Место в груди

 «Грядут выборы. Тебе будут говорить, всё, что угодно. Специалисты подберут самые душевные слова. Политтехнологи придумают грандиозную брехню, позорящую и дескредетирующую нашу партию. Пустят самые гадкие слухи. Что мошенники боятся больше всего? Неподкупную честность.

Непримиримый подлый враг Аллен Даллес, изложивший в конце Второй мировой войны программу планомерного уничтожения нашего народа, с неприкритым цинизмом писал:

"И лишь немногие, очень немногие будут догадываться и понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способы оболгать и объявить отбросами общества" И будь уверен – оболгут и объявят. Идёт не киношная, не сказочная, а самая настоящая духовная война Добра и Зла. Ты думаешь, уж я-то не пропаду. Как-то раньше жил без всякой там политики. Проживу и теперь. Это ошибочное рассуждение. Дальше так жить нельзя…»

Мой поставленный, то с вкраплениями металла, то мягкий и мелодичный, баритон, многократно усиленный взятой на прокат озвучкой, гулким эхом отражался от жёлто-серых хрущёвок, петлял в лабиринтах пёстрых ларьков базара и безвозвратно терялся среди увитых виноградом одноэтажных стареньких домиков в глубине улиц районного центра.

Три женщины, одинаково сдобных, чуть старше средних лет, о чём-то неторопливо судачили на противоположном конце небольшой поселковой площади, часто отвлекаясь от беседы и поглядывая на меня.

Два закадычных друга с красными пропитыми лицами и бессмысленными глазами подошли ко мне почти вплотную и принялись с полувесёлой агрессивностью комментировать мою, частично выстраданную, частично надёрганную из Интернета добросовестно вызубренную речь, пересыпая едкие прибаутки матом, явно вызывая на конфликт.

Вот и вся моя аудитория, если не считать полутора десятка прохожих пересекающих площадь в различных направлениях да продавцов-ларёчников, покуривающих возле своих заведений и изредка удостаивающих меня лениво-оценивающими взглядами.

Пьяные выкрики ощутимо мешали. Несколько раз я уже сбивался к нескрываемой радости ещё молодых забулдыг, не теряющих надежды вступить со мной в полемику, но упорно продолжал вещать. Речь пошла о проведении украинско-американских учений "Си Бриз" .

«Казалось бы – что такого? Пусть вояки побегают по степи с автоматами…

Нет! Эти учения – репетиция большой войны, привыкание к нашей местности, к погоде, к людям, оценка потенциальных опасностей. Враги сначала подучатся, а потом придут нас убивать. А поведут их те, которые здесь уже побывали, всё оббегали и облазили...»

По площади спокойно шло стадо коров. Против ожидания, они не стали проявлять беспокойства. Громкий звук моего голоса, похоже, им даже понравился. Некоторые приостанавливались и подолгу рассматривали меня большими добрыми тёмно-коричневыми глазами.

Подошла хозяйка ларька, где я запитал усилитель:

– Мужчина, сворачивайтесь! Уже звонили. Ругаются.

Интересно, кто это ей звонил и почему ругался.

– Десять минут, – попросил я.

Потом взглянул на девушку, перевёл взгляд на растекающееся по улочкам стадо, вздохнул и выдернул из гнезда шнур микрофона.

 Когда запихивал тяжёлые колонки в "Таврию", спиной почувствовал чьё-то присутствие. Оказалось - охранник из магазина. Крепкий парень с тяжеловатым добрым лицом и напряжённым взглядом. Разговорились. Оказывается, он очень внимательно меня слушал, ему нравится политическая позиция нашей партии. Более того, он сам готов вот так же ездить и выступать. Как-бы невзначай, поинтересовался, сколько мне платят.

Когда я ответил, что не получаю даже на бензин - молча отошёл.

Эйфория и надежда медленно с неохотой уступали место в груди ощущению тревожной безысходности.