паузы. Мгновенье - и снова небо стало черным как ночь, от летящей в него земли, а соседний окоп просто перестал существовать. Лишь кое-где угадывались его очертания, торчали из земли обломки блиндажа и голова мертвого радиста. Так и не успевшего послать сигнал  о помощи. Помощи не будет. Сегодня они должны все погибнуть. Все до единого.  Потому что от этой проклятой бомбежки просто нет спасения.

            Взрыв, еще взрыв, еще и еще. Им уже нет числа. Сметена вся первая линия обороны. Там, где стояла фаланга воинов со щитами и  мечами, теперь только трупы, перемешанные с проклятой землей. Она повсюду: на оружии, мундире, голове, пеленой в воздухе. Скорее бы упасть сраженным, и этот ад, наконец, закончится. Но враг перенес удар на левый фланг. Что там началось! Лошади с всадниками, вперемешку с  землей и даже танками, полетели в разные стороны. Тот самый танковый батальон, который эта  конница должна была прикрывать. Один танк прямо  на глазах развалился на куски  от прямого попадания. Башня отлетела куда-то в кусты.

            Я покачнулся, но продолжал стоять прямо. Мои товарищи – Пулеметчик, Автоматчик и Гранатометчик - еще крепко держались на ногах. Мы охраняли самое святое в этом аду – знамя. И врагу до сих пор не удалось скорректировать огонь по нему. А, следовательно, и по нам.

            Очередной ком земли разорвался шрапнелью и одним махом выкосил почти всех ковбоев, которые разлетелись даже до покореженных танков и перемешались с красной конницей.

            Теперь очередь настала правого фланга. Там держали оборону викинги и египтяне. Им досталось больше всего. Раздались громкие одиночные хлопки, и воины один за другим стали отлетать на приличное расстояние. А на их пластиковых телах оставались глубокие вмятины от кусочков свинца. Одному викингу пуля попала прямо в голову, навсегда превратив ее в сплошное месиво пластиковых волокон. Он до сих пор стоит у меня перед глазами.

            Сколько времени прошло, а тот бой по-прежнему всплывает у меня в памяти. В нем мы все погибли. Как всегда. Мы были созданы, чтобы умирать. И воскресать. И снова умирать. А мальчишки, те, кому мы принадлежали, должны были научиться в этих играх - что умереть не страшно. Особенно, если это справедливая война. Мы-то эту истину знали. Я, Командир, призывающий идти вперед, Пулеметчик, непрерывно разящий врагов, Автоматчик, бросающий гранату, и Гранатометчик, готовый выпустить смертельный заряд.

            Те четверо мальчишек, один из которых всегда после боя собирал нас всех своими торопливыми руками, были друзьями и все лето проводили, копая для нас удобные траншеи, сухие блиндажи и разрабатывая план нашей обороны. А зимой собирались у кого-нибудь в теплой комнате и строили из кубиков замки и мосты, а затем взрывали все это, дергая за привязанную нитку или обстреливая из игрушечной пушки. Мне и моим товарищам всегда доставалось. Так нужно. Так было всегда. Так должно быть.

            Моя краска давно слезла от частых ранений, а одна нога поломана и почти не касается подставки. Автоматчик лежит рядом со мной в коробке без руки. Ее тогда оторвало прямым попаданием кома  земли. И она вместе с гранатой осталась где-то на поле боя. Гранатометчик теперь может лишь целиться из незаряженного гранатомета. Его часть также осталась лежать на той высоте,  окруженной цветущей сиренью и кустами смородины. И лишь мой верный пулеметчик лежит вперемешку с нами без особых повреждений. Его всегда спасал щиток его пулемета.

            Мы  так и не сдали высоту, хотя все погибли.

            Прошли годы. Нас очень долго не доставали из коробки. Мы все покрылись пылью, которую некому было стереть с нас. Некому больше извалять нас в земле. Нам стало очень скучно. Ведь мы созданы, чтобы умирать. И воскресать. Чтобы умереть вновь. Так надо.

            А недавно нас достали из коробки. Мальчик, который стал вдруг очень взрослым,  и у которого почему-то появились на лице шрамы и стали седыми волосы, долго смотрел на меня и вдруг начал разговаривать со мной. Он говорил о какой-то высоте, которую он так и не сдал, о тех самых мальчиках, с которыми он когда-то играл, выстраивая нас. И о том, что бой был с самого утра и до позднего вечера. Совсем как тогда, когда Автоматчик навсегда потерял руку с гранатой.

            Потом он заплакал и сказал мне, что те мальчики больше не придут играть с ним. Их больше нет. Они так и остались на той безымянной высоте в блиндаже и окопах. Потому что радист сразу погиб и не успел передать сигнал о помощи. Поэтому они должны были все умереть. Но они так и не сдали эту высоту!

            «Но так не должно быть!» - Решил я.- «Это неправильно! Должны умирать только мы – игрушечные солдатики. Для этого мы созданы. Умирать. А те мальчики не умеют воскресать».

            Он не слышал ни меня, ни моих товарищей. Он собрал нас одной рукой и положил обратно в ящик. А через какое-то время появился белокурый мальчуган, который  попросил его поиграть с нами. И он почему-то ему отказал!

            Но мы же можем и его научить воевать! Мы же созданы, для того чтобы  умирать. И воскресать. Чтобы снова умереть. Так было всегда.