Лариса ЕСИНА

 

 

Ave Мария

 

 

семейная сага

 

 

 

Посвящается светлой

памяти моей мамы

Есиной Марии Федоровны

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

© Copyright: Лариса Есина, 2011

 Свидетельство о публикации №11104205093

 

Глава 1

Весна високосного года

 

Был первый день весны. Древний колоритный восточный город встречал её радостно и шумно. Было удивительно тепло и солнечно. Даже для этого времени года. Уже расцвёл урюк, хотя обычно красивыми розовыми цветками его раскидистые ветви покрываются только в конце марта – начале апреля. На клумбе у дома благоухали фиалки – да так, что их пьянящий аромат потоком лился в настежь раскрытые окна кухни третьего этажа и смешивался здесь с ароматом кофе и поджаренных на сливочном масле румяных гренок.

У плиты хлопотала женщина лет 70 в простом ситцевом платье и цветастом фартуке – Прасковья Никитична. Ветер, приглашаемый в комнату развеять чад готовящейся еды, развевал в крупный красный горох льняные занавески с кружевными рюшами. За столом сидела женщина средних лет, невысокая, фактурная обладательница роскошных каштановых волос, собранных в высокую прическу – дочь хозяюшки Мария. Еще одной обитательницы этой небольшой квартирки типовой многоэтажки в центре Самарканда  - девочки восьми лет Маришки – дома уже не было. Она уже ушла в школу.

Плотно позавтракав, Мария встала из-за стола.

- Мама, я ухожу. Закрой за мной дверь. И смотри – не забудь про цепочку! – привычно предупредила она щупленькую маленькую старушку, протягивающую ей сверток с продуктами на обед.

- Выдумаешь ещё! – отмахивалась та, - Кому мы нужны?..

- Я сказала – закрой! – не отступалась заботливая дочь и, поцеловав мать, зацокала каблучками своих модных туфелек по ступеням лестничного пролёта.

Кому как не ей было знать про человеческие беды!.. На работе ей ежечасно приходилось иметь дело с множеством её вариаций. Мария – лаборант бюро судебно-медицинской экспертизы. Её задача – установить причину смерти потерпевшего. И какие только темные истории не всплывали со дна её колб и пробирок!!!

Но сегодня не хотелось думать о плохом. Слух радовало щебетание птиц, а глаз – цветущие деревья и распускающиеся почки на ветках. И над всем этим великолепием ослепительно ликовало солнце, делая ещё ярче и контрастней весеннее буйство красок, обостряя чувства, вселяя надежду на все самое лучшее.

«Всё обязательно образуется, - мысленно успокаивала себя Маша, запрыгивая в автобус, на котором она ежедневно добиралась от дома до места работы, - Он – ещё молодой, глупый, не нагулялся, наверное… Не осознал пока, что сам уже отец, вот и ведёт себя как мальчишка…»

«Он» - её избранник, самый лучший и красивый мужчина на свете. Мария его слишком любила, чтобы замечать его недостатки. Меж тем их было немало. И среди самых неприятных – пристрастие к алкоголю. Впрочем, для неё он просто любил выпить. А кто сейчас не пьёт? Она готова была прощать его бесконечно – столько, сколько нужно, пока не прозреет, не одумается, не возьмёт себя в руки, не устроиться на работу, наконец… И только тогда двери её уютного гостеприимного дома снова распахнутся перед ним, и они опять будут жить вместе. Только теперь – дружно и хорошо. Ежедневные выяснения отношений измучили её, вымотали эмоционально и духовно.

А вчера лопнуло даже её ангельское терпение. Друзья семьи ради неё устроили Анатолия на работу в автопарк механиком. Мария радовалась этому несказанно. Ровно до вечера. Любимый вернулся домой весь в мазуте, пьяный в усмерть и еле ворочая языком, категорически заявил, что на работу туда больше не выйдет, так как она грязная, а он не хочет, чтобы его жена проводила все вечера за стиркой одежды…

На следующий день ей на работу позвонила подруга Надежда и рассказала об истинной причине увольнения:

- Твой благоверный день напролет вчера пил вместе со сторожами, а уходя домой весь – специально – вымазался в мазуте. – Возмущённо шипел в трубке телефона голос подруги. Она полная противоположность Маше – бойкая, энергичная, за словом в карман не полезет и, что немаловажно, знает, что, кому и когда сказать. – Нет, ты представляешь – СПЕ-ЦИ-АЛЬ-НО!!! Естественно, он был тут же уволен. Да ещё я от начальника выговор получила за то, что за этого алкоголика поручилась. Гнала бы и ты его взашей, подружка! Поверь мне и моему опыту – толку из него не будет. Подумай о дочери. Что она видит? Уж лучше никакого отца, чем вечно пьяный.

- Действительно, пора с этим цирком завязывать! – согласилась с ней Мария и в отчаянии бросила трубку.

 

Она попросила его оставить её в покое тем же вечером. Анатолий с виноватым видом раскаявшегося грешника ждал её у ворот бюро. Он божился, что завтра обязательно найдёт другую работу, по душе. Ну, не его это дело с железками возиться…

- Вот когда найдёшь работу и зарплату получишь – тогда и приходи. У тебя дочь уже в первый класс пошла. Ты хоть это заметил? – пытала она супруга. – Ребёнок у меня есть. Мне мужчина нужен. Муж-чи-на, понимаешь? А не мальчишка, который заврался окончательно и не понимает, что катится вниз по наклонной.

Домой в тот вечер она вернулась одна. Размышления, правильно ли она поступила, долго не давали ей уснуть. Но в конце концов дождь её убаюкал, и, засыпая, Маша подумала о том, что утро вечера мудренее.

Это был последний день зимы 29 февраля. Високосный год. Нехороший, трудный, проблемный – это поверье в народе сложилось неслучайно. Но Мария не была суеверной. Она свято верила во всё самое хорошее, обо всех судила по себе и потому ни от кого не ожидала зла, так как сама отличалась на редкость безобидным нравом.

 

В таких раздумьях Мария добралась до места работы. Бюро судмедэкспертизы занимало старинный купеческий особняк. Во дворе его нынешние хозяева сохранили даже пруд, где плавали декоративные золотые рыбки. В сохранившихся ещё с дореволюционных времен вольерах вальяжно расхаживали красавцы-павлины. А под окнами биохимической лаборатории был разбит розарий. Кусты роз ещё не отогрело скудное, хоть и яркое весеннее солнышко. А вот нарциссы и тюльпаны цвели вовсю.

- Здравствуйте, Маша-апа! – приветствовал ее приветливый садовник Уктам. – Это вам! – говоря это, он протянул ей букетик тюльпанов.

- Спасибо! – зарделась благодарностью Мария, - Вы всегда так предупредительны, Уктам!

Взяв подарок, она направилась к двери своей лаборатории, выходящей как раз к клумбам. Вазы в её кабинете не оказалось. Под неё была быстро приспособлена одна из фигурных колб. Налив в нее воды, Маша поставила букет на стол у окна. Накинула белый халат, водрузила на голову колпак и принялась разбирать штативы с пробирками и банки с фрагментами человеческих тел. Ей предстояло сегодня, как и все последующие лет 20, разгадать немало загадок, ответить на вопросы, которые должны были стать ключами к раскрытию многих преступлений…

- Мария, твоего заветного привезли!.. – истошный крик не без некоторой издёвки санитарки Анны разрубил пространство и время пополам на «до» и «после» этого трагического события.

- Кого? Анатолия? Куда привезли? – Маша не сразу поняла, о чём идет речь.

- Ну, куда ещё?! В морг, конечно… Ночью ему горло кто-то ножом перерезал. Говорят, рано утром его на скамейке в городском парке обнаружили…

Мария, ещё не веря в смерть любимого человека и надеясь, что это либо его очередной дурацкий розыгрыш, либо козни недоброжелателей, кинулась в секционный отдел.

Анатолий действительно находился там. Его уже остывшее тело привезли несколькими минутами ранее. Лицо его было на удивление спокойно. Оно не отражало ни тени ужаса и не было обезображено гримасой боли… Можно было бы подумать, что он спит, если бы не аккуратный кроваво-багровый рубец на шее. Умелая рука опытного убийцы вспорола сонную артерию, словно проделывала это не раз, тренируясь на других шеях, забирая жизни своих многочисленных жертв без малейшей тени сожаления или жалости к ним.

- Толик!.. Как же это?.. Как ты мог… Это ужасная шутка! Уже не смешно!!!.. – Мария принялась тормошить тело мужа, покрывая его лицо, торс и руки неистовыми поцелуями.

Её слёзы смешивались с его кровью, в которой она тут же вымазалась. Врачи и санитары с трудом оторвали и оттащили от тела отца её дочери, вывели в сад на свежий весенний воздух.

- Машенька, солнце наше! Успокойся! Так, увы, бывает… - успокаивал свою работницу главный врач бюро судмедэкспертизы Сироджев. - Сюда же не первый раз привозят твоих знакомых. Пора бы уж привыкнуть к этому. Господи, что я говорю!.. – одёрнул он сам себя, - Ничего не вернуть, к сожалению. А тебе ещё дочь растить.

«Ничего не вернуть, к сожалению»… Слова главного врача и её старого друга, кажется, подействовали на убитую горем женщину.

Мария вышла к бассейну, села на скамейку и просидела там до самого вечера, ни с кем не обмолвившись и словом. Её тщетно звали к обеду. Она даже не повернула головы, думая о чём-то своём и уставившись в одну точку. Словно там крылся ответ на терзающие ее вопросы.

 

Глава 2

Гость в милицейских погонах

 

Когда рабочий день закончился, Маша тяжело поднялась со скамейки, на которой неподвижно в одной позе просидела несколько часов кряду и направилась в лабораторию. Там скинула измаранный кровью халат, колпак и, стиснув зубы словно от боли или пытаясь удержать навернувшиеся слёзы, завернула его в газету, сунула в сумку. Затем накинула легкий плащ тёмно-синего цвета простого кроя, повязала на шею лёгкую голубую косынку и привычно направилась к остановке автобуса. Солнце уже не светило так слепяще, как утром и днём. Небо темнело. Откуда-то надвигались тёмные грозовые тучи. К ним присоединялись лёгкие белые облака и тоже темнели, мрачнели, угрожая пролиться на город сильным дождём. Так, когда приближается беда, любая мелочь может сыграть роковую роль.

Марии вдруг стало душно, она расстегнула верхние пуговицы плаща, развязала косынку и глубоко вдохнула влажную прохладу весеннего вечера. Но легче не стало.

Сегодня Он её не встретил у ворот… И НИКОГДА больше не встретит… Почему именно он?.. Кому помешал этот безобидный паяц?.. Ответов на эти вопросы не было… И пока она их не найдёт, нет сил жить дальше… Так ей казалось. Всё вокруг представлялось теперь ненужным, пустым, преходящим – необходимость говорить, есть, работать…

Подъехал автобус. Мария поднялась в салон.

- Девушка! Оплатите проезд! – требовательный голос кондукторши вернул её к действительности. Порывшись в кошельке, она нашла пять копеек и протянула ей мелочь. Та всунула ей в руку билет и двинулась дальше обилечивать пассажиров. В час-пик салон был забит до отказа возвращающимися домой работниками.

 

- Что с тобой, Машенька?! – ахнула Прасковья Никитична, открывшая ей дверь.

Мария скинула туфли, но так и оставшись в плаще, молча прошла в свою комнату.

- Что случилось, Господи?!! – беспокоилась мать, подозревая что-то неладное, - С Маришей что ли что-нибудь стряслось? Не молчи!!! – тормошила она дочь.

Но та не отвечала, чем довела пожилую женщину до полного отчаяния. Прасковью Никитичну в минуты опасности одолевала бурная деятельность. Вот и сейчас надо было что-то делать… Но что? Если неясно, что произошло.

Её размышления прервал долгий, настойчивый, требовательный звонок в дверь. Оставив дочь в комнате, Прасковья Никитична поплелась открывать дверь, полагая, что это опять непутёвый зять явился проситься обратно, и уже готовая отправить голубчика восвояси. Однако на пороге стоял милиционер с красной папкой под мышкой. Сердце бедной старушки так и ёкнуло – так и есть, что-то действительно стряслось… И неужто опять с внучкой?.. Она отпустила её погулять с подружками после того, как девочка вернулась из школы и выполнила домашнее задание на завтра. Признаться, с Маришкой вечно случались какие-то неприятности: то собака укусит, то ногу вывихнет, то руку поломает… Ноги старушки стали ватными от волнения, а сердце бешено заколотилось.

- Ларина Мария Николаевна здесь проживает? – осведомился нежданный гость.

- Здесь… - прошептала Прасковья Никитична, - Проходите…

И отошла в глубь коридора, чтобы служитель закона мог пройти в квартиру. Прихожая была настолько мала, что в ней едва помещались два человека.

- Маша здесь, - движением руки хозяйка квартиры указала гостю, куда следует пройти.

Милиционер принял приглашение и вошёл в квартиру, представился. Та, к которой он пришёл, находилась в спальне. Его удивило, что она на него никак не отреагировала, окинув безразличным, как бы невидящим взором, словно он бестелесный призрак, отвернулась к стене.

- Ларин Анатолий Валентинович – Ваш супруг? – задал он свой первый вопрос.

Имя любимого человека ненадолго вернуло Марию к действительности. Она посмотрела на гостя в погонах настолько внимательно, насколько у неё это сейчас получилось. Ей и раньше приходилось общаться с этим человеком по служебным делам. Но теперь ей предстояло выступить не в роли медэксперта, а в роли потерпевшей стороны.

- Значит, дело об убийстве Анатолия Вы ведёте? – глухим голосом поинтересовалась Мария и, не дожидаясь ответа, сама ответила на свой вопрос, - Это хорошо. Вы опытный следователь и обязательно найдёте убийцу. Я была бы рада Вам в этом помочь, но сама знаю меньше Вашего – только то, что Толик убит…

- Вы, Машенька, одна из последних, кто видел его живым. Расскажите мне о вашей последней встрече накануне трагедии. По возможности максимально подробно.

«Максимально подробно»… События вчерашнего вечера врезались в её память навсегда. Она помнила малейшие детали последнего счастливого в её жизни дня: где стоял, как был одет, что говорил…

- Толик почти каждый вечер меня с работы встречал, особенно когда провиниться в чём-нибудь… - начала свой рассказ вдова убитого, и её потухший взгляд снова стал наполняться огнём любви к уже покойному мужу. А еще утром она надеялась, что всё образуется… - Вот и вчера он ждал, когда я освобожусь. Он набедокурил в автопарке, где и дня не проработал – был уволен в тот же день, как устроился… Это было уже слишком. Я работаю на двух ставках, чтобы семью прокормить, а ему всё как с гуся вода… Вот и сказала ему, чтобы уходил. Надеялась, поймёт, что начинает заигрываться, катится вниз по наклонной… Но получилось, я сама столкнула его вниз… - Мария всхлипнула, не в силах сдержать нахлынувших слёз, тихо и горько заплакала от осознания собственной вины.

- Не корите себя напрасно. Вот уж чьей-чьей, а Вашей вины тут нет, - философски заметил Тимохин, - Любая другая женщина поступила бы на Вашем месте точно так же, если не ещё более радикально. И при этом ни минуту не сомневалась бы в том, что поступила правильно. Откровенно говоря, никто, кроме убитого не виноват, что он именно так ушёл из жизни…

- Но ведь он не сам умер! Ему в этом помогли! – тоном, не терпящем возражения, произнесла Мария. – Этого-то Вы не можете отрицать?! Значит, ходит по этой земле убийца, которому ничего не стоит отнять жизнь человека – просто так… И Вы обязаны его найти!

- Этим я как раз и занимаюсь! – улыбнулся Тимохин, стараясь сгладить острые углы диалога. – Поэтому я сегодня здесь…

- А что Вы здесь надеетесь узнать или найти? – перешла в словесное наступление вдова убитого, и голос её неожиданно зазвучал сильными нотками. – Или Вы полагаете, что это я лишила жизни собственного мужа, отца своей дочери?!!!..

- Да успокойтесь Вы! – попытался вразумить собеседницу следователь. - Никто и не думает Вас в этом обвинять! Следствию важно знать, куда направился Ваш покойный супруг после того, как вы расстались? Были ли у него враги? Где он обычно проводил свободное время?

- Где он куролесил, не знаю. Сейчас особенно неприятно сознание, что «проводил», и не в кругу семьи. – Говоря это, Мария поднялась и стала мерить комнату шагами, как бы обдумывая каждое слово, - Слышала, Толик часто бывает… бывал, - поправила она сама себя, - в баре у Центрального парка. Оттуда за дебош его даже не раз забирали в милицию. Мать выкупала, жалела сына… Врагов у него не было, как мне кажется. Кому мог навредить этот бездельник. Разве только себе? А вот недоброжелателей наверняка было немало. Характер у Толика был сложный, неуживчивый, трудно с людьми сходился, не прощал никому замечаний в свой адрес… В драку лез.

- Кого-нибудь из их числа можете назвать? – заинтересовался следователь.

- Думаете это кто-то из тех, с кем Толик ссорился? – вопросом на вопрос ответила Мария. – Вряд ли. Ссоры-то все пустяковые. За такое не убивают…

- Как знать, как знать… - многозначительно протянул опытный следователь. – Убить могут даже за бутылку водки. Есть в моей милицейской практике ряд таких происшествий. А Вы говорите…

Мария не нашлась, что ответить. Несколько минут оба молчали. Тимохин о чём-то размышлял, судя по серьёзному виду и перерезавшей лоб морщинке.

- Может быть, причиной ссоры стал тот самый случай в автопарке? – наконец, выдал он итог своих умозаключений.

Мария устремила на него удивлённо-вопросительный взгляд. Опережая её вопрос, Тимохин продолжил изложение хода своих мыслей.

- Не исключено, что после разговора с Вами, Анатолий отправился в автопарк выяснять отношения. Слово за слово… А там и заточка в ход пошла…

- Не могу знать. Толик остался на остановке, когда я уехала. Вроде был один. Был ли он в этот вечер в автопарке, может знать моя подруга Надежда. Это она помогла ему туда устроиться. Сама там диспетчером работает.

- Координаты, имя, фамилия, отчество, номер автопарка! – потребовал следователь, приготовившись записывать.

- Номера не знаю. А подругу зовут Надежда Гусарова. Она живёт в доме №41 по улице Гагарина, сразу за стоматологической поликлиникой.

Тимохин быстро записывал в протокол опроса эти сведения, а потом зачитал их вслух.

- Всё правильно?

Мария одобрительно кивнула в ответ.

- Тогда распишитесь вот здесь и здесь. – Следователь указал ручкой, где его собеседнице следовало оставить свой автограф. А после того, как это было сделано, спрятал бумаги в свою красную папку.

- До свидания! – попрощался он. – Ещё в бюро судмедэкспертизы увидимся. Я расскажу Вам, как продвигается следствие.

Но его недавняя собеседница уже потеряла к нему всякий интерес и, совсем не слушая, что Тимохин ей говорил напоследок, снова принялась рассматривать пустые углы комнаты – такие же, какой сейчас была её душа.

 

Глава 3

Мать и дочь: параллели судеб

 

Квартира, в которой проживали Ларины, была небольшой стандартной хрущёвской «двушкой», переделанной в трёхкомнатную квартиру. Кухонную плиту вынесли на веранду, которую в свою очередь поделили на две зоны: кухню и столовую. Её почти всю занимал большой массивный старинный деревянный стол. Когда в доме было много гостей, его раздвигали при помощи двух квадратных вставок посередине, и стол становился овальным, заполняя всё пространство маленькой комнатки.

А комната, где раньше находилась кухня, стала спальней. Впрочем, в ней все равно редко ночевали. Анатолий бывал дома всё реже и реже, и Мария предпочитала спать в зале на диване. Видимо, здесь без него она ещё острее ощущала своё одиночество. Дочь с бабушкой располагались в детской и были очень дружны, так как всё время проводили вместе.

Прасковья Никитична пыталась огородить внучку от ссор её родителей. И только увидев издали пьяного зятя или услышав его шаги в подъезде, она спешила отвести Прасковья Никитична Маришу к соседям или к её крёстной Надежде на соседнюю улицу. Безусловно, это причиняло определённые неудобства друзьям семьи. Но отказать никто не мог. Все знали буйный нрав Анатолия, когда тот был пьян, и тоже считали, что ребёнку незачем быть свидетелем некрасивых сцен. Но скрыть их совсем от девочки не получалось. Крики отца пронизывали этажи и стены соседских квартир, пугая её безмерно. Обычно после этого отец подолгу не появлялся, и они некоторое время жили спокойно, мирно и счастливо. Марина тихо ненавидела отца за то, что он заставлял её краснеть перед сверстниками, что заставлял маму плакать. Но она тогда не могла даже подумать, что та безгранично его любит.

Они никогда не разговаривали дома о нём. Это была запрещённая тема. Прасковья Никитична жила надеждой, что Мария всё-таки забудет непутёвого муженька, выкинет его из мыслей, из сердца, из памяти.

И вот Анатолия нет. И он больше никогда и ничем не нарушит покой их дома. Известие, принесённое Тимохиным, которое она тоже услышала, обескуражило её. Да, она ненавидела зятя. Но вовсе не желала ему смерти. И видя, как терзается её дочь, невольно ловила себя на мысли, что рада тому, что это в последний раз, что больше Анатолий не потревожит покой их семьи, не причинит им зла.

Состояние дочери ей было понятно и пугало её одновременно. Она тщетно пыталась её успокоить. Маша послушно выполняла её просьбы. Но не более того. Ужинать не стала. Поводив ложкой в тарелке наваристого, знаменитого маминого борща, отодвинула блюдо и встала из-за стола.

Прасковья Никитична усадила дочь на диван, укрыла пледом и стала гладить по голове, словно старалась вытеснить из неё нехорошие мысли.

- Ну чего так убиваться? – недоумевала она, - Был бы хоть путёвый, а не этот забулдыга, прости Господи! – Прасковья Никитична перекрестилась, чувствуя себя виноватой, что плохо говорит об ушедшем из жизни человеке. Но ведь правду: что есть, то есть. – Я вот мужа с войны тоже не дождалась. Не чета твоему. Заботливый был, внимательный, мастер на все руки, хозяин хороший. Если бы не война, не так бы мы сейчас жили! Думаешь, легко мне было?! Неизвестность – она хуже горя. Без вести пропал… Вот и думай, что с ним… То ли в плен попал, то ли утоп – плавать не умел… А, может, другую на фронте встретил и живёт сейчас с ней богато с счастливо, а про меня с детьми и думать забыл…

В дверь позвонили. Вернулась с прогулки внучка, про которую в суматохе позабыли. Маришка с шумом ворвалась в квартиру, в которой царила мёртвая тишина, громко рассказывая бабушке о своих приключениях на улице.

- Мы с Дилей сегодня ходили тюльпаны воровать, - с наивной детской бравадой сообщила она бабушке, проходя на кухню через спальню. Дверь в зал была плотно закрыта. – Но нас злой дядька прогнал. Представляешь, ему для детей цветов жалко! А мама уже пришла с работы?

Прасковья Никитична приложила палец к губам, призывая говорит тише.

- Т-с-с-с! Мама очень устала, даже немного приболела. Ей нужно отдохнуть и выспаться.

- А телевизор? – Мариша скорчила недовольную гримаску.

- Посидишь один вечерок без телевизора. – Строго произнесла бабушка.

- Ну, тогда ты мне про прежнюю жизнь рассказывать будешь! – девочка молниеносно нашла альтернативу любимой телевизионной передаче.

Она заслушивалась рассказами бабушки о том, как жила большая и дружная семья Пшённиковых – такова была девичья фамилия бабушки – на хуторе у Волги, как бабушка в детстве ходила с подружками в лес по грибы да ягоды, как её замуж отдавали… Не так, как сейчас. Раньше это был целый церемониал, отступить от которого никто не смел, потому что обычай предков, передаваемый и свято чтимый из поколения в поколение.

Запас историй «про прежнюю жизнь» был неисчерпаем. Вот и на этот вечер нашлось интересное воспоминание, повествуя о котором Прасковья Никитична и сама мысленно унеслась прочь от удручающей действительности и перенесла в неё внучку, которая о ней и не догадывалась, и которую от неё будут тщательно скрывать ещё несколько лет.

 

Глава 4

Анализ смерти

 

Прасковья Никитична просыпалась раньше всех. Готовила завтрак и сразу обед дочери на работу. Мариша по утрам не ела. Её с трудом заставляли выпить чашку сладкого чёрного чая. А яблоко и бутерброд она обычно приносила обратно со школы, что очень огорчало бабушку. Этим она разительно отличалась от своей мамы. Мария любила много и вкусно поесть. А Прасковья Никитична была знатной поварихой. Об её пирогах и разносолах легенды ходили и в кругу соседей, и коллег по работе. Мария часто их радовала кулинарными изысками своей мамы.

Первой второго марта поднялась, как обычно, Прасковья Никитична и отправилась на кухню готовить завтрак. На сковороде аппетитно скворчали сдобные оладьи. На другой жарились котлеты. В маленькой кастрюльке варилась картошка для пюре. Подобно доброй фее, старушка умело руководила процессом кулинарного волшебства, успевая вовремя переворачивать оладьи и котлеты и одновременно кроша капусту для салата. Дочери нужны были сейчас позитивные эмоции и силы пережить настигшее её горе.

Размышления Прасковьи Никитичны прервал стук входной двери. Она кинулась к раскрытому окну. Мария шла по тротуару по направлению к автобусной остановке. Ещё не было семи утра. Обычно дочь выходила из дома в восемь - начале девятого.

- Маша, а завтракать? Не будешь, что ли? Рано ведь ещё… - окликнула она её.

Но дочь только отмахнулась. И пожилая женщина отправилась будить внучку. Пора было собирать её в школу.

 

Это утро выдалось не таким, как вчера. Капал дождик, словно раздумывая, стоит ли пролиться большим дождём. Было пасмурно и хмуро. Прохожие прятались от пронизывающего ветра в воротниках свитеров, шарфы и повязки. Мария не замечала, что её красивые  густые каштановые волосы безжалостно треплет ветер, и, словно пытаясь привести её в чувство, хлещет по щекам. Но даже стекающие по лицу ледяные капли дождя ничуть не изменили его окаменелости.

Она приехала на работу первой, даже раньше главного врача, который обычно опережал своих работников на час-полтора. Садовник Уктам не ждал её так рано и с удивлением увидел, как Маша открыла дверь лаборатории. Прошла в свой кабинет, открыла шкаф и только тут заметила, что забыла принести из дома чистый халат взамен испачканному вчера. Но тут же нашла ему замену – халат для посетителей, которые часто заглядывали к экспертам узнать результаты исследований.

Её стол был завален штативами с пробирками и баночками, где в физрастворе плавали фрагменты тел, исследование которых было необходимо произвести. Мария стала лихорадочно перебирать направления, пока не нашла то, что искала… «Ларин Анатолий Валентинович, убит первого марта 1981 года…» Требовалось провести биохимический анализ крови на наличие алкоголя, а также – анализ тканей раны на наличие посторонних веществ в ней. Так можно было определить материал предмета, которым был нанесён смертельный удар. И Маша нетерпеливо принялась за работу. Она как можно быстрее желала получить ответ на мучающие её вопросы.

Набирала пипеткой кровь любимого человека, которая ещё недавно текла в его жилах и заставляла трепетать от страсти. К сожалению, слишком часто Толик разбавлял её алкоголем. Размазывая капли по гладкой поверхности лабораторного стекла, она припадала глазом к увеличителю микроскопа. Результаты исследований привычно заносила в графы учётной тетради и бланки направлений.

Нет, в последний вечер своей жизни Анатолий не был пьян. Да, уровень алкоголя в организме выше нормы, но ненамного. Словно он опохмелился или выпил немного пива.

Затем Мария взяла в руки колбу со смывом с раны, отлила жидкость в пробирку, плеснула в неё реактив и стала наблюдать за результатом. Жидкость чуть погодя вспенилась ядовито-жёлтой пеной, которая постепенно осела и растворилась. Потом поместила сосуд в специальный жаровой шкаф, чтобы вода испарилась, а осадок на дне мог рассказать специалисту о многом… Включила аппарат. Теперь несколько часов можно было ожидать результата.

На работу явились другие работники бюро и, заметив хлопочущую в лаборатории Марию, облегчённо вздыхали. Трагическая гибель её мужа потрясла здесь всех, а они за многолетнюю практику успели привыкнуть к виду человеческих страданий. Но увидеть здесь своих близких или любимых… - такое и в кошмарном сне не приснится. А Марии довелось это испытать, и не во сне, а наяву.

- Машенька, здравствуй! – в лабораторию вошла высокая крепкого телосложения белокурая женщина в черной косынке. Это была её золовка Тома, сестра покойного мужа. Она приехала вместе с мужем забирать тело брата. – Мамы сейчас нет, она в санатории. Даже боимся ей говорить. Что делать – придётся. Ты сама-то как?

Однако Мария осталась безучастной к вниманию гостьи, жестом приглашая родственницу выйти. Главный врач Сирождев распорядился выделить гроб и машину. Тело Анатолия – вымытое, наформалиненное и одетое в костюм уже было внутри своего последнего пристанища. Женщины подошли к гробу. Тамара громко разрыдалась, припав к ногам старшего брата. Мария же, не проронив ни звука, гладила его такие же мягкие, как и при жизни, слегка вьющиеся волосы. Как раньше, когда хотела успокоить любимого, пожалеть его, отогреть от всех выпавших на его долю бед и напастей. Когда-то это помогало. Но сейчас её любовь была бессильна. Она жила в её сердце, её душе, пульсировала в жилах и вовсе не желала умирать. Напротив, стала, кажется, ещё сильней и крепче.

Чьи-то сильные заботливые руки взяли её за плечи и отвели в сторону. Санитары просто накрыли его крышкой, не забивая, сняли гроб с телом Анатолия с табуреток и погрузили в кузов грузовика.

- Похороны послезавтра, - успела ей прокричать золовка, - в час дня.

В тринадцать ноль-ноль… Действительно – роковой, трагический час… До окончательной разлуки с любимым оставалось немногим чуть более суток.

Взглядом проводив удаляющуюся машину, Мария вернулась в лабораторию. Анализ, призванный определить вещество, которое лишило жизни отца её ребёнка, нанесло смертельный удар её любви, надеждам, вере в хорошее, должен быть готов, судя по времени.

Маша решила провести ещё один – на наличие снотворного в крови покойного мужа. Если он не был пьян, значит, не мог уснуть на лавке в парке. Объяснение этому она находила одно – Анатолия намеренно усыпили, чтобы убить.

 

Глава 5

Свидетельство Надежды

Стук в дверь ранним утром второго марта обескуражил и напугал семью Гусаровых. В гости в такое время не ходят. Значит, что-то стряслось. Надежда – как истинная глава своего семейства, привыкшая всё всегда решать сама – накинула лёгкий домашний халатик, на ходу застёгивая пуговицы и приглаживая гриву непослушных кудрявых иссиня-чёрных волос, подошла к двери. Прежде чем открыть, она предупредительно поинтересовалась:

- Кто там?

- Откройте, милиция! – донёсся до нёё приглушённый преградой голос капитана Тимохина.

Неужели Павлик опять что-то натворил? Или старший Николай? Надежда в смятении открыла дверь.

- Капитан милиции Тимохин, - представился ранний гость, протягивая удостоверение. Она машинально взяла его в руки, но от волнения не видела ничего. Буквы прыгали перед глазами. Посмотрела на фото – похоже на стоящий перед нею оригинал.

- Мне необходимо опросить Вас по поводу одного важного дела. Куда можно пройти? – поинтересовался служитель закона.

Надежда молча провела его на кухню, чтобы не беспокоить домочадцев. Пожалуй, она впервые потеряла дар речи. Вопрос «Что случилось?» готов был сорваться с языка, но она очень боялась услышать ответ и потому молчала.

В последнее время немало неприятностей доставлял младший сын Павел. Его семейная жизнь никак не складывалась – признаться, не без её участия. Она так и не смогла принять не полюбившуюся с первого взгляда невестку, никогда не упускала случая обратить внимание сына на её промахи и ошибки. Сын очень переживал и вымещал злобу на обоих. А тут выяснилось, что непутёвая невестка находит утешение в постели другого мужчины. Павел грозился убить и неверную супругу и соперника, как только застанет их вместе. Неужели самое непоправимое всё-таки случилось? Все эти мысли молниеносно пронеслись в голове не на шутку перепуганной женщины.

- Вы знакомы с Лариным Анатолием Валентиновичем? – Тимохин повторно задал Надежде вопрос, так и не дождавшись на него ответа.

- Что? С Толиком? Да… Это муж моей подруги Марии. Они уже несколько лет не живут вместе, но Маша с этим бездельником никак не решится расстаться окончательно. А что он такого натворил, что им милиция заинтересовалась? – У Нади невольно отлегло от сердца: слава Богу, не её сыновья причина визита следователя горотдела милиции.

- Это мы сейчас как раз и выясняем. Когда Вы видели его в последний раз?

- Да позавчера в нашем автопарке, куда я его устроила – было дело. Да он добро не ценит – тут же и уволили его за всё «хорошее»… Неужто там что натворить успел? – Надежду озарила догадка, - Мужик он, конечно, статный, красивый, да дурной. Работы боится. Лучше бы себя боялся…

- А чего ему себя-то бояться? – Тимохина заинтересовала реплика опрашиваемой. – Враг он себе, что ли?

- Да уж хуже врага будет! – решительно заявила Надежда.

- Категорично!.. А если более подробно?

- Дерзкий очень. Открыто идёт на конфликт. Дерётся часто. А водка и собутыльники ещё никого до добра не доводили. И этот плохо кончит…

- Вы, как никогда, правы. – Согласился с ней Тимохин.

- В чём? – переспросила Надежда.

- Вы же сами только что сказали – «Этот плохо кончит…» Угадали. Анатолия нашли вчера утром с перерезанным горлом на скамейке в центральном городском парке.

Надежда присела от неожиданности – так огорошила её принесённая следователем весть. Несмотря на то, что сама с минуту назад предсказывала нечто подобное.

- Как? – только и смогла произнести она, - А Маша? – сценарий возможного развития событий, учитывая место работы подруги, предугадать было нетрудно.

Тимохин кивком головы подтвердил мелькнувшую во взгляде собеседницы догадку.

- Бедная Машенька! Она же любит этого стервеца до безумия. Представляю, какой это для неё удар.

- Да, Мария сейчас переживает сильнейший стресс, - и Тимохин рассказал всё, что знал о случившемся в секционном отделе.

- Нашлись же «добрые люди», - процедила сквозь зубы Надежда. К этому моменту диалога с Тимохиным Надежда успела оправиться, пришла в себя, и к ней снова вернулись прежние энергичность и деловитость.

- Может, чаю? Или кофе? – предложила она гостю.

- Не помешало бы, - не отказался тот. – Чтобы вас утром дома застать, пришлось встать очень рано, позавтракать не успел.

Надежда выключила закипевший чайник и поинтересовалась:

- Чёрный или зелёный?

- Лучше кофе. Две чайные ложки, без сахара и молока.

Хозяйка выполнила просьбу и подала гостю чашку с горячим ароматным напитком.

- А почему Вы ко мне пришли? Думаете, я каким-то образом причастна к смерти Толика? Я, конечно, не одобряла его поведения. Но в конце концов не мне же с ним жить.

- Скажите, как прошёл тот единственный день его работы в вашем автопарке. Подружился он с кем? Или напротив – поссорился?

- При мне – нет. Да он пробыл там немного. Покрутился для вида в гараже и ушёл. Видели его со сторожами. Ближе к обеду, как те сменились, отправились в ближайший кабак, говорят.

- Это может кто-нибудь подтвердить? Их видели там, точно? – уточнил полученную информацию Тимохин.

- Водитель наш Рыжий говорил, что столкнулся с ними в той забегаловке. Это кличка у него такая – волосы на голове слишком яркие. – Уточнила Надежда. – Он стрижётся коротко-коротко, а всё равно голова словно светится, - улыбнулась она.

- Где я могу его найти? – Тимохин приготовился записывать.

- В автопарке нашем №145, в гараже. Спросите Родного Сергея Петровича.

- Спасибо, так я и сделаю. Когда его можно там застать? Как я понимаю, он периодически в разъездах?

Надежда ненадолго задумалась.

- Завтра после шести. Он к этому времени должен вернуться из рейса. Выехал он 29 февраля вечером, – сообщила она.

Тимохин сделал пометку в своей записной книжке, попрощался и ушёл. А Надежда кинулась звонить коллеге по работе с просьбой заменить её дня на два – на три. Подруге она сейчас была нужнее.

 

Глава 6

Предприимчивая гостья

 

Прасковья Никитична рыдала в столовой, и её стенания были слышны ещё с улицы. Тихо справляться с горем она не умела. Надежда с усилием нажала на кнопку звонка и долго не отпускала палец.

- Ну чего трезвонишь? – всхлипывая, произнесла пожилая женщина, пропуская гостью в квартиру. – А у нас такое случилось! Такое случилось! – запричитала она.

- Наслышаны уже. Ко мне следователь сегодня утром приходил. Как Маша? Крестнице сказали?

- Марийка сама не своя. – Жаловалась гостье хозяйка квартиры, - Всё молчит и молчит. Хоть бы поплакала – легче бы стало. Только с милиционером и поговорила вот. А меня с дочкой как будто не замечает, - и снова разрыдалась.

- Зато Вы, теть Паш, за двоих слёзы льёте. Успокойтесь. На кого Маше сейчас надеяться? Только на Вас! Больше у неё никого не было и нет. Переживём! И не такое в войну бывало, правда?

Уверенность Надежды передалась и её седовласой собеседнице. Она перестала хлюпать носом и по обыкновению пригласила гостью отобедать.

Время действительно было уже обеденное. К тому же, готовила хозяйка дома отменно. Надя охотно согласилась.

- Тёть Паш, как Вам удаётся готовить такие сочные и в то же время хрустящие котлеты? – поинтересовалась она, с аппетитом уплетая третью кряду.

Прасковья Никитична хитро улыбнулась:

- Лук я не перемалываю, а мелко-мелко шинкую. А в муку надо манной крупы горсть подмешать. Лучок сок пустит, а благодаря манке хрустящая корочка получается.

- И пюре у Вас просто превосходное! Нигде вкуснее не пробовала.

Лицо Прасковьи Никитичны расплылось в довольной улыбке. Она умела и любила готовить. Могла буквально из ничего приготовить потрясающе вкусное блюдо. Но ещё больше любила угощать, справедливо рассчитывая на похвалу, на которую так скучна была её жизнь.

Родилась Прасковья Никитична ещё в царской России при Николае Втором, в одном из приволжских хуторов. Была единственной дочерью в многодетной семье крепкого, успешного крестьянина. Её предки из века в век жили натуральным хозяйством. Отец и братья с детства приучили её к нелёгкому сельскому труду. Она могла делать всё: доить коров и коз, выращивать овощи, ухаживать за садом, прясть, вязать и шить. Эти навыки помогли ей выжить, выдержать все испытания, выпавшие на её нелегкую долю: рождённая в год первой российской революции в 1905-ом, ей довелось пережить Великий Октябрьский переворот, гражданскую войну, период гонений и репрессий, раскулачивание, бегство в чуждый духу и разуму Туркестан, гибель мужа и старшего сына на фронтах Великой Отечественной войны… Троих детей из восьми рождённых ею она подняла на ноги. И каких! Такими любая мать могла бы гордиться! Два сына – Василий и Михаил – авторитетные и уважаемые люди. У обоих – любимые и любящие жёны, прекрасные дети и внуки уже. Не везло только младшей – Марии. Она долго не выходила замуж. Говорила, ещё не встретила того единственного, с которым захотелось бы пройти вместе по жизни до конца своих дней.

И вот Он появился несколько лет назад. Опытный глаз тёщи сразу разглядел в зяте ненадёжного и слабого человека. Не о таком муже для единственной горячо любимой дочери мечтала она, конечно. Оставить её наедине с этим чудовищем она боялась. « Сам бедовый, - думала она, - и Марийку до беды доведёт». Получается, не так уж она и ошибалась. Даже напротив – верно всё угадала. Счастье, что смерть эта её дочь только косвенно коснулась. Сил растить внучку одной уже не было.

- Марише сказали? – поинтересовалась Надежда.

- Пока нет. Зачем это знать ребёнку?

- И маму в таком состоянии сейчас ей видеть не обязательно. – Продолжила тему крёстная девочки.

- Чего ещё?! – не согласилась с ней поначалу бабушка.

- Сами подумайте. Мария сейчас убита горем. Говорите же – сама не своя. Девочка тут же заметит перемену. Сделать вид, что ничего не случилось, уже не получится. И «доброжелатели», желающие просветить ребёнка, что в её семье творится, всегда отыщутся.

Прасковья Никитична не могла не согласиться с доводами своей мудрой собеседницы. Она уважала подругу дочери за сильный решительный характер и добрый нрав при этом.

- Что ж делать-то? – растерянно протянула она.

- До конца четверти Марина поживёт у меня. – Предложила крёстная девочки. – А если за это время всё не утрясётся, на каникулах надо будет отправить её к Михаилу. И ещё. Марию надо сейчас срочно чем-то занять, отвлечь от тяжких мыслей.

Так возникла идея произвести в квартире ремонт и начать новую жизнь.

 

Глава 7

Чужой среди своих

 

Анатолий был не городским жителем. Он жил в доме своего отчима в небольшом рабочем посёлке в предместьях Самарканда. Во дворе их большого с деревянной верандой коттеджа было довольно мило и уютно. Наверное, даже лучше, чем дома, где царили военные порядки, заведённые офицером в отставке Сергеем Ивановичем Потаповым. Анатолий носил фамилию отца, но не только поэтому всегда ощущал себя здесь чужим. Гораздо больше времени он проводил в шалашике у дома. Виноградник был высажен таким образом, что образовывал беседку – летом зеленую и уютную, зимой и осенью напоминающую шалаш из причудливо изогнутых веток виноградной лозы. Здесь в теплое время года отмечали семейные праздники. А летом, когда в коттедже было невыносимо душно и жарко – обедали и ужинали здесь.

Пятого марта в беседке, несмотря на зябкий денёк ранней весны, было многолюдно. Жители посёлка пришли попрощаться с телом Анатолия, трагическая гибель которого потрясла всех, хотя мало кого удивила. Подобная развязка его бессмысленно разгульной жизни была более чем предсказуема. Никто не ожидал, что наступит она так скоро.

 

Мария приехала сюда ещё вчера вечером, сразу после работы и всю ночь провела у гроба любимого человека, не отходя от него ни на шаг, ни с кем не обмолвившись и словом. Она принесла с собой большой букет белых лилий и украсила ими смертное ложе мужа по всему трапециевидному периметру его последнего пристанища. Вдова не сводила глаз с его красивого, успокоившегося, казалось, только теперь обретшего счастье лица, стараясь запомнить или выучить наизусть все его отличительные особенности: форму губ, носа, разлёт густых, пушистых, чуть сросшихся на переносице бровей, высокий лоб, ямочку на подбородке, родинки на правой щеке и над губой слева…

Постепенно её перестали тревожить вопросами и просьбами перекусить, поспать, отдохнуть… Мария словно их не слышала. Она вспоминала сейчас первый день их знакомства здесь же, в поселке. Пожалуй, самый счастливый в её жизни. Её подруга по медицинскому училищу Вера пригласила её на свой День Рождения. Ни один молодёжный праздник в рабочей слободе не обходился без Анатолия. Никто, как он, не мог веселиться сам и развлекать других. Словно он забирал от жизни всё по максимуму, восполняя то, что он не дополучал дома. А как он пел и играл на гитаре!.. Этим, собственно, Анатолий Марию и привлёк. Он тоже сразу заметил одинокую, тихую женщину с высокой прической и удивительно добрыми глазами, которые следили за ним весь вечер. Заметив это, Вера с гостями перешли праздновать в летнюю кухню, оставив влюблённых одних. Она знала и ценила обоих и была рада, что они потянулись друг к другу. Мария была именно той женщиной, которая могла спасти Толика, вытащить его из омута тех страстей, в которых он всё больше и больше погрязал. Да, именно по-гря-зал… От слова «грязь». Вера была уверена (каламбур напрашивается сам собой), если вырвать его из нездоровой среды, он станет прежним робким, сентиментальным и мечтательным мальчиком, каким она знала его с детства.

А ещё она знала, что её другу детства плохо живётся дома, что он нежеланный ребёнок, обуза для отчима. Она не раз видела, когда бывала в гостях у Потаповых, как отчим хлестал пасынка по голове, рукам всем, что под руку подвернётся, если тот смел первым за столом протянуть руку к хлебнице или начинал есть. Тут же следовала оплеуха, которую Толику щедро отвешивал Сергей Иванович. Он даже угловым зрением замечал все промахи несносного сорванца – иначе пасынка он не называл.

А однажды Вера стала свидетельницей совершенно отвратительной сцены. Отмечали десятилетие Анатолия. Его день рождения приходился на самую середину осени – 27 сентября. Богатое на овощи и фрукты время года. Однако стол был накрыт весьма скромно. На первый в жизни Толика большой праздник в его честь были приглашены родственники и соседи. Таким весёлым, радостным Вера больше его не видела, пожалуй, никогда. Толик весь светился изнутри, принимая подарки и поздравления, что, по всей видимости, очень раздражало отчима.

- Ну, сын! – с издёвкой обратился он к имениннику, - ты теперь у нас совсем взрослый! Уже и водку можешь пить. На, выпей! – предложил он пасынку, протягивая ему стопку с неприятно пахнущей жидкостью.

- Сергей! Это уже слишком! – возмутилась тогда только мама Веры Тамара Ивановна. – Не смей спаивать ребёнка! Это же настоящее… издевательство! – запнувшись, женщина подобрала самое подходящее, на её взгляд, определение происходящему.

- Ничего! У него иммунитет к спирту с момента зачатия. К тому же, любимый напиток его недоделанного папаши… - скалился Потапов, обнажая гнилые черные зубы, а его маленькие злые глазки поблёскивали мстительными огоньками. Казалось, он не мог простить своей жене Раисе, что он у неё не первый супруг, а всю злобу вымещал на сыне от первого брака.

- Прекрати! Ребёнок ни в чём не виноват! – осадила его соседка.

- А что ты тут выступаешь? – накинулся на неё бывший военный, - Нравится пацан – забирай! Вон мать и та само спокойствие и умиротворение. Пей, я сказал! – приказал он растерявшемуся и вмиг поникшему Толику, стукнув для пущей убедительности кулаком по столу.

Трясущийся от страха мальчишка залпом выпил обжигающую горькую жидкость и даже боялся поморщиться, чтобы не вызвать ещё большее неудовольствие отчима.

Страдания ребёнка, казалось, развеселили Потапова, и он тут же подобрел.

- Молодец! – похвалил он его, сильно хлопнув мальца по плечу. – Мужик! Свой парень! На вот – закуси! – и протянул ему малосольный огурец со стола.

- Вера! Собирайся! Нам нечего тут делать! – встала из-за стола Тамара Ивановна, - Рая, как ты можешь допускать такое?! – пристыдила она соседку, но та лишь хмыкнула в ответ. Мол, что себе позволяет: в гостях, а распоряжается как хозяйка… - Толик, больше никогда-никогда так не делай! Кто бы, когда бы тебя об этом не попросил, договорились?! – обратилась она к уже осоловевшему ребёнку и, поцеловав его в лоб, ушла с дочерью домой, дав себе слово, что ноги её в этом доме больше не будет.

Тамара Ивановна одна воспитывала двоих детей – сына и дочь. Муж погиб на фронте. Этим вечером она впервые подумала о том, как хорошо, что она не нашла ему замену. Чужие дети мешают… «А Раиса? Неужели она не понимает, что губит будущее сына собственными руками?!» - мысленно недоумевала одинокая мать.

Меж тем её соседка Раиса Григорьевна поучала старшего сына, укладывая его спать, просила не перечить отчиму.

- Сынок, если будешь слушать отца… Да-да, отца, - уточнила она, поймав вопросительный взгляд сына, - Не тот отец, кто родил, а кто воспитал. А дядя Сергей тебе зла не желает, заботится о тебе, как может: кормит, одевает. Ну, пошутил он сегодня неудачно. Сам лишнего выпил. Не перечь ему только, и всё будет хорошо.

- Хорошо, мама! – обречённо согласился именинник, засыпая. Его немного подташнивало, всё расплывалось в глазах. Вдруг стало спокойно-спокойно на душе. – Я буду делать всё, что говорит дядя Сергей. – Назвать его отцом не поворачивался язык. Да и вёл себя тот далеко не по-отечески.

С этого вечера любимой забавой отчима стал трюк со стопарём водки, которую он заставлял выпить пасынка, развлекая своих гостей. Став старше, Толик старался реже бывать дома, проводя светлую часть суток на улице, а домой возвращаясь только переночевать. Он чувствовал, понимал, что раздражает отчима самим фактом своего существования, и старался реже попадаться ему на глаза. Но издёвки старшего Потапова преследовали его и вне дома.

Как-то его подозвали к себе товарищи отчима и попросили продемонстрировать трюк со стопарём. Выпив водку почти не морщась, Толик неожиданно для себя вызвал одобрение и похвалу взрослых мужчин. Его обнимали, по-свойски хлопали по плечу, искренне улыбались… И подросток вдруг почувствовал себя своим в этой взрослой компании и с этого дня стал полноправным членом команды заправских любителей выпить.

Отсюда его не смогла вытащить даже мать. Анатолий чувствовал, что для неё он всё равно самый нелюбимый их трёх её детей. Что ни сделай – всё равно будешь плохим. Вот он и не напрягался, пустив лет с тринадцати свою жизнь на самотёк. Даже, казалось, нарочито совершал самые нехорошие поступки.

Клубок его жизни, стремительно покатившейся вниз по наклонной, размотался через несколько лет. Анатолий погиб в возрасте Христа – в 33 года, так и не набравшись житейской мудрости.

 

Глава 8

Похороны

 

Как ни странно, все в этой ситуации жалели Раису Григорьевну. Сколько хлопот и неприятностей доставлял ей старший сын! Все винили плохую наследственность – родной отец Анатолия Валентин тоже спился окончательно. Его пристрастие к спиртному и стало причиной развода родителей. Сын и дочь от второго брака росли вполне благополучными. У них был другой отец – хозяин, с героическим военным прошлым, уважаемый в посёлке человек. Полная противоположность слабовольному неудачнику Валентину. Толик жалел отца и в то же время стыдился его. А мать уважал, дорожил малейшим проявлением её любви и заботы к нему. Некоторым казалось, что он специально попадал во все самые неприятные ситуации, заставляя мать таким образом заботиться о себе. И вот – заигрался. Теперь уже ничем не поможешь. Смерть выкупы не принимает.

Раису известие о трагической гибели сына оторвало от приятного времяпровождения в санатории. На похоронах она выглядела заметно растерянной – совсем не так она планировала провести эти дни. И вот вынуждена заняться иными хлопотами. С мокрыми от слёз глазами Раиса Григорьевна готовила поминальный обед. Похороны назначены на час дня. Надо успеть всё приготовить до отъезда на кладбище. Её помогала средняя дочь Тома, которая совсем недавно сама стала мамой. От пережитого стресса у неё пропало молоко. Плюс ко всему молодая женщина переживала за то, что малыша придётся перевести на искусственное питание.

- Ну, стервец! И тут насолил! – Не унимался отчим покойного, - Угораздило же его умереть именно в то время как мать отдыхала от его проделок на курорте, а сестра родила!..

- Сергей! Не святотатствуй! – впервые в жизни одёрнула мужа Раиса Григорьевна, залившись слезами, - Подумай о том, что ему пришлось пережить перед смертью…

- Да ровным счётом ничего! – перебил её супруг, - заснул пьяный на лавке в парке, спящему ему горло-то и перерезали. Он даже ничего почувствовать не успел.

Раиса Григорьевна ничего не ответила. Только ещё сильнее залилась слезами. А там и Тома разрыдалась, жалея брата, к которому всегда относилась с сочувствием.

- Тьфу, дуры! – сплюнул глава семьи Потаповых и вышел из летней кухни, где женщины готовили поминальный обед.

Гроб с телом Анатолия к этому времени же вынесли для прощания в беседку. Вокруг него собрались, пожалуй, все жители рабочего посёлка. У изголовья на табурете сидела словно окаменевшая Мария. Плакать она не могла и выглядела спокойно-отрешённой. Из родных в беседке находился младший брат Владимир, который в этом году оканчивал институт. Со старшим братом они были не особенно близки. Слишком разнились их судьбы, образ жизни и цели. Сейчас он думал только о том, что матери больше не придётся переживать за непутёвого первенца.

Все ждали Раису Григорьевну, чтобы начать церемонию прощания. Наконец, она появилась в чёрном бархатном платье, в чёрной гипюровой накидке на голове и выглядела, скорее, торжественно-нарядно, нежели траурно. Она любила красиво и модно одеваться, уделяла много внимания своей внешности. А сегодня, когда в её доме собрался почти весь посёлок, не могла позволить себе плохо выглядеть. Она старалась держаться прямо, но было заметно, что это ей с трудом удаётся.

Священник попросил зажечь свечи и начал обряд отпевания. Марии стало дурно от дымящегося ладана, чадящих свечей, а монотонное звучание молитвы погрузило её в состояние транса. Её рассеянный взгляд привлекли ярко горящие в изголовье гроба свечи, блики которых играли тенями на лице покойника. Ей вдруг показалось, что лицо Анатолия ожило, она вскрикнула и упала в обморок.

Очнулась Мария в доме на диване в ближней комнате. Рядом с ней хлопотала её верная подруга Надежда.

- Ну, наконец-то, ожила! – вздохнула она с облегчением, - Ну и напугала же ты нас!..

Мария стала в недоумении озираться вокруг, пытаясь вспомнить, где она и что тут делает. Фотография Толика с чёрной лентой в уголке вернула её к действительности.

Мария кинулась к окну. Беседка была пуста. Она бросила на подругу беспокойно-вопросительный взгляд.

- Похоронили твоего возлюбленного, - ответила на него Надежда, - уже с кладбища первые провожающие явились.

Мария немедленно кинулась из дома по направлению к сельскому погосту. Он располагался неподалёку на окраине посёлка, в котором всего было несколько улиц. Она быстро нашла место захоронения Анатолия по свежему холмику земли и толпившейся вокруг кучке людей.

Маша молча прислонилась к деревянному кресту и машинально стала гладить рукой цифры даты рождения и смерти, выведенные черной краской фамилию, имя и отчество покойного супруга. Теперь ей осталось только это, а также – память о коротких счастливых днях её семейной и личной жизни. Плохое тут же забылось. Свою вину перед ней и их дочерью он искупил своей страшной кончиной.

- Маша, пойдём! – свекровь взяла её за руку и потянула по направлению к выходу. – Надо помянуть Анатолия…

«Помянуть»… Она и так никогда его не забудет!

 

Глава 9

Круг подозреваемых

 

Капитан Тимохин тоже присутствовал на похоронах Анатолия, убийство которого он сейчас расследовал. Но вовсе не затем, чтобы проводить убитого в последний путь. Для него это был обязательный этап следственных действий. Если убийца из числа его знакомых или даже друзей, он будет здесь и может выдать себя любой неосторожной репликой. Или какая-нибудь из всезнающих кумушек могла рассказать нечто такое, что помогло бы раскрыть дело. В детективных романах его непременно назвали бы таинственным. В рабочей практике коллеги называли их «висяками». Ни единой зацепки – ни орудия преступления, ни свидетелей, ни мотива… Может, права мать убитого, и он всего-навсего плохо искал? Увы, он не Шерлок Холмс и не умеет читать по следам. И, наверное, зря. Он решил, что сегодня же снова проедет на место преступления и обязательно его осмотрит поздно вечером, приблизительно в то же время, когда разыгралась трагедия.

Время смерти судмедэксперты установили точно – начало первого ночи. «Первые минуты последней в жизни бедолаги весны…» - невольно подумал Тимохин и тут же одёрнул себя. Что это его на лирику пробило? Не время философствовать – надо действовать. Если такие преступления и раскрываются, то только по горячим следам. И Тимохин стал внимательно оглядывать окружающих, прислушиваясь ко всему, что они говорили.

- Вы, как мне показалось, Анатолия давно знаете? – обратился он к невысокой черноволосой женщине в синей теплой кофте и строгой чёрной юбке.

Это была мама Веры,  подруги Марии и Толика, Тамара Ивановна. Она показалась следователю единственным разумным существом в этом скопище человеческих недостатков. Люди осуждали всех и за всё сразу. Больше всех доставалось бедной вдове – мол, угробила муженька… Только эта не поддержала сплетен. Значит, рассуждает здраво и её мнению можно верить. Капитан присоединился к ней, и они вместе двинулись к выходу.

- Толик был моим соседом, - удручённо ответила она.

- Вы тоже, как большинство считаете, что убитый сам виноват в своей смерти? – поинтересовался следователь.

- Это не вина, это беда его была, с которой он так и не смог справиться.

- Что Вы имеете в виду? – заинтересованно спросил Тимохин.

Татьяна Ивановна рассказала ему свое видение ситуации, не забыв упомянуть о том испорченном дне рождения Анатолия, а также о том, что отчим откровенно спаивал пасынка. Тот факт, что они друг друга ненавидели, стало для следователя открытием. Ни мать убитого, ни брат с сестрой ни разу об этом не упомянули.

Тимохин решил более подробно заняться изучением личности отчима. И с чувством выполненного долга отправился на милицейском УАЗике в горотдел. Вечером ему предстояло выполнить ещё два важных дела: беседа с Рыжим в автопарке и повторный осмотр места убийства.

Он поставил своего железного коня на служебной стоянке. До вечера Тимохин планировал выяснить для себя ещё одно пока неясное обстоятельство: мог ли отчим Ларина, ненавидевший его, убить пасынка? Вот и мотивчик вырисовывается – надежды, что пасынка примет какая-нибудь сердобольная дамочка рухнули, даже у ангела во плоти Маши терпение лопнуло. Мужику безобидный пацан в доме мешал, а взрослый нахлебник – тем более.

Капитан открыл свой блокнот, нашёл нужную запись опроса потерпевших Потаповых. Затем приступил к изучению телефонного справочника. Сделав закладку на нужной странице, подвинул ближе телефонный аппарат, набрал номер и стал ждать, пока снимут трубку, нервно выбивая пальцами правой руки дробь на столе. Наконец, густой бас оборвал гудки ожидания.

- Областной военкомат. Дежурный майор Бондарчук, - отрапортовал голос на том конце провода.

- Капитан Тимохин, горотдел милиции, - в свою очередь представился следователь и тут же изложил цель своего звонка. – Мне как можно скорее требуется досье на офицера в отставке Сергея Ивановича Потапова, проживающего в данный момент в посёлке химиков в доме №35 по улице Интернациональной… Что?.. Характеристика, где и кем служил, имел ли нарекания по службе… Да, как можно скорее… Потапов проходит свидетелем по факту убийства его приёмного сына. Есть основание полагать, что он если не исполнитель, то организатор преступления… Спасибо… Буду ждать.

Тимохин встал из-за стола и посмотрел на часы. Маленькая стрелка указывала на промежуток между цифрами IV и V, а большая преодолевала отметку IX.  Было без пятнадцати пять. Пора выезжать на встречу с Рыжим. Вдруг парень явится раньше… Он, конечно, узнает адрес в отделе кадров. Но зачем усложнять дело? К тому же, он рассчитывал на эффект неожиданности. Вот когда человек раскрывается по-настоящему!

Вечер определённо обещал быть интересным. Рыжий… Почти уголовная кличка. «Надо будет уточнить, нет ли у него криминального прошлого?» - подумал следователь, усаживаясь за баранку автомобиля. Впрочем, если оно и было, какое оно может иметь отношение к убийству Ларина? Они и знакомы-то не были. К тому же, водитель ещё до убийства выехал в рейс. Но проверить не помешает.

Рыжего Тимохин прождал немного, минут 15-20. Тот явился вовремя и, сдав путевые листы диспетчеру, направился к проходной. Не узнать его было нельзя – его с головой выдавала слишком яркая шевелюра. Здесь следователь его и остановил.

- Родный Сергей Петрович? – для порядка задал капитан дежурный вопрос. Тот растерянно кивнул. – Пройдёмте!

И они направились к выходу вместе, минуя парапет. Рыжий нервно закурил, и Тимохин заметил на фалангах пальцев правой руки три татуировки в виде перстней, говорящие знатоку о количестве отсидок. А на запястье левой красовалась другая – СЛОН – «смерть легавым от ножа»… Да-а, криминальное прошлое у этого водителя было, и довольно богатое. Оставалось выяснить, насколько оно пересекается с настоящим.

- Вы знакомы с Лариным Анатолием Валентиновичем? – поинтересовался Тимохин.

- Не-а, - неприязненно и вызывающе ответил Рыжий. Впрочем, для типов подобного контингента это была привычная манера общения с представителями закона и порядка.

- А вот у меня другие сведения, - перешёл в наступление капитан. – Есть сведения – два сторожа и диспетчеры автопарка, что Вы, уважаемый, имели несчастье поссориться с вышеупомянутым гражданином за несколько часов до того, как он был убит.

Глазки Рыжего нервно забегали, он явно подыскивал слова для ответа. «Значит, соврёт. Значит, есть, что скрывать», - отметил про себя опытный следователь.

- А-а-а, так Вы про этого недотёпу… - как бы вспомнив, произнёс его подозрительный собеседник. – Откуда же мне было знать, как его зовут?! Он мне не представлялся. Я не отдел кадров.

- Что стало причиной ссоры?

- Да он ещё на работу не успел устроиться, а поучать меня стал. Видите ли, я не так бензин в бак заливаю и фура моя к рейсу не готова…– В запале ответил Рыжий. – Щенок!

- Почему же он сделал такие выводы?

- Дурак потому что. Сам работать не хотел, и другим не давал.

- Говорят, Вы видели его вместе с двумя сменившимся сторожами в кафе неподалёку отсюда. Это правда?

- Истинная! – оправившись от первоначального испуга, ответил Рыжий, - Пять бутылок водки на троих распили к тому моменту. Лыка не вязали.

- Имена, отчества, фамилии… - потребовал Тимохин, приготовившись записывать. – И проведите меня, пожалуйста, к столовой.

- Фамилий не знаю. Имён тоже. Они и на отчества хорошо откликаются, - недобро ухмыльнулся Рыжий, - Михалыч и Фомич. Остальное в бухгалтерии уточните. Там более подробные сведения. А в кабак, извините, мне вас некогда провожать. Я, извольте заметить, после рейса. Несколько дней дома не был. Устал. А столовая – вон она, за автобусной остановкой. «Ассоль» называется. Только романтичных барышень там не бывает, - расхохотался бывалый уголовник.

Тимохин проследил взглядом за жестом собеседника и увидел метрах в тридцати от себя большие светящиеся окна столовой, над которыми красным неоном светилась вывеска с весьма неподходящим для этого заведения названием.

Отпустив Рыжего, следователь направился в «Ассоль». Это была обычная забегаловка-«стекляшка» с двумя рядами столов, покрытых несвежими клеёнчатыми скатертями. Оказалось, что смена поваров и официанток, дежуривших 29 февраля, выйдет только через два дня. Тимохину ничего не оставалось, как отправиться домой. День выдался тяжёлый. Впрочем, других в его практике следователя и не бывало.

 

Глава 10

Терапия ремонтом

 

Квартира Лариных напоминала зал ожидания на вокзале. Вещи и посуда были аккуратно уложены в тюки, а мебель вынесена в центр самой большой комнаты и укрыта старыми льняными простынями.

Мария машинально выбеливала потолок. Прасковья Никитична освежала водоимульсионкой стены. Всё шло согласно придуманному Надеждой плану. Маришу временно переселили к крёстной. А на работе дочери дали внеочередной отпуск.

Главврач понимал, что сейчас его лучшей лаборантке требуется быть как можно дольше от того места, где она испытала сильнейший стресс. К тому же, работник из неё сейчас никудышный. Зачем-то сделала анализ на наличие снотворного в крови Ларина. И он оказался положительным. Каприз обезумевшей от горя женщины, а он пока не может выдать Тимохину акты вскрытия трупа – предстоит перепроверить результаты исследований. И что ей такое в голову взбрело, какими догадками она себя мучает? Дело-то в общем, ясное, обыденное даже. Водка в неограниченных количествах ещё никого до добра не доводила. Только её почему-то Машенька не пожелала замечать: почти трезвый, судя по анализу. В таком состоянии на лавках в парке не засыпают. Значит, надо переделывать все анализы сразу. А это ещё сутки-двое. Тимохин будет в бешенстве. Да-а, ситуация. Впрочем, Сироджев был уверен, что капитан всё поймёт. Ему даже казалось, что Маша очень нравится следователю. Он всегда робел в её присутствии и отзывался о ней с большим уважением. Но она никого, кроме своего Анатолия, вокруг не замечала. И что она в нём нашла? Красивый был мужик. Да толку-то?.. Столько крови жене испортил – мама не горюй. Недаром говорят – сердцу не прикажешь – рассудил доктор медицинских наук и принялся выписывать направления на повторное исследование фрагментов человека, о котором минуту назад размышлял.

 

Прасковья Никитична радовалась, что дочь дома. Она не без основания беспокоилась, что Маша в таком состоянии легко может попасть под машину, уехать не в ту сторону, упасть в обморок, как это было на похоронах зятя. Прасковья Никитична на них не пошла – со сватами у неё были, мягко говоря, натянутые отношения. Свёкор на третий день выставил сына с невесткой за дверь. Он и одного-то его едва переносил – злыдень редкостный. И жёнушка ему под стать. Высокомерная, надменная такая. Было бы с чего! Маша с мужем вернулась домой. Да только и оскорблённая тем, как с её дочерью в доме Потаповых обошлись, долго терпеть пьяные выходки зятя не стала. После первого же загула отправила весельчака туда, откуда явился. А дочь больше никуда не отпустила. С тех пор они жили вместе, чему Прасковья Никитична, не выносившая одиночество, радовалась несказанно.

К тому же, дочери была необходима её помощь: она работала на две ставки в бюро судмедэкспертизы, а мама взяла на себя хлопоты по хозяйству. Когда родилась внучка, без Прасковьи Никитичны оказалось никак не обойтись. Девочка родилась слабенькой, болезненной – сказалось пристрастие зятя к алкоголю. Но она её выходила, выцепила из лап смерти, и так отнявшей у неё в войну двоих малолетних детей и старшего сына. Маришку она ей не отдаст!

Мария вышла на работу, как только угроза жизни её малышке миновала. Тогда не было такого понятия – декретный отпуск: два месяца по уходу за ребёнком, и крутись, как хочешь. Да, если бы не помощь мамы, ей тяжко бы пришлось.

- Маришка, наверное, по дому уже соскучилась, - заговорив о внучке, Прасковья Никитична надеялась пробудить в дочери материнские чувства.

Маша не ответила, механически выполняя свою работу. Она молчала вторую неделю. Затеянный косметический ремонт квартиры подходил к концу. Оставалось добелить стены в зале и потолок, покрасить рамы и полы. Работы всего на несколько дней. А Мария всё такая же безучастная. Как автомат: есть, что дают, делает, что просят… А в моменты отдыха сядет и молчит, уставившись в одну точку. Так, как сейчас. Потолок выбелен. Новая команда от мамы ещё не поступила, и Мария снова приступила к изучению пустых углов комнаты. Где витали в такие моменты её мысли и чувства, пожилая женщина не знала, и это приводило её в отчаянье. Она добелила оставшийся кусок стены под окном и отправилась в ванную за ведром с водой и тряпкой. Нужно было смыть капли извести с водоимульсионкой, пока не засохли. Дочь она тревожить не стала. Пусть молчит, если ей так хочется, Каждый по-своему горе переживает. Она, например, должна выплакать и выкричать всю боль. А Мария склонна скрывать свои эмоции. В конце концов, если бы дочь рыдала дни и ночи напролёт, ей тоже было бы не легче.

- Ну, как у вас тут дела продвигаются? – голос Надежды заставил пожилую женщину вздрогнуть.

Прасковья Никитична за эти несколько дни почти привыкла, что разговаривает, скорее, со стенами, нежели с дочерью.

- Осталась покраска. Самое неприятное. Можно мы ночи две, как полы и окна освежим, у тебя поживём? – поинтересовалась она, скорее, для порядка, так как знала, что Надежда никогда не откажет. Впрочем, так же, как они с дочерью ей тоже ни в чём никогда не отказывали. Прасковья Никитична пекла пироги на всю дружную семью Гусаровых, когда те отмечали какой-нибудь праздник. Надя и сама была хорошей поварихой, а вот печёное ей не удавалось.

- Не вопрос! – предсказуемо разрешила гостья. – Маша как? – почти шёпотом спросила она, взглядом указывая на подругу.

- Так же всё молча, всё молча… - запричитала Прасковья Никитична, - Уже и не знаю, что делать…

- Может, врачу её показать? – предложила Надежда.

- Вон, на работе у неё сплошь врачи. А толку-то? В отпуск отправили в себя приходить, и все дела…

- Ну, они привыкли иметь дело исключительно с бесчувственными пациентами, - попыталась развеселить собеседницу гостья, - А в данном конкретном случае, напротив, слишком много чувств.

Надежда сама ненадолго замолчала, обдумывая ход дальнейших действий.

- Её сейчас хоть что-нибудь интересует? – осведомилась она.

-Белила сегодня, и вчера, и позавчера тоже. Вся квартира как новенькая, а у нас всё по-старому.

- А когда отдыхает? – конкретизировала подруга дочери свой вопрос.

- Сядет и уставится в одну точку. Часами может так просидеть. Или примется фотографии рассматривать…

- Понятно, - перебила старушку Надежда, - Эдак она будет годами по покойному мужу ностальгировать. – И она шёпотом принялась рассказывать о том, что нужно делать.

Заговорщицы решили уничтожить все фотографии Анатолия, чтобы ничего и никогда больше не напоминало Марии о самой страшной трагедии в её жизни. Что и было сделано той же ночью, как Маша уснула.

На следующий день Прасковья Никитична сама выкрасила оконные рамы и подоконники, остерегаясь допускать до них дочь: вдруг ещё выпадет из окна третьего этажа. А вот красить полы доверила дочери – ей в силу преклонного возраста было трудно выполнить эту работу.

 

У Надежды они пробыли несколько дней вместо оговоренных двух. Марине было строго-настрого приказано не беспокоить мать. Но та, соскучившись по ней, всё-таки пыталась её растеребить. Девочке не отвечали, молча отворачиваясь к стене, но она не отступала – трясла мать за плечи, хлестала ручонками по щекам… Ответом всё равно было полнейшее молчание и нагоняй от бабушки и крёстной. Впрочем, те в глубине души всё же надеялись, что ребёнку удастся разбудить в Марии материнский инстинкт, а с ним вместе проснутся другие чувства, интерес к жизни. Но, увы, их надежды пока не оправдывались.

- Надо Михаилу звонить, - решилась Прасковья Никитична.

- И что? Если её даже дочь, которую Маша любит больше жизни, растеребить не может? – не согласилась с ней Надя. – Нет, здесь что-то другое требуется…

Но что? Запас действий был временно исчерпан. Оставалось пустить дело на самотёк, доверив всему идти своим чередом. И это, пожалуй, было самым верным решением.

 

Глава 11

В десяточку!

 

Поговорив с Рыжим, Тимохин ненадолго вернулся домой. Он жил один в просторной однокомнатной квартире улучшенной планировки в новом микрорайоне, которую недавно получил по очереди как офицер милиции.

Поскольку к этому моменту он уже был разведён, дали небольшую по площади. Но капитан уверял, что всё равно обречён находиться на седьмом небе от счастья – квартира располагалась на седьмом этаже типовой многоэтажки. Правду сказать, действительно было чему радоваться. В прихожей хоть в футбол играй – такая просторная. Раздельный санузел, квадратный зал и открытая веранда три на шесть метров… если комнату перегородить, а веранду застеклить, количество жилых комнат можно увеличить. Для полного счастья недоставало заботливых рук хозяйки, но Тимохин приводить её в свой дом не спешил, наслаждался своей свободой и независимостью. Да и какой барышне понравится его неограниченный рабочий день? Он-то и стал причиной недавнего развода.

Вот и сейчас следователь заглянул домой всего на пару часов освежиться, переодеться, поужинать. В списке добрых служебных дел на сегодня оставался невыполненным последний пункт: изучение места убийства Ларина. Тимохин поужинал яичницей с ветчиной, одновременно просматривая программу новостей «Время» и вышел из дома вскоре после того, как она закончилась. Было около десяти ночи. В Центральном парке отдыха он оказался минут через сорок: новый микрорайон, где он жил, находился далеко от центра города.

Вечерний парк встретил сыщика разноцветными огнями неоновых реклам и гирлянд. На главной аллее горели фонари, и здесь было довольно многолюдно. Летние кафе ещё не работали. Аттракционы – тоже. Не сезон. Они традиционно открывались первого мая, сюда после праздничного парада в честь трудящихся мира стекались почти все его участники.

Сейчас было непривычно тихо, почти безлюдно. Скамейки были заняты влюблёнными парочками или шумными компаниями не совсем трезвых молодых людей. Но если первые предпочитали оставаться в тени,  стараясь не выставлять свои чувства напоказ, то вторые выбирали самые освещённые места.

Скамейка, где несколько дней назад обнаружили тело Анатолия, располагалось не в конце аллеи, и поначалу было непонятно, почему преступник выбрал именно это довольно оживлённое место для осуществления своего зловещего замысла. Теперь всё вставало на свои места. Фонарь здесь просто-напросто не работал.

Получалось, это было самое тёмное место аллеи. Но его сегодня довольно неплохо освещала луна… И если учесть, что преступление было совершено приблизительно в это же время, то и в вечер убийства тоже. Значит, Анатолия и его собеседников мог кто-то здесь видеть. А, может быть, даже внимательно рассмотреть. Если повезёт. И Тимохин, скорее, надеясь на чудо, нежели веря в реальность своего предположения, сел на лавку и принялся внимательно осматривать местность.

«Так, - размышлял он, - как правило, у каждой парочки влюблённых своё излюбленное место встречи. Следовательно, здесь сейчас могут находиться те, кто был здесь и в ночь убийства».

Заметив неподалёку пару мило воркующих голубков, Тимохин направился к ним.

- Добрый вечер! Милиция. Капитан Тимохин. – Представился он, и с лица девушки исчезло напряженное выражение: был он в штатском, - Скажите, вы здесь часто бываете? – и, получив утвердительный ответ, продолжил, протягивая парню с девушкой фото Анатолия, - Вот этого гражданина вы видели здесь в это время или позже 29 февраля?

Молодые люди недолго рассматривали фотографию.

- Да, - ответил юноша, - он прогуливался по аллее, словно ждал кого-то.

- Дождался? – поинтересовался Тимохин.

- Не знаю. Полил дождь, и мы ушли. – Снова ответил парень, стараясь ограничить возлюбленную от неприятной беседы и возможных вызовов в милицию потом в качестве свидетелей, - А этот остался, пошёл в тир. Вон туда! – сообщил он, движением руки указывая на расположенный за изгородью вагончик.

К нему можно подойти и отсюда, перемахнув через изгородь и минуя газон, что Ларин, по всей видимости, и сделал.

- А что случилось? – в свою очередь поинтересовался молодой человек.

- Потерялся. Ищем. – Соврал Тимохин. Не портить же влюблённым настроение ужасной правдой.

Тир работал по вечерам с шести до полуночи в любое время года. Служитель этого аттракциона мог видеть, с кем перед смертью встречался убитый. А там уж его дело выяснить, какое отношение этот «Мистер Икс» имеет к убийству.

Тимохин легко преодолел несколько высоких ступенек железной лестницы у входа в тир. Внутри тёмного и душного даже сейчас, когда относительно прохладно, помещения горела всего одна лампочка без абажура. Но и её света было достаточно, чтобы рассеять тьму даже в самых отделённых её уголках. На полках пылились книги, игрушки и плюшевые призы за удачные выстрелы в десятку. Пространство пересекала пополам конторка, за которой находился распорядитель аттракциона.

- Желаете пострелять? – обрадовался было он нежданному посетителю. Но Тимохин был вынужден его разочаровать.

- Спасибо. В другой раз.

Тот бросил на сыщика вопросительный взгляд, в котором без труда читалось беспокойство, даже испуг. Следователь поспешил его успокоить.

- Капитан Тимохин. Милиция, - озвучил он данные протянутого удостоверения. – А чего так побледнел? Страшно, что ли? И это при таком арсенале оружия?! – шуткой он попытался разбавить воцарившуюся неприятную паузу диалога и расположить к себе важного свидетеля по делу Ларина.

- Безлюдное тут местечко, особенно не в сезон. Вот и бегут сюда отношения выяснять при помощи кулаков, - говоря о наболевшем, работник тира в двух словах объяснил причину своего беспокойства.

- И часто дерутся? – заинтересовался сыщик.

- Да частенько случается, особливо по выходным. Уже устал вашему брату показания давать как свидетель.

- Не припомните ли, 29 февраля драка была? – Тимохин приступил к основной теме опроса.

Служитель парка ненадолго задумался.

- Да нет, 29 не было. Вот накануне 28-го была. А тогда не было. Да ещё дождь пошёл.

- А Вы не заметили, кто сидел вон на той скамеечке ближе к полуночи.

- Никто. – Не задумываясь, ответил опрашиваемый и, поймав удивлённо-недоверчивый взгляд милиционера, продолжил, - В это время никого. Молодой человек - один из моих постоянных посетителей, кстати, - как дождь начался, сюда в тир забежал. Меткостью он не отличался, в десятку не часто попадал. А в тот вечер ему повезло. Детектив выиграл и, когда дождь прекратился, отправился читать книгу на лавку под фонарём.

- Простите, так он же не горит… - изумился Тимохин.

- Это сейчас он не работает. А в тот вечер работал. По крайней мере, пока я тут был. – Уверенно произнёс парковый работник.

- Он был один?

- Да, один. Но мне показалось, ждал кого-то. Потому и не ушёл, как дождь начался. А у меня в тире его переждал.

- Дождался?

- Когда я уходил и закрывал входную дверь вагончика, к нему гражданин какой-то подошёл. Двенадцати ещё не было. Я чуть пораньше тогда ушёл, всё равно посетителей уже не было бы.

- Сможете описать этого гражданина?

- Я не успел его рассмотреть. Было темно и сыро. К тому же, я домой торопился. Мельком заметил, что он средних лет, невысокого роста, коренастый, коротко острижен. Одет был во что-то светлое – то ли кофту, то ли куртку. Кажется, на нём ветровка была и спортивное трико с лампасами. Я ещё удивился, что человек в таком виде в парк пришёл. Но когда увидел, что он с пивом пожаловал, подумал, что это один из его многочисленных приятелей.

- А Вы их раньше вместе видели?

- Да нет, не замечал, - ответил его собеседник и сообщил, что ему пора закрывать тир.

«Выстрел в десяточку!» - похвалил себя Тимохин, спускаясь вниз. На первый взгляд, он не узнал ничего нового – сообщение служителя тира только подтвердило догадки следствия, доказав, что движется оно в правильном направлении.

Зато он теперь располагал пусть приблизительным, но всё же описанием возможного убийцы. Таких сотни бродят по городу. Сейчас хотя бы понятно, кого искать. И капитан милиции с чувством выполненного долга отправился домой. Пустоту этого чудесного весеннего вечера он заполнил частью недостающих деталей пока неясной картины убийства гражданина Ларина.

 

 

Глава 12

День перерождения

 

Прошло две недели после похорон Анатолия. 19 марта Мария отмечала свой День Рождения. Обычно дома, в кругу самых близких: мама, дочь, некогда муж, обязательно Надежда с мужем и детьми или одна – как получалось. А в этом году ещё и дата была круглая – сорокалетие, юбилей! Мария была старше своего мужа, но это не мешало им любить друг друга искренне и пылко. Анатолий черпал в этих отношениях то, что не додала ему мать. А Маша по сути была натурой жертвенной, отдавалась чувству вся, не требуя ничего взамен.

Отмечать свои дни рождения она не любила. Ей было тягостно и неудобно находиться в центре всеобщего внимания. А в этом году о юбилее и вовсе забыла. Но не забыли о нём её родные и друзья семьи. Квартиру после ремонта успели привести в порядок, повесили новые шторы на окна. Из такой же плюшевой  ярко-оранжевой ткани Прасковья Никитична пошила покрывала на диван, кресла и скатерть на стол. В доме стало светлее, ярче и радостней.

Она с утра хлопотала на кухне, колдуя над праздничным ужином. Разделывала сдобные пироги – и сладкие, и с овощами, и с мясной начинкой. Маша очень любила рыбу, а Прасковья Никитична, выросшая на берегах Волги, умела превосходно её готовить. Уже готов был целый тазик жареного леща в кляре, пропитывалась луково-уксусным маринадом порезанная на кусочки и очищенная от шкурки селёдочка, а в духовке томилось её фирменное блюдо – карп под овощной шубой.

Ждали гостей. Прасковья Никитична с нетерпением предвкушала приезд сына Миши. Только он мог помочь сейчас, как всегда помогал во всех самых затруднительных ситуациях. Он с семьёй – женой, дочерью и внуками – жил в другом областном центре, километрах в двухстах от Самарканда. Они должны были быть с минуты на минуту. А вечером ещё Надежда обещала прийти со старшим сыном. Вечер определённо обещал быть интересным. Прасковья Никитична и сама нуждалась в положительных эмоциях. События последних трёх недель выбили её из колеи. К тому же, она рассчитывала, что Михаилу удастся расшевелить сестру. Она уважала  и любила старшего брата, во всём и всегда полагалась на него.

Маришка тоже с нетерпением ожидала приезда гостей и потому не отходила от окна. Своего дядю она обожала. Он заменил ей отца. Учил читать и писать, водил в парк вместе со своими внуками, доставал путёвки в санаторий, когда врачи рекомендовали пролечиться на море после перенесённой девочкой пневмонии… Дядя Миша был сама доброта, его нельзя было не любить. Каждый его приезд был для неё большим праздником.

- Дядя Миша! – радостно заверещала она, когда в дверь позвонили, и на пороге квартиры появился высокий полноватый мужчина в сером костюме и белой рубашке.

- О, как мы выросли! – улыбаясь, раскрыл руки для объятий, принимая в них племянницу. Марина обхватила его своими ручонками и прильнула щекой к его немного колючей щеке.

- А у мамы моей сегодня День Рождения! Юбилей! – похвасталась она.

- Знаем! Знаем! – шутливым тоном произнесли заходившие в коридор две женщины, одна молодая, другая много старше – жена и дочь Михаила.

- Юля! Тётя Таня! – Обрадовано захлопала в ладоши девочка и кинулась обниматься к вновь прибывшим гостям.

К Михаилу подошла Мария и, положив голову брату на плечо, тихо заплакала. Его глаза мгновенно стали беспокойно-серьёзными.

- Ну, ну, будет! – стал успокаивать он сестру, ласково гладя её распущенные густые волосы. – Ты сегодня изменница. Тебе нельзя плакать. Или ты не рада, что я приехал? – к нему снова вернулся дар шутить.

Мария в знак отрицания замахала головой и попыталась улыбнуться, доказывая, что рада приезду брата. Чаяния их матери начинали оправдываться. Любовь, в которой она воспитала своих детей, поистине обладала целительной силой.

Прасковья Никитична спокойно дождалась своей очереди расцеловать сына.

- Мишенька, сынок! – как всегда, пустила слезу старушка. Но сегодня в ней читались тревожные нотки переживаемой трагедии.

- Мама, мама, не начинай! Всё будет хорошо! – успокоил её сын и обнял так, словно хотел укрыть от всех выпавших на её долю напастей. Он понимал, что им нужно поговорить, и они уединились в спальне, которая теперь пустовала.

Прасковья Никитична рассказала сыну обо всех событиях последних дней. Только упомянув о гибели зятя, подробно описала смерть мужа. Михаил не мог не согласиться, что переживания в форме молчаливого протеста сильно затянулись.

- Ну, ничего, Миша, как обычно, разгонит все чёрные тучи, сгустившиеся над головой своей любимой сестрёнки. – С этой репликой в комнату вошла Надежда. – Ну что, теть Паш, где будем столы накрывать? Гостей много. Все в столовой не поместимся.

Решили перенести стол в зал, который был намного просторней. Надежда с Юлей и Татьяной накрывали на стол. Счастливая Маришка восседала на коленях своего дяди, а тот уговаривал её попробовать то или иное блюдо. Она корчила недовольные гримаски и смущённо посмеивалась, но всё же давала себя уговорить. Рыбу она не любила, но дядя умел её убедить, что это очень вкусное и полезное блюдо, и девочка не могла с ним не согласиться.

Прасковья Никитична угадала с выбором меню. Мария впервые в этом месяце ела с аппетитом. Молча. Впрочем, она всегда отличалась молчаливостью, и в этом уже никто не видел ничего необычного.

 

Они не часто собирались вот так, за одним столом. Обменивались новостями, шутили, делились планами на будущее.

- Мы с мужем решили вернуться домой из Ташкента. В столице очень дорого жильё снимать. Своё купить при наших с мужем зарплатах преподавательских нереально. На очередь не ставят. А в родном городе нам как молодой семье обещали выделить ведомственную двухкомнатную квартиру. Плюс к ставке преподавателя в музыкальном училище, мне ещё предлагают часы в школе. – Делилась планами на будущее Юлия.

- Это хорошо. – Одобрила их Надежда, - Своё жильё есть своё жильё. И родители рядом. Если что – помогут!

- Да, мне бабушка всегда помогает! – не удержалась, чтобы не похвалиться, Маришка.

- Ну, у тебя  вообще замечательная бабушка! – рассмеялась – рассмеялась Надежда.

- И лучшая мама на свете! – добавил Михаил, бросив на сестру ласковый добрый взгляд.

- Я не понимаю, что такое?! – шутливо возмутилась Надежда. – За столом присутствуют профессиональные музыканты, а мы не поём?! – и затянула. – Ромашки спря-а-та-али-ись, пони-икли-и лю-у-ти-ки-и…

Песню подхватили.

- За-а-чем, вы де-е-вуш-ки-и, краси-и-вых лю-би-и-те-е… - выводила Прасковья Никитична.

- …Не-е-пос-то-я-а-ан-ная-а у ни-и-их лю-у-бо-овь… - продолжила Ольга.

Закончив эту песню, не менее душевно исполнили «По Дону гуляет!», «Шумел камыш», «Самара-городок».

Стало душно. Открыли окно. «Отлегло. Миновала беда…» - думали соседи, глядя на окна, откуда на двор падал яркий лоскут  света и лилась песня. Они и предположить не могли, что чуть погодя станут невольными зрителями другого концерта, весьма неприглядного.

Когда в квартире Лариных собирались гости, обязательно просматривали семейный альбом. Вспоминали, как отдыхали раньше. А если был под рукой фотоаппарат, заряженный плёнкой, обязательно фотографировались. Так было и на этот раз.

Приступили к десерту. На столе пылал жаром большой четырёхлитровый чайник в форме петуха: носик – клюв, крышка – гребешок, хвост – причудливо изогнутая  ручка, а бока расписаны как яркие, разноцветные крылья. В нём заваривали чай только по большим праздникам, когда в доме собиралось много гостей. Сегодня был как раз такой случай.

Манили ванильным ароматом и румяной корочкой знаменитые бабынаташины пироги. Надежда и Татьяна рассматривали фотоальбом. Остальные гости перебирали пачки  чёрно-белых фотографий, периодически спрашивая о чём-то хозяйку дома или комментируя снимок.

- О, это мы в новый дом только переехали. В речке напротив подъезда купаемся. Юлька маленькая такая, школьница ещё. – Рассказывала Татьяна историю фото, на котором были изображены они с дочерью в купальниках.

- А это у нас во дворе. И не помню уже, что отмечали… - поддержала разговор Надежда.

Михаил взял снимок – обычно он выступал в роли фотографа, но и сам не меньше любил фотографироваться:

- Это мы совершеннолетие Павлика отмечаем.

- Точно! – согласилась Надежда.

Прасковья Никитична стала собирать со стола грязные тарелки, заменяя их чистыми десертными.

- Пейте чай. Пирогов таких нигде вам больше не подадут, - потчевала она гостей. Каждому с собой потом обязательно полагался сухой паёк. Отказы и отговорки не принимались.

- А как же? Рулет просто восхитительный!!! – нахваливала сладкое Надежда.

- А ты ещё яблочный пирог попробуй. Бабушке он особенно удаётся, - посоветовала ей  старшая внучка Юлия, обняв бабушку за талию.

- Ой, а Маришка какая маленькая была… - умилялась Надежда.

- Да, чужие дети быстро растут, - выразил мнение большинства старший сын Надежды Николай. – Мы вот не дождёмся, как Галинка наша первый шаг сделает, первое слово скажет.

- Коля в дочери души не чает, - похвалила сына Надежда. – Я даже не думала, что из него такой хороший отец получится.

- Не заметишь, как вырастет и пора будет дочь замуж выдавать, - резонно заметил Михаил, - Юля тоже вроде вчера родилась, а у самой уже двое детей.

Разговор на тему отцовства напомнил Марии о переживаемой ею сейчас трагедии, смерти мужа и отца её дочери.

- Толик! Где Толик?! – в разговор врезался истошный крик Марии. Она лихорадочно листала фотоальбом в поисках заветной пачки фотографий.

Но их не было. Оберегая дочь от ненужных, с её точки зрения воспоминаний и переживаний, Прасковья Никитична успела их сжечь.

- Толика нет, ничего не поделаешь, Маша! – попытался успокоить сестру Михаил, не понимая, что случилось и, полагая, что она снова говорит о смерти Анатолия. Но Мария не унималась.

- Его нет, а другие есть… - её отрывистые фразы прерывались истошными рыданиями. – Как будто и не было человека… Все вы предатели! – обличала она своих гостей, но никто не обижался, понимая, что это говорит её боль, её горе, её отчаянье… - Ничего не стоит жизнь человека… Ни-че-го!!! Был человек и нет… Как это может быть?..

Прасковья Никитична и Михаил кинулись к рыдающей Маше, пытаясь её успокоить. Оля с матерью увели Марину в дальнюю комнату.

- Не хочу жить… - кричала Мария, - Нет в этой жизни ничего хорошего… Доченька-а-а! Прости-и-и! Мама, уйди! Ты ненавидела его. Ты радуешься, что его нет! – отталкивала она хлопочущую около неё мать, которая протягивала ей стакан воды с успокоительным.

Движением руки Маша опрокинула лекарство, и то разбилось вдребезги, упав на пол.

- Ничего никогда меня не успокоит!.. Ты уничтожила даже фото… Они-то тебе чем помешали? Теперь его совсем нет… - вопила Мария, приводя в смятение всех и всё вокруг.

В окнах дома напротив зажёгся свет. Соседей разбудили крики убитой горем женщины. Боль потери, копившаяся в душе Марии, рвалась наружу бурными рыданиями.

В дверь, несмотря на поздний час, позвонили. Это обеспокоенные несвойственным для соседки поведением подняли на ноги проживающую неподалёку врача-невропатолога районной поликлиники. Наиболее неравнодушные толпились в дверях, готовые оказать любую помощь, какая только потребуется. Но доктор оказалась бессильна перед силой рвущейся из Марии горечи потери и вызвала «Скорую помощь». Мария бушевала, не подпуская к себе даже врачей. Ей вкололи успокоительное, а чуть погодя – снотворное.

- Налицо нервный срыв. Нужна госпитализация, - обратился к Прасковье Никитичне как к ближайшей родственнице врач «Скорой помощи».

Она, ничего не ответив, запричитала, вытирая слёзы уголками повязанного под подбородком платка.

- Мама, ну что ты! – принялся успокаивать ее Михаил, - Ты же видишь – без медицинской помощи не обойтись. Надо так надо. Я поеду с вами! – как единственный мужчина в доме, взял он на себя ответственность за принятое важное решение.

Прасковья Никитична, хлюпая носом, отправилась собирать вещи. Сообщение о том, что маму куда-то собираются увозить взбудоражило и так обеспокоенную происходящим Маришу. Её невозможно было удержать в дальней комнате тогда, как весь дом был поднят на ноги. Она уже давно стояла в дверях комнаты, широко раскрытыми глазами наблюдая за матерью. Такой она её, к счастью, видела первый и последний раз в жизни.

- Мама! Мамочка! Не плачь! – кинулась она к Марии, - Я тебя всё равно люблю! Ты самая лучшая мама на свете!!!

Не понимая, что происходит, она видела главное – её маме плохо, очень плохо и по-своему пыталась ей помочь. Отчасти ей это удалось. Мария обняла дочь и стала целовать её лицо, руки, волосы…

Нет, не всё враги смогли уничтожить. Они оставили ей самое дорогое – это сокровище, их дочь, желанный и долгожданный плод их недолгой, очень непростой, но всё равно самой счастливой на свете любви.

 

Глава 13

Диагноз - безысходность

 

Марию поместили в неврологическое отделение республиканской больницы, самой лучшей в городе. Здесь практиковали медики с научными степенями, преподаватели Самаркандского Государственного мединститута. По иронии судьбы, она здесь в клинической лаборатории проходила практику после окончания медицинского училища и здесь же её оставили работать как одну из самых смышлёных и исполнительных лаборанток. В бюро судмедэкспертизы её переманил возглавлявший его Сироджев. Он сумел убедить Машу, что её познания в химии и биологии более необходимы в области экспертизы, так они дают ключ к разгадке преступлений и помогают уличить преступника и наказать его по заслугам.

Мария ни разу не пожалела, что ушла из лаборатории республиканки – новая работа оказалась действительно намного интересней: каждый анализ – отдельное исследование, а причин у смерти, увы, великое множество.

Впервые после увольнения Мария оказалась здесь, но уже в качестве пациентки. Штат врачей за эти годы изменился – её знали далеко не все. Вела Марию молоденькая невролог Ада Арзуманян – по иронии судьбы сама с явными признаками базедовой болезни на лице. Её всегда выпученные глаза выражали высокомерие, вызов всему и всем. Вопреки недугу и весьма скромным интеллектуальным способностям, но благодаря не столько даже своим стараниям, сколько родительским связям и щедрости, она стала врачом.

Мария для неё была непонятной, сложной пациенткой. Истерика прошла, и она вновь вернулась в равнодушно-апатичное состояние. Все сданные ею анализы свидетельствовали об отличном физическом состоянии. Но какие биохимические процессы происходили в её сознании? Такой реактив пока не был найден учёными, чтобы определить их опытным путём. И это приводило докторшу Арзуманян в полное замешательство.

Ада собрала консилиум врачей. Учёные мужи внимательно изучали свидетельства крепкого здоровья Марии, которые откровенно противоречили её явно нездоровому душевному состоянию и внешнему виду. Её пациентка перестала ухаживать за собой, не шла на контакт, отстранившись даже от самых близких. Вердикт профессоров был малоутешительным – душевное расстройство и перевод в психоневрологический диспансер почему-то с диагнозом «истерия», на котором настояла доктор Ада.

Прасковья Никитична навещала дочь 2-3 раза в день, привозила ей свежий завтрак, обед и ужин. По сути, все эти несколько дней она жила между домом и больницей. За внучкой присматривали соседка и Надежда. На врачей она возлагала большие надежды. Известие о переводе дочери её шокировало. С решением консилиума она была не согласна: её дочь НЕ СУМАСШЕДШАЯ!!! И она докажет этим псевдосветилам медицины свою правоту!!!

 

Клиника для душевнобольных располагалась  неподалёку от республиканской больницы. Прасковья Никитична рванула туда. К дочери её не пускали. В диспансере царил почти тюремный режим. Здесь действительно многое свидетельствовало об ограничении свободы обитателей этого якобы лечебного заведения: решётки на окнах даже верхних этажей, решётки у входа в каждое из отделений, свидание с пациентами только с разрешения главного врача…

Под психоневрологический диспансер была отведена бывшая дворянская усадьба первых русских в Туркестане. Больным отвели основное здание, изуродовав фасад с арочными окнами, лепниной и рядом классических колонн решётчатыми ограждениями. Ординаторская, приёмный покой, кабинеты главного врача, завотделениями и старшей медсестры располагались во флигеле напротив. Сохранился даже старинный фонтан, вокруг которого установили современные скамейки, где беседовали родственники больных в ожидании свидания с ними во время прогулок.

Диспансер по периметру был окружён высоким трёхметровым забором с массивными воротами. Внутрь через проходную пропускали не всех. На стене были вывешены списки пациентов, среди которых Прасковья Никитична нашла фамилию и имя своей дочери, а также – номер палаты, куда её поместили. Но сначала ей предстояла беседа с главврачом клиники. Отлично! Она и сама хотела с ним переговорить!

- Доктор, это чудовищная ошибка! – затараторила она, едва переступив порог кабинета с табличкой на двери «Лившиц Марк Леонидович, главный врач».

Сидящий в высоком кресле за массивным дубовым письменным столом мужчина в белом халате и высоком докторском колпаке бросил на неё взгляд, в котором откровенно читались досада и раздражение. Приблизительно с такой фразы начиналась его беседа с родственниками всех его пациентов. Он научился противостоять их натиску. Вот и на этот раз, подавив  гнев, он обратился к посетительнице мягким располагающим тоном:

- Простите, Вы о чём? Или о ком?

- Сегодня сюда из республиканской больницы перевели Ларину Марию Николаевну. Но она же не сумасшедшая, доктор! – Прасковья Никитична пыталась объяснить ситуацию в надежде, что  недоразумение разрешится, - Дочка мужа недавно похоронила, вот и сама не своя…

Марк Лившиц подошёл к стеллажу с историями болезней обитателей диспансера. Нашёл карточку с указанными посетительницей именем и фамилией и стал её внимательно изучать, как только снова оказался на своём рабочем месте за великолепным письменным столом.

- Понимаете ли, - обратился к посетительнице доктор, - Я замечаю признаки сильнейшей депрессии, которая действительно очень часто становится причиной семейных трагедий. Окончательные выводы делать рано. – Лившиц повысил голос для пущей убедительности и жестом остановил встрепенувшуюся было Прасковью Никитичну, - Необходимо наблюдение и, конечно же, терапия антидепрессантами. Уверяю Вас, если диагноз не подтвердится, мы тут же выпишем Вашу дочь. Депрессия прекрасно лечится амбулаторно, если не было суицидальных попыток…

Прасковья Никитична устремила на доктора вопросительно-испуганный взгляд. Лившиц пояснил:

- Если не было попыток самоубийства…

- Нет, конечно! – перекрестилась его набожная собеседница, - Боже упаси! Бог миловал! – и ушла, полная уверенности, что недоразумение обязательно разрешится. Лившиц произвёл на неё приятное впечатление. Однако свидания с дочерью ей в этот день не разрешили.

 

Глава 14

Вина или беда фронтовика?..

 

Тимохин немного задержался – приехал в отдел чуть позже, чем планировал. Позвонили из военкомата и сообщили, что готово досье на Потапова, отчима убитого в парке Ларина. Следователь заехал за характеристикой по пути на работу и тут же в машине принялся её изучать.

Послужной список, как выяснилось, почётного фронтовика не содержал каких-либо фактов, дискриминирующих его. Воевал с осени 1944-го года, дошёл до Берлина, имеет боевые награды, несколько раз ранен… Демобилизовался в конце 1947-го. С 1952-го проживает в посёлке химиков… Ничего примечательного – обычная биография мужчины, прошедшего огни и воды Великой Отечественной войны.

Но с другой стороны – в бою Потапов убивал. А неуправляемый пасынок надоел хуже горькой редьки, враг в собственном доме… Надо поговорить с Сергеем Ивановичем… И Тимохин распорядился выслать ему повестку на допрос.

 

Через несколько дней гражданин Потапов сидел в кабинете следователя, ведущего дело об убийстве его пасынка. Волнение допрашиваемого не скрылось от опытного глаза следователя и свидетельствовало, увы, далеко не в его пользу.

- В каких отношениях Вы были с убитым? – после формального уточнения паспортных данных, Тимохин приступил к тому, что собирался выяснить.

- В обычных, - растерянно ответил тот, и в его взгляде блеснула догадка, к чему клонит собеседник в милицейских погонах. Он нервно рассмеялся. – Думаете, это я Толика убил? Не далековато ли ради этого в город ехать? Да и место там многолюдное… Не проще ли было бы тогда на месте эту проблему решить, а?

- Вопросы здесь задаю я. И Вы на первый ещё не ответили. Повторяю вопрос: в каких отношениях Вы находились с неродным сыном? Он Вам мешал?

- А Вы мне своё мнение не навязывайте! – перешёл в наступление оскорблённый до глубины души фронтовик, - С Анатолием мы действительно часто ссорились. Но он со многими ругался…

- Но далеко не каждому мешал спокойно жить! – Парировал выпады Потапова Тимохин, - Соседи ваши утверждают, что Вы сами спаивали пасынка. Не исключено, что намеренно, чтобы потом от него избавиться…

- Ну вот что! – не дослушал речь следователя подозреваемый, - насильно в глотку я ему водку не заливал… Сам пил. Стал пропивать вещи из дома… На жену жалко смотреть было. Если б не она, давно бы выгнал его из дома.

- Ну, вот видите! – спохватился следователь, - Самое время осуществить задуманное, пока жена в санатории отдыхает, сын к защите диплома готовится, а дочь занята своим новорожденным малышом! Никто бы ничего и не заметил. Так и случилось: домочадцы в полном неведении…

- Я с детьми не воюю! – сурово ответил на это фронтовик, - Толик был проблемным, сложным ребёнком всегда, но я его всё-таки воспитывал, как мог, как получалось…Вы сначала ножичек найдите и мои отпечатки пальцев на нём, а потом уж и обвинения предъявляйте! А так это клеветой называется – тоже, заметьте, уголовно наказуемое преступление!

Тимохин ухмыльнулся – чувствуется военная подготовка.

- Это дело времени! – Заверил он, - Лучше вспомните, как, с кем Вы провели вечер 29 февраля текущего года – с двадцати двух ноль-ноль до полуночи?

- В город ездил. Раиса приглашала на телефонные переговоры сообщить, как доехала и когда обратно собирается. – С чувством собственной правоты ответил Потапов, - Вернулся домой в начале одиннадцатого – вызов задержали, и лёг спать.

Телефонные аппараты в то время были далеко не в каждом доме. Чтобы поговорить с близкими или родными из другого города, необходимо было предварительно сделать заказ на переговорочном пункте. А он располагался как раз сразу за оградой Центрального городского парка.

- Получается, Ваши слова никто не может подтвердить? – сделал вывод Тимохин, - Выходит, у Вас нет алиби, а мотив для убийства имеется…

- Я бы его расстрелял! – не выдержал обвинений в свой адрес Потапов, - Жалею, что не сделал этого! Тогда хотя бы за кого-то отвечать не пришлось.

Следователь мысленно с ним не согласился, но опровергать слова подозреваемого не стал. Прямых улик против Потапова у него не было, и Тимохин вынужден был отпустить Потапова под подписку о невыезде.

 

Глава 15

Провокация преступника

 

Известие о том, что Мария попала в больницу после пережитого стресса, удивило Тимохина. Но только поначалу. Он знал её очень спокойной, даже невозмутимой. Да, как жизнь ломает человека… Какие только чувства не заставляет испытывать! Впрочем, всё оказалось более чем объяснимо – сложно смириться с уходом из жизни близкого и дорогого человека, особенно таким бессмысленным и нелепым, как в случае с Лариным. Как правило, образовавшийся эмоциональный вакуум заполняют тоска, грусть, отчаяние… Мария ещё молодец, продержалась почти месяц. Но, может быть, именно поэтому и скопилось в её сознании столько негатива, который в итоге уложил её на больничную койку. Капитан думал было её навестить, но рассудил, что это в данной ситуации не корректно. Маше сейчас наверняка не до посторонних.

Прислали акты вскрытия тела Ларина и данные лабораторных исследований. Наконец-то! Следователь принялся их просматривать. В глаза сразу бросилась хорошо знакомая ему подпись Марии под рядом заключений биохимической экспертизы – широкая, размашистая, аккуратная… Офицер милиции поразился силе характера Марии – оказывается, стальная воля скрывалась под её внешней мягкостью и уступчивостью. Один из анализов Маша сделала по своей инициативе, без назначения патологоанатома: на наличие в крови убитого снотворного. Результат неожиданно оказался положительным… То обстоятельство, что к акту вскрытия были приложены дубликаты проведённых Марией лабораторных исследований, удивило следователя ещё больше. Словно медэксперты сомневались в их правильности и потому провели повторное исследование, но результат последних только подтвердил правильность первых.

Тимохин подошёл к окну, подводя итоги прочитанному минуту назад. Дело принимало совершенно другой оборот. Получается, Ларина убрали целенаправленно... Версия о спонтанной пьяной драке рассыпалась в пух и прах. Кому же он так помешал? Неужели всё-таки отчиму? Усыпили бедолагу клафелином, разбавленном в алкоголе, скорее всего, в пиве. Хотели усыпить, инициируя сердечный приступ? Так поступали обычно с богатыми клиентами, которых собирались обчистить. С Ларина же взять было нечего… Получается, его таким образом обездвижили… Он мог бы и не проснуться с таким количеством отравы в напитке. Но ещё и сонную артерию перерезали, чтобы наверняка не встал… Так сказать, контрольное ранение в горло… Боялись, и не только физической силы убитого. Но чем человек без определённого рода занятий мог быть опасен?

Да, тут дело гораздо серьёзней, чем банальный конфликт отчима с пасынком. Если бы ему когда и положила конец трагическая развязка, то совершенно иная. Бытовые преступления совершаются спонтанно, как правило, в состоянии аффекта. А здесь к убийству готовились заранее, продумали его малейшие детали и блестяще осуществили свой зловещий замысел. На такое способен только опытный уголовник.

В памяти Тимохина вдруг всплыли  корявые пальцы Рыжего в нарисованных перстнях и татуировка на запястье СЛОН… Однако у того алиби – Родный отбыл в рейс за несколько часов до убийства. Впрочем, пока никто это алиби не проверял, выехать Рыжий мог и позже. И он решил непременно это выяснить.

Наутро он отправился в автопарк, где в предпоследний день своей жизни отработал Анатолий и где сейчас трудились его покровительница Надежда и откровенный недруг – водитель с уголовной кличкой Рыжий.

 

- А, капитан! Какими судьбами к нам пожаловали? – приветствовала следователя Надежда. – Али по мне так соскучились? – она кокетливо закатила красивые карие глаза, наматывая на палец выбившийся из причёски чёрный локон.

- Ой, Надя, нам в милиции действительно недостаёт таких вот заводных девчат, - отшутился Тимохин.

- Да-да-да, у вас сплошь всё мужчины работают, и если такие же интересные, как Вы, я готова сменить место работы хоть сейчас, – не унималась хохотушка. – Не то, что здесь. Сплошь невоспитанные шоферюги.

- Кстати о шоферюгах, - как бы спохватился следователь, - мне нужно просмотреть путевые листы Рыжего того рейса, в который он 29 февраля уехал.

- Так и быть, я Вам по старой дружбе их покажу,– посерьёзнела кокетка.

И они направились в диспетчерскую, у окна которой беседовали. Надежда сняла с книжной полки папку с бумагами и стала их перелистывать, пока не наткнулась на ту, что искала, выдернула её из металлического держателя и протянула следователю.

- Я у Вас её временно изымаю, - поставил Тимохин Надежду перед фактом, пряча путевой лист Рыжего в недрах своей вместительной папки. – А сейчас я бы очень хотел побеседовать с начальником автопарка.

- Нужно, так нужно. – Резонно заметила диспетчер и указала собеседнику, куда пройти, - Тимур Рамзанович в своём кабинете. Он там, в конце коридора.

Тимохин пошёл по длинному обитому фанерными панелями коридору с множеством дверей и справа, и слева. Нужная с красной табличкой, на которой золотыми буквами было выведено «Приёмная», находилась в самом его конце. Она в свою очередь делилась ещё на три комнаты: помещение, где обитала секретарша и два кабинета по бокам – начальника и его заместителя.

- Мурадов у себя? – осведомился он у симпатичной молоденькой девушки, которая в этот момент печатала на машинке.

Она утвердительно кивнула головой, не отрываясь от своего занятия.

- А Вы по какому вопросу? – деловито поинтересовалась она.

- По очень важному! – уверил её сыщик, - Других у нас не бывает!

- Как Вас представить? – секретарь оторвалась от клавиш машинки, готовясь записать данные визитёра.

- Капитан милиции Тимохин. Горотдел. – продиктовал он.

- Минуту! – обнадёжила его помощница начальника, поднялась из-за стола и направилась к двери справа, обнажив красивые ноги, стройность которых подчёркивала строгая чёрная юбка-карандаш.

Через несколько секунд она вышла:

- Войдите! – пригласила она следователя.

Тимур Рамзанович уже сам шёл навстречу гостю, протягивая ему руку для рукопожатия.

- Здравствуйте! Здравствуйте! Чем обязан? – в вопросе начальника автопарка читались нотки нескрываемого беспокойства. – Вы, наверное, по делу об убийстве одного из наших несостоявшихся работников? – предположил он.

- Не совсем, - озадачил его Тимохин, - В данный момент меня интересует личность водителя вашего автопарка Сергея Петровича Родного.

Мурадов бросил на Тимохина удивлённо-тревожный взгляд. Что опять натворил этот уголовник? Он задал вопрос вслух.

- Пока ничего, - успокоил милиционер, - Хочу обратить Ваше внимание на слово «пока». Надеюсь, Вы понимаете, что человек с таким прошлым довольно беспокойный работник, скажу больше – очень опасный человек. Ничего подозрительного за ним не замечали?

- Родный добросовестно выполняет свои обязанности. И, как это ни странно прозвучит, его криминальное прошлое ему только помогает. Видите ли, - пояснил Мурадов, - машины дальнобойщиков нередко становятся объектом нападения. А машину Рыжего грабители не трогают, он умеет находить общий язык с корешами. Поэтому я не боюсь отправлять его в самые опасные рейсы и длительные командировки.

- Допустим. Как Вы охарактеризуете Сергея Петровича?

- Странный тип, конечно, - не без лукавства ответил Тимур Рамзанович, - Но свою работу знает. С другими шофёрами дружбы не водит. Держится обособленно. Может быть агрессивным. Его побаиваются и стараются с ним не связываться.

- Понятно. – Заключил капитан, делая необходимые записи в блокноте.

- Тот забулдыга, естественно, об этом не знал и тут же нарвался на грубость и крепкий кулак Рыжего. Но и сам в долгу не остался – накостылял криминальному авторитету так, что тот едва кровью не захлебнулся.

- Любопытно, - заинтересованно заметил сыщик, - и сделал в блокноте ещё одну важную заметку, подчеркнув фразу прямой линией трижды.

Выходя от начальника автопарка, Тимохин увидел выезжающую за ворота фуру Рыжего, за рулём которой тот находился.

- Рыжий явно избегает встречи с Вами, Тимохин, - прокомментировала ситуацию Надежда, - Как только я сказала, что Вы здесь беседуете с Мурадовым, тот сразу и рванул. Вот, даже путевые листы забыл, - потрясла она пачкой бумаг в руке в доказательство, - Ничего, вернётся! Ещё и груз оставил, растяпа!

Тимохин был другого мнения. Но пока ничем не мог подтвердить своих предположений.

Пользуясь случаем, Тимохин заглянул в «Ассоль». На его счастье, дежурила та самая смена, которая работала два последних февральских дня. Оказалось, Ларин действительно выпивал здесь со сторожами автопарка, но не 29-го февраля, а 28-го. По обрывкам фраз стало понятно, что они обсуждали какое-то дело, которое может быть очень доходным… Не раз упоминали Родного. Капитану милиции предстояло разгадать ещё один ребус: Рыжий ошибся с датой или соврал намеренно?

 

Глава 16

За гранью разумного

 

Если бы Прасковья Никитична знала, как собираются лечить её дочь, то наверняка бы разнесла всю больницу, вызволяя оттуда Машеньку. Но в детали пригласивший её для беседы доктор Лившиц не посвятил. Методы лечения больных с расстройствами психики, скорее, напоминают пытки и являются, мягко говоря, весьма жёсткими. Марк Леонидович, не упоминая об этапах лечения, говорил лишь о его необходимости.

- Ваша дочь была госпитализирована с затяжным истерическим припадком. Надеюсь, этого Вы не будете отрицать? – начал он издалека, - Это даёт основание предполагать, что диагноз «истерия» имеет под собой основание, хотя и не является окончательным.

- Да какая из Марии истеричка?! – Вспылила Прасковья Никитична, - Мухи не обидит, грубого слова от неё НИКТО никогда не слышал…

- Понимаете ли, - прервал её врач, - истерия – это обратимое расстройство психики. Истерический припадок возникает всегда внезапно в результате психотравмирующей ситуации. Как правило, при скоплении людей припадок усиливается и затягивается. Больной начинает как бы работать на публику, его движения и жесты становятся театральными. Именно это и произошло с Вашей дочерью, как я понимаю…

Прасковья Никитична поникла, вспоминая события той беспокойной ночи.

- Головной мозг человека – такой же орган человеческого организма, - утешал её Лившиц, - тоже имеет особенность болеть. И в этом нет ничего страшного и постыдного, - уверял психиатр, - Не стесняются же люди болезней желудочно-кишечного тракта, например, или мочеполовой системы… Да, случаи расстройства психики имеют ряд отличительных особенностей – больные ведут себя не как обычно. Но это говорит только о том, что их нужно лечить, пока изменения не приняли необратимый характер. И чем раньше начнётся лечение – тем лучше для пациента, тем больше шансов быстрее вернуть его к нормальной жизни.

- Ну, так лечите, доктор! – в голосе Прасковьи Никитичны звучали досада и мольба о помощи одновременно.

- Видите ли, для того, чтобы начать лечение, требуется разрешение родных. Оно специфическое, так как наши пациенты, как я уже сказал, всё-таки отличаются от других больных. Психика человека – понятие эфемерное, её не потрогаешь руками, чтобы проверить, нормальна ли она, не напичкаешь медикаментами. Однако методы воздействия на неё всё же имеются. Предупреждаю, они крайне неприятны, - Лившиц максимально снизил степень их неприятности вымученной, как бы извиняющейся улыбкой.

- Я согласна, - обречённо прошептала его собеседница.

- Распишитесь здесь, - мягко попросил её доктор, и она старательно вывела свою подпись под печатной фразой бланка «Против применения ЭСТ и инсулинотерапии не возражаю».

 

Истерика Марии сменилась ещё более тяжёлой формой депрессии. Не было никаких гарантий, что припадок не повторится снова. Она неподвижно целыми днями лежала в кровати, отказывалась от еды, не отвечала на вопросы врача и медсестёр. Привести её в чувство мог сильнейший стресс, не сопряжённый с психотравмирующими факторами. Душевнобольных как бы возрождали, искусственно погружая в состояние комы и выводя из него, постепенно увеличивая, а потом сокращая время пребывания в ней пациента. Бывали затяжные случаи выхода из комы. Случалось, пациента так и не удавалось из неё вывести. Потому и требовалось разрешение родственников больных. Таким образом, медперсонал снимал с себя всякую ответственность за несчастные случаи.

Прасковья Никитична этого ничего не знала и по сути обрекла дочь на пытки, что мучило бы её до конца дней. Её счастье в том, что Маша о них никогда никому не рассказывала, даже брату, которому доверяла безмерно.

Она вторые сутки лежала в своей палате среди ужасающих воплей страшных в своём безумии соседок по палате, безучастная ко всему, в позе зародыша, с почти прижатыми к подбородку коленями. На языке психологов эту так называемую внутриутробную позу человек принимает в моменты, когда чувствует себя наиболее беззащитным, несправедливо обиженным, оскорблённым. Психотерапевты же такое состояние называют катотонический синдром,  или двигательное нарушение, или ступор.

В таких случаях обычно применяется электросудорожная терапия. Проводится процедура эта в специальном кабинете при помощи аппарата. Показания к лечению – все виды расстройств психики, но в основном депрессий.

Марию привели в этот кабинет, сам вид которого любому здоровому человеку внушил бы ужас. Но она осталась такой же безучастной, как в своей палате. Посередине комнаты располагалась кушетка с резиновыми фиксаторами для рук и ног, скорее, напоминающая электрический стул, если бы не была обшита медицинской клеёнкой терракотового цвета. В углу у окна находился столик для мединструментов, которые для человека далёкого от медицины, показались бы орудиями пыток: кроме шприцев и средств неотложной помощи (ампул с адреналином, кордиамином, эфедрином…), на нём злобно скалились  металлические роторасширители и языкодержатели… Аппарат для измерения артериального давления выглядел невинной детской игрушкой.

Марию усадили на кушетку, расстегнули халат, сняли тапочки, проверили, не осталось ли в её коротко остриженных волосах шпилек или заколок, еле уговорили лечь. Медсестра смочила электроды аппарата раствором хлорида натрия, и на руках и ногах пациентки защёлкнула затворы фиксаторов. Только потом она дала знак доктору Лившицу, что подготовка к процедуре завершена. Марк Леонидович нажал на ярко красную кнопочку аппарата ЭСТ.

Тело Марии, пропуская разряд электрического тока, изогнулось дугой и забилось в судорогах. Медсестра вставила ей между коренными зубами загубник, чтобы она не прикусила язык, придерживая её бешено колотящуюся о подушку кушетки голову. Организм получил необходимую встряску, и после завершения чудовищной по своей жестокости процедуры Маша впала в состояние возбуждения.

Она размахивала руками, порывалась уйти, громко кричала что-то бессвязное. Её успокоили, измерили артериальное давление и просчитали пульс. Тонус организма Марии заметно стал выше: сердцебиение участилось и давление повысилось. Но – что самое страшное – жить ей совершенно не хотелось.

 

- Электросудорожная терапия не даёт ожидаемого результата, - совещался доктор Лившиц с коллегами на ежеутренней планёрке перед обходом. – В поведении Лариной наблюдаются явления негативизма: на любую просьбу, обращённую к ней, больная реагирует противодействием. Определённая динамика в лечении наблюдается, но эффективность его оставляет желать лучшего.

- Попробуйте заменить ЭСТ инсулинотерапией, - посоветовал главному психиатру города его молодой подающий надежды коллега.

- Но ведь она применяется исключительно при лечении шизофрении, - поправил его Лившиц, - В анамнезе Лариной нет показаний на развитие этого вида психического расстройства.

- А затяжная депрессия? – не согласился с ним начинающий врач, - Она часто бывает одним из симптомов заболевания. Оно может быть врождённым. Конечно, не в данном случае. Или приобретённым как следствие пережитой трагедии.

Марк Лившиц был вынужден согласиться с выводами молодого коллеги, и Маше предстояло пережить серию иных пыток, пройти – и не один раз – по грани жизни и смерти и выбрать или то, или другое.

 

Начиная со следующего дня, Марии несколько дней кряду натощак делали инъекцию инсулина, искусственно и постепенно погружая её в состояние гипогликемической комы, которая наступала через три-четыре часа после введения препарата. Начали с минимальной дозы в четыре единицы, ежедневно увеличивая её до появления гипогликемии, а затем – комы.

Первые дни после укола Маше нестерпимо хотелось спать, ноги и руки не слушались, становились ватными, а звуки – приглушёнными… Ей было плохо, и она только тихо стонала, не в силах встать, попросить о помощи, потребовать отменить инъекции.

Однажды она потеряла сознание. Её тело не реагировало на окрики врачей, болевые раздражители. Глаза Марии были широко раскрыты, словно она видела кого-то или что-то, от чего не могла или не хотела отвести взгляда. И это нечто находилось за пределами реальности этого мира.

Маша была в коме. Сердцебиение почти не прощупывалось, артериальное давление упало, лицо стало синим, голова запрокинута назад, челюсти сжаты, руки и ноги вытянуты… её тело обмякло и потяжелело. Казалось, его покинула жизнь или душа, в которую веруют набожные люди.

Сознание Маши действительно находилось далеко за пределами этой палаты, этой клиники, этого города, этой действительности… Она видела себя словно внутри огромной воронки. Её подхватил вихрь и неумолимо нёс вперёд, к яркому свету. Становилось всё светлее, всё ярче вокруг, и вдруг она ясно различила в потоке льющегося откуда-то сверху света лицо Анатолия и, несказанно обрадовавшись, кинулась к нему.

Любимый вытянул вперёд руки, но вовсе не затем, чтобы её обнять – он отталкивал её, стремясь удержать Машу, не пропустить её дальше, кивком головы указывая вниз. Она обернулась. Внизу её радостно махала ручкой её восьмилетняя дочурка, призывала вернуться мать… Маша впервые подумала о близких и извиняюще-вопросительно посмотрела на мужа. Тот утвердительно махнул головой и снова протянул к ней руки, но уже прощаясь… Подхваченный потоком света, он стал стремительно удаляться. И Мария очнулась.

Она была в коме более четырёх часов – больше допустимого времени. Ей повторно влили 40%-ный раствор глюкозы, сделали инъекцию витаминов группы В с адреналином.

А после того, как она пришла в себя, медсестра заставила её съесть кашу и бутерброд с маслом – пережившему сильный стресс организму требовались калории, жиры и углеводы. Маша поглощала пищу без аппетита – сопротивляться и противоречить она передумала. Врачи подарили ей встречу с любимым. Она с нетерпением стала ожидать утра следующего дня, чтобы снова очутиться в бурлящем коридоре жизни и смерти. Может быть, завтра ей удастся вытащить любимого из потока льющегося откуда-то сверху света, который сегодня выхватил его из её крепких объятий.

 

Прасковье Никитичне сообщили, что лечение приносит результаты, и ей разрешили навестить дочь. До этого для неё принимали только передачи из дома, которые тщательно проверялись на проходной. Столовые приборы, ложки, книги, вещи и постельное бельё ей вернули. Они входили – и не без основания – в список потенциально опасных для обитателей диспансера предметов, при помощи которых те могли себя поранить или даже свести счёты с жизнью.

Машу провели в комнату, которая была перегорожена пополам фигурной металлической решёткой от одной стены до другой. Помещение тускло освещало настенное бра, матовое стекло которого не пропускало весь свет лампы. По обеим сторонам решётки стояли лавки. Машу усадили на одну из них. Санитарка на всякий случай дежурила у входа.

Прасковья Никитична так и ахнула – она с неделю уже не видела дочь и поразилась произошедшей в ней перемене. Лицо Марии осунулось, волосы были острижены почти налысо, коротко-коротко, зрачки неестественно расширены, пальцы сведены судорогой… Но заплакать и привычно запричитать мать пациентки не могла себе позволить. Дочери и так достаётся, она не должна видеть её боль и отчаянье.

Было уже тепло, зацвели вишни в саду у дома, распустились благоухающими соцветиями кусты пионов, наливались бутонами розы… И это самое красивое время года её бедная дочь вынуждена провести взаперти. Да ещё где!

«Что они с ней сделали здесь?! -  надрывалось сердце пожилой женщины, - Это не лечебница, а тюрьма настоящая, и порядки тут тюремные…» - продолжала она негодовать про себя с твёрдым намерением забрать Машу домой из этого мрачного заведения, совсем не похожего на лечебное.

Мариша всего этого не замечала. Её, конечно, удивили, даже смутили решётки повсюду. Она тоже частенько лежала в больнице то с мамой, то с бабушкой, но такого она нигде не видывала. «Как, наверное, плохо здесь маме!..» - думала девочка, осматриваясь вокруг. Она просунула ручонку в широкое фигурное отверстие ограждения, схватила кисть матери, притянула её к себе и прижала к щечке.

- Мамочка, как я по тебе соскучилась! – повторяла она вновь и вновь, - Когда ты уже вернешься домой? Поскорее выздоравливай!

Мария впервые с момента нервного срыва отреагировала на обращённые к ней реплики.

- Доченька, - она попыталась разомкнуть словно сведённые судорогой пальцы, но мышцы не слушались, - Скоро, доченька, очень скоро… - говорила она, утопая в серых с поволокой глазах Анатолия, которыми с любовью и нежностью смотрела на неё её дочь. И Мария вдруг поняла, что есть смысл в этой жизни – она должна жить ради неё – той, что соединила их с Толиком навеки.

- Машенька, тебе лучше? – поинтересовалась Прасковья Никитична, скорее, для приличия. Для себя она уже сделала вывод о состоянии дочери. Увиденное её не обрадовало.

- Наверное, мама! – равнодушно ответила Маша.

Уже ответила!.. Это хорошо. Может быть, она ошиблась в своих предположениях о том, что ей стало хуже?

С этого дня Марии разрешили ежедневные свидания с близкими. В лечении, как уверял доктор Лившиц, наблюдалась положительная динамика. Маша медленно, но верно возвращалась к жизни. Никто и не подозревал, что она с нетерпением ожидала сеансов инсулинотерапии и погружения в кому, чтобы ещё раз увидеться с любимым и побродить с ним за гранью разумного, где едва различима черта между жизнью и смертью.

 

Глава 17

Дела сердечные –

 реанимация чувств

 

Однажды Прасковья Никитична очень долго не могла дождаться, когда к ней выведут дочь и пригласят пройти в комнату для свиданий. Посещения были разрешены два раза в день – с десяти утра до двенадцати пополудни и с четырёх до шести вечера. Поскольку днём Маша была на процедурах, она приходила обычно вечером. Было уже почти шесть. Скоро проходную закроют, а дочери всё не было. К врачам её тоже не пропускали, и доктора Лившица на месте не было.

Он уже несколько часов находился у постели Марии, которую без малого 8 часов не могли вывести из состояния гипогликемической комы. Периодически вливали через зонд раствор глюкозы и сахарный сироп. Подкожно ввели 2 литра изотонического раствора хлорида натрия. Сделали инъекции кордиамина и кофеина. Всё безрезультатно…

Пригласили в качестве консультанта кардиолога из областной больницы. Тот уверил, что на месте сделано всё возможное, требуется специализированная медицинская помощь, которую можно оказать только в стенах его отделения. И Марию вновь перевели в обычную больницу, которая находилась в двух кварталах от дома, где жили Ларины.

Прасковья Никитична нервно мерила шагами расстояние от проходной до ворот. Её внимание привлёк шум подъезжающей машины. У ворот диспансера остановилась «Скорая помощь», ворота противно заскрипели, открываясь. От колоннады главного лечебного корпуса отделилась процессия. Прасковья Никитична с ужасом узнала лицо дочери на носилках, которые санитары несли к машине. Оно выглядело безжизненно-серым с почти бесцветными губами, щёки впали, подбородок обострился…

- Доченька!!! – мать, не помня себя от  ужаса, кинулась к процессии медиков. Её перехватили крепкие руки главного психиатра города.

- Что с Машей? – хриплым от волнения голосом сурово поинтересовалась она у Лившица.

- У Вашей дочери сердечный приступ, - Марк Леонидович не стал уточнять причины его возникновения, - Ей требуется квалифицированная медицинская помощь. Марию перевели в кардиологическое отделение областной больницы. Это хорошо, что Вы сейчас здесь – поедете вместе с бригадой «Скорой помощи».

Носилки погрузили в машину. Прасковья Никитична разместилась рядом с дочерью.  Ей бы самой сейчас не помешала помощь кардиологов, она держалась из последних сил. До кардиоцентра доехали быстро. Марию поместили в реанимацию. Медсестра приёмного покоя, видя состояния сопровождающей её пожилой женщины, дала ей сердечные капли. Когда Прасковье Никитичне полегчало, ей посоветовали идти домой. Чем-либо помочь дочери она сейчас не могла. Оставалось одно – ждать и уповать на чудо.

Дома её уже заждались. Оставшаяся с Маришей Надежда заподозрила неладное. От души отлегло, когда мать подруги всё-таки вернулась домой. Сама не своя, расстроенная, подавленная, Прасковья Никитична собиралась передохнуть и снова идти в клинику к дочери.

- Чего выдумали, теть Паш, а? – недоумевала Надежда, узнав обо всём, - Не хватало ещё Вам свалиться. Вы в зеркало себя видели? Вот уж кому помощь врачей была бы очень кстати! А о внучке Вы подумали?! Нет-нет-нет! Я сейчас сама пойду в кардиоцентр и всё узнаю! А потом загляну к Вам. Сегодня Вас нельзя оставлять одну с ребёнком в таком состоянии.

И Надежда ушла. А Прасковья Никитична принялась кормить внучку ужином. Самой есть не хотелось, но она заставила себя перекусить. Надо восстановить силы. Они ей завтра ещё понадобятся.

 

Надежда знала со слов Прасковьи Никитичны, что Марию поместили в кардиологию. Но выяснилось, что она сейчас в реанимации. Хорошо, что Прасковья Никитична этого не знает. Она нажала кнопку звонка у выкрашенной белой краской металлической двери отделения неотложной помощи. Посторонних внутрь не пускали. Но должны же врачи хотя бы объяснить, что происходит?! Надя еле добилась, чтобы к ней вышел дежурный доктор. Ей пришлось ждать его часа два. Он был занят возвращением к жизни поступивших пациентов, в том числе и Марии.

- Я Вас внимательно слушаю, - устало обратился врач к настойчивой посетительнице.

- Скажите, доктор, что с Лариной Марией? – с тревогой в голосе задала Надежда свой вопрос.

- А Вы ей кем приходитесь? – доктор окинул её недоверчивым взглядом. Для матери пациентки слишком молода – скорее, ровесница. Для сестры – слишком непохожа.

- Подруга…

Доктор разочарованно присвистнул:

- Вот как?! А мы, спешу Вам сообщить, о состоянии больных беседуем только с самыми близкими родственниками, - и он повернулся, чтобы уйти.

- Да я и есть самая близкая!.. – остановила его Надежда, - Мама Маши была здесь, но она пожилая больная женщина. Тем более, случившееся и так выбило её из колеи. Она собиралась всю ночь здесь провести. Еле отговорила. Но я должна ей всё объяснить. Поверьте, я сделаю это очень тактично.

Реаниматолог не устоял перед натиском обрушившейся на него информации и сдался.

- Ларину почти сутки не удаётся вывести из состояния гипогликемической комы. Развилась сосудистая недостаточность. Сейчас она подключена к аппарату искусственного дыхания. Около неё неотступно дежурит медицинская сестра, и я наведываюсь в палату интенсивной терапии каждые полчаса. Поверьте, мы делаем всё, чтобы больная пришла в себя.

- Доктор, она должна жить! – обратилась к нему Надежда, - У неё дочь совсем маленькая и пожилая мать. Она нужна обоим!

- Знаю! – ответил на это врач, - Марк Леонидович меня предупредил. А он не обо всех своих пациентах так заботится.

- Скажите, когда Маша очнётся, какова вероятность, что она будет… здорова? - Запнувшись, Надежда с трудом сформулировала свой вопрос, но собеседник её понял.

- Вы имеете ввиду её психическое состояние? – уточнил он.

Надя утвердительно кивнула, смутившись.

- Я не силён в психиатрии. Это Вам лучше объяснит доктор Лившиц. Но если он сюда направил Вашу подругу, значит, есть немалые шансы, что всё будет хорошо.

Надежда облегчённо вздохнула и отправилась к Лариным успокаивать Прасковью Никитичну, которая её с нетерпением ожидала.

 

В фойе отделения она столкнулась с капитаном Тимохиным.

- Да Вы, капитан, никак меня преследуете? – устало пошутила она.

Но милиционер не был расположен шутить:

- А Вы, я вижу, никогда не теряете силы духа и способности веселиться… Даже в таких экстремальных ситуациях, - резко ответил он.

Здесь в реанимации пытались вернуть к жизни важного свидетеля по делу Ларина. Следователь надеялся, что ему удастся сегодня же с ним переговорить.

- Вы знаете, что произошло? – удивилась Надя, - Ах, да! – театрально хлопнув ладошкой по лбу, продолжила, - Вы же милиционер! Вы всё знать обязаны…

- Ну, не всё, но о таких происшествиях нам обычно сообщают, - съязвил сыщик.

- А давно ли милиция делами сердечными интересуется? – не осталась в долгу кокетка. Она давно заметила, что следователю интересна её подруга.

- В каком смысле сердечными? – Тимохина вопрос откровенно удивил, - А вот Вы-то каким образом тут оказались? Неужто так за коллег по работе переживаете?

- Каких ещё коллег? – пришло время изумиться Надежде, - Сюда Марию привезли с сердечным приступом. Она в реанимации. Из комы вывести не могут.

Глаза Тимохина тревожно блеснули.

- Этого ещё не хватало! Сколько же бед и несчастий принесла ей эта чересчур сильная любовь… - с плохо скрытой досадой заметил он.

- С Вами было бы всё с точностью до наоборот, не так ли? – Надежда провоцировала Тимохина на откровение. Но он не поддавался на провокации.

- При чём тут я? – словно не поняв намёка, ответил сыщик, - Увы, я не мог этого знать. А здесь я потому, что сегодня вечером было совершено нападение на ваш сто сорок пятый автопарк. Один сторож серьёзно ранен. Другому удалось бежать. Поэтому я здесь. Жду, когда свидетель очнётся. А налётчик кто, догадайтесь с трёх раз?..

- ???!!!

- …Рыжий!

- Я тоже этого не могла знать, сегодня не моя смена… - новость повергла хохотушку в шок и лишила привычной весёлости.

Они встретились взглядами и поймали себя на мысли о том, как причудливо переплетаются два дела – об убийстве Ларина и налёте на автопарк. Уж не потому ли, что они взаимосвязаны? Тимохин был в этом почти уверен – оставалось это доказать.

 

Глава 18

Груз с секретом

 

События, которые привели Тимохина в отделение реанимации, развивались следующим образом. В тот вечер около восьми сменились сторожа. На пост охранников заступили Фомич и Михалыч, с которыми капитан милиции так и не успел побеседовать. Да и что они могли рассказать? Как пили с Лариным? Эка важность… Известие о том, что было это не 29-го, а 28-го февраля, то есть не в день убийства, а накануне, свело на «нет» необходимость опроса сторожей. Разве что так – для порядка. Но с этим можно было подождать. Получается, ошибся Тимохин с выводами. Сторожа явно что-то знали, если с ними поспешили расправиться вскоре после того, как он побывал в автопарке ещё раз. Рыжий запаниковал и поспешил убрать тех, кто знал о нём то, что не нужно было знать. Связана ли эта тайна уголовника с убийством Ларина, ему ещё предстояло выяснить.

Михалычу удалось убежать – он выходил покурить, когда Рыжий предпринял налёт. Крики товарища напугали его, и он кинулся в диспетчерскую вызывать милицию. Погнавшийся было за ним налётчик не успел добить отчаянно сопротивляющегося Фомича. Михалыч рассказал только о том, кто напал, но упорно молчал, за что. Не знает? Или опасается мести уголовника? Глупец! Покрывать преступника не имеет смысла вообще, а сейчас – особенно. Они оба ещё удачно выпутались из этой весьма непростой ситуации. Главное, живы. А здоровье – поправят. Тимохин заметил приближающегося к нему врача, который сейчас как раз занимался возращением к жизни одного из сторожей.

- Раненый Кузнецов Иван Фомич поступил в отделение с множеством колото-резаных ножевых ранений шеи, рук, груди, переломами рёбер и переносицы… - сообщил следователю тот же дежурный врач, который несколькими минутами ранее беседовал с Надеждой. – В данный момент закончена операция. Жить будет! Можно сказать, в рубашке родился – если бы лезвие ножа несколькими миллиметрами выше прошло, то задело бы сонную артерию, и он бы погиб на месте.

- Видимо, это фирменный удар убийцы… - размышляя о чём-то, протянул Тимохин, - Думается мне, он не одного человека таким образом на тот свет отправил. Одного из них совсем недавно. Не исключено, что и нападение на сторожей далеко не последнее в его послужном списке. Понимаете теперь, как мне важно поговорить с пострадавшим?

- Понимаю, - ответил врач, но остался непреклонным, - но только не сейчас. Во-первых, раненый сейчас ещё спит, не отошёл от наркоза, во-вторых, он очень слаб, и ему противопоказано волнение и запрещено говорить.

- Но его свидетельство может предотвратить другое преступление… – не сдавался сыщик.

- Как только больной придёт в себя и угроза его жизни минует, мы Вам обязательно позвоним, - заверил доктор, смягчившись.

Тимохину ничего не осталось, как согласиться с доводами врача. Спасшегося сторожа не отпускали по его просьбе до его возвращения. Михалыч уже порядком его заждался. Едва следователь появился в отделении, к нему обратился дежурный контрольно-пропускного пункта.

- Капитан, Вам звонили из городской прокуратуры. На месте происшествия в автопарке обнаружены важные вещественные доказательства, из-за которых наверняка и был совершён налёт. Да, просили взять с собой потерпевшего… - прокричал он вдогонку стремительно удаляющемуся к выходу Тимохину.

- Так распорядитесь привести, - повернулся к нему капитан, - Я в машине.

 

Через несколько минут Тимохин и Михалыч прибыли в сторожку автопарка. Здесь всё было перевёрнуто вверх дном, залито кровью Фомича. За столом сидел следователь прокуратуры и писал протокол осмотра места происшествия. Второй за вечер. Благо, поводы были разные.

При детальном осмотре сторожки и описании места происшествия были случайно обнаружены раритетные драгоценные вещи – в коробках с грузом, которые Рыжий тогда впопыхах оставил. Поначалу на них никто не обратил внимания – коробки как коробки, в каждой – банки с овощами. По договору с расположенным неподалёку консервным заводом, автопарк осуществлял доставку продукции завода заказчикам. Однако, как показал вторичный, более детальный осмотр, не во всех банках были овощи и фрукты. Некоторые имели гораздо более ценное содержание. Даже, можно сказать – бесценное – сокровища древней Согды, государства, на месте которого вырос современный Самарканд. Новый район областного центра носил это древнее, величественное название – Согдиана. Тимохин как раз там проживал.

На раскопках древнего городища – Афросиаб – орудовали чёрные археологи. И им периодически удавалось находить здесь интересные заморским коллекционерам вещицы, которые отваливали за них огромные деньги. Рыжий, по всей видимости, в этой цепочке преступлений занимался перевозкой контрабанды. Какую роль при этом играл начальник автопарка, предстояло выяснить. С его ли ведома действовал водитель Родный или орудовал за его спиной? Сторожа явно были не в курсе. Они мешали вывести коробки незаметно. Вот их и поспешили убрать.

- Вам знакомы эти предметы? – обратился к перепуганному Михалычу следователь прокуратуры.

- Нет, я вижу их впервые, - искренне ответил сторож.

- Вы знали, что водитель автопарка Родный Сергей Петрович занимается перевозкой контрабанды?

- Нет! Откуда? – испуганно отнекивался потерпевший.

- Тогда почему нападавший хотел вас убить?

- Фомич однажды видел, как Рыжий одни банки в коробках с грузом другими заменяет. Их его товарищ по ночам сюда привозил. Мы его не могли не видеть. Рыжий угрожал, что если проболтаемся кому о том, что видели, он и нас сдаст. Мы-де соучастники… Вот мы и боялись распространяться о делишках Родного.

- Сможете описать друга Рыжего, который банки на замену привозил? – спросил Тимохин.

- Среднего роста, нерусский, восточной национальности. Тёмный такой, и ещё сам всегда в чёрное одевался.

- Да, под такое описание полгорода подойдёт, - разочарованно протянул сыщик и повёз важного свидетеля составлять фоторобот таинственного ночного посетителя автопарка.

Дело принимало совершенно другой оборот – неожиданный и интересный.

«Два преступления или всё-таки цепочки одного?» - гадал Тимохин по пути в горотдел. Ответить на этот вопрос мог  только Рыжий. Но его ещё нужно было арестовать. А что, если он заляжет на дно, пока шумиха вокруг нападения на автопарк не уляжется? Но тут же отмёл это предположение: Рыжий должен доставить ценный груз. Значит, он предпримет ещё одну попытку его выкрасть.

- Пока нельзя проводить искусствоведческую экспертизу обнаруженных драгоценностей, - предупредил он коллегу из прокуратуры, которого взялся довезти до места работы, - Газеты моментально подхватят сенсационную информацию, а шумиха нам сейчас ни к чему.

- С чего такие предосторожности? – не согласился тот, ему не терпелось отхлебнуть глоток заслуженной славы – не кто иной, а именно он нашёл драгоценности!

Тимохин изложил ему ход своих мыслей. Собеседник не мог с ним не согласиться.

- Нужно организовать в сторожке засаду, - предложил капитан милиции, - Жаль, Рыжий меня знает, мне нельзя, - досадовал он.

- Ничего, - шутя, успокоил его следователь прокуратуры, - в милиции много сотрудников, а ты, Тимохин, триумфально появишься в самый ответственный момент.

 

Глава 19

Чудо исцеления

 

В ночь, когда Мария поступила в реанимацию областной больницы, её мама Прасковья Никитична не сомкнула глаз. Она не знала, к кому обращаться за помощью. Михаил большие надежды возлагал на врачей, но они дважды заставили её разочароваться. Первый раз, когда перевели дочь в психоневрологический диспансер. Второй – когда там довели её до реанимации. Она же предупреждала Лившица, что её дочь психически здорова. Не поверили. Вот и залечили!..

Она неустанно корила себя за то, что сожгла те злосчастные фотографии, и за то, что доверила дочь врачам. Да-да-да, это именно она во всём виновата. В ту ночь досталось и Надежде – она же предложила избавиться от фотографий. Женщины едва не переругались. Обе отличались горячностью и вспыльчивостью. Но горе примирило. Выплакав свою боль, хозяйка дома и её гостья пришли к одному решению – нужно жить дальше! Как? Помочь в такой ситуации могло только чудо или Всевышний.

Ранним утром, проводив внучку в школу, Прасковья Никитична отправилась в церковь. Самарканд – древний восточный город, в котором проживают адепты нескольких религиозных конфессий, диаспоры многих наций. Здесь есть великолепный католический костёл, построенный поляками в готическом стиле, и роскошный архитектурный ансамбль армянской церкви, и неприметная с виду синагога, которая словно прячется от посторонних глаз за фасадом обычного жилого дома, и два православных храма… Третий – самый большой и величественный – был отведён под солдатские казармы… Веяние времени. Никто уже не помнил из самаркандцев, когда люди приходили сюда помолиться.

Прасковья Никитична любила посещать Кладбищенскую церковь, самую низенькую и скромную из всех, расположенную – как следует из названия – у старого городского кладбища. Под храм некогда приспособили обычный жилой дом, выстроив у входа в домовладение колоколенку, а крышу заменив купольным сводом. Первым русским в Туркестане нужно было где-то отпевать погибших и умерших от ран и болезней солдат, офицеров и первых переселенцев всех сословий, от дворян до вольных крестьян… Много позже появились в городе другие храмы – Покровский и Алексеевский, просторные, красивые, величественные. Однако всё-таки многие и спустя столетия предпочитали им скромную в своём убранстве, зато, как считалось, намоленную Кладбищенскую церквушку.

Прасковья Никитична по большим праздникам ходила в основном в Покровский собор, а когда хотелось просто помолиться, покаяться – в Кладбищенскую. Ходила пешком, по старинке, как это делали её предки, несмотря на то, что спокойно могла воспользоваться услугами общественного транспорта. Дорога в церковь – не просто дорога, это духовный путь, который надо уметь преодолевать.

Двери храма только-только открыли. Они вели в одну большую просторную комнату, разделённую на две зоны (для прихожан и для священника) старинным иконостасом. Стены по периметру снизу доверху украшали старинные иконы. Буквой «П» светились позолоченные фигурные подставки для свечей. Однако их пока не горело ни одной. Прасковья Никитична была первой посетительницей. Купила в церковной лавке свечи, заказала молебен за здравие родных. Не забыла упомянуть всех своих близких. За здоровье дочери свечку поставила самую большую: в помощи Спасителя Мария сейчас нуждалась больше всех. И стала читать молитву у иконы Богородицы, именем которой нарекла свою дочь.

К ней подошёл настоятель Святогригорьевского храма – церковь носила имя этого святого. Он знал, если прихожанка пришла сюда в будний день, да ещё так рано, она очень нуждается в Божьей помощи и в его совете и поддержке. Отец Константин служил здесь много лет и был почитаем прихожанами за мудрые проповеди в воскресные дни, за своевременные правильные советы, данные им в трудный час страждущим помощи. Прасковья Никитична сама не раз обращалась к отцу Константину за поддержкой, года четыре назад он ей помог пережить трагическую гибель в автокатастрофе старшего сына Василия. И вот назрел новый повод для обращения к служителю церкви. Она рассказала священнику всё, что случилось в её семье за последнее время, о том, что дочь сейчас на грани жизни и смерти – особенно подробно.

- За что Бог так наказывает нас? – недоумевала она, - Мария же – ангел во плоти, сама доброта и милосердие, всех всегда жалко, всем помочь готова… А ей вот никто не может…

- В Библии сказано, что Господь больше всех испытывает лишениями и страданиями тех, кого сильнее других любит и выделяет из общей массы. Иисус сам страдал и нам велел – говорится в Писании, - отец Константин излагал хорошо известные каждому верующему постулаты, но для Прасковьи Никитичны они сегодня звучали по-новому.

Господь любит её дочь – очень любит, раз столько всего ей довелось испытать. Значит, поможет Маше, обязательно поможет выжить, пережить несчастье. На душе стало спокойней. С таким настроением можно смело отправляться в больницу к дочери, что она и сделала.

 

Прасковья Никитична не подозревала, как была близка к истине. Мария как никогда была близка к Богу. Пульс еле прощупывался – её жизнь действительно висела на волоске. Её иссиня-бледное лицо выглядело торжественно-спокойным, словно готовилось к совершению какого-то важного ритуала. Нос обострился, глаза впали, овал лица потерял былую округлость – оно сейчас напоминало лики святых великомучеников, которые с час назад смотрели на Прасковью Никитичну со стен церкви. Ей разрешили увидеть дочь. И тут без Божьей помощи, наверное, не обошлось. Посетителей сюда пускали нечасто. Ей казалось, что дочь спит. Очень устала от переживаний, вот и не может отоспаться. Говорят, во время сна душа человека путешествует по миру, а сны – не что иное, как свидетельство таких путешествий… Прасковье Никитичне очень бы хотелось знать, в каких измерениях витает сейчас душа Маши, какие сны ей снятся?

Мария снова видела себя как бы со стороны внутри огромной воронки, теперь на самом её краю. Рядом был Анатолий. Она держала его за руку, а он не пропускал её дальше, удерживая на краю света и тьмы.

- Тебе туда нельзя! – предупреждал он её.

- Почему? Ты же там! – не соглашалась с ним Мария.

- Мне здесь лучше. Я не оправдал Его надежд, и он призвал меня к себе, чтобы я больше никому и никогда не причинил зла…

- Зла?.. Ты?.. – удивлялась она, - Ты мне подарил столько счастья!!!

- Но не меньше и мук. Тебе будет лучше без меня! – уверял её Анатолий, - я не смог найти себя в том мире, он мне показался слишком несовершенным, грубым, несправедливым, злым… Наверное, потому что я сам был таким. Ты – совсем другое дело. Ты нужна там. Тебя любят и ждут твоего возвращения. Тебе пора…

- И я тебя больше никогда не увижу?

- Я буду приходить к тебе иногда во снах…

- А я буду находить время для сна даже днём…

- Прощай! Отпусти меня. Только так ты можешь быть счастливой.

- Я буду ждать, когда ты мне приснишься…

Порыв сильного ветра прервал их разговор, подхватил влюблённых, унося их прочь друг от друга: Анатолия вверх в поток неестественно яркого света, Марию – вниз, всё дальше и дальше от опасной кромки жизни и смерти. Маша вскрикнула и очнулась.

Открыв глаза, она увидела у своей кровати маму – оказывается, это она держала её руку в своей, оторвала от образа любимого, вернула к жизни, в эту знакомую до боли действительность. Прасковью Никитичну попросили выйти из палаты. Вокруг дочери началась суета, забегали медсёстры, пришёл доктор, сменивший дежурившего ночью.

- Угроза жизни Вашей дочери миновала, - обратился он к обеспокоенной женщине спустя некоторое время, - если ей не станет хуже, завтра утром мы переведём её в обычную палату. Состояние стабилизируется, но она ещё очень слаба. Главное, кризис миновал.

Прасковья Никитична обняла доктора, сообщившего ей радостную весть. Однако благодарила она сейчас не только врачей. Будучи верующей, она знала – это Он услышал её молитвы. Хорошо, что она утром сходила в церковь. Она сожалела только о том, что не сделала этого раньше.

 

Глава 20

Охота на Рыжего

 

Оперативники городского отдела милиции дежурили в засаде в сторожке автопарка третью ночь подряд. Для этого двоих самых молодых сотрудников трудоустроили сюда сторожами. Разумеется, временно, пока Рыжий не попадётся в расставленную для него ловушку. Главное, чтобы преступник не заподозрил неладное. Коробки с грузом вынесли в коридорчик. Правда, драгоценностей древней Согды в них уже не было. Контрабандисты об этом, само собой, не знали и наверняка собирались предпринять попытку выкрасть их. Однако пока всё было спокойно.

В гараже дежурил ещё один милицейский десант, который должен был прийти на помощь первому, как только в сторожке появится Рыжий. Не исключено, что с сообщником. Было бы замечательно – взяли бы голубчиков сразу. Был во второй засаде и Тимохин. Дома его всё равно никто не ждал. Он заглянул сюда третий вечер кряду, чтобы перекусить нехитрым холостяцким ужином и переодеться в гражданскую одежду.

Часа в четыре утра залаяли собаки. Лай неожиданно сменился дружественным потявкиваньем. Тимохин напряг слух. Скрипнула входная дверь сторожки. Он дал знак своим товарищам, и они направились к месту первой, главной засады, держа оружие наготове.

- Рыжый, засада! – прорезал предрассветную тишь мужской крик с восточным акцентом.

В это же мгновение раздались  выстрелы в сторожке. Тимохин с оперативниками влетел в коридорчик, столкнувшись в дверях с Рыжим… Тот приставил было лезвие ножа к горлу капитана, хриплым, злым голосом приказывая ему:

- Лучше пропусти!

Но тут же обмяк, ощутив холод приставленного к его спине дула пистолета. Тимохин выбил из руки преступника нож, и, захлопывая наручники на руках преступника, произнёс:

- Гражданин Родный Сергей Петрович, Вы арестованы по подозрению в нападении на работников автопарка Кузнецова Ивана Фомича и убийстве механика этого же автопарка Ларина Анатолия Валентиновича.

- А вот это вам ещё надо будет доказать… - прохрипел Рыжий, злобно сверкнув глазами.

- Не переживай. Доказательства имеются, - осадил уголовника следователь. – Уведите! – приказал он подчинённым, и те повели его к подъехавшему только то милицейскому УАЗику.

План Тимохина сработал. Жаль, подельник Рыжего сбежал. Ничего, поймают и его. Дело времени.

Тимохин, не дожидаясь наступления утра, начал допрос Рыжего. Тот упрямо молчал, ощетинившись на следователя своей коротко остриженной рыжей шевелюрой. В его внешности действительно было больше звериного, нежели человеческого: низкий невыразительный лоб, глубоко посаженные маленькие глазки, крупный нос, ноздри которого сейчас раздувались, словно у быка перед нападением. И в то же время хорошо развитая мускулатура крепкого, но небольшого тельца… Понятно, что его обладатель привык действовать силой, а не умом.

- Что? Так и будешь молчать? Рыжий? – обратился к нему Тимохин. Но с таким же успехом он мог обратиться к стенам своего кабинета или мебельному гарнитуру в нём. Рыжий и не думал отвечать. – Что ж? Будем считать, что молчание – знак согласия. Значит, говорить буду я. Итак, цепочка совершённых Вами, Сергей Петрович, преступлений, берёт своё начало 28 февраля. В день, когда в автопарке номер сто сорок пять, где Вы трудились водителем, появился новый механик – Ларин Анатолий Валентинович.… Надо полагать, бедолага имел несчастье видеть, как Вы заменяете банки с консервами другими – с гораздо более ценным грузом.

- Красиво сочиняешь, начальник, - прогрохотал Рыжий, - тебе бы романы писать детективные…

- Спасибо за подсказку. Обязательно ей воспользуюсь, когда делать будет нечего. А пока тебе подобные расслабляться не дают… - в свою очередь съязвил Тимохин. – Вернёмся к нашим баранам, - продолжил он и хмыкнул: до чего же буквально звучала сейчас эта фраза!,. Задержанный и своим внешним видом, и своим поведением действительно напоминал это животное – символ ограниченности и тупости, - Можно предположить, что Ларин догадался, что ты занимаешься перевозкой краденого. Может быть, он и не старался вникнуть, чего именно. Главное – что это было противозаконно. И стал тебя шантажировать, требуя деньги за молчание. Это и стало причиной ссоры. Ларин тебя ударил, а ты отличаешься редкостной мстительностью, как любой недалёкий человек. Простить такое ты не мог. Да и делиться ни с кем не собирался. Будь убитый представителем криминального мира… А то так, фраер залётный. И ты его поспешил убрать, пока глупостей не натворил. Не так ли?

Рыжий снова прохохотал в ответ.

- Ошибся ты, начальник… У меня алиби – я в рейс уехал до того, как этого забулдыгу замочили…

- Поначалу меня это обстоятельство тоже смутило, - признался следователь. – Однако, проверяя твоё алиби, заметил, что на самом деле ты, Сергей Петрович, выехал чуть позже, чем сказал. То есть не ранним вечером 29 февраля, а поздней ночью первого марта. Причём, очень торопился: надо было нагнать упущенные несколько часов. С этой целью превысил скорость. На выезде из города фуру остановил наряд ГАИ, имеется протокол задержания, где чёрным по белому указано время и место задержания: ноль один пятнадцать. Из чего следует, что в момент убийства ты находился в городе. Назначил  встречу Ларину – якобы, для того, чтобы обсудить детали дела… А на самом деле намереваясь с ним расправиться. Но место Анатолий выбрал слишком многолюдное даже для этого времени года. Но ты и тут нашёлся, что предпринять: предложил шантажисту-неудачнику пиво со снотворным. А когда тот уснул, преспокойненько лишил его жизни и разбил фонарь, чтобы тело убитого нашли как можно позднее. К этому времени ты действительно был далеко от места преступления. Да вот незадача – тебя видели в парке около полуночи. И я более чем убеждён, что свидетель тебя опознает – ты и сейчас одет так, как в ту ночь.

Рыжий в отчаянии зарычал, обхватив голову руками в наручниках и перебирая корявыми короткими пальцами в нарисованных перстных рыжую щетину на затылке.

- С налётом на сторожку спустя месяц – 29 марта – тоже всё более чем понятно. Ты запаниковал, увидев меня в автопарке снова. Поскольку думать ты, Рыжий, не привык, то решил, что где-то прокололся, что тебя вычислили. И натворил немало глупостей, которые действительно выдали тебя с головой. О контрабандных перевозках ещё, возможно, долго бы никто не знал, если бы ты не оставил груз, а потом – налёт на сторожку. Столько крови и горя, и всё ради чего, скажи?! – Тимохин обратился к задержанному с вопросом, на который и не надеялся получить ответ.

У этого зверя во плоти были иные ценности в жизни, не человеческие. Впрочем, даже хищники убивают слабых животных, подвластные одному закону естественного отбора природы, и то ровно столько, сколько необходимо для выживания. А для Рыжего и ему подобных нет никаких законов, кроме закона вседозволенности и личной выгоды. Главное – зверь пойман и будет помещён в клетку.

В послужном списке гражданина Родного это уже не первое убийство. Теперь его дополнили разбой, покушение на убийство и занятие контрабандными перевозками. По такому плачет не то что тюрьма – электрический стул. Однако отсидит лет 20 за все свои «геройства», и с ещё большим рвением примется навёрстывать упущенное за годы заключения.

Философские раздумья Тимохина прервал телефонный звонок.

- Капитан Тимохин, горотдел, - привычно представился он.

- Доброе утро, капитан. – Раздалось в трубке. Голос тоже представился, - Врач-реаниматолог Джумаев. Раненый Иван Кузнецов пришёл в себя. Можете его опросить, только недолго.

- Хорошо. Сейчас буду. Спасибо, что позвонили. – Поблагодарил он врача и распорядился увести задержанного, бросив ему напоследок.

- Ну вот, пришёл в себя Иван Кузьмич – важный свидетель по Вашему делу. Даже не знаю, к счастью для Вас или напротив?

 

Глава 21

Красоты восточного города

 

Мария выздоравливала, постепенно возвращаясь к жизни. В кардиологическом центре областной больницы она пролежала положенные двадцать пять дней. Депрессия отпустила. Она вновь стала прежней – спокойной женщиной, послушной дочерью и заботливой матерью. Прасковья Никитична с внучкой навещали её ежедневно. Приезжал даже брат на несколько дней – поддержать сестру и маму. Но домой, где многое напоминало о пережитом, врачи Машу отпускать не спешили, опасаясь рецидива. Марк Леонидович Лившиц выписал направление на лечение в профилакторий за городом. После сильнейшего стресса организм его пациентки нуждался в отдыхе, чтобы полностью восстановиться. Марии нужны были положительные эмоции, здоровая пища и свежий воздух. Так, её сразу же после выписки отправили набираться сил и положительных эмоций в горы с красивым согдийским названием Аман-Кутан. Отвёз сестру брат. Михаил специально приехал для этого на несколько дней.

Навещать дочь Прасковья Никитична могла теперь только по выходным – всё-таки путь не близкий. Сын её успокоил – Маша делит коттедж с хорошей приветливой женщиной, их замечательно кормят, возят на экскурсии по древнему Самарканду, совершают походы в горы, которые окружают профилакторий со всех сторон. А самое главное – лечат. С Марией беседует психолог, ей также назначили сеансы лечебной физкультуры.

Но всё же заботливой матери не терпелось убедиться в этом лично, и она еле дождалась субботы, чтобы отправиться к дочери. Внучку она взяла с собой. Мариша тоже очень соскучилась по маме. Закончился учебный год. Был конец мая. Солнце светило ещё не во всю свою силу, но достаточно жарко. Утренняя прохлада сменялась дневным зноем, но бабушка заставила девочку накинуть лёгкую ажурную кофточку – в горах всё ещё было прохладно.

Выехали они очень рано. Миша предупредил, чтобы мама не брала с собой еды, а вот фрукты советовал привезти обязательно. Поэтому прежде чем отправиться на пригородный вокзал, Прасковья Никитична внучкой заехали на Старый рынок. Он оправдывал своё название, так как неизменно на этом самом месте существовал несколько столетий подряд. Сюда приезжали торговцы со всего Узбекистана, поэтому выбор овощей, фруктов и восточных сладостей был богатейший. Он всегда был дороже других городских рынков – в покупателях здесь недостатка не было, половину из них здесь составляли туристы и гости самаркандцев.

Мария предпочитала Старый рынок другим. Во-первых, работала здесь неподалёку и часто заезжала сюда по пути домой. Но даже в воскресные дни приезжала сюда за покупками, несмотря на то, что гораздо ближе к её дому были другие рынки – Железнодорожный и Крытый. Но на них не было такого великолепия и изобилия, как здесь.

Торговцы умело выкладывали товар – покупатели проходили между прилавками, украшенными пирамидами сочных фруктов: румяных яблок, ароматных персиков разных размеров и сортов, гранат, знаменитых самаркандских лепёшек – самых вкусных на Востоке, кристаллов навада – восточной сладости вроде кускового сахара, но гораздо полезней, так как готовится он из чистейшего виноградного сока… Сортов самого винограда было тоже великое множество – виноградными гроздьями разных цветов, форм в любое время года были причудливо украшены лотки торговцев этой удивительно полезной вкуснятиной. Продавцы на все лады расхваливали свой товар. И всё это великолепие предлагалось попробовать, оценить и купить.

Прасковья Никитична не упускала такой возможности, лакомясь фруктами и сладостями почти у каждого лотка, пока не попадался тот, который приходился ей по вкусу. Мария поступала иначе. Она – пусть и родилась в России, зато выросла на Востоке и научилась хорошо торговаться. Торговля – изюминка восточного базара. Начинающих продавцов поучали – хочешь продать товар за хорошую сумму, проси вдвое больше той, что планируешь получить. Маша раза два-три обходила рынок и называла свою цену. Это доставляло ей несказанное удовольствие. Ей всегда удавалось купить самые вкусные и недорогие продукты отменного качества. Марина не любила сопровождать маму при этом: кружение по обширным площадям Старого рынка казалось ей весьма утомительным. Обычно она оставалась ждать маму в тени какого-нибудь лотка и с интересом осматривала окрестности.

Старый рынок оправдывал своё название дважды. Во-первых,  располагался в самой древней части города. Во-вторых, его со всех сторон окружали развалины времён могущественной державы Тамерлана. Но даже в полуразрушенном состоянии они впечатляли красотой, величественностью своей архитектуры. Медресе любимой жены Амир Темура – Биби Ханым – граничило с рынком. Во внутреннем дворике осталась неподъёмная подставка для огроменного корана. С древних времён сохранилось поверье: если бездетная женщина пролезет нагишом через лабиринт его каменных ножек, она излечится от бесплодия. Камни до блеска отшлифованы миллионами женских тел. Говорят, очень многим действительно благодаря такому необычному методу лечения удалось испытать счастье материнства, и не один раз.

Однако сегодня кружить по рынку было некогда. Базар гудел и кишел людьми, несмотря на ранний час. Торговать здесь начинали с первыми рассветными лучами солнца и сворачивались только после того, как оно скрывалось за горизонтом. Выбор фруктов и овощей был ещё невелик. Прасковья Никитична выбрала первые небольшие, но очень сочные и вкусные яблоки, коксултан – алыча, которую на Востоке едят незрелой с солью. Не забыла она о любимых Марией жареном арахисе и пахлаве – арахисе в сахарной помадке. Без славящихся на весь мир самаркандских лепёшках нельзя было обойтись. Пусть в профилактории хорошо кормят, но такого однозначно не подают! И она с внучкой отправилась на пригородный автовокзал, который находился неподалёку от рынка. Путь рейсового автобуса, в который они сели, лежал через самую зрелищную часть древнего Самарканда – с дворцами, медресе, мечетями, усыпальницами его прежних правителей.

Отсюда были видны даже голубые купола и минареты Регистана – самой красивой в городе площади. Вот где Мариша любила бывать! Здесь, в мощёных камнем двориках, окружённых верандами с множеством выходящих на них дверей, словно оживали узбекские народные сказки, книжку с которыми на последнее День Рождения подарил ей друг.

Сегодня же они проезжали на автобусе мимо другого памятника старины – архитектурного ансамбля Шахи-Зинда, Живой Царь в переводе с древнеарабского. Здесь покоились останки мусульманского святого, поэтому место это считалось святыней. Прежде чем подняться к усыпальнице двоюродного брата пророка Мухаммеда, паломники должны были пройти по узкой лестнице с высокими широкими ступенями – на коленях, останавливаясь на каждой, чтобы прочитать суру из корана. Преодолев таким образом, этот весьма непростой, скорее, духовный путь, они отдыхали в каменной беседке в форме восьмигранника – Чартак. И только потом по улицам этого Города Мёртвых, минуя здания склепов и усыпальниц средневековой знати, шли к мечети. В одной из её подземных комнат находился саркофаг, украшенный зелёной майоликой, секрет изготовления которой безвозвратно утерян в веках.

Сам Тамерлан покоится в мавзолее Гур-Эмир, голубые купола которого отсюда тоже хорошо были видны.

Марина прилипла к окну автобуса, рассматривая памятники старины. Они здесь часто бывали с мамой. Бабушку сводить её сюда не допросишься – больные ноги пожилой женщины не выдерживали таких нагрузок. Прасковья Никитична и сейчас немного устала – с утра ей уже пришлось немало походить.

И вот автобус выехал за черту города и помчался по узкой вьющейся серпантином дороге. И справа, и слева возвышались горы с причудливыми трещинами на откосах и большими валунами то здесь, то там. Подножия гор утопали в коврах сочной зелёной травы с яркими пятнами хаотично разбросанных по ним алых маков. На каменистых склонах растительности почти не было. Только на вершинах росли низенькие деревца дикой арчи, которая пригнулась к камням, словно спасаясь от сильного ветра, бушевавшего здесь всегда.

 

Наконец, приехали. Автобус остановился у ворот профилактория, подождал, пока выйдет добрая половина его пассажиров, и двинулся дальше. Прасковья Никитична с Маришей прошли по аллее, усаженной по обеим сторонам голубыми елями, к главному корпусу, чтобы узнать, в каком из коттеджей им искать Марию. Дежурная медсестра рассказала, куда им следует идти дальше. Аллею пересекали несколько настоящих улиц с яркими, словно кукольными деревянными домиками вдоль каждой из них. Бабушка с внучкой направились ко второй, затем свернули направо и стали искать глазами пятый от угла коттедж. Слева открывался изумительный вид на горное озеро. Отчаянные смельчаки уже открыли купальный сезон. На берегу на лавочке Прасковья Никитична увидела улыбающуюся дочь, жестом руки приглашавшую их пройти к ней.

Усталость пожилой женщины как рукой сняло, на душе мгновенно полегчало – Маша выглядела счастливой, как раньше, и это было самой большой радостью. Неужели, чтобы оценить счастье, надо прежде его потерять?.. И сейчас она была счастлива вдвойне.

Мариша чуть не сбила маму с ног.

- Мама, мама! Мы приехали! – спешила она поделиться с ней своей радостью, - Мы столько вкусного тебе привезли! Ты меня угостишь? – не забыла она уточнить при этом.

- Конечно, дочь! – широкой доброй улыбкой ответила ей Мария, - Я обязательно с тобой поделюсь.

- А ты в каком домике живёшь? – поинтересовалась девочка.

- Вот в этом, видишь? Салатовом с зелёной открытой верандой, - указала отдыхающая на коттедж напротив. – Хочешь посмотреть? Пошли!

Две мамы и две дочери – втроём – отправились к нему.

Коттедж состоял из двух комнат. У Марии была своя, у её соседки – своя. Двери обеих выходили на общую деревянную веранду с большим пластиковым круглым столом в углу. Прасковья Никитична стала выкладывать на него гостинцы. Мариша, не дожидаясь приглашения угоститься, схватила яблоко в одну руку, кусок лепёшки – в другую.

- А руки вымыть? – напомнила ей бабушка.

Маришка неохотно поплелась выполнять поручение бабушки.

- Мама, убийцу Анатолия взяли, - сообщила Прасковье Никитичне дочь.

Сердце матери бешено заколотилось от охватившего её волнения. Неужели ей всё показалось? Но тут же отлегло.

- Ко мне капитан Тимохин приезжал сообщить об этом…

- Ох, и принесла же его нелёгкая… - в сердцах заметила пожилая женщина.

- Мам, он меня замуж звал… - полушутливым тоном Маша продолжала знакомить мать с новостями.

- А ты что? – с беспокойством, и в то же время с надеждой в голосе ответила Прасковья Никитична. С одной стороны, ещё одна любовная история не забыта… А с другой – клин клином вышибают.

- Я отказала. У Марины есть… был отец… А судьба Толика мне подсказывает – уж лучше никакого, чем неродной. Чужие дети мешают.

- Мне кажется, дочь, ты поторопилась. Следователь – мужчина интересный, а главное – положительный…

- Я тоже уважаю его, мама, но не люблю! – перебила её Мария, - И не уверена, что когда-либо смогу полюбить. Да и он тоже…

- Не все браки по любви заключаются, доченька. Очень тяжело одной. Меня вспомни!

- А что же ты больше замуж не вышла? Тебе ещё сложнее пришлось – у тебя нас трое осталось. Ничего, выросли! Вот и я Маришку выращу!

Прасковья Никитична не нашлась, что ответить.

- Суд скоро будет. Говорят, он там ещё кого-то чуть не убил – сбытом краденного ещё занимался. Толик пытался его шантажировать – больших и лёгких денег захотелось…

- Ты поедешь? – обеспокоенно осведомилась мать.

- Нечего мне там делать! Без меня осудят…

И Прасковья Никитична облегчённо вздохнула. Её дочь однозначно выздоравливала. К ней возвращался душевный покой. Но всё-таки такой, как прежде, Мария, увы, уже никогда не будет.

 

 

 

Глава 22

Суд

 

Для Марии признание следователя, а тем более предложение руки и сердца стало большой неожиданностью. Не только потому, что она, кроме своего Анатолия, никого вокруг не замечала. Тимохин сам себя никак не обнаруживал. Он наблюдал за заинтересовавшей его женщиной и не раз ловил себя на мысли, что она могла бы составить его счастье. Маша, как никто, умела ждать, надеяться и верить. И любила до безумия – в её случае это звучало почти буквально. Именно этих качеств недоставало его бывшей жене.

После трагедии Тимохин твёрдо решил, что предложит Марии выйти за него замуж. Ко всему прочему, они работали в одной области криминалистики, пусть и в разных её направлениях. И в этом капитан милиции тоже видел знак судьбы.

Он открылся Маше, когда она оправилась после пережитого горя. Приехал к ней в профилакторий специально – сообщение о начале судебного процесса было только предлогом. Его приятно удивило, что она выглядела сейчас такой радостной, спокойной, посвежевшей. Маша изрядно похудела. Но это её вовсе не портило. Напротив, придало её маленькой фигурке больше хрупкости и очарования. И Тимохин не устоял…

- Маша, - смущённо начал он, - я всегда мечтал встретить такую женщину, как Вы… Я давно… за Вами наблюдаю, и Вы мне давно очень нравитесь.

Его собеседница отвернулась и отошла ближе к краю откоса. Марии показалось, что ей сейчас предложат броситься в омут любви с головой, словно в холодные воды  расстилавшегося у её ног водохранилища. Вода чистая и прозрачная. Но не время ещё купаться… Тимохин продолжил:

- Выходите за меня замуж. Вам, Маша, нужен муж, а дочери – отец. Я бы занялся её воспитанием.

- У Вас уже есть дочь. СВОЯ РОДНАЯ дочь. Она ненамного старше моей. Что же ВЫ не занимаетесь ЕЁ воспитанием? – неожиданно для капитана милиции резко ответила Мария.

- Её мать устала ждать меня с работы, проводить в одиночестве праздники и выходные. Но ведь Вы, Маша, другая совсем. Да и я смог бы стать для Вас лучшим мужем, чем Анатолий…

- Потому что не пьёте? – с горькой иронией перебила его Мария, - Существенная разница!.. Это действительно лучше. Но только для Вас! А для меня лично не столь важно, что Вы семье больше предпочитаете: водку или работу… Так что ошиблись Вы во мне, Тимохин…И вообще – Вам есть КОГО воспитывать. Поверьте, ВАША дочь нуждается в Вас больше, чем МОЯ. Для Марины и Вы чужой человек, и она для Вас тоже чужая…

Подобная отповедь окатила Тимохина словно ледяной душ. Он подумал только о том, что всё-таки слишком рано завёл этот разговор. Однако сдаваться он не собирался.

- Естественно, я никогда не брошу свою дочь, - попытался он переубедить Марию, - Но и Марина, я уверен, станет для меня, как родная. К тому же, у нас могут появиться свои дети…

- Вот именно, что «КАК РОДНАЯ»… - настаивала на своём Мария, - своя рубашка ближе телу, свой ребёнок тоже лучше, родней, понятней. А других детей я не хочу! Марина будет чувствовать себя чужой в новой семье. Так же, как её отец в своё время. Я не хочу, чтобы она повторила его судьбу.

«Да, - мысленно корил себя капитан милиции, - зря я затронул ещё не зажившую душевную рану. Маша пока живёт прошлым. Впрочем, может быть, она по-своему и права…»

- В любом случае, - произнёс он вслух, - я бы очень хотел остаться друзьями.

- Я тоже, - смягчившись, ответила Мария. Иных отношений с мужчинами для неё теперь не существовало.

- В июле начинается судебный процесс над убийцей Вашего мужа, - осторожно сообщил ей следователь, опасаясь её непредсказуемой реакции. Но Мария осталась невозмутимо-спокойной.

- Пусть. Что это изменит теперь? Толика нет, и его не вернёшь.

- Да, но преступник должен быть наказан… - не согласился с ней Тимохин. Маша только грустно рассмеялась в ответ.

- Разве для таких, как этот водитель, заключение – наказание? Это условия игры, которые он охотно принимает и считает при этом, что сполна искупил свою вину за отнятые жизни… Нет, наказание вот здесь, в душе, в сознании человека… - говоря это, Мария приложила правую руку сначала к груди, затем – к виску…- Если человек не раскаялся, толку от того, что он отсидит несколько лет, если выйдя на свободу, тут же примется за старое?..

Тимохин в очередной раз поразился мудрости этой с виду беззащитной, но удивительно сильной и мудрой женщины.

- И всё-таки матери Вашего покойного мужа, наверное, важно знать, что убийца пойман и наказан… - неуверенно ответил он, уже сам сомневаясь в правильности слов, что произносил сейчас.

- Скоро автобус в город. А меня уже ждёт психолог для беседы. Рада была Вас видеть. Действительно, очень рада. Не обижайтесь на меня. Пройдёт время, и Вы поймёте, что я была права.

- До свидания! – сухо ответил Тимохин. Как любого мужчину, его оскорбил отказ. Но в глубине души он понимал Марию, хотя и не мог оправдать её упрямого нежелания стать в этой жизни счастливой.

 

Почему-то вся эта сцена возникла в памяти Тимохина так ясно и чётко сейчас, на заключительном этапе суда над Родным. Весна 1982-го выдалась поздней. Был апрель, но не такой солнечный и тёплый, как год назад. Словно сама природа скорбела после трагедии марта 1981-го, ожидая вынесения приговора преступнику. Судебный процесс изрядно затянулся. Начавшийся прошлым летом, он уже не раз откладывался на потом. Поначалу Рыжему инкриминировали убийство Ларина, нанесение тяжких телесных повреждений Кузнецову и перевозку контрабанды. Затем якобы за недостаточностью улик дело разделили на два. Сейчас его обвиняли только в убийстве и покушении на него.

В контрабанде художественных ценностей и торговле артефактами были задействованы влиятельные лица, которые сделали всё от них зависящее, чтобы выйти сухими из воды. Судя по всему, им это удалось.

На скамье подсудимых находился один Рыжий. Его подельников, поставлявших ему контрабандный товар, отпустили под подписку о невыезде, а дело вернули на дорасследование. Уже не Тимохину – в комитет государственной безопасности… Единственное, что он знал наверняка: начальник сто сорок пятого автопарка лишился своей должности. Впрочем, он не сомневался, что его перевели на другую, не менее прибыльную, где такие люди тоже могли быть полезны.

Капитан милиции наблюдал за происходящим в суде и не мог отделаться от навязчивой мысли, что присутствует на цирковом представлении. Зачитывая приговор, судья умело жонглировала терминами уголовного кодекса, цифровым порядком его статей, вменяемых подсудимому… Рыжий сидел в своей клетке равнодушно-надменный, словно на самом деле исполнял условия ведомой только ему игры. Ни тени сожаления не пробежало по его звериному лицу, не обезображенному ни интеллектом, ни муками раскаяния… Напротив, оно выражало лишь высокомерное презрение ко всему и всем. Да, Маша права – этот убивал и будет убивать. Пока самого кто-нибудь за что-нибудь когда-нибудь не прибьёт. Общество лишь временно его обезвредит. Сомнительного сорта этот псевдогуманизм. Приговор прозвучал для него не громом среди ясного неба – он успел привыкнуть к процедуре его вынесения.

А на улице вовсю бушевала одна из первых весенних гроз, словно сгустившиеся над головой Рыжего тучи, материализовались и метали громы и молнии обвинительных в его адрес речей… 15 лет строгого режима – громовым раскатом прозвучал озвученный судьёй приговор. Духоту весеннего дня разбавил чистейший озон. Пыль улеглась. Посвежело.

Тимохин наблюдал за семьёй потерпевших. Лицо Раисы Григорьевны выражало и удовлетворение от настигшего убийцу её сына возмездия, и одновременно разочарование – всего 15 лет отсидки, лишь 10 из которых за убийство Анатолия… Отчим Сергей Иванович выглядел умиротворённым. Он, по всей видимости, в отличие от жены остался доволен приговором и даже нашёл его суровым. Преступник, по его разумению, избавил его пасынка от необходимости жить. Тот так и не решил для себя, зачем родился…

Глядя на Потапова, следователь поймал себя на мысли, что не все виновные в гибели Ларина наказаны. Никому никогда не придёт в голову призвать к ответственности его отчима, откровенно издевавшегося над пасынком, а также – его мать, позволяющую супругу делать это. Ещё вопрос, кто из двоих больше виноват: Родный или Потапов?.. Один убил тело, но другой – много раньше – уничтожил душу сентиментального и романтичного подростка… Да и Рыжий, если рассудить, не за всё сегодня ответ держал. Невидимым для стороны обвинения осталось ещё одно совершённое им преступление – убив Анатолия, он навсегда ранил любившую его Марию, погубил в ней Женщину, лишил её надежды на элементарное человеческое счастье любить и быть любимой… Но за это не наказывают. Пока, по крайней мере.

Действительно, что этот земной суд? Всего лишь часть спектакля, предлагаемого обществом…

 

Глава 23

Жизнь рассудит…

 

…Прошло много лет. События весны 1981 года стали постепенно забываться. Мария вышла на работу только спустя полгода после того, как похоронила мужа. Она вернулась к нормальной жизни. Считалась лучшим работником бюро судмедэкспертизы, и в этом качестве её фото было представлено на «Доске почёта». Отсюда она уходила на пенсию, имея звание «Ветеран труда»… Она всю себя посвятила работе, словно пытаясь забыться. Дома же с ней было сложнее. Она ещё более замкнулась, ушла в себя, никого не впуская в свой внутренний мир. Казалось, Мария перестала радоваться жизни. А если и улыбалась, то словно через силу.

Оживлялась она только на могиле Анатолия, не в силах удержать загнанные ею в глубину души чувства, не потерявшие своей силы и остроты. Замуж она так и не вышла, поскольку не смогла вытеснить из своего сердца былую любовь и память о любимом человеке. Она пережила Анатолия без малого на тридцать три года. Как будто он, достигнув возраста Христа и очистивши душу, призвал её к себе.

Санитарка Анечка сполна расплатилась за принесённую ею трагическую весть, за безобидную и незлую, как ей тогда казалось, иронию над горем. Обстоятельства сложились таким образом, что сначала один её сын, а потом другой разбились в автокатастрофах и с разностью в несколько лет были привезены в морг судмедэкспертизы, где она работала. Она и сама погибла под колёсами машины нетрезвого лихача утром, по пути на работу. До бюро её довезли – уже в качестве клиентки секционного отдела.

Прасковья Никитична пережила зятя на восемь лет и умерла в день его похорон – пятого марта 1988 года. Эти годы стали, пожалуй, самыми спокойными и счастливыми в её долгой и насыщенной глобальными переменами, горем и болью утрат жизни.

Отчим Анатолия Сергей Иванович Потапов ушёл из жизни вскоре за пасынком, года через полтора. А ещё года через три умерла мать Анатолия Раиса Григорьевна.

Марише несколько лет не говорили о гибели отца. Она не мучилась вопросом, куда он пропал: в их семье наконец-то воцарилось спокойствие. Пока не повзрослела. А, узнав правду, горевать не стала, по-детски жестоко, но справедливо рассудив, что это даже лучше. Она так и не смогла простить отцу мучений и слёз мамы, тех мук ада, через которые он заставил её пройти.

Однажды она с классом во главе с классным руководителем, преподавателем истории Валентиной Григорьевной отправились в только-только открытый новый исторический музей. Помещения прежнего, размещавшегося десятки лет в старинной помещичьей усадьбе, оказались малы для экспозиции имеющихся в фондах ценностей. Там оставили краеведение – богатства флоры и фауны Ферганской долины. А всю историю появления в этих краях человека перевели в новые здания музея.

Выстроенное в виде книг на полке, оно прекрасно вписалось в архитектуру старого города. Эта часть Самарканда – вся музей под открытым небом. Центр государства Тамерлана, где некогда стояли караван-сараи для приезжих купцов. Однако до наших дней сохранились медресе, мечети, усыпальницы знати, которые строили на века и посвящали служению Аллаху. Многие из них утратили своё былое предназначение, оставшись лишь приманкой для многочисленных туристов, которые едут сюда со всего мира, чтобы своими глазами увидеть свидетельства былого величия державы Тамерлана. Именно на годы его правления приходится период самого пышного расцвета культурной, общественной, политической жизни Самарканда за всю тысячелетнюю историю его существования.

Все этапы становления города были представлены в экспозиции нового музея. Выставочные залы стали много богаче и привлекли в музей горожан, которые если и посещали исторические места родного города, то только вместе со своими гостями. Или в составе школьных экскурсий. Марина была не из их числа. Она любила бывать на развалинах Старого города. Ей почему-то было жаль прежнего музея, который с недавних пор утратил приставку «историко-», оставшись только «краеведческим». Однако сожалела она об этом, пока не очутилась в просторных залах нового пристанища предметов старины.

Экспозицию открывала история древних городищ первобытнообщинных времён. Орудия труда, предметы быта обитателей пещер и даже сохранившиеся фрагменты наскальных росписей в них.

Следующий зал – зароострийский Самарканд, который еще задолго до воцарения в этих краях мусульманства стал центром – или как его тогда называли Сердцем Великого Шёлкового пути. Здесь процветали торговцы, которые привозили из Китая шёлк, стеклянную и фарфоровую посуду, а в украшении своих жилищ использовали элементы лепнины буддистских храмов. Уже в те времена появилась площадь Регистан. Архитектурный ансамбль медресе и мечетей возник несколько веков спустя, каждый в своё время. Изначально Регистан служил местом проведения городских собраний, а также похоронного ритуала. По зарострийскому  обычаю, кости усопших хоронили в глиняных сосудах – ассуариях. Мясо обгладывала стая собак, которую специально держали для этих целей неподалёку от площади. Представители знати имели свою такую псарню.

Самаркандская земля помнит завоевательные походы Александра Македонского. Здесь найдено и представлено на витринах музея вооружение, доспехи и шлем воина войска прославленного полководца. Мальчишки – одноклассники Марины – прилипли к ним. Девочки же подольше задержались у следующей экспозиции, которая представляла вниманию посетителей ювелирные украшения древности – как богатые, принадлежащие особам знатного рода, так простым горожанкам. Видимо, в то время особенно ценилось серебро: самые лучшие, массивные браслеты, серьги и монисто были изготовлены исключительно из этого благородного металла. Может быть, потому, что древние знали об его чудодейственной и целительной силе?

Марина с интересом, но без фанатизма рассматривала металлические кружева украшений с разноцветными каплями драгоценных камней. Откуда ей было знать, что именно они несколько лет назад стали причиной гибели её отца. Да-да, это были те самые драгоценности согдийской принцессы, захоронение которой нашли и разорили чёрные археологи, и которые так и не успел вывезти из города Рыжий. Очищенные от многовекового налёта окиси серебра, они теперь в прямом смысле слова блистали в полной своей красе, переливаясь всеми цветами радуги в свете ламп внутреннего освещения музейных витрин. Но Марина не проявила особого интереса к экспозиции. «Как, должно быть, было тяжело и неудобно носить такие массивные серьги и колье…» - думала она, рассматривая украшения. Оторвавшись от группы одноклассниц, она перешла в следующий зал экспозиции, который рассказывал об истории развития и становления древней восточной медицины. Здесь уже крутились мальчишки. Старинные книги были не что иное как медицинские справочники самого Авиценны, светила медицины, признанного во всём мире, на которого во многом ссылаются даже современные врачи. Но записи, сделанные арабской вязью, мало что говорили экскурсантам. Блеск золотых хирургических инструментов заставил задержаться. Они не сильно отличались от своих бледных современных мельхиоровых копий. Для всех стало открытием, что операции делали много веков назад, на дому, без анестезии, подчас в антисанитарных условиях… Зато золотыми инструментами. Позволить себе такую роскошь могли только очень богатые люди. Сейчас же лечат всех без исключения. Правда, по-прежнему эффективность лечения во многом зависит от размера кошелька пациента и степени его благодарности.

Марина задалась вопросом: почему раньше украшения делали в основном из серебра, а медицинские инструменты – из золота? А сейчас – наоборот? «Наверное, потому, что в древности не было большей ценности, чем человеческая жизнь», - решила она.

Но далеко не для всех. По иронии судьбы совсем рядом от витрин с инструментами для спасения человеческих жизней поместили гроб Тамерлана, грозного правителя Самарканда, который погубил тысячи ни в чём не повинных людей ради величия и могущества своей державы. Есть в этом нечто символическое… Жизнь и смерть неразрывно связаны между собой. Как свет и тьма, как день и ночь, смена которых и есть течение нашей жизни.

Прошли столетия с того времени, как Самаркандом правил великий Амир Темур. Однако мир с тех пор ничуть не изменился на очередном витке своего развития…

 

 

© Copyright: Лариса Есина, 2011

 Свидетельство о публикации №11104205093

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

От автора

 

Семейная сага «Аве Мария» основана на реальных событиях моей семьи. Безусловно, в нём присутствует и художественный вымысел. Начинают работать законы жанра. Чтобы донести до вас, дорогие мои читатели, свои мысли и чувства, мне пришлось кое-что изменить в ходе событий тридцатилетней давности.

«Ave Мария» - литературный памятник моей маме Есиной Марии Фёдоровне. Я всегда восхищалась и преклонялась перед её умением любить – ничего не требуя взамен и в то же время отдаваясь чувству полностью, без остатка. Наверное, так могут любить только святые. Отсюда и название произведения.

Моего отца можно было бы назвать счастливейшим человеком на свете, если бы он смог оценить силу этой любви. Но он, отвергаемый самым близким для него человеком – матерью, наверное, уже никому не верил. А прежде всего не верил в себя, всюду и всегда ощущая себя лишним и ненужным, что в итоге и привело его к гибели.

Его убийство стало лейтмотивом семейной саги «Ave Мария», на фоне которого параллельно развиваются две сюжетные линии: детектив и психологическая мелодрама. Возможно, этим произведением я открываю (или продолжаю, я не претендую на первенство) новое направление в современной литературе – мелодраматический детектив. Мне как автору было очень важно рассказать о том, что гибель человека – даже такого, казалось бы, ненужного, лишнего, потерявшегося в жизни, как Анатолий – большая трагедия для его близких, пусть даже для одного человека. Убит один, а ранены многие, но за это не существует пока иного наказания, кроме Кары Божией. Спасение – в любви. Она – в каждом из нас. Только любящий истинно счастлив! Счастье у Марии было большим и настоящим, пусть и непомерно трудным.

Принято думать, что хорош тот, кого любят… А если любят не благодаря чему-то, а вопреки?! Что, кстати, очень часто случается. Нет, только тот достоин называться Человеком с большой буквы, кто способен испытывать это чувство, невзирая ни на какие обстоятельства. Таким Человеком для меня является моя мама, о которой я мечтала написать роман всю свою сознательную жизнь. Жаль, что мечта моя осуществилась только когда её не стало. Но, наверное, нужно было ощутить это чувство невосполнимой утраты близкого человека, чтобы максимально достоверно описать её переживания.

Ваша Лариса ЕСИНА