ДВОЙНИК ЭЙНШТЕЙНА

 

                                                                                  Юмористический рассказ

 

По четвергам у нас баня. У меня и моих друзей. Мы там моемся. 

Я  сложил все необходимое в сумку, взял подмышку березовый веник и шагнул к выходу. На пороге, скрестив руки на груди, стояла жена.

- Ты куда? – сурово спросила она.

- В баню.

- А зачем берешь вещей так много? – подозрительно спросила она.

- Их не много. Просто, сумка большая. Ведь у нас нет поменьше. Ты же знаешь.

- Знаю. А  веник зачем? – все также подозрительно спросила она. - Для маскировки?

- Для какой еще маскировки. Веник – чтобы париться.

- Ага. У Верки со второго подъезда муж также ушел в баню. С веником. До сих пор там парится. Вот уже три года.

- Наверно его водой смыло, - робко пошутил я.

- Смотри, чтобы тебя не смыло. Иначе домой не возвращайся, - пригрозила супруга.

И я отправился в баню. По дороге решил заглянуть в парикмахерскую. Надоело слушать упреки жены:

- Когда пострижешься, хиппи? Или ждешь, когда лысина расползется на всю голову? Тогда, конечно, нечего будет стричь.

Обозвала хиппи. Назло ей пойду и постригусь наголо. Пусть тогда зовет скинхедом. Но по дороге передумал. Не ей же ходить с бритой головой. А скоро зима. Голова будет мерзнуть. Вернее - уши. А голова на макушке и так голая, аж блестит. Зато ушам тепло под длинными волосами.

За эти волосы, прикрывающие уши, и за усы студенты прозвали меня двойником Эйнштейна. Уж лучше бы за ум. И почему двойником? Видимо, ума моего маловато, чтобы называть меня просто Эйнштейном. 

Гардеробщица парикмахерской решительно сказала:

- Сумку сдавайте, а веников не берем.

Я сдал сумку, а веник взял подмышку.

В парикмахерской была очередь. Вернее - две. В одной много народа, в другой - значительно меньше. Я встал туда, где меньше.

- А вы, господин Эйнштейн, зачем сюда встали? - насмешливо спросила дама, стоящая последней. - Завивку делать? Себе или своему венику? Ведь эта очередь в женский зал.

Я поразился: «И здесь обозвали великим физиком. Какой нынче грамотный народ пошел». И огляделся. Да, ошибся с ориентацией: в этой очереди стояли только женщины. В другой - одни мужчины.

- Мальчики - налево, девочки - направо, - сказал я и поспешно перешел налево. Пока не причислили меня к тем, у кого нетрадиционная ориентация.

- Кто последний? - спросил молодой парень, который только что вошел. - Вы, гражданин с букетом?

- Да, - ответил я и покосился на свой веник.

- А вы за чем стоите? - спросил верзила опять, рассмотрев мой «букет».

- Как зачем? Стричься.

- Да? - удивился парень. - А веник зачем?

- Не знаешь, зачем веник-то? - сказал кто-то из мужской очереди. - Ты что, никогда не моешься?

- Почему ж, моюсь, - сказал растерянно парень. - И знаю, для чего веник - подметать.

- Верно, подметать... за собой свои волосы. Не оставлять же здесь своё добро, - сказал насмешливо все тот же мужчина и сурово спросил. - А ты, почему пришел стричься без веника?

- Я не знал, что здесь самообслуживание, - ответил парень смущенно.

- Да, самообслуживание. И подметать за собой и стричь себя надо тоже самому, - продолжал издеваться мужчина.

- Самому? Тогда зачем мне торчать здесь в очереди? - сказал верзила и ушел.

А стоящий рядом хмурый мужчина проворчал:

- Ну и молодежь пошла. Не знает, для чего березовый веник. Это и ежу понятно.

- Но ежи в бане не парятся, - сказал его сосед.

- Почему же, парятся, - подхватил шутку третий мужчина. – Парятся, только о-о-чень осторожно. И веники у них не березовые, а кактусовые.

Долго пришлось стоять и слушать словесную перепалку. Но наконец-то мой черед.  Парикмахерша, похожая скорее на мясника, чем на искусного мастера элегантных причесок, сурово сказала:

- Куда в кресло с веником-то? Поставьте в угол. А то прутся с чем попало. Еще бы в кресло тазик взяли. Или ванну с водопроводными трубами.

Я поставил веник в угол, а сам сел в кресло.

- Как стричь будем? - спросила мастер парикмахерского дела.

- Вы что, не знаете как? Снять немного, - сказал я раздраженно. Сказалось долгое стояние в очереди.

- Понятно, что снять. Не нарастить же.

- Нарастить тоже не мешало бы... на макушке.

- А откуда рассаду брать? - зло сказала парикмахерша. - С мягкого места?

«Причем тут мягкое место» - подумал я. Но вслух ничего не сказал. А она продолжала терроризировать вопросами:

- Где снимать, а где оставить? Где стричь-то?

- На голове. Где ж еще? Показать, где голова? - сказал я возмущенно и, видимо, некстати добавил:

- Хотя в кубинских парикмахерских выстригают волосы и в носу, и в ушах. Я там был и знаю.

- Так вот следующий раз стричься поезжайте на Кубу. Там пусть вам стригут во всех отверстиях. А я вам не «ухо-горло-нос».

Она накинула на меня простыню неопределенного цвета и туго стянула её вокруг шеи.

- Височки прямые? - спросила она.

Но я молчал. Просто не мог ей ответить. Так простыня сдавила горло.

- Уши открывать? Вам лучше с открытыми ушами. Будете лучше слышать. А то через волосы не доходит, о чем я спрашиваю.

А я продолжал молчать, экономя воздух в легких. Парикмахерша брызнула на волосы из пульверизатора. Да так обильно, что холодная струя побежала по спине… и даже ниже.  И взяла в руки инструмент.

- Вжик-вжик-вжик, - заработала она ножницами. - Вжик-вжик-вжик.

Да так энергично, что мне стало страшно. Я подумал: «Вот разозлил её. Теперь отхватит ножницами уши и будет совсем не важно: открыты они или закрыты».

Увидев, что у меня глаза полезли на лоб, она спросила:

- Чего вы так испугались? Ножниц, что ли никогда не видели? Видимо да, если судить по прическе.

- Задыхаюсь, - натужно выдавил я из себя.

- С чего бы это? Здесь не душно, не Куба.

- Ослабьте простыню-то, - промычал я из последних сил.

- Так бы сразу и сказали. А то все про Кубу, да про Кубу, - заявила парикмахерша. Но все же смилостивилась - выполнила мою просьбу. И в свое оправдание добавила:

 - Ну и мужики пошли. Галстук ему повяжи на шею, и все. И он готов. Задохнулся. Копыта отбросил.

Затем она отложила ножницы и включила электрическую машинку. Та затарахтела, как газонокосилка. Парикмахерша резво и широко, словно это действительно была газонокосилка, заработала ей туда-сюда, туда-сюда.

- Не отрежьте лишнего, - сказал я, стараясь перекричать «газонокосилку».

- Волосы – не аппендицит, отрастут, - ответила парикмахерша, продолжая энергично работать. 

Тут уж я подумал, что потерять уши - не самое страшное. Хоть бы все остальное осталось.

Когда она выключила машинку, я успокоился. Но ненадолго. Потому что теперь она взяла в руки бритву... опасную и большую, как косу. Моя душа ушла в пятки, и я зажмурился. Словно смертник, положив голову на колодку под топор палача.

Легким толчком, от которого хрустнула шея, наклонила мою голову вперед и начала энергично и быстро скоблить бритвой мой затылок. Затем таким же легким движением, от чего хруст раздался уже в позвоночнике, вернула мою голову в прежнее положение.

Когда она закончила работать с бритвой, я открыл глаза. Решился посмотреть на себя в зеркало. Цел. Уши на месте. Да-а, их она очень хорошо открыла. Торчат, словно у первоклассника на первое сентября. После такой стрижки меня вряд ли кто назовет двойником Эйнштейна. Если бы не лысина и усы, то был бы похож, возможно, на этого великого ученого в его  раннем детстве.

- Все. Вы свободны. Следующий! 

 Я заплатил в кассу и пошел за веником. Его на месте не оказалось. Он стоял совсем в другом углу. Я  взял веник и направился к выходу.

Сзади кто-то крепко схватил меня за рукав. Это была уборщица.

- А ну поставь веник на место!  - сурово сказала она. - Ишь ты, воришка, инвентарь надумал воровать.

- Я не ворую. Это мой веник, - начал оправдываться я.

- Еще чего? Твой! Где это видано, чтобы клиенты приходили стричься со своими  вениками и швабрами? - воскликнула уборщица.

Все это слышала моя парикмахерша. Она сказала:

- Теть Маша, оставьте. Веник действительно его. Этот кубинец хотел сесть с ним в мое кресло.

- Кубинец? - удивилась уборщица. - У них что, обычай такой - стричься с веником в руках?

Она внимательно посмотрела на меня, затем на мой веник и сказала:

- А я думала, что это новый инвентарь, который заведующая получила для уборки. И уже подмела им ползала.

Я  ничего не сказал, взял сумку и поспешил покинуть стены этого заведения.

- А веник? - услышал вслед удивленный голос уборщицы.

 - Дарю как букет к годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции, - мрачно буркнул я в ответ. В баню уже не пошел. Праздник был испорчен. Я вернулся домой.

На пороге меня удивила жена.

- Здравствуйте! - сказала она, открывая мне дверь. Я машинально ответил:

- Здравствуйте.

- А мужа нет дома, - продолжала она меня удивлять.

- У тебя, что? Глаза закрыты? - спросил я. - Так сходи в парикмахерскую. Там откроют, как мне уши.

- Ах, это ты, доцент Волынец? А я подумала, что какой-то школьник... лысый... позвонил в нашу квартиру. С такой прической я тебя не узнала. Богатым будешь.

- Не узнавай чаще. Может, и в самом деле разбогатею, - мрачно сказал я.

- И уже в баньке побывал, попарился? - спросила жена.

- Ты что, не видишь? Я трезв, как стеклышко?

- Да, верно, совершенно трезв. Ты когда выпьешь, становишься добрым и мягким.

- А ты хочешь, что бы я стал таким? Тогда накрывай на стол. И водочки не забудь. А я тем временем приму ванну.

Вот так и закончился мой банный день. А все из-за нашего отечественного ненавязчивого сервиса. 

 

ПОРА  СОБИРАТЬ  КАМНИ

 

                                                                                              Рассказ времен перестройки

 

            Когда заседание кафедры подошло к концу, заведующий сказал:

            - Поступило распоряжение ректората...

            Все притихли, забыв про журналы мод, кроссворды, свежие оп­позиционные газеты. И уставились на шефа. Потому что знали: любое упоминание о ректорате, как о нечистой силе, - ничего хорошего не сулит. А шеф медленно, с расстановкой про­должал:

- От нашей кафедры один сотрудник должен неделю отработать в колхозе.

            Профессор Поддубенский встал с места и удивленно спросил:

            - Прошу прощения, вы не оговорились?

            - Нет, - ответил заведующий. - А что вас, уважаемый профессор, смущает?

            - Вы сказали – «отработать в колхозе». Но разве они еще существуют, эти колхозы?

            На что доцент Петренко ответил:

            - Вот именно - существуют. А председатели колхозов живут. И хорошо живут. Вот только колхозников нет. Разбежались кто куда или спились. И некому работать.

            Профессор Поддубенский спросил опять:

            - Извините, а  какая работа предстоит в колхозе? Картошку копать?                                

            Я  не выдержал и сказал:

            - Какую картошку? Посмотрите в окно - апрель на дворе.

            А заведующий кафедрой пояснил:

            - Мы должны помочь колхозу собирать камни.

            - Камни собирать? - удивился профессор Поддубенский. - А зачем они нужны колхозу-то?

            - Зачем-зачем? - это опять доцент Петренко. – Раньше колхозам доводился план по зерновым, а теперь – по камням. Если НАТО к нам сунется – забросаем его камнями.

            - Доцент Петренко, вы все шутите. Но в самом деле интересно, зачем колхозу камни? Солить, что ли? – спросила ассистентка Курбацкая. А Доцент Петренко продолжал:

            - Очень нужны. Председатель надумал строить каменную «китайскую стену».

            - Чтобы защитить колхозные поля? - не переставала удивляться ассистентка.

            - Какие поля? Он решил воздвигнуть «китайскую стену» вокруг своего трехэтажного особняка, - пояснил доцент Петренко.

            - Для защиты от рэкетиров, - высказала догадку профессор Поддубенский.

            - Каких рэкетиров? Для него голодные колхозники, которым он с прошлого года не выдаёт зарплату, страшнее любых рэкетиров.

            - Странно, - не унимался все тот же профессор. - В советские времена камней не собирали. А теперь откуда они взялись? Кто их посеял?

            - Это такие всходы дала аграрная политика, которую несколько десятилетий осуществляла на селе партия - ум, честь и совесть нашей эпохи, - сказал доцент Петренко.

            - И что, на камни ныне урожайный год? - недоуменно спросила ассистентка Курбацкая.

            - Очень, - сказал доцент Петренко. - И еще как минимум пятьдесят лет мы будем пожинать богатый урожай этой политики.

- Темные люди, - вступил в разговор я. - Не знаете, что камни собирают для того, чтобы подготовить поле к посевной.

            Тут заведующий кафедрой обратился ко мне:

            - Доцент Волынец, вы так хорошо разбираетесь в сельском хозяйстве. Вот вы и поедете в колхоз. А практические занятия вместо вас проведет ассистентка Курбацкая.

            «Ну вот, напросился», - подумал я и возмущенно заявил:

            - Почему я? Опять я. В прошлом году я ездил на сено, в позапрошлом -  на кар­тошку.

            - Вот видите, у вас уже большой опыт работы в колхозе. Лучше вас с поручением ректората никто не справится.

            - А почему бы не поехать ассистентке Курбацкой? А я за нее проведу занятия, - предложил я.

            - Мне? Собирать камни? - кокетливо фыркнула ассистентка Курбацкая. - Я их не подыму.

            И опять вмешался доцент Петренко:

            - Её ручками не камни подымать, а совсем другое...

            - Тогда езжайте вы, - прервал я доцента Петренко. - Вы ведь также член нашей кафедры. А никогда не ездите в колхоз.

            Тот вскочил с места и взволнованно заявил:

            - Да, я - член... я член кафедры. Но я, однозначно, не могу. И вот почему - из-за политических убеждений.

            Все члены кафедры уставились на него.

            - Из-за каких таких политических убеждений?

            - А вот из-за каких. Я считаю, что время собирать камни еще не наступило.

            - Как, они еще не созрели? - недоуменно спросила ассистентка Курбацкая.

            - Причем тут «созрели», «не созрели». Всему есть свое время: время разбрасы­вать камни и время их собирать. Так вот я считаю, что в нашей стране время собирать камни еще не наступило. Пусть в колхоз едет профессор Поддубенский. Он тоже член... нашей кафедры. И у него нет ника­ких политических убеждений.

            - Извините, я не могу, - возразил профессор. - У меня проблемы со зрением.

            - У него проблемы со зрением, - съязвил доцент Петренко. - Дальше своих жел­тых конспектов ничего не видит. 

            - Успокойтесь, доцент Петренко, - сказал шеф. - Решено: в колхоз едет доцент Волынец.

Тут все сочувственно посмотрели на меня, повскакали с мест и в мгновение ока кафедра опустела.

Дома с порога я заявил жене:

- Собери мои вещи.

Жена испуганно всплеснула руками. Я поспешил её успокоить:

- Это не то, что ты подумала. Я еду работать в колхоз.

- Опять в колхоз? Ты уже стал почетным колхозником.

- По четным и по нечетным. Я  еду на неделю.

Жена спросила:

- Но что там делать в апреле-то? Ведь картошка еще не выросла.

- Её еще не посадили. Я еду собирать камни.

- Камни?  - удивилась жена. - Дожили. Уже в колхозах, кроме камней, нечего убирать.

За обедом жена сказала:

- Наденешь синий костюм - папин подарок. Помнишь, в со­ветское время папе, как  ветерану войны, выдали талоны на дефицит. Один талон - на костюм, второй - на джинсы, а третий - на роликовые коньки. Тогда этих вещей было не достать. Это сегодня на роликах катается весь двор, сбивая с ног этих уважае­мых ветеранов войны и труда.

Я вспомнил:

-Тот синий костюм? Фабрики «Коминтерн»?

- Да, - ответила жена. - Он уже несколько десятков лет ви­сит в шкафу, ни разу не надеванный.

- Но как его надевать, если один рукав впору, а второй - на два размера длиннее. Левая пола короче правой. И штанины разные по ширине. - Возмутился я и добавил:

- Такой костюм, как никакой другой, подходит для работы в поле. Все птицы будут облетать посевы стороной.

Председатель колхоза встретил нас с распростертыми руками. А в руках - ко­шёлки и ведра для сбора камней. Разобрав инвентарь, мы принялись за работу. По­строились в шеренгу и пошли по голому полю вдоль железнодорожного полотна.

Весна нынче наступила рано и горожане поспешили на дачи. Из окон электрички они недоуменно смотрели на нас. Пытались угадать, чем мы зани­маемся: или еще сеем или уже убираем. 

А на камни действительно оказался урожайный год. Видимо, председатель колхоза постарался. Пришлось нагибаться за ними через каждый шаг.

Я в своем новом не разношенном костюме испытывал некоторое неудобство. Ко­гда я наклонялся, то короткая пола поднималась еще выше. Отчего весь пиджак норовил сползти через голову. Тогда я нашел выход: в левый карман положил увесистый камень. И полы пиджака тут же сравнялись. Правда, выпрямлять спину стало труднее. Зато накло­нялся я теперь быстро и легко.

К концу работы и оба рукава пиджака стали впору. Словно левая рука вытянулась, таская тяжелую кошёлку с камнями. Пожалуй, в таком виде костюм можно надеть на заседание кафедры. Правда, не вынимая камня из кармана. Хотя некоторые сотрудники нашей кафедры постоянно живут и работают с камнем за пазухой.

В конце недели председатель вручил нам почетные грамоты и сказал:

- Большое спасибо за работу. Вы отлично потрудились. Приезжайте еще. Мы бу­дем ждать, особенно Вас, уважаемый доцент Волынец. Вы приезжайте к нам и во время посевной, и в уборочную страду, когда много птиц над полями. Но обязательно в этом костюме. Тогда виды на урожай у нас будут значительно выше.

И он любовно поправил полы моего пиджака. Обнаружив камень в кармане, председатель смутился и добавил:

- Ну что ж, на любой работе человек имеет право хоть на какую-то долю  про­дукта.

Домой возвращался электричкой. Правда, перед этим выбросил камень из кармана. Отчего полы пиджака поднялись и перекосились значительно больше, открыв огромные пузыри на коленях.

Девочка, которая зашла в вагон электрички, увидев меня, воскликнула:

- Мама, смотри, дядя похож на волка!

- Такой страшный? – спросила мама.

- Нет, такой смешной. Помнишь мультик, когда волк, надев костюм огородного чучела, гнался за зайцем по электричке.    

Дома жена, взглянув на мой костюм, всплеснула руками:

- Во что ты превратил дорогой папин подарок?

А на грамоту посмотрела, как на пупырчатую жабу.

- Отнеси её на кафедру и повесь на самом видном месте, - сказала она. - Пусть красуется рядом с твоими дипломами, полученными на отечественных и зарубежных научных конферен­циях.

А я подумал: «Пожалуй, она права. Пусть грамота висит на кафедре как напоми­нание всем, что время разбрасывать камни уже прошло. Наступила пора собирать камни».

 

 

КРУТАЯ ЖЕНА

 

                                                                                              Юмористический рассказ

 

- Безобразие! - сказала жена, встретив меня в прихожей.

Я машинально посмотрел на свои ботинки. Они были, на мой взгляд, безукоризненно чистыми.

- Безобразие! - повторила она. - Весь мир занимается спортом, шейпингом, боди­билдингом, наконец. А мы ничем не занимаемся. Завтра же покупаем велотренажер.

Вот какая спортивная у меня жена.

Я согласился. А, подумав, обрадовался: хорошо, что не штангу. Ведь горбатиться на тренажере придется только мне. Жена со своим весом на него не взберется. Разве что при по­мощи вертолета.

Назавтра педальная машина уже стояла посреди ком­наты. Я  сел на неё, а жена засекла время.

- На первое время крутить будешь полчаса, - сказала она.

Но уже через пять минут я выбился из сил.

- Крути, крути, - подбадривала супруга. - Только так мы сможем избежать ин­фаркта.

«Она-то избежит, - подумал я. - А меня он настигнет как раз на этом трена­жере».

- К тому же и аппетит у нас станет лучше, - добавила жена.

И она оказалась права. Аппетит действительно улучшился. Глазунью с ветчиной жена приготовила на три яйца. Каждому. Её мы съели моментально. Правда, пока я съел одно яйцо, жена - все остальные. И ветчину тоже.

После обеда я взбирался на тренажер с опаской, словно тореадор на быка. А жена увеличила время тренировки в два раза. Последние минуты я крутил педали уже без сознания. Когда время вышло, жена подхватила меня под руки и уложила в кровать. Так скрюченным я и пролежал всю ночь, время от времени дергаясь и кругообразно вращая ногами.

А утром я не мог ни выпрямить ноги, ни разогнуть спину. В туалет проследовал походкой гориллы: не разгибая спины и опираясь на руки. Супруга сказала:

- Это с непривычки. Сегодня нам надо увеличить время.

Жена усадила меня на агрегат и, превозмогая боль, я нажал на педали. О боже! Такой нагрузки я не выдержу.

Но какое счастье! Какое счастье, что жена купила отечественный тренажер! Это он не выдержал интенсивной нагрузки и сломался.

Я торжествовал. А жена выставила его на балкон. Там этот спортив­ный инвентарь активно принялись осваивать голуби.

Назавтра жена встретила меня с новой инициативой.

- Весь мир совершает хорошие дела. Давай и мы совершим.

- Давай, - с ужасом согласился я. А жена продолжала:

- Начнем, например, с какого-либо дела, нужного и полезного для всех жильцов нашего дома.

- Ты что, решила выставить свою кандидатуру на выборы в местные советы?

- Ничего я выставлять не собираюсь. Просто надоело ходить через такой грязный подъезд.

- А не ты ли в этом виновата? - сказал я.

- Я? - возмутилась жена. - Это я виновата? Помнишь, как однажды я вымыла и выскребла наш лифт? Нервы не выдержали. Его уборщица только подметала и то раз в полгода. 

- Вот, вот. После этого все жильцы на тебя косятся. Потому что уборщица не только лифт, но и весь подъезд перестала убирать. Ждет, когда опять у тебя не выдержат нервы.

- Тогда мы сделаем другое. Вскопаем газон у входа и посадим там цветочки.

Вот какая инициативная у меня жена.

Я охотно согласился, пока жена не придумала чего-нибудь покруче. Взял на балконе лопату и отправился вскапывать газон. Это оказалось не таким уж легким делом. После тренажера ныло все тело. К тому же по этому газону жители дома топтались не одно десятилетие.

Рядом на скамейку присел мужчина и, молча, смотрел на мою работу. Это был скорее не БОМЖ, а БОРЗ. Что означает - «без определенного рода занятий». 

- Мужик, ты что делаешь? - спросил он.

- Не видишь, копаю, - ответил я и замолчал. Разговаривать с этим типом совсем не хотелось.

- А зачем копаешь?

- Как зачем? Клад ищу, - ответил я недовольно.

- Склад? - удивился мужчина.

- Не склад, а клад, - уточнил я.

- И какой же клад ты ищешь?

- Бутылку водки. Жена спрятала где то здесь.

- Спрятала здесь? А почему не дома, в своей квартире? - спросил он с явным любопытством.

- А там я все равно нашел бы.

- Резонно, - сказал мужчина и опять спросил:

- И глубоко запрятала.

- Нет, глубоко не успела.

Помолчали. Однако упоминание о бутылке явно не давало ему покоя. И он опять спросил:

- Мужик, может тебе помочь?

- Как хочешь, - безразличным тоном ответил я.

- Я с-час. Только за инструментом сбегаю.

Через минуту он появился с лопатой в руках. А я подумал, что влип со своей шуткой. БОРЗ её не поймет. Он известен всему двору как скандальный тип из нашего подъезда. Теперь нам с женой житья не будет.  

- Копай с этого края, - сказал я. - А мне надо сходить домой, водички попить.

- Иди, попей, - охотно согласился БОРЗ. - Можешь не торопиться и передохнуть.

Узнав в чем дело, жена сказала:

- Да, ты влип. Он нам устроит радостную жизнь.

- И что же нам делать?

- Не волнуйся, я что-нибудь придумаю.

Я не стал волноваться. Потому что у меня не супруга, а палата парламента. Вот только которая: верхняя или нижняя?

- Поступим так, - сказала жена. - Когда он вскопает весь газон, ты выйдешь и скажешь: «Извини, а клад оказался в квартире. Я его нашел». И отдашь ему бутылку «Белого аиста». Помнишь, ты покупал коньяк, а тебе подсунули разбавленный чаем спирт. БОРЗ уже не трезв и этот «Белый аист» пойдет у него соколом.

Я согласился и выглянул с балкона. БОРЗ работал уж очень усердно. Видимо, спешил откопать бутылку до моего возвращения.

А когда весь газон был вскопан, я поступил так, как советовала супруга.

Вот какая умная у меня жена. 

- Безобразие! - встретила меня жена с работы на следующий день. - Весь мир голодает, а мы все едим и едим.

- Да, продовольственная проблема обострилась, - промямлил я, стараясь угадать ход её мыслей.

- Причем здесь продовольственная проблема? - сказала жена. - Весь мир сидит на диете: кто - на тибетской, кто - на немецкой. А жена доцента Петренко - на ханты-мансий­ской.

Я хотел спросить, что это такое - «ханты-мансийская диета». Но благоразумно промолчал, боясь накликать на себя беду.

- Нам надо сбросить, как минимум, тридцать килограмм, - решительно заявила супруга, и добавила:

- К тому же сегодня мода пошла - сидеть на диете.

Вот какая у меня жена – никогда не отстает от моды.

Я согласился. И тут же прикинул в уме. Вместе мы весим сто пятьдесят кило­грамм, где моих только пятьдесят. Если сбросить тридцать, а сбрасывать придется, ко­нечно же, только мне, то  что от меня останется?  Без калькулятора ясно: ровно столько, сколько весит мой скелет вместе с трусами.

И тут я четко представил себя через месяц в образе жизнерадостного скелета в трусах и белых тапочках. Я окончательно пал духом.

Но какое счастье! Мне позвонили с работы и сообщили, что завтра наша кафедра выез­жает в колхоз на заготовку сена. Оказывается, еще не все колхозы развалились.

- Ты не поедешь, - твердо заявила жена. - Ты уже ездил на картошку и теперь ни за что не поедешь. Я обязательно что-нибудь придумаю.

- А может не надо ничего придумывать, - робко возразил я. - В де­ревне, на свежем воздухе хоть отдохну.

- Ага, отдохнешь, всю неделю валяясь на сене с молодыми ассистентками и аспирантками.

Отложив кулинарную книгу, она решительно зашагала по комнате. Это значит, что палата парламента начала думать. Только вот которая: верхняя или нижняя? А думать ей помогала люстра, зво­ном отзываясь на каждый шаг. И, наконец, придумала.

- Раздевайся! - решительно заявила она.

- Зачем? - удивился я.

- Не спорь! Раздевайся и ложись в постель.

Я  и не собирался спорить. Согласился, хотя спать не хотелось. Ведь было только три часа дня. Но для чего же тогда ложиться в постель?

- А как раздеваться? - спросил я, мучаясь в догадках. - Снимать все? И трусы тоже?

- Ложись в трусах, развратник. Я вызываю врача. А пока он приедет, надо приду­мать тебе болезнь.

- Ну, это не трудно, - сказал я, разделся и с явным удовольствием растянулся в постели. Болеть - это лучше, чем крутить педали или сидеть на диете. 

- Говори, что у тебя болит?

- Все. Особенно после тренажера, - ответил я.

- Все - это не болезнь. Надо конкретно найти больной орган, чтобы тебе выпи­сали бюллетень. Начнем с головы.

- Голову не трогай, - решительно возразил я. - Голова - это святое.

- Да, - согласилась супруга. - Это твой рабочий инструмент, единственный, кото­рый еще функционирует в прежнем режиме.

- И, между прочим, блестящий инструмент, - не преминул вставить я.

- Ага, - согласилась жена, - блестящий. В некоторых местах. Особенно на ма­кушке.

Она продолжала размышлять:

- Тогда рассмотрим все, что ниже головы. Сердце? Нужна кардиограмма. Легкие? Там одна болезнь - туберкулез. А он заразный. Я не хочу от тебя заразиться. Может сказать, что у тебя язва желудка или тонкой кишки?

- Почему тонкой, а не толстой? - спросил я.

- Потому. У тебя с твоим ростом и весом не может быть толстой кишки. Та-ак, посмотрим, что у тебя сзади? - Она глянула мне за спину и уверенно сказала:

- Нет, там ничего не может болеть.

- Это почему же? - удивился я.

- Потому, что в детстве спина и все, что ниже, подвергалось интенсивному массажу отцовским ремнем. Отболело на всю жизнь, - сказала жена и задумалась. - Мы еще не закончили разбор твоей грудной клетки. Что же там еще может быть?

- Там еще простата, - проявил я свои познания в анатомии.

- Святая простота со своим блестящим инструментом, - укоризненно сказала жена. – Разве там простата? Она не в груди, а значительно ниже.

И она показала на свой живот, где по её мнению, должна быть простата.

 - Так вот у профессора Поддубенского простатит, - продолжал я. - Профессору хорошо - врач ему выписывает бюллетень по первому требованию.

- А каковы симптомы болезни? - спросила жена.

- Первый - это частые позывы в туалет, по-малому, - ответил я и, подумав, доба­вил: 

- А еще женщине с таким мужчиной в постели не интересно.

- Не интересно, говоришь? – переспросила супруга. -  Ну, тогда эта болезнь как раз для тебя. У тебя все эти симптомы налицо.

Я обиделся. Но согласился. И тут же отметил, что, частично, она права. Позыв в туалет у меня уже появился. И я встал с постели.

- Ты куда?

- В туалет, - ответил я, схватившись двумя руками за простату.

- Не ходи, - сказала жена. - А вдруг врачу понадобится твоя моча. Или еще что-ни­будь для анализов.

Тут позвонили в дверь. Это был врач. Как только я увидел белый халат, у меня сразу же заболел живот. Со мной всегда так происходит при виде белого халата.

Врач долго щупал мой живот и сказал.

- У вас воспалился аппендицит. Нужна операция.

Я согласился. А что мне оставалось делать.

Вот так круто супруга изменила ситуацию, и я не поехал в колхоз. Как всегда, добилась своего. Крутая у меня жена.

 

ПАПУАС ИЗ БЕЛОВЕЖСКОЙ ПУЩИ

 

                                                                                              Юмористический рассказ

 

Вот и кончился отпуск. Наступило первое сентября. Преподаватели поздравляют студентов с началам нового учебного года. А друг другу выражают сочувствие. На кафедре шумно, как в день зарплаты.

Доцент Петренко делится впечатлениями о своих курортных романах. Год от года его рассказы все эмоциональнее. Словно он от отпуска к отпуску становится все моложе.

А профессор Поддубенский перечисляет недуги, от которых  исцелился за время отпуска. Как будто по молодости схватил полный набор болезней, и каждый отпуск понемногу от них избавляется.

Только ассистентка Курбацкая ведет себя, как обычно - щебечет без остановки. Ей не важно, о чем говорить и с кем. Главное, чтобы все видели её красивый южный загар. Она и перед отпуском так щебетала. И во время отпуска не закрывала рта. Отчего язык её загорел не меньше, чем лицо.

А что я могу рассказать о прошедшем лете? Ничего. Отпуск прошел, словно очередная зимняя простуда. Хотя, правда, этим летом и со мной случилось маленькое приключение.

Получив отпускные, я с грустью их пересчитал и спросил у жены:

- Дорогая, ты хотела бы отдыхать на южном берегу Белого моря, или на северном берегу Черного?

- Дорогой, я хотела бы отдыхать на западном берегу Красного моря. Но твоих отпускных хватит только на отдых у бабы Кати, хутор которой находится на восточной опушке Беловежской пущи.

Она была права. Мы собрались и поехали к бабе Кате. На хуторе хорошо. Лес рядом. Речка, как сказала баба Катя, тоже рядом - пять километров по проселочной дороге.

Первый день мы валялись на зеленой травке. Загорали. Меня донимали мухи.

- Что я - мед, что они все слетелись?

Жена сказала:

- Конечно, ты не мед. На мед слетаются пчелы. А мухи - совсем на другое.

Кем бы я ни был, но они меня достали. Я сорвал ветку лебеды и стал интенсивно хлестать себя по спине. Оказалось,  это крапива.

К вечеру я сильно обгорел. Особенно со спины. Кожа стала красной, словно после бани. И горела, как ошпаренная. А может это от крапивы? Спать придется самолетиком: лёжа на животе и раскинув руки в стороны.

А жена нисколько не обгорела. Видимо потому, что солнечные лучи не могут задерживаться на предметах, круглых со всех сторон. Ей придется спать не самолетиком, а как всегда – дирижаблем.

- Ну, как мой загар? - спросила она, вертясь перед зеркалом. А меня уже знобило. Не глядя на неё, я ответил:

- Красивый, цвета рыбьего брюха.

Жена обиделась и ушла спать на сеновал. Назавтра мы помирились и вместе пошли в лес за грибами. По дороге я спросил:

- А как отличить ядовитые грибы от неядовитых?

- Очень просто. Надо съесть. Если останешься жив, значит грибы съедобные.

- А если ошибешься?

- Грибники, как и саперы, ошибаются только раз.

После такой беседы у меня к грибам пропал всяческий интерес. Но жена успокоила:

- Не волнуйся. Я хорошо разбираюсь в грибах. И ты избежишь роковой ошибки.

Говорят, собирая грибы, надо часто и низко кланяться. Я усердно старался, отвешивал поклоны налево и направо. Но напрасно: грибов не было. А жена не кланялась. Потому что она у меня на все сто. А если быть точным, на все сто двадцать. Она из тех, которые не 90-60-90, а 120-120 и 120. Станет она кланяться каждому сморчку!

Так мы ходили в лес всю неделю. И все безрезультатно. Жена сказала, что во всем виноват я.

- Почему? - спросил я.

- Потому, - она явно искала причину и нашла. - Потому что ты - мухомор, а благородные грибы от мухоморов держаться подальше.

Когда грибы надоели, мы решили прогуляться на речку. По дороге жена меня упрекала:

- Приедем домой без единой банки грибов. И все из-за тебя. 

Как будто она здесь ни при чём... со своими параметрами. Я вспылил и ускорил шаг. Жена за мной не поспевала и отстала далеко позади.

Увидев речку, я на ходу стал раздеваться. Сорвал рубашку, затем штаны. Вместе с плавками. Плавок обратно надевать не стал: все равно в округе ни одной живой души. Жена не в счет, конечно. Хотя она и живая душа.

Какое блаженство - оказаться в воде после пыльной дороги! А без плавок купаться - даже совсем другие ощущения. Особенно когда, нырнув, касаешься мягкого илистого дна.

Я  и не заметил, как к берегу подошла жена.

- Ты что, купаешься в одежде? - спросила она.

- В какой одежде! - восторженно воскликнул я. - Купаюсь совсем голый.

И в доказательство подпрыгнул высоко над водой, издав победный крик индейца.

- Но где же твоя одежда? - опять спросила жена. - Где ты её оставил?

Тут до меня дошло, о чем она спрашивает. И я вышел из воды.

Одежды нигде не было. Не могла же она провалиться сквозь землю?

- Вокруг  ведь никого не было. А я оставил её вот здесь.

Жена, несмотря на свои все сто двадцать, низко наклонилась и посмотрела туда, куда я указал. В ней проснулся детектив. Она сказала:

- Твоей одежде сделали ноги. И она ушла в этом направлении - в кусты.

Наклонившись, она пошла по невидимому мне следу. Ей не хватало только лупы в руке да трубки Мегрэ во рту. 

- Вот! - услышал я её торжествующий голос и обрадовался.

Но жена вышла из кустов не с одеждой. В руках она несла длинную палку.

- Вот орудие преступления, - пояснила она. - Преступник сделал удочку из длинного шеста, ниток и крючка. Сидя в кустах, он «выудил» твою одежду с открытого места. Поэтому ты и не заметил воришку.

- Да? Но как мне теперь быть?

- Не волнуйся, я что-нибудь придумаю, - сказала жена. - А удочку мы возьмем с собой и предъявим участковому милиционеру в качестве вещдока.

- Но я не хочу голышом шагать пять километров. Вещдоком не прикроешься. А тут еще комары кусают в разные интимные и очень чувствительные места. Ты не могла бы поделиться со мной какой-либо своей одёжкой?

- Чем поделиться-то? - ответила жена и развела руками. - Разве что бюстгальтером?

- Давай бюстгальтер, - в отчаянии сказал я.

- И как ты его наденешь? Вместо плавок, что ли? - насмешливо спросила жена. - Одну половинку спереди, а вторую сзади и застегнешь через плечо?

И добавила:

- Не дури. Я сделаю тебе одежду из каких-либо листьев.

- И я буду выглядеть как Аполлон Бельведерский с фиговым листком вместо штанов, - уныло сказал я.

- Ну, скажем, фиговые деревья в Беловежской пуще не растут. - Она оценивающе глянула на моё интимное место и добавила. - Одним фиговым листком тебе не прикрыться. Нужен лист значительно больше, например, лопуха.

Она оторвала кусок нитки от удочки и нанизала на него несколько листьев лопуха, который рос у дороги. Получилась набедренная повязка.

Обжегшись на крапиве, я спросил:

- А лопух не ядовитый?

- Нет, скорее лечебный. Из него делают настойку, которая повышает мужскую потенцию.

- Тогда надевай.

Закрепив повязку у меня на бедрах и обойдя вокруг, жена сказала:

- А теперь пройдись. Я хочу посмотреть, хорошо ли держится повязка.

- Я что, топ-модель? - разозлился я. – Буду здесь расхаживать, словно по  подиуму.

Но все-таки сделал несколько шагов по траве.

- Замечательно, - сказала жена. - Конечно, ты не похож на Аполлона Бельведерского, даже если лопух заменить фигой. Но эта одежка тебе явно идет. Ты и лопух - одно целое. Теперь мы сможем поймать такси и вернуться домой.

- Ага, - сказал я насмешливо. - По-твоему, такси так и шастают здесь по лесу и пыльным проселочным дорогам.

- Не обязательно такси. Может оказаться случайная машина. А ты спрячься вот в этой рощице. А то своим видом распугаешь всех водителей.

С палкой наперевес через плечо я ушел в лесок. Там стал бродить, заглядывая под кусты и деревья. Сказалась привычка прошлых дней. И тут мне стали попадаться грибы. На каждом шагу. И все белые. А у меня, как назло, ни корзинки, ни даже карманов в набедренной повязке. Не оставлять же такое добро в лесу? К тому же появилась возможность доказать жене, что я не такой уж мухомор.

Я нашел выход - стал нанизывать грибы на нитку от удочки. А когда их  набралось много, связал концы. Получилось ожерелье, которое для удобства я и надел себе на шею.   

Позвала жена. Оказывается, она остановила проезжавшие мимо «Жигули». Я вышел из леса во всей красе: в набедренной повязке, с длинной палкой в руке и ожерельем из белых грибов на шее.

Водитель, увидев меня, вскрикнул и рванул с места, обдав меня тяжелой черноземной пылью. Она толстым слоем покрыла моё потное тело с ног до головы.

Вмиг я превратился в чернокожего друга своей бледнолицей жены.

А тут показалась другая машина - грузовик. Я не успел спрятаться. Водитель, увидев меня, сам остановился.

- О! - восторженно воскликнул он, открывая дверцу кабины. - Папуас! Как ты оказался здесь?

- Заблудился, - сказал я первое, что пришло в голову.

- Где заблудился-то? В своих джунглях и оказался у нас в Беловежской пуще? - удивился шофер.

- Это мой муж, - прервала жена его вопросы. - Вы не смогли бы подбросить нас к хутору бабы Кати?

- Почему бы не подбросить? Я  - за дружбу всяких народов. А с господина папуаса я возьму только полтинник. Не знал я, что у бабы Кати семья папуаса отдыхает.

Шофер широко распахнул дверь перед моей женой и сказал:

- Вы, дамочка, садитесь в кабину. А вы, товарищ папуас, полезайте наверх, в кузов.

Что я и сделал. Оказывается, папуасам можно позавидовать. В набедренной повязке очень удобно забираться в машину. Нигде не жмет, не тянет, ноги поднимаются легко и свободно. Я  уж не говорю о других удобствах.

Кузов машины был заполнен живым товаром - породистыми откормленными хрюшками. Первоначально они, увидев меня, занервничали. Потом самые смелые стали меня обнюхивать. Сначала исследовали мои грязные ступни, затем коленки, а затем все то, что выше коленок. Обнюхав до самой набедренной повязки, успокоились. Приняли меня за своего.

Баба Катя встретила нас у калитки. Увидев меня, она перекрестилась и спросила:

- Это кто ж такой в машине-то? Негр, что ли? Первый раз вижу живого негра.

- А раньше что, только мертвые попадались? - спросил шофер.

- Нет, раньше их видела только по телевизору.

- Не узнаёшь, баба Катя? Это же муж мой, доцент Волынец, - сказала жена и ушла в дом за деньгами.

- Во! И негры доцентами бывают, - прошептала старуха.

А я решил спрыгнуть с борта машины. И спрыгнул, не подумав. Нитки лопнули, и моя набедренная повязка вместе с грибами оказалась у ног бабы Кати. Перед ней я встал совершенно голый. На виду оказались все мои нижние достоинства и недостатки. Та вскрикнула, опять перекрестилась и сказала:

- Вот теперь-то я вижу, что это вы,  уважаемый доцент.

Я поднял два листа лопуха и прикрылся: одним спереди, другим сзади. И подумал: в одежде, пусть в набедренной повязке, она меня не узнавала. А как совсем голого, так узнала сразу.

Тут пришла жена, расплатилась с шофером, а меня отправила к сараю. Там стояла бочка с водой. Но на этом мои злоключения не закончились. Бычок бабы Кати вышел из сарая и решительно направился ко мне. Чем-то я ему явно не понравился.

И я побежал. Он - за мной. Бежать мешали широкие листья, и я их бросил. Разве они защитят мои интимные места от его коротких, но острых рогов. А бычок, увидев листья, остановился и стал их обнюхивать. Видимо тоже знал, что лопух повышает мужскую потенцию.

Вот так закончилось мое приключение в качестве папуаса.

А назавтра баба Катя угостила нас вкусным наваристым супом из белых грибов.

 

 

ПРО  «ЭТО»

 

                                                                                              Юмористический рассказ

 

Ну и времена пошли. При советской власти о сексе не могло быть и речи. Потому что тогда его и в помине не было. А сегодня? Малолетки уже не спрашивают у родителей, откуда берутся дети. Потому что уверены, знания старших в этой области весьма примитивны: детей приносят аисты и оставляют в капусте. Кроме того, подростки сегодня не только знают, от чего бывают дети, но и от чего не бывают. О сексе  дети знают больше, чем их бабушки и дедушки, например, про коммунизм.

А как их бабушки и дедушки могут вести беседу о сексе? Они до сих пор стесняются вслух произносить не только это слово, но и все, что с ним связано. И тогда беседа становится совсем запутанной и сложной. Хотя с тещей я разговариваю так и о самых простых вещах.

На 1 апреля мой коллега доцент Петренко на до мной подшутил. Скажу, ну и шуточки у него! Зная,  что в мой портфель часто заглядывает жена, подложил в него... извините, презерватив. Притом цветной, в красную и синюю полоску. И где он достал такой? Вынул из упаковки и  аккуратно разложил его в портфеле на стопке конспектов моих лекций. Я  же об этом ничего не знал.

А жена в конце марта уехала на несколько дней в командировку. Уезжая, сказала:

- Пока я в отъезде, у нас поживет мама. Надо же кому-то тебя кормить. Иначе умрешь с голоду.

А я подумал: «Лучше голодная смерть, чем каторга наедине с тещей».

Первые два часа я выдержал достойно. И первые два дня - тоже. Но утром третьего дня, а это было второго апреля,  теща вежливо спросила:

- Уважаемый доцент Волынец, почему ты опаздываешь? И это уже не первый день.

- Я не опаздываю. Всегда прихожу ровно к звонку.

- Нет, ты опаздываешь. Позавчера пришел на час позже.

- Неправда. У нас на работу никто так не опаздывает.

- А я и не говорю, что на работу. Ты с работы опаздываешь. Вот и вчера где-то пропадал целых сорок семь минут.

- А откуда вы знаете, когда заканчивается мой рабочий день?

- Знаю. Я хорошо изучила твое расписание занятий.

- Как, вы ходили в университет?

 - Нет. Я  совершенно случайно наткнулась на расписание в твоем портфеле. А еще пока ты спал, я у тебя обнаружила «это».

- Что - «это»? - не понял я.

- Ну, «это», что необходимо, чтобы заниматься любовью, - сказала теща, явно смущаясь. Она имела в виду презерватив в портфеле. А я - совсем другое. Ну а что же еще необходимо мужчине, чтобы заниматься любовью и что можно у него обнаружить, когда он спит? Я подумал: «Ложась спать, надо поаккуратней укрываться одеялом».

А теща,  продолжая смущаться, спросила:

-  Ты всегда носишь его с собой?

- Да, конечно, - сказал я. - А как же иначе?

- Мог бы не таскать каждый день, особенно когда жены нет дома. Ведь «это» не является  рабочим инструментом доцента.

- Но что именно вы имеете в виду? - недоумевал я.

- Ну, «это»... необходимое приспособление для секса.

Ой, не легко ей было произнести это слово! Ведь выросла и воспитывалась при советской власти, когда секса не было. Но мне яснее не стало. Я даже не догадывался, что мы с ней разговариваем о разных вещах. Я сказал:

 - А что, разве мне надо оставлять его дома? И класть в стакан, как вы кладете зубы на ночь?

- Ну, зачем в стакан. Просто выбросить. А не таскать его каждый день на работу.

            - Но он мне нисколько не мешает, даже танцевать, как и каждому нормальному мужчине.   

            - Может и не мешает. Но ведь он не нужен пока жена в отъезде.

- Как это, не нужен? Нужен, для другого дела.

- Для какого еще другого дела? Ты что, извращенец?

- Никакой я не извращенец. Я  - нормальный здоровый мужчина. И пользуюсь своим мужским инструментом несколько раз в день.

- Несколько раз в день? - всплеснула теща руками. – А разве он не одноразовый?

Ну, думаю, совсем свихнулась теща на старости лет. И притом на сексуальной почве.

- Как это одноразовый? – возмутился я. – Он – многоразовый. А если бы я, не дай бог, болел простатитом, то пользовался б им еще и ночью.

А теща продолжала:

- Нет, нормальный мужчина такого не носит. А я хорошо его рассмотрела... пока ты спал. Он у тебя полосатый.

- Какой, какой? - ужаснулся я.

- Полосатый. В красную и синюю полоску. Я даже не знала, что такие бывают. У нормальных мужчин таких не бывает.

Тут у меня отнялся язык. Утром я посещал туалет, но никаких полос не заметил. Хотя я  и не рассматривал.

И я отправился в туалет - убедится, что у меня все нормально. Убедился. Полос нету. Ни красных, ни синих. И никакой я не извращенец. Скорее она со своими вопросами.

Так мы с ней и не выяснили, о чем ведем беседу. И замолчали. На весь день.

Вечером, собирая бумаги в портфель, я обнаружил «это»... «для секса», в полоску, одноразовый.

Я недоумевал, как «это» сюда попало. Может, теща подложила в провокационных целях? Не похоже. Вспомнил! На днях доцент Петренко рассказывал анекдот про полосатый презерватив. Значит, это его, сексуально озабоченного, первоапрельские шуточки.

А назавтра я увидел тещу в нашем университете. Наверняка пришла следить за мной. Она не могла успокоиться. Ещё бы! «Это» лежало в моем портфеле в полной боевой готовности, словно мой повседневный рабочий инструмент. Пришла, открыла дверь и заглянула в аудиторию, в которой я читал лекцию. Видимо, убедиться, чем я занимаюсь на рабочем месте.

Я сделал вид, что её не узнал. Не прерывая занятия, сурово обратился к ней:

- А вы, студентка, почему опаздываете. Лекция давно началась, а вы где-то бродите. Перерыв был на одну сигарету, а вы выкурили, наверное, целую пачку. Это в вашем-то возрасте.

- Причем мой возраст? - промямлила теща-студентка. - Я  задержалась в библиотеке.

- И когда же вы туда зашли, в библиотеку-то? В прошлом веке, что ли?

Теща вспыхнула и захлопнула дверь.

Дома мы опять не разговаривали. Назавтра она, кажется, университет не посещала. Однако когда я шел с работы, то какая-то женщина неотрывно следовала за мной. Она была в черной шляпке с вуалью. Лицо скрывала вуаль, но походка её была мне до боли знакомой.

А на следующий день за мной семенила японка в кимоно,  старательно прикрывая лицо веером. Достать такую одежду для тещи - не проблема. Её подруга до сих пор работает в театре костюмершей.

Но когда на третий день увидел у себя за спиной женщину в парандже, я не выдержал и сказал:

- И долго вы будете за мной следить?

- Айм сори? Я не понимайт, - прозвучал под паранджой знакомый голос. В прошлом году теща ходила на курсы английского. Сегодня это была её разговорная практика.

- Бросьте притворяться. Я вас сразу узнал. По походке.

После моих слов женщина в парандже поспешно скрылась в вечерней толпе.

Если бы не вернулась жена, то теща перебрала бы весь реквизит театра. И добралась бы до рыцарских доспехов средневековья. Интересно, как бы она грохотала в них, преследуя меня по улицам города?

Но вечером приехала жена и теща оставила меня в покое. А доцента Петренко я заставил позвонить и рассказать моей супруге все о своем безобидном первоапрельском розыгрыше.