Пользовательского поиска
|
«Девочка».
Рассказ, состоящий из 4-х миниатюр.
1 часть
Атавизм
Первое июня – День защиты
детей. Хороший день. Только жаль, что он отмечается в первый день каникул. Это
неправильно. Праздновать его следует перед финалом каждой учебной четверти,
чтобы учителя прониклись к бедным ученичкам
сочувствием.
Лично я – всеми руками «за», что детишек
защищать надо!!! Добавлю, а взрослых (от детишек) и подавно. Да что это я о
грустном? Управлять эмоциями можно вполне. Что ж, светскую беседу продолжит
изысканный разговор о погоде. Итак. Май выдался в этом году странный, мне хоть и объясняли доступно погодные фортеля
(«Природы эволюционирует!), легче на сердце от этого не становилось. Льет, ух,
и льет… Мой город наблюдал эту истерию сдержанно и с пониманием. У всех сады, а
садам вода нужна. И клокочущие ручьи булькали себе не проклятые. А они образовывались
многие размером как раз с нашу Какву.
Сразу поясняю. Каква
– это наша река, точнее, речка, а местами, вообще, речонка. Однажды, когда я
отдыхала в Ярославле, какая-то женщина во дворе властно подозвала меня и важно
спросила:
– Ну, что понравилась тебе
наша Волга?
– В смысле? – удивилась
вопросу я. – У меня нет привычки пить из речки. Женщина рассвирепела:
– Вы только посмотрите на
нее!
– А что на меня смотреть? Узоров
на мне нету.
– Бить тебя некому! –
подытожила женщина и тут же быстро буркнула: – А в твоем городе речка есть?
– Конечно.
– Какая?
– Каква.
– Как-как?
– Каква
– Что за невоспитанная
девчонка?! – аж задохнулась женщина. – Ее спрашивают по-хорошему, а она
квакает.
Вот и говори правду после этого. Надо было
сказать «миссисипи», и тогда пусть думает все, что
хочет, вариантов для передразнивания предостаточно.
А, кстати, море у нас есть в городе, то есть было
когда-то, до наводнения. С пляжем и кабинками для переодевания. Шикарное было
место! Прямо Сочи местного масштаба.
Раньше так и говорили:
«Поедем на «море». Так называли водохранилище, которое находилось за
пионерскими лагерями.
В 1993 году с результате
стихийного бедствия – того самого страшного наводнения – на водохранилище прорвало плотину. Мне было
тогда всего три года, но я помню, как сильно плакали люди… У кого дом смыло,
кто близкого потерял. Наша воспитательница целых два месяца жила на работе, в
детском саду. В городе даже поставили памятную глыбу в знак того жестокого
года.
А «море» высохло. Погибло без плотины. Но
поговаривают, что ее восстановят, и я еще сверкну там в ярком купальнике «вырви
глаз»!
Но это будет потом. А сейчас, на повестке дня толстые
заумные книжки. «Учиться, учиться и учиться!»
Я, когда беру книгу Толстого (Льва
Николаевича), у меня дух захватывает! Читаю абзац, читаю второй и – закрываю
книгу, иначе мой организм просто не выдержит наплыва такого мощного интеллекта.
В результате, так и прочитаны два абзаца. Но содержание книги я знаю! (В
пересказе моей мамы.)
Мама читала мои стихи, которые я писала во
втором классе, и восклицала: «Детка, ты – Сафо!» Понятия не имею, что такое
«Сафо», но стихи были следующего содержания: «Цветут цветы, цветут цветы, и чашку
я поставила на стол. И розу белую взяла и вместе с розой уплыла». Чушь. Но маме
нравилось
В девятом классе мама взялась за мое
воспитание. Она внимательно изучала мои сочинения, силясь найти искру божию, а
потом вынесла вердикт: «Будешь моделью!»
А затем она принесла горку пухлых книг,
которую венчал Достоевский.
Из Достоевского я могла
читать в день по предложению…
Но тут как-то наткнулась я на рассказы
какого-то классика. Прочитала все махом, посмеялась от души, затем посмотрела,
какой дурак все это написал. Тэффи. М-да. Говорят, что «тэффи»
обозначает: «Девочка, которую надо хорошенько отшлепать, за то, что она большая
шалунья».
А еще говорят, что Тэффи обожал сам царь
Николай (второй, кажется). Что ж, не мудрено, что его быстро скинули с трона.
Недавно мама прочитала мои заметки, которые я
припасла для газеты, и сказала:
– Ну, ты даешь… Тэффи, да и
только!
Я не обижаюсь. Кто же правду скажет, если не
родители?
Но, дорогие читатели, знайте: следуя логике,
можно предположить, что, если вам нравится то, что я пишу, то значит, есть в
вас что-то царское.
2 часть
«А мне приснился сон, что Пушкин был спасен!»
Моя мама родилась с Пушкиным
в один день! 6 июня для меня двойной праздник. Нет, стихи я не читаю (пока не
читаю). Мне по душе сама личность поэта! Маму я люблю само собой. А поэт… Мне
нравится и интересно все, что с ним связано. Больше всего меня прельщает тот
факт, что Пушкин был двоечником по математике. Так и хочется воскликнуть: «Ну,
совсем, как я!» Да хоть что-то меня связывает с великим классиком!
Все-таки несправедливо, что он так рано ушел
из жизни. Мог бы еще столько потрясающего написать! А сколько красавиц не
удостоилось быть увековеченными в стихах?
…1836 год. Зима.
– Новость слышали? А
Дантес-то промахнулся!
– Что вы говорите, а еще
блестящий офицер…. Фи!
Шушукались то здесь, то там.
А сплетник на санях спешил сообщить новость остальным.
Царь на это известие только
фыркнул:
– Фр!
Собаке – собачья жизнь.
А прелестная Натали Пушкина
облегченно вздохнула:
– Ну, слава богу, в
воскресенье теперь обязательно поедем в оперу. А завтра с детьми на каток!
Интересно, Сашулька хорошо на коньках катается? А то
опозоримся.
Входит Пушкин.
– Ах! – Натали радостно
кидается к нему. – Обедать, дорогой, а потом лезвия точить и тренироваться!
Она спохватывается:
– Ты хоть не ранен?
– Да нет, знаешь, жив-здоров, как видишь. А кого резать собираемся?
– А то ты не знаешь?
– Хе!
Дантеса?
– Типун тебе на язык! –
испуганно вскрикивает Натали.
– А! – машет рукой Пушкин. –
Пускай живет французишка, а то пули на него
переводить, лезвия для него специально точить.
– Да я про каток!
– А-а-а… – разочарованно
выдохнул Александр Сергеевич и тут же заулыбался: – А хорошо придумала,
женка! Меня в лицее знаешь, как звали?
– Знаю. За ловкость тела –
обезьяной.
Пушкин покраснел.
– Да я не о том. Меня звали
изобретателем!
Для катка Пушкин изобрел удивительные
коньки. Едешь на них и все время падаешь. А когда не умеешь кататься, падаешь
еще более интенсивно.
– Господа! – весело
воскликнул Александр Сергеевич. – Кто поможет мне доехать до той стороны пруда,
будет главным героем моего нового романа!
– Я!
– Я!
– Я
– Не все сразу, – сказал
Пушкин и поправил цилиндр. – Вот вы!!!
Уже через три месяца появилась на свет
первая часть романа (прозаического!) «Екатерина».
«Она была прелестна. Легка и изящна. Неуловима как ветер и ловка как
обезьяна. Я держался за ее осиную талию и без конца сочинял стихи! О, моя муза!
Никогда ранее я не встречал более такой очаровательной барышни.
Снег падал на
ее голубой капор, на ее длинные ресницы, и я не замечал холода, лишь смотрел и
смотрел на нее…»
Через сто пятьдесят лет мама
обнаружила в моем сочинении по роману Пушкина «Екатерина» двадцать ошибок…
Шестого июня я с утра обниму
маму и скажу ей: «С днем рождения! В такой день будем читать только твоего
любимого «Графа Нулина».
3 часть
«Где мои семнадцать лет?»
Осенью, в конце октября, мне
исполнится чуть больше семнадцати лет. И пусть кто-нибудь попробует сказать,
что это мало! «Ребенок, девочка…» Еще чего! По своему мироощущению я –
полноценная девушка. Без пяти минут Кончитта, готовая
ждать своего Резанова тридцать, а то и сорок лет
(правда, обет молчания я дать не в состоянии, язык от природы мне попался на
редкость говорливый.)
Дед Сережа из соседнего дома в семнадцать лет
убежал на фронт. Шел тяжелый сорок второй год. Блокада. Сталинград. Словом, все
символы жутких бедствий были на месте. Дед Сережа дошел до Берлина и расписался
на стене рейхстага. У него имелись в наличии две медали и какой-то нагрудной
знак, поэтому в родной город дед Сережа вернулся орлом.
В 1988 году он обменял медали на самогон, а в
1991 продал на рынке нагрудной знак и купил буханку хлеба.
Ежегодно 9 мая и 22 июня дед Сережа с раннего
утра начинал отмечать Победу. Он всячески хорохорился, показывая свою крепость,
выходил во двор в серой фетровой шляпе, уже с допингом в желудке и пел:
«Двадцать второго июня, ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началася война».
– Марш домой! – из
распахнутого окна высовывалась его жена, баба Люба. – Никакого спасу от тебя
нет!
– Где мой черный пистолет? –
громогласно вопрошал дед Сережа и присвистывал.
– Тьфу! – чертыхалась баба
Люба и захлапывала окно.
Она родилась после войны. А
ее сестра, баба Надя, раньше, и даже успела застать злосчастные продразверстки.
Баба Надя всю войну проработала санитаркой в госпитале, который был в школе,
что рядом.
Когда у бабы Нади не так отекали ноги, она
ходила к Вечному огню и на могилы солдат, умерших в госпиталях города. Теперь
она только молится.
Деда Сережу неоднократно отправляли на
бесплатное лечение в различные санатории. И как-то раз он вернулся раньше
положенного времени, в дым пьяный и как собака злой. «Дебошир!» – ругала его
жена, но тут же пыталась успокоить, уложить на диван, подсунуть тарелку
дымящихся пельменей ручной лепки.
В общем, дядя Сережа сотворил в санатории
что-то политическое, и будь дядя Джо жив, дядю Сережу пустили бы с песней по
58-й статье.
А дело было так. Лектор рассказывал о чистоте
и порядке, о дружбе народов и всепрощении и закончил словами: «Да что говорить?
Мы немцам войну простили». Дядя Сережа встрепенулся и весело гаркнул: «А кто
конкретно простил? Назовите фамилии!» Что было дальше, история умалчивает. Но
лектор отбыл восвояси с очень красным ухом. (А дядя Сережа – с очень красным
носом.)
«Где меня сегодня нет?..»
4 часть
Бабушка
Моя бабушка – учительница
математики.
Несмотря на то, что она вдобавок ко всему
страстная поклонница народного хора, которому фанатично предана не один год,
бабушка уверена, что мир состоит исключительно из таблицы Брадиса
и тригонометрических неравенств. И искренне не понимает, почему я не разделяю
ее точку зрения и еле-еле тяну в школе по математике.
«Математика – абсолютная монархия. Она царит
одна и ни с кем власти своей разделить не может». Данное изречение бабушка
начертала на внутренней стороне двери туалета, полагая, что именно там ему и
место.
А я люблю рисовать. У нас в Серове одна
художественная школа. Но зато какая! С традициями, передающимися из поколения в
поколение, со своей изысканной культурой взаимоотношений. Честно-честно.
Компетентно заявляю, так как сама там училась и успешно художку
закончила.
В тридцатые годы прошлого века в Серове
существовала только небольшая изостудия, ютившаяся в одной из комнат Дворца
культуры металлургов. И лишь спустя годы, во многом благодаря усилиям
замечательного серовского художника Колодова С.П., была создана настоящая детская художественная
школа.
До сих пор здание небольшое и деревянное,
пахнущее архаикой и масляными красками. Но какое оно уютное, увенчанное
любовью, трудом и терпением.
Пройдет какое-то время, и, в связи с
модернизацией, потребуется больший комфорт, большее пространство и прочее. «Художка» с помпой переберется в некий архитектурный шедевр
и с новой силой забурлит гуашью и акварелью, упрямо заскребет мелками. Но… Но
сердце останавливается. Думаю, на века деревянный домик с крылечком, домик, что
совсем рядом с автовокзалом, домик, что у всех на виду, он останется в памяти
как царство кисти, где люди рисуют детство.
Домик снесут. Но – парадокс – он все равно
останется.
– Наша художественная школа –
гордость города! – однажды громко сказала бабушка, когда пришла на очередную
выставку.
Сказала, и, как мне показалось, поискала
глазами портрет Пифагора.
Детство бабушки прошло в
Ивановской области, близ легендарного города Палеха. На Урал бабушка приехала с
детьми в 1972 году. Говорила она тогда нараспев и сильно окала. Это настолько
было непривычно для уральского уха, что бабушкины коллеги-учителя специально
подходили к двери ее кабинета, чтобы послушать столь удивительную речь.
Сначала бабушку сильно тянуло на родину. Но в
Серове уже прочно обосновалась ее семья, и трогаться с места не имело смысла.
Несколько лет назад бабушка ездила погостить
в Ивановскую область. Вернувшись, она говорила, как невероятно потянуло ее
домой, в край, где «горят мартеновские печи». В Серов.
Бабушка – уралочка.
Серовчанка! Но окает упорно по-ивановски.
А еще она, знаете, как умеет прыгать со скакалкой? Выучка с детства! Бабушка
моя совсем как девочка. (Которую надо хорошенько отшлепать, за то, что она
большая шалунья).