Пользовательского поиска

По вечерам, когда, как воск, густеет мгла
и барабанит дождь в закрытое окно,
когда один, боюсь смотреть я в зеркала -
в них отражается не то, что быть должно.
Иная жизнь там, но не та, что я застиг,
не та, что прожил я в тревожных бликах дня, -
в безбрежной комнате всегдашний мой двойник
глядит в глаза мне, так похожий на меня.
Дрожит луна - зеленый дымчатый кристалл,
а мой двойник, как я, бесплодно одинок.
Он - тот, которым быть хотел я, но не стал.
Он - тот, которым быть хотел я, но не смог.
Мелькали годы, электричеством слепя,
он не старел совсем, румяный, как мечта.
Но жить, как жил я, ненавидя и любя
и забывая, - не пытался никогда.
Как горевал, как пил последнее вино,
как говорил всем, что прошедшего не жаль...
Пусть он смеется - я ведь старше все равно
на эту серую вечернюю печаль.

* * *
Тихо скользят пуанты, властвует окарина
над безмятежным маем, не признающим зноя.
Кружится балерина, кружится балерина
бабочкой легкокрылой, бабочкою ночною.
Ветер ее уносит бледной бесплотной тенью,
словно дыханье леса, словно дурман жасмина.
Светлое чудо танца, радость и страх паренья,
музыка и тревога, слитые воедино.
Что-то, наверно, все же общее между нами:
без перевода ясен шелест портьер рассвета.
Как же сказать словами, трепетными, как пламя,
на диалекте сердца, ищущего ответа?

* * *
Не надо грустить и сердиться не надо:
все это покажется глупым и лишним.
Опять наступает пора листопада,
стартуя бесшумно, как опытный лыжник.
И ночь-кобылица по травам белесым,
по стынущим росам промчит, вороная.
И вздрогнет, как будто очнувшись, береза,
янтарные слезы на землю роняя.
Все ветви ее обозначились резче
и тянутся к небу, как чуткие руки.
Так женщина плачет от радости встречи,
не зная, что это - начало разлуки.
Но так ли уж важно, что кончилось лето,
и листья несутся у водораздела?
Лишь только бы радость мгновенная эта
хотя бы однажды душой овладела.

* * *
Потертые джинсы, кроссовки,
короткая челка на лбу...
Среди корифеев массовки
усердно играл я толпу.
Мать днями не видела сына,
гнал сторож едва ль не взашей,
но вместо трагической мины
улыбка цвела до ушей.
И я б отказался от рая,
от самого светлого дня -
я счастлив был тем, что играю,
что камера видит меня.
Я вовсе не думал в угаре,
что это мальчишество, вздор.
«Ты, брат, гениально бездарен», -
утешил меня режиссер.
Рублевки в кармане сжимая,
что ловко кассир отсчитал,
я шел по бескрайнему маю
и что-то текло по щекам.
Я плакал, бредя без призора,
и смысл открывался простой,
что не было это позором,
а было прощаньем с мечтой.

* * *
Вот он мелькает за прожелтью леса,
вот уже видится более четко -
нагроможденье стекла и железа,
камня, что красен, как бычья печенка.
Мир, что еще добродушно-наивен
и бескорыстен, как сытая чайка,
в бусах огней, что надеты на иву -
словно на праздник собралась сельчанка.
Звезды - шары биллиардные - к лузе
месяца катят, и та, что женою
станет не мне, и волос ее узел
ветер рассыплет волною ржаною.
Боже всесильный! Не надо иного
благодеяния, дай только это:
дай мне забыть ее - хоть на немного!
Дай мне забыть ее! Хоть до рассвета.

* * *
Окно в наличниках. Уют.
В горшке - герань.
Здесь по утрам всегда встают
в такую рань.
И свет не гаснет допоздна
в квартире той...
Не дай, Господь, другим познать
беды такой!
Несет вдова ведро с водой,
ей смотрят вслед.
Но как нелепо быть вдовой -
ей двадцать лет!
Вздохнут соседи: «Да, дела,
судьбы изгиб».
Она любимого ждала,
а он погиб.
И вот идет она - одна
сквозь птичий грай,
не замечая, что весна,
что снова май.
И лишь глаза - как будто крик,
как будто стон.
... В избе ее такой же лик
глядит с икон.

* * *
Это еще совершенно не довод -
то, что тревогу дожди насылают.
Липы цветение. Запах медовый.
Ты не грусти, что погода сырая.
Ты не грусти, что дожди за дождями,
брать во внимание это не нужно.
Лето пройдет - и останется с нами
запахом липы - и сладким, и душным.
Лето пройдет - наши встретятся руки,
вспыхнет улыбка - как раньше, по-новой.
Липы цветение. Время разлуки.
Липы цветение. Запах медовый.

* * *
Взгляни: раскрылись у воды
на уровне с травой
горчицы белые цветы,
горчицы полевой.
В глазах у них застыл испуг,
у них так мало сил.
И все ж цветут - как белый пух,
что лебедь обронил.
Не долго им гостить уже...
Господь, я так же мал,
дай красоты моей душе,
коль силы ты не дал!

* * *
Водокачка. Улочки кривые.
У подъезда, как всегда, не в духе,
неусыпно, словно часовые,
круглый год дежурили старухи.
Было мне, признаться, не до шуток:
часовые знали все на свете -
с кем пришел, в какое время суток,
даже что завернуто в газете.
Неотрывно следовали тенью,
взглядами буравя, словно шилом,
и в глазах их было осужденье,
если ненароком заносило.
День и ночь дежурили сторожко,
проверяя, спят ли домочадцы.
Я готов был прыгать из окошка,
лишь бы только с ними не встречаться.
Но снесли дома по всей округе.
Новостройки. На дорогах - ралли.
И пропали зоркие старухи -
В знак протеста враз поумирали.
Нету вас…Со мною трезвый шурин.
Мы идем. Он еле тащит ноги.
У подъезда больше не дежурят –
не с кем поругаться по дороге.
Черт побрал бы эту жизнь такую!
Выпить не с кем - шурин вшил «торпеду»…
Где же вы, старухи? Я тоскую.
На могилки к вам я не поеду.

 

 

 

ХОД КОРОЛЕМ
Долгое время то, что произошло в карликовом государстве Андорра почти 80 лет назад, было для советских людей одним из самых больших секретов. Да и сейчас многое еще покрыто мраком. Автор этих строк выдвигает лишь одну из версий случившегося: чтобы не запятнать честь мундира, свою неудачную (или, наоборот, суперудачную) операцию НКВД списало на «эмигрантов-авантюристов». Но пожертвовали ли чекисты в этой хитроумной «шахматной партии» главной фигурой - самим новоиспеченным «монархом», или же его тайно переправили в СССР, а затем командировали в Канаду, - тайна за семью печатями. Можно утверждать с некоторой степенью вероятности, что «шахматным», а по «совместительству» и самым натуральным, королем был брат выдающегося астронома, доктора физико-математических наук Владимира Радзиевского, которого хорошо помнят в Иваново и Нижнем Новгороде. Впрочем, и сам Владимир Вячеславович, чьим именем названа малая планета, скорее всего, тоже побывал в Андорре.
Государство-с-ноготок
Княжество Андорра граничит с Испанией и Францией, занимая важное стратегическое положение. Оно совсем крохотное, хотя по «возрасту» не уступает своим влиятельным соседям. Его земля помнит и войска Ганнибала, которые горными тропами заходили в тыл римским легионам, и крестоносцев. В начале VIII века нашей эры Андорру, как Португалию и Испанию, захватили арабы. Но властвовали они недолго. Как символы тех давних времен, высятся неприступные мрачные замки, храмы, колокольни, мосты, часовни...
Территория Андорры – «носовой платок»: 468 квадратных километров. Это «лоскут» неправильной формы: 25 километров с севера на юг и 29 - с запада на восток, из Испании во Францию можно доехать автобусом за 45 минут. А всего здесь шесть долин, вокруг которых, как часовые, охраняя покой андоррцев, высятся 65 заоблачных вершин. Одна из них - пик Ането - уходит в небо почти на три с половиной тысячи метров. То есть карликовое государство издавна было неприступной естественной крепостью.
Население самой высокогорной после Швейцарии страны Европы едва превышает 64 тысячи человек. Но андоррцев всего 13 тысяч, даже испанцев вдвое больше. Есть и португальцы, и французы, и англичане, и даже австралийцы. Столица - Андорра-ла-Велья, по российским меркам, село: в ней насчитывается 16 тысяч жителей. Армия состоит из... четырех человек, собственных денег нет. Раньше здесь ходили наравне французские франки и испанские песеты, теперь, естественно, евро, впрочем, и песеты тоже принимаются к оплате за товар. Даже своего правителя андоррцы до сих пор не имеют, хотя парламент недавно принял закон о государственном сувернитете.
Андорра - заложница королевского склероза. Однажды сын Карла Великого, Людовик, взял и придарил эту горную страну командиру конного полка франков, графу Сизебу. Король начисто позабыл, что его отец в свое время уже презентовал Андорру испанскому епископу Урхельскому. И из-за этого «лоскутка» разгорелась нешуточная борьба. Ни та, ни другая сторона не хотела уступать. Почти четыре века продолжались военные действия. И только в 1278 году епископ Урхельский, представлявший интересы как Мадрида, так и Ватикана, и сеньор французского графства Фуа подписали договор о совместной опеке княжества. Спорная территория, на которую претендовали два пограничных государства, стала нейтральной. И с тех пор здесь попеременно властвовали: с испанской стороны - родственники епископа Урхельского, с французской - короля, а затем, когда Франция стала республикой, управление княжеством брал на себя сам президент. Впрочем, времена, кажется, меняются. 14 марта 1993 года анодрцы приняли новую конституцию, а 28 июля того же года «Страна шести долин» стала 184 государством, вошедшим в состав ООН. Теперь президент Франции и епископ Урхельский уже не вправе вмешиваться во внутренние дела Андорры, хотя по-прежнему представляют здесь верховную власть.
Сегодня Андорра - своего рода туристическая Мекка. Сюда устремляются не только европейцы, но и жители других континентов. Их привлекают и старинные замки, и великолепная девственная природа, и чистейшие воздух и вода, и горнолыжные маршруты, и дешевые товары. По числу супермаркетов на квадратный метр площади «пиренейский карлик» занимает одно из первых мест в Европе.
Здания, построенные много веков назад, сохранились во многом благодаря тому, что Андорра долгое время находилась в добровольной изоляции, была маленькой страной «в себе», не доверяя чужеземцам. Первая автодорога, связывающая ее с городом Сео-де-Уржель в Испании, была построена лишь в самый канун первой мировой войны. И только в 1933 году она была продлена до городка Пас-де-ла-Каса на французской границе. А до этого единственным средством передвижения были мулы.
К слову сказать, андоррцы чрезвычайно консервативны. Они крайне медленно проникались доверием к научно-техническому прогрессу. Только в 1928 году правительство Испании организовало почтовую связь с княжеством. Годом спустя была построена первая электростанция. А телефон появился здесь лишь в конце... 60-х годов прошлого века.
- Жители этой страны платят минимум налогов, - говорит побывавшая там дочь Владимира Радзиевского, Валентина Изотова. - Они возделывают табак на склонах гор. Владельцы табачных заводов должны заплатить за право производства сигарет большие деньги и к тому же обязаны закупать у андорцев сырье для своей продукции. Они вынуждены это делать, и население княжества отнюдь не бедствует. Но табак достаточно низкого качества, и происходит следующее: андорскую «махру» сжигают и ввозят другой табак - из-за границы. Вот такие приколы - совсем в духе нашего времени.
«В учебниках не найдете...»
Рассказывает Валентина Изотова:
- Когда из Испании мы с мужем приехали на экскурсию в Андорру, я спросила у гида: «Правда ли, что некоторое время в Андорре правил выходец из России Борис Скосырев?». Глаза у него стали квадратными. «Вы что - с ума сошли? - заявил он. - Ни в одном учебнике истории Андорры об этом не упоминается». Но потом попросил извинения. «Я связался с нашей туристической фирмой, - сказал он, - и там подтвердили: действительно это было. Но андорцы вымарали сей факт из своей истории и переписали ее заново: они считают приход к власти царя Бориса позорным пятном». И действительно, я нашла упоминание о Борисе, правда, он назван не Скосыревым, а Козыревым, только в путеводителе «Лучшее из Андорры», изданном, кстати, на русском языке. Но там указывается, что Борис Первый царствовал всего шесть дней.
Как же было на самом деле?
В начале 30-х годов прошлого века Европа бурлила, как вода в кипящем котле. Набирало силу национал-патриотическое движение. Фашисты пришли к власти в Италии, а затем и в Германии, на очереди была Испания. Назревала мировая война, и руководство СССР было обеспокоено складывавшейся ситуацией. И тогда, скорее всего, и зародился план операции «Борис». Чекисты решили воспользоваться событиями в карликовом европейском государстве Андорра, где развернулась борьба за введение всеобщего избирательного права и против засилья в стране французских и испанских компаний. Коммунистические лозунги, как рассуждали они, были бы своего рода «жирным червяком» для голодной рыбы, которая, не задумываясь, проглатывает любую наживку.
«Андоррская революция» произошла в 1933 году. 10 июня судебные власти распустили Генеральный совет и назначили новые выборы. 17 июля была проведена реформа избирательной системы. Право голоса получили все мужчины старше 25 лет, всем андорцам были предоставлены льготы в пользовании общинными землями, лугами, лесами и водами.
Испания против всего этого не возражала, а вот властям Франции такая «самодеятельность» не пришлась по нраву. Французы стали угрожать оккупацией. Начались политические игры. И тут сталинский прозорливый глаз заметил микроскопическую брешь в броне империализма. В Испании вот-вот должна была начаться гражданская война, а княжество Андорра представляло собой отличную перевалочную базу для заброски военной техники и «добровольцев-интернационалистов» (нередко под этой маркой в зону боевых действий направлялись полностью сформированные воинские подразделения: люди с соответствующей выправкой, хорошо обученные, только переодетые в штатское). И упускать важный стратегический объект в самом сердце Западной Европы было никак нельзя: Испании предназначалось стать испытательным полигоном будущей большой войны. Так было впоследствии в Корее, Вьетнаме, на Ближнем Востоке, в Афганистане, в Анголе...
Версия Сабова
Борис Скосырев, называвший себя «графом Оранским», восстал из небытия
4 января 2003 года благодаря публикации Александра Сабова в
«Российской газете» - «Царь Борис попал в концлагерь. Русский
авантюрист почти три месяца был королем Андорры».
Согласно не слишком-то вразумительной версии Сабова «граф Оранский» зарегистрировался в отеле городка Ситгес ла Плайя де оро как «подполковник голландской армии» в июле 1932 года. Возник неожиданно, как чертик из табакерки, поскольку раньше никто о нем ничего не знал.
Скосырев быстро познакомился с отдыхавшими на курорте богатыми прожигателями жизни. Сам он тоже сорил деньгами. Кутил в самых дорогих ресторанах, хорошо одевался, ходил непременно с моноклем в глазу, щеголяя тростью с серебряным набалдашником. Представлялся всем как родственник чуть ли не половины королевских династий Европы. Водил дружбу с английской миллионершей Полли Херрд. Впрочем, не исключено, что «миллионерша» тоже была советской шпионкой.
Разгульная жизнь «голландского подполковника» закончилась в декабре 1932 года. Скосырева и Херрд за «аморалку» выслали из Испании. Они перебрались на Мальорку, но и там долго не задержались. И отправились в Андорру. Здесь летом 1934 года Борис в сопровождении нескольких бывших белогвардейских офицеров и благодаря своим «ораторским способностям» (интересно, на каком языке общался Скосырев со своими сторонниками, если основная масса населения говорит на каталанском наречии, а он им не владел?) сумел получить стопроцентную поддержку населения, а Генеральный совет провозгласил его королем Андорры - Борисом Первым.
Не откладывая дела в долгий ящик, Скосырев назначил проведение всеобщих выборов и написал самую короткую в мире конституцию, состоявшую всего из 17 пунктов и занявшую одну колонку в газете «Ведомости Временного правительства Андорры».
Вот, собственно, и все.
Три месяца или семь лет?
Судя по газетам тех лет, Борис Скосырев продержался у власти не три месяца, как утверждает Александр Сабов, а семь лет - вплоть до 1941 года. При этом «царь Борис» часто светился: смещал глав местных общин, требовал, чтобы Лига Наций (предшественница ООН, - С.С.) признала его легитимность. Выпустил ряд указов, согласно которым объявлялась независимость Андорры от Парижа и Мадрида, а природные ресурсы, в том числе месторождения свинца, железа, серного колчедана, меди и угля становились национальным достоянием. Была запрещена частная собственность на землю - ее можно было взять только в аренду. В общем, реализовывались идеи, уже воплощенные в стране Советов.

Во время гражданской войны в Испании Скосырев официально не поддерживал ни одну из противоборствующих сторон. Ни фашистов, ни республиканцев. Однако он не запрещал гуманитарные поставки. Кроме того, с позволения монарха Андорра пропускала через свою территорию испанских беженцев. В 1939 году, когда части республиканской армии были прижаты к испано-андоррской границе, Скосырев разрешил им проследовать через Андорру во Францию, обязав при этом местное население оказывать им необходимую помощь. Кто еще мог так рисковать, как не ставленник Сталина? Недаром франкисты не раз хотели расправиться с неугодным «царем». Правда, этим планам не суждено было сбыться - за Бориса вступалась Франция. Ей важно было поддерживать стратегическое равновесие, баланс сил со страной, несущей потенциальную угрозу. Таким образом, «русский монарх» оставался у власти в течение семи лет.
Александр Сабов придерживается другой версии. Он утверждает, что отряд испанской гражданской гвардии еще в 1934 году доставил Скосырева в Барселону, где он был отдан под суд и выслан. На суде, кстати, выяснилось, что «андоррский король» являлся уроженцем города Вильно (Вильнюса). В то время ему согласно паспортным данным было 38 лет. Но суда над Косыревым ни в Барселоне, ни где-нибудь еще просто не было. Вот такие пироги.
В 1941 году, после того, как немцы оккупировали Францию, франкисты, опять же по версии Сабова, якобы арестовали «короля» Андорры, которого премьер-министр Великобритании Чемберлен в свое время назвал «агентом если не Москвы, то уж республиканцев» (имелись в виду испанские республиканцы), и передали его французским фашистам. В конце концов, Скосырев попал в концлагерь неподалеку от городка Перпиньян, где он якобы и умер в 1944 году.
Но так ли это?
Идеальные «белогвардейцы»
Незадолго до своей смерти Владимир Вячеславович Радзиевский почему-то счел нужным рассказать об «андоррской революции» и «царе Борисе» своему ученику, сотруднику кафедры астрономии Нижегородского педагогического университета Алексею Киселеву. Впрочем, не только ему, но и помощнице по хозяйству - Ирине Сычевой.
- Меня поразило, - говорит Алексей Киселев, - насколько хорошо он знал эту страну: названия селений, улочек и переулков, долин, замков, имена политических деятелей, живших в то уже далекое время. Выдумать такое или почерпнуть сведения из каких-либо источников мне представляется просто невозможным. Никаких источников просто не существовало. Но меня до сих пор интригует: для чего он мне это рассказывал? Может быть, ненавязчиво давал понять, что нужно донести до потомков правду, которую тщательно охраняют и которую сам он в силу каких-то обстоятельств открыть не мог?
Действительно, патриарх кометной астрономии не раз говорил автору этих строк, что он давно уже находится «под колпаком», что спецслужбы не выпускают его из поля зрения и контролируют все его действия, что даже его первая жена была специально приставленным к нему агентом КГБ. Я тогда не придал значения его словам - списывал на стариковские закидоны (Владимир Вячеславович «разменял» уже десятый десяток). Но, наверное, не было дыма без огня. Достаточно более скрупулезно взглянуть на биографии ученого и его родственников.
Как указывал он в своих воспоминаниях, его дед, Михаил Родзевич, был «выходцем из литовских крестьян белорусского происхождения». Участник обороны Севастополя во время Крымской войны 1854-1855 годов, он «по заданию командования прополз во вражеские окопы, убил кинжалом французского или турецкого офицера, забрал сумку, в которой оказались важные документы, и под градом пуль вернулся благополучно. За операцией наблюдал адмирал Нахимов, которому он вручил эту сумку и тут же был произведен в офицеры и награжден именным оружием. Дослужившись до полковника с присвоением ему дворянского сословия, он смог дать образование своим детям, из которых я помню только сестру отца - Серафиму Михайловну Родзевич».
Отец Владимира Вячеславовича, Вячеслав Михайлович Родзевич, «родился в 1864 году в Иваново-Вознесенске. Он окончил кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и военно-инженерную академию. С 1894 по 1905 год служил начальником литейной мастерской Петербургского арсенала в чине капитана. Именно в этот период состоялось его знакомство с Михаилом Калининым, а несколько позже – со Шверником. «Отец , - писал астроном, - организовал тогда общеобразовательные курсы для рабочих и преподавал на них. Калинин был одним из слушателей».
Вячеслав Михайлович был женат на польской дворянке Евгении Владимировне Замбржецкой. «У них была дочь, Евгения Вячеславовна, - моя сестра по отцу, - вспоминал Владимир Радзиевский. И излагал дальше такую историю: - Начальником другой мастерской арсенала служил военный инженер, капитан Радзиевский Александр Михайлович. За него и вышла замуж мать будущего астронома. Родзевич, погиб в 1905 году в Манчжурии во время русско-японской войны. Моя мать познакомилась с ним примерно в 1902 году. А в 1903 году родился мой старший брат, Михаил... Фактическим его отцом был Родзевич: муж моей матери не мог иметь детей по состоянию здоровья».
Владимир Радзиевский, как и Михаил, тоже был внебрачным сыном Родзевича. «В 1914 году, - писал Владимир Вячеславович, - отчим подал прошение на высочайшее имя о моем усыновлении, присвоении мне дворянского сословия, фамилии усыновителя. Однако царь лишь частично удовлетворил это прошение. Учитывая мещанское происхождение моей матери, он присвоил мне сословие почетного гражданина Российской империи, отчество настоящего моего отца, а фамилию отчима. Так я стал Радзиевским Владимиром Вячеславовичем».
Отец-усыновитель будущего астронома, получив чин генерал-майора, исполнял обязанности начальника Тифлисского арсенала. Сыновья его были иедеальными «белоэмигрантами», которые поставили на уши маленькую Андорру. В общем, был хороший повод поручить Михаилу и Владимиру Радзиевским, имевшим такое железное «прикрытие», выполнение операции «Борис». В случае провала или, наоборот, неслыханной удачи можно откреститься от «отщепенцев». Так было, например, с Рихардом Зорге, другими «засвеченными» агентами Москвы.
Есть все основания полагать, что будущего астронома ОГПУ завербовало, а, вернее, просто под угрозой расправы с отцом заставило работать на себя еще до начала учебы в Ленинградском Горном институте. В 1924 году Вячеслава Михайловича Родзевича, поступившего на службу к большевикам, уже арестовывали по обвинению в шпионаже, но через два или три месяца оправдали и даже восстановили в должности старшего инженера Орудийно-Арсенального треста и в воинском звании комбрига. Но он висел, как говорится, «на крючке»:.
Уместно предположить, что такой же вербовке, только несколько раньше, подвергся и Михаил Радзиевский. Как вспоминал Владимир Вячеславович, в 1924 году Михаила «исключили из комсомола за написание слишком мягкой («мелкобуржуазной») антирелигиозной статьи», хотя был более существенный повод: отец обвинялся в шпионаже. Но ни то, ни другое почему-то не помешало ему закончить военно-инженерное училище, а затем и Ленинградский политехнический институт. Более того, в промежутке между училищем и институтом Михаил «служил воспитателем в колонии НКВД».
В Горном институте Владимир Радзиевский «прописался» на электромеханическом факультете. Но, поступив сюда в 1931 году, он неожиданно переводится в далеко не престижный по тому времени, никому не известный Ивановский пединститут. Причем на физико-математический факультет, где, по сути дела, все надо было начинать с нуля. К чему такие сложности? До окончания вуза оставалось всего полтора года.
Странно, не правда ли? В своем письме Генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу и первому секретарю Горьковского обкома КПСС Юрию Христораднову, отправленном в 1976 году, Радзиевский объясняет это тем, что якобы его жена, Антонина Смирнова, кстати, тоже уроженка Иваново-Вознесенска, «предупредила меня, что является дочкой бывшего владельца небольшого завода, а в институте учится по подложным документам, как дочь ударника-шахтера. Я потребовал покинуть Горный институт, уничтожив эти документы, и честно поступить в любой провинциальный вуз».
Но обратим внимание на дату перевода «по семейным обстоятельствам». Да, тот самый 1934 год, когда вершилась «андоррская революция». Не попыталось ли НКВД после неудачно-удачной операции спрятать своего агента подальше от глаз людских - туда, куда не наведываются иностранцы? А потом - вообще на край света, в Алтайский край. Причем появляется он здесь в качестве директора школы почему-то только в 1938 году. А где же был Владимир Вячеславович до этого - в 1936-м и 1937-м? Выполнял какие-то другие спецзадания? Не в Андорре ли находился он все это время?
- Ни одна страна в мире не вызывала у отца такого интереса, как крохотная Андорра, - говорит Валентина Изотова. - С самого детства он называл меня «принцессой Андорры», рассказывал сказки, где обязательно фигурировала эта страна. Позже, когда я стала взрослеть, мы с ним решали такие задачи: каким образом должно жить это княжество, какие у него могут быть источники доходов. Мы даже придумали оригинальную налоговую систему - между прочим, что-то похожее действует в Андорре сегодня. Нет ли тут логической связи? Не могу ничего сказать с полной уверенностью. Но тамошние жители облагаются только налогом с семьи, а не подушевым, как в большинстве других стран мира. Когда же в 2001 году я приехала из турпоездки по Испании, в программу которой входило и посещение Андорры, папа первым делом спросил: «Ну что, нашли там что-нибудь?». Что он под этим подразумевал, непонятно. А однажды мы с сестрой Еленой, приехавшей из Москвы, пристали к отцу с вопросом: «Скажи, пожалуйста, каким образом наша семья связана с Андоррой?», но он почему-то рассердился так, что два месяца со мной не разговаривал. И мы поняли: в свое время он давал какую-то подписку о неразглашении тайны, к тому же его запугали так, что он, умирая, унес эту тайну с собой.
Мишенька
Есть что-то мистическое во всей этой истории. Статья Александра Сабова в «Российской газете» вышла в день смерти Владимира Вячеславовича - 4 января 2003 года. И, прочитав ее, Валентина Владимировна, ахнула: «царь Борис» на опубликованной фотографии был ей до боли знаком.
Она кинулась к семейному альбому, раскрыла его и нашла снимок старшего брата отца - Михаила. Мишеньки, как называл его Владимир Вячеславович. Андоррский «монарх» и он, скорее всего, были одним и тем же человеком. И детские воспоминания, обрывки когда-то слышанных фраз, какие-то недомолвки, документы, найденные при разборе архива отца, стали складываться в одну стройную версию.
- Мишенька был репрессирован в 1937 году, - говорит Валентина Изотова.
- На мой запрос управление Федеральной службы контрразведки по Санкт-Петербургу и области в феврале 1995 года прислало ответ: дескать, он был арестован как польский шпион 9 сентября 1937 года. 14 числа того же месяца постановлением Комиссии НКВД и прокурора СССР Михаил Радзиевский приговорен к расстрелу. «Решение исполнено» 20-го сентября. С момента ареста не прошло и двух недель. Но так ли это? Я вспомнила, как бабушка, Анна Васильевна, рассказывала, что вскоре после войны от Мишеньки пришло письмо: жив-здоров, отсидел десять лет в лагере под Улан-Уде без права переписки, хочу встретиться. Но отец отнес это письмо в НКВД и на него не ответил. Еще одна загадка. Мотив был такой: подпись вроде бы Мишеньки, но по духу и строю мыслей можно предположить, что писал кто-то другой. Об этом, кстати, говорилось и в письме папы Брежневу и Христораднову. Но, Боже мой, прошло десять лет! За это время и строй мыслей, и дух могли кардинально измениться, если учесть, что человек столько времени провел за решеткой. Нет, тут что-то другое.
То, что Мишенька был жив, в какой-то мере доказывает и черновик письма бабушки Валентины Владимировны, которое та посылала Лаврентию Берия. Его Изотова нашла, разбирая архивы отца.
- Бабушку после ареста Михаила выслали в туркменский город Чард, - говорит она, - а потом в Красноводск. И вот она пишет Берия: «По каким мотивам была применена такая репрессия органами НКВД, я не была поставлена в известность, в чем мог обвиняться мой сын, я также не знала. Лишь 17/III-40 г. после неоднократных заявлений о судьбе моего сына, мне сообщили, что он осужден и выслан в концлагерь в Улан-Уде с особым режимом на 10 лет без права переписки на все 10 лет и без права пересмотра дела. Обвиняется в шпионаже. Смело говорю, что это неправда, это чудовищная клевета на скромного честного специалиста. Сын мой всегда относился добросовестно к своим обязанностям, ни в каких политических партиях никогда не состоял. Только действительные враги народа, перестраховщики в целях охраны собственной безопасности, подвергли наказанию моего ни в чем не повинного, кристально честного сына и выслали меня, 64-лет больного человека в Туркмению, климат которой губит мои силы. Я как гражданка Союза ССР, не знающая за собой никакой вины и мать без вины виноватого, прошу Вас, тов. Нарком, дать соответствующее распоряжение о пересмотре дела моего сына. В отношении меня прошу смягчить мое наказание и разрешить выезд в какой-нибудь небольшой городок».
Тут, собственно, загадка на загадке. Все члены семьи «врага народа» обычно тоже подвергались репрессиям. В данном случае почему-то это коснулось только матери Михаила Радзиевского. Его отец, бывший царский генерал, доживал своей век в доме престарелых в Ленинграде (он скончался в 1938 году), Владимир Вячеславович директорствовал в школе на Алтае. Если он, конечно, там когда-нибудь появлялся.
- Отец мой считал себя полиглотом, - говорит Валентина Владимировна. - Ему достаточно было некоторое время пообщаться с людьми, говорившими на другом языке, как он заявлял, что понимает сказанное. А когда я его попросила однажды сказать что-нибудь по-алтайски, он почему-то сразу стушевался. Я уверена: на Алтае он не был никогда. Отец в это время выполнял другое задание. Иначе бы его не отправили в аспирантуру Государственного астрономического института имени Штернберга при МГУ, причем вскоре после расстрела брата. Что это? Поощрение?
Мишенька, уверена Валентина Владимировна, был жив.
- С ним встречалась в Москве сестра бабушки, тетя Маня, - говорит она. - А потом он исчез. Кстати, и «царь Борис», и Мишенька были практически «годками». В документах Скосырева (хотя они были наверняка поддельными) значилось, что он родился в 1898 году в Вильно, а Мишенька появился на свет в 1903 году. И еще одна любопытная деталь. В Вильно жила сестра деда, Вячеслава Михайловича. Не исключено, что, забеременев от Родзевича, бабушка уехала рожать именно в Вильно. Вот такие хитроплетения судеб, такой симбиоз мифических и реальных биографий.
Действительно, все запутано то ли случайно, то ли намеренно. Вот, к примеру, только два вопроса, что называется, на засыпку: в каком концлагере находился Мишенька, то бишь Борис Скосырев? Под Улан-Уде или вблизи французского городка Перпиньян? И почему своего сына-первенца, появившегося на свет в 1938 году, Владимир Вячеславович назвал... Да-да, именно Борисом.
Канадский след
В 1968 или 1969 году на имя Владимира Вячеславовича пришло письмо из Канады.
- Он сказал, что его двоюродный брат, эмигрировавший в эту страну после Октябрьской революции, а это мог быть только Лев Протопопов, завещал ему часть своего состояния, - вспоминает Валентина Изотова. - Брат якобы был вдовцом, а сын его утонул. Но он выдвигал одно условие: чтобы папа поставил памятник своему отцу, Вячеславу Михайловичу Родзевичу. И это уже тогда показалось странным. Зачем, спрашивается, двоюродному брату заботиться о дяде? Не логичнее ли поставить памятник своему родителю? Впрочем, тогда мы с сестрой подумали о том, что это в знак благодарности за то, что дед помог эмигрировать своему племяннику. Только значительно позже мы узнали, что Лев Протопопов за границу не уезжал.
Как обычно, Владимир Вячеславович отнес это письмо в КГБ. История с ним со временем забылась. Но однажды он получил еще одно письмо из Канады.
- Писал ему астрофизик по имени Мэтт, - говорит Валентина Изотова. - Фамилию его по ряду соображений я называть не буду. Так вот, он просил разрешения включить работы отца в сборник «Pushing Cravity» («Толкающая гравитация»), где публиковались статьи многих зарубежных авторов. Мэтт был редактором этой книги. Позднее, когда сборник вышел в свет, я предложила отцу издать аналогичный на русском языке. Мы стали интенсивно переписываться с Мэттом. Мне пришлось стать не только спонсором, но и менеджером проекта. И сборник «Поиски механизма гравитации» вышел в июле 2004 года. К сожалению, уже после смерти отца.
- Мэтт мне очень помогал, - продолжает Валентина Владимировна. - Нашел редакторов в России и Белоруссии, в общем, принял самое деятельное участие в выпуске книги. Но в ходе деловой переписки то и дело обращался с какими-то странными просьбами. То ему зачем-то понадобились мои семейные фотографии, то видеоматериалы из семейного архива, то вдруг он возжелал услышать мой голос. С чего бы это? И я рассказала ему о наследстве из Канады и задала вопрос, что называется, в лоб: а не сын ли он Мишеньки? Не Мишенька ли был тем самым «двоюродным братом» отца? И тут случилась заминка в нашей переписке. Обычно Мэтт отвечал очень быстро - электронная почта приходила примерно через час-два, а тут он молчал несколько дней. Наконец, ответил. Но ответил очень обтекаемо. Он не написал, что является сыном моего дяди. Написал так: « У Вас действительно есть родственники в Канаде. Когда два года назад я пытался найти Вашего отца, у меня были вначале трудности. Я нашел людей с фамилией Радзиевские - они жили в Британской Колумбии. Я понадеялся тгда, что они - Ваши родственники и могут дать мне Ваш российский адрес». Я, конечно же, улыбнулась: Мэтт был в курсе, где работал папа. Достаточно было позвонить в Нижегородский, Ивановский или Ярославский пединституты, чтобы выйти с ним на связь, а не искать родственников отца в Канаде.
Разумеется, остается множество вопросов, касающихся не только «царя Бориса». Например, одна из легенд, которыми обросла «андоррская революция», рассказывает о том, что из этого маленького княжества во время правления Бориса был вывезен практически весь его золотой запас. Если это так, то интересно: куда? На нужды НКВД? Впрочем, ответ, скорее всего, в обозримом будущем мы не получим. Чекисты умеют хранить свои тайны.

Яндекс цитирования Rambler's Top100

Главная

Тригенерация

Новости энергетики