Автор родился в г. Феодосия. В 1985 г. окончил Крымский медицинский институт, в 1990-92 занимался в клинической ординатуре в г. Харькове, затем работал.

Участвовал в работе литературных объединений Феодосии и Симферополя, публиковался в коллективных поэтических сборниках.

    В 1996-2000 гг жил в Монреале, с 2000 г. – в Денвере.

     Предлагаемый вашему вниманию сборник заключает в себе большую и лучшую часть из написанного в 1979-2011 годах. Стихотворения не расположены в строгом хронологическом порядке, скорее скомпонованы по темам – пейзажные, лирические, околопоэтические, гражданские, юмористические. Никто не обязан заявлять, что они нравятся ему все, однако автор надеется, что каждый найдет в этом сборнике хотя бы одно стихотворение по душе.

 

 

 

 

Воображаемое возвращение.

 

Представьте меня – или странника

Другого – кому повезло

Под блудного маской племянника

Вернуться в родное село.

 

Иду я знакомою улицей,

Старушки качают внучат,

«Последняя курица жмурится!»-

У школы мальчишки кричат.

 

Какую-то жалобу странную

О новых районных властях

Я слышу как через стеклянную

Преграду – я здесь лишь в гостях.

 

Меня привечают прохожие,

И в озере та же вода,

Все то же – и все непохожее,

Зачем я вернулся сюда,

 

Где небо осеннее хмурится,

И в свете неяркого дня

Последняя курица жмурится

И не замечает меня.   

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Крик

 

Он встал, “За Родину, за Ста…”

Крича, и в тот же миг -

Разрыв снаряда, немота –

Навек прервался крик.

 

Но он тем криком поднял взвод,

И взвод навел понтон,

Где переправились пять рот

И танков батальон.

 

Потом в прорыв пошли полки,

Дивизии пошли,

Его оставив у реки

Под холмиком земли.

 

Еще в разрывах горизонт

Был месяц не один…

Он этим криком поднял фронт,

Который взял Берлин.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Из окна крымского автобуса

 

Это время – наша крымская зима,

Это – оттепель в начале февраля,

В январе порой снежинок кутерьма

И декабрьские белые поля.

 

По обочинам неблизкого пути –

Свечи белые высоких тополей,

Тонкий ствол чернеет в кроне, как фитиль,

И вороны, как нагар на фитиле.

 

Кроны белые и черные стволы,

Тропки черные и белые холмы…

Краски летние бессчетны и теплы –

Только два холодных цвета у зимы.

 

Но в контрасте двух скупых зимы тонов

Все же теплые оттенки нахожу

Я – как будто черно-белое кино

По цветному телевизору гляжу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Прибой

 

Вижу связь пустынь и океанов

В час, когда, свинцово-тяжелы,

Медленно выходят из туманов

И стремятся к берегу валы.

 

Возникая словно ниоткуда,

Останавливаясь на скаку,

Волны, как усталые верблюды,

Припадают холками к песку.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Кафа и Дьявол

 

К сокровищам Причерноморья

Купцов генуэзских влекло,

Немало досталось им горя,

И флот не один размело:

 

Ведь в море, что названо Чёрным,

Где шторм напомнит про ад,

Быть дьяволу нужно покорным –

И нету дороги назад,

 

Разбросаны мачты и шлюпки –

Не будет на суше могил

У эти водивших скорлупки,

Которых диавол давил.

 

И снились средь этой упрямо

Грозящей чужой стороны

Вдали от отеческих храмов

Тревожные спасшимся сны:

 

Сжимая когтистые пальцы,

Невидимый к пропасти вёл,

И с башен бросались страдальцы,

Которых диавол довёл.

 

Конечно, под сенью тех башен

Подлец проживал не один,

Которому дьявол не страшен,

А боги – дублон да цехин,

 

Ведь каждый богатство на деле

Неправедно там наживал,

И те только златом владели,

Которым диавол давал.

 

Как скрыли недобрые воды

Обломки убогих флотов,

И рухнули башни и своды

Построенных здесь городов –

 

Стопы к Аппенинам направил

Отряд подлецов и менял,

Которых доселе диавол

Давил – доводил – предавал,

 

И, их насладившись уходом,

Подстроенным им неспроста,

Он некиим дьявольским годом

И эти покинул места...       

 

 

 

 

 

                   Январь в Феодосии

 

Это осень-не-осень, зима-не-зима –

Запоздалый январский рассвет,

По утрам неохотно расходится тьма,

Небо серое – проблеска нет.

 

А потом в струях ветра помчат облака,

И неяркое солнце зимы

Осветит волн морских беспрестанный накат,

Охватившие город холмы,

 

Или улицу в дымке тумана седой,

Где, под дробью дождя пузырясь,

Пыль земная, смешавшись с небесной водой,

Переходит в обычную грязь.

 

Так повсюду она появляется здесь,

И на всем оставляет следы,

Заливая асфальт – неотвязная смесь

Серой пыли и чистой воды.

 

Разве стоило падать с такой высоты,

Чтоб пятнать голенища сапог?

А подсохнет – до нового ливня чисты

Запыленные ленты дорог...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сопричастность

 

Принимайте близко к сердцу

Все, чем дышит белый свет,

Распахните в сердце дверцы

Для людских удач и бед.

 

Принимайте к сердцу близко,

Если в августовский зной

Суховей жестокий рыскал

Над пшеницею степной,

 

Если лозы смяты градом,

Ивы вздумал смерч ломать –

Все на белом свете надо

Близко к сердцу принимать.

 

Принимайте к сердцу близко

Мысль о скошенных бедой,

Что легли под обелиски,

Осененные звездой.

 

Чей-нибудь поступок скотский,

Чтобы мимо не прошли,

Женский крик иль плач сиротский

На любом краю Земли.

 

Близко к сердцу принимайте

Все проблемы наших дней,

Все как надо понимайте,

Будто вам всего видней –

 

Все тревоги в жизни гуле,

Все задачи для ума,

И не стоит только пули

Близко к сердцу принимать.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Последний домик

 

Многоэтажными домами                                             

Давно стеснен и окружен,

Стоит он, схожий с теремами

Из сказок дедовских времен.

 

Вокруг него – остаток сада,

Гуляют куры во дворе,

Свисают яблоки – награда

Бесстрашной здешней детворе.

 

Кого страшиться? – дряхлы стены,

Пес стар, давно хозяин сед,

Лишь близ трубы телеантенна

Торчит приметой новых лет.

 

Дом слышит, веря и не веря,

Что будет пущен он на слом –

Взамен него в уютном сквере

Поставят «Девушку с веслом».

 

Но все ж покуда он отважно

Стоит, грозя, как кулаком,

Громадинам многоэтажным

Воздетым к небесам коньком.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Посвящение племяннику

 

В зеркалах отражался рассвет,                                                                                         

В мир вступая, ему незнакомый,

Человек появился на свет

Ярких ламп бестеневых роддома.

 

Он от света прищурился чуть,

Посмотрев на действительность нашу,

И искал материнскую грудь –

Молока светоносную чашу.

 

Он не знает пока ничего,

И смеется, и плачет некстати,

Белый свет огражден для него

Деревянной решеткой кровати.

 

Он узнает потом – непроста

Жизнь – бывают в ней ложь и измена,

Недоверие, ложь, клевета,

Зло и тьма – но и свет непременно!

 

Он найдет на вопросы ответ,

У достойного спросит совета.

Человек появился на свет –

Пусть он станет источником света,

 

И коснется далеких планет,

И очистит печальные реки...

Человек появился на свет –

Проявляется свет в человеке.

 

Человек появился на свет,

Он пока что – эскиз человека,

Он – грядущему веку привет

От тревожного нашего века.

 

Не заказан на свете ему

Путь врача, морехода, поэта.

Человек пробивался сквозь тьму –

И пробился к источнику света.

 

Что-то сбудется, что-то и нет,

Но сбылось основное, быть может –

Человек появился на свет –

Он собой этот свет приумножит.         

 

 

 

 

     

Напутствие

 

Вижу я младое племя,

Полонящее дворы,

У него найдётся время

Для любви и для игры,

 

Для работы и для битвы-

Пусть пути его легки

Будут – разве позабыто

Мной, что сам я был таким?

 

Я не стар, скорей-напротив,

Жизнь почти и не была,

Просто я на повороте,

А у вас – разбег-стрела,

 

И вам верится, конечно,

Как мне прежде самому,

В то, что будет путь ваш вечно

Прям и светел – потому

 

И обминут неудачи

Вашу быструю ладью...

Как же, милые, иначе?-

Я об этом и пою,

 

Преисполненный участья

Средь житейской кутерьмы.

Пусть познаете вы счастье

Много большее, чем мы,

 

Пусть сосною станет семя,

Впрок пойдут отцов дары,

И у вас найдётся время

Для любви и для игры.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Преодоление

 

А вы знаете, как это страшно,

А вы знаете, как это больно,

Когда ваши воздушные башни

Сапогом разрушают невольно.

Но не стану, пусть даже для виду,

Рвать на том, кто разрушил, рубаху,

Ибо в преодоленьи обиды –

Одоление боли и страха.

 

А вы знаете, как это больно,

А вы знаете, как это страшно –

Знать: быть может, последним полным

Жизни днём был твой день вчерашний.

Ворон небо крылами чертит,

Но ему не сдавайся без боя,

Ибо преодоление смерти –

В одолении страха и боли.

 

А вы знаете, как это страшно,

А вы знаете, как это больно,

Когда кто-то считает зряшным,

То, что ты считаешь любовью.

Душу любящую не погубят

Ни разлуки, ни злые наветы,

Ибо с преодоленьем безлюбья

Одолеются все наши беды.

 

А вы знаете, как будет больно,

А вы знаете, как будет страшно,

Коль война, на все прежние войны

Непохожая, мир перепашет,

И придётся – в этом всё дело –

Без малейшего сожаленья

Словно на амбразуру тело,

Бросить душу на преодоленье.

 

Одоление страха и боли.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Раскройся, даль, пространство, распахнись!

В судьбою предназначенные сроки

Мы входим в жизнь, вступаем в нашу жизнь,

Выходим в мир, прекрасный и жестокий,

 

Готовы воспринять его уроки,

Понять его начала и концы,

Спасти надежды, сокрушить пороки,

Чтоб не торжествовали подлецы,

 

А миру подарить улыбку света,

Чтобы она легла на гор венцы

И реки полноводные планеты,

Чтоб в лучшие, иные времена,

Улыбка ослепительная эта

Всему была бы космосу видна.

 

Еще мы ополчаемся на стены-

Стена покуда в мире не одна-

Стена вражды, невежества стена,

Слепого суеверия, измены.

 

Но главное – надежды не терять,

Мы стены те разрушим непременно,

Построим вместо них мосты добра,

И дружбы, и взаимного обмена.

 

Лишь выйдет человечество из плена

Минувшего в прекрасные года-

Когда мы будем вместе, во Вселенной

Любая покорится нам звезда.

 

Вперед, не отступая никогда,

Не устрашаясь холода иль льда,

В прекрасную, заоблачную высь

Пускай нас наш девиз ведет всегда-

Раскройся, даль, пространство, распахнись!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Мыс Любви

 

Теплоход отмеряет свои

Мили долгие, неторопливые…

Вот уже мы у края залива, и –

Мы на траверсе мыса Ильи.

 

Я на траверсе мыса Любви,

Огибать ли его – мне неведомо,

Я могу возвратиться с победою –

Или не возвратиться живым.

 

Может, только решусь обогнуть –

Мне валы океанские встретятся?

Знать бы, чей маячок за ним светится…

Если не огибать – не взглянуть.

 

Значит, надо его огибать,

Не затем, чтоб поплавать-развеятся,-

Чтобы верить, любить, и надеятся,

Может быть, - за любовь погибать.

 

Впрочем, любящим жить суждено,

Не смирясь с уготованной участью –

Их душа обладает плавучестью,

И на дно им пойти не дано.

 

Если волны встречаешь лицом –

Превратятся валы океанские

В белопенные брызги шампанские,-

Это песнь со счастливым концом.

 

Это счастье своим назови,

Продлевай его, не укорачивай,

И с пути ни за что не сворачивай

Ты на траверсе мыса Любви!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Первовлюбленность

 

В начале юности – в начале,

Когда неведомы печали,

Мы поклоняемся одной,

Единственной, неповторимой,

Такой желанной и любимой,

Столь понимаемой, родной.

 

Кто красоту ее оспорит?

В ее глазах мы видим море

И всю небес голубизну,

И при ее случайном взгляде

Мы, отрываясь от тетради,

Душой взмываем на волну.

 

И видим мир чистейших красок,

Достойный самых лучших сказок

И самых затаенных слов,

А в нем – ее с собой в соседстве,

Идущих, как в далеком детстве,

Рука в руке среди цветов.

 

Но ты взрослеешь понемногу,

Уже на юности дорогу

Широким шагом выходя,

И вдруг ты видишь, что отныне

Твоя мечта, любовь, богиня –

К тебе прохладнее дождя.

 

Нет, ты ей в чем-то интересен,

Но ждет она не робких песен,

А пылких слов и смелых дел-

Но ты настолько осторожен,

Что если был успех возможен,

То по твоей вине сгорел.

 

Ты ж лишь бросаешь взгляды робко,

Когда ж пройти прямою тропкой

Решишься ты в конце концов –

Тебя отбросит прочь проворно

Кольцо соперников упорных –

Иль на руке ее кольцо.

 

Ты жизнь живешь свою – и все же

Порой воспоминанье гложет

О той, когдатошней – родной,

Единственной, неповторимой…

Дай Бог ей быть всегда любимой,

Не дай остаться ей одной.

 

 

Кривое зеркало

/вспоминая фантазии юности/

 

“Я в кривое зеркало смотрю,

Вижу в нем себя незаурядным,

Мэтром с положением изрядным,

Я на “Вы” с собою говорю.

 

Я в другое зеркало гляжу –

Вижу себя хворым и убогим:

Нищим на проселочной дороге

Средь зимы от холода дрожу.

 

Я не верю этим зеркалам,

И над ними я смеюсь устало:

Врешь ведь все ты, пленочка металла

На куске искривленном стекла…”

 

… Было мне и плоское тогда

Зеркало помочь не в состояньи-

Слишком уж мой образ был туманен

В той душе, с которой встречи ждал.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Баллада кольца

 

Я для тебя был – “просто друг”,

А ты мне – всем мила…

Ну что ж - науку из наук

Мне жизнь преподала:

 

Что если думаешь о ком,

Пойми без слепоты:

С ней кто-то раньше был знаком

И ближе ей, чем ты.

 

Коль телепатия пока

В разряде лженаук –

Не может стать она близка

Без слов, и губ, и рук.

 

А если станешь ты молчать

О чувстве перед ней –

Что ж – одиночества печать

Носи до склона дней.

 

А я молчал, в душе крича.

Догадывалась? – Да.

Но я с ухмылкой палача

Свой крик душил всегда.

 

И душу снимок не унял,

Где под фатой она,

Уже навеки от меня

Кольцом окружена –

 

Кольцом забот, семьи, друзей –

И на руке кольцом…

Смотрю я, думая о ней,

В прекрасное лицо –

 

Глаза счастливые горят

Из-под раскрытых век…

А муж ее, как говорят –

Достойный человек.

 

“Ну вот и ладно..”- говорю,

И сам с собой борюсь,

Я старой страстью отгорю

И новой загорюсь.

 

Тебе под праздник письмецо

Быть может, напишу,

Но больше в рук моих кольцо

Тебя не приглашу.

 

* * *

Не помню, кем слова завещаны,

Что через годы шли и горы:

«Оставь молитву ради женщины».

Какую и ради которой?

 

Ведь есть такие убеждения,

Которые нельзя оставить,

Пусть даже чувства наваждение

Душой и телом станет править.

 

Но есть и женщина, с которою

Сама судьба столкнёт, как сваха-

Молитву зряшную и скорую

Оставь ради неё без страха.

 

Пускай любители выгадывать

И сберегать тебя осудят:

«Не оставляй – нельзя загадывать,

С кем будем мы, что с нами будет,

 

Какие нам пути обещаны,

Какие ожидают битвы-

Ты ни молитву ради женщины,

Ни женщины ради молитвы.

 

Не стоит порывать с обеими,

Заставь их в сердце уживаться…»

В ладу с подобными идеями

Оно ведь может разорваться-

 

Когда пойдут по сердцу трещины,

Его уже никто не склеит…

Оставь молитву ради женщины,

Что ты навек назвал своею.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 ***

«Как Ваше ничего?» - незначащий вопрос,

«Как Ваше?» - «Ничего» - не знать еще могу я,

Что вдруг в душе у Вас незримый лопнет трос,

И скоро жизнь мне покажет Вас – другую.

 

Как Ваша, ничего не значащая, страсть

Вдруг начала расти, как паводок желанья,

И вскоре в море чувств такое разлилась,

Как Ваше – ничего не знающее гранью?

 

Как?- Ваше «Ничего» не значит еще «Нет»,

Не значит: ничего не будет меж двоими?

Где тот мудрец, что все забыть бы дал совет,

Как Ваше, ничего не значащее имя?  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Хоть в Тихом океане ты не плавала,

Твой взгляд – как синева его дали…

А говорят, там в дальнем Море Дьявола

Плывя за счастьем, тонут корабли.

 

Уходят капитаны не за славою,

Ты их, Земля, обратно не зови –

Они плывут, плывут по Морю Дьявола

К проливам Счастья, к островам Любви.

 

Они плывут – через насмешки праздные,

Через сомненья – против или за,

И Морем Дьявола впервые названы

Твои опасно синие глаза.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Хранил надежду я напрасно-

Я не зажёг в твоей груди

Огня любви. С тобой всё ясно,

С тобой всё ясно – уходи.

 

Искал я встречи ежечасно,

Не ведал я, что зря ищу

В тебе любви. С тобой всё ясно,

Со мной всё ясно – не прощу.

 

Но всё ли ясно? Что со мною?

Как был я прав, тебя любя

Любовью дерзкой и земною,

И что мне делать без тебя-

 

Смотреть на этот мир бесстрасстно,

Как через мутное стекло?

Не уходи. С тобой всё ясно,

С тобой всё ясно и светло.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

Все мне сегодня в новинку,

Небо синей и светлей,

Словно души половинку

Я отыскал на Земле

.

Истинно необычайна

Нашего чувства весна –

Есть в нем влекущая тайна,

Чистая есть новизна,

 

Радости светлой безбрежность,

Души берущая в плен –

Неизъяснимая нежность

С тайны пометкой: “НН”

 

Счастьем, надеждой и болью

Вспыхнет бессчетно во мне

Будущий миг, где с тобою

Встретимся наедине,

 

Тот, где я напропалую

В час, когда спят соловьи,

Целую вечность целую

Нежные губы твои.

 

Верит душа в неизбежность

Встречи, в поток перемен,

В неизъяснимую нежность

С тайны пометкой: “НН”.

 

В час, когда губы, суровы,

Нежных касаются век –

Все необычно и ново,

Все – навсегда и навек.

 

Так и случится все это –

Верим, что встретимся мы,

Что бесконечное лето –

Смена недолгой зимы,

 

В летнего луга безбрежность –

Нашего дома без стен,

В неизъяснимую нежность

С тайны пометкой: “НН”

 

 

 

 

 

 

Предназначение

 

Сильней всех бед в моей судьбе

И страха смертного порога,-

Как встарь – предназначенье Богу,-

Предназначение тебе.

 

Я предназначен – это значит:

Нам вместе быть – и не иначе.

 

Хочу, чтоб ты ко мне вернулась –

Не может быть, чтоб повернулось

Судьбы иначе колесо,

Ведь жизнь с тобой – прекрасный сон,

Жизнь без тебя – бесцветней мига…

 

Ах, если б удалась мне книга:

“Как быть любимой, не любя,

Любить, не будучи любимым”,

 

Я знаю, что необходимо

Ради любви забыть себя,

 

И в мире бестолковом этом,

Среди прекрасной чепухи –

Писать нелепые стихи,

Но чувствовать себя поэтом.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Где цветы,

Душа моя,

Тянут венчики из тьмы-

Знаешь только ты,

Знаю только я,

Знаем только мы...

 

Где холмы,

Где колея

Между ними с пол-версты-

Знаем только мы,

Знаю только я,

Знаешь только ты...

 

Где змея

В кустах густых

Засыпает в дни зимы-

Знаю только я,

Знаешь только ты,

Знаем только мы...

 

Красоты

Узор – тесьмы

Золочёного шитья

Знаешь только ты,

Знаем только мы,

Знаю только я...

 

Бытия

Секрет умы

Ищут – тайны той черты

Знаю только я,

Знаем только мы,

Знаешь только ты...

 

От сумы

Да суеты

Как уйти, мечту тая –

Знаем только мы,

Знаешь только ты,

Знаю только я...

 

До черты

Небытия

Сколь недолгий срок суждён-

То не знаешь ты,

То не знаю я,

Знает только Он...

 

 

 

Веронике на её всего-то-лишь-летие

 

Как мне найти слова

Чтобы душе блеснуть

Всем, чем она жива,

Рада, полна, права...

/нужное подчеркнуть/.

 

Всё это ты, мой свет...

Пусть здесь неласков край,

И проездной билет

Нам не пропишут в рай,

 

Всё я с тобой готов

Сквозь, подставив плечо,

Жить - болезни котов,

Ливни, концы светов,

Что там пошлют ещё?

 

Будь же со мной всегда,

Радость моя и суть,

Компас, любовь, звезда –

Нужное подчеркнуть!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Заблужденья необходимы –

Нет ответов на все готовых.

Все пути неисповедимы,

Исповедники непутевы,

 

А причуд моих и ошибок

Толкователи бестолковы –

Ведь без веры в волшебных рыбок

Не бывает земных уловов.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Таит-

ся ли

Гранит

В пыли?

 

Конеч-

но же -

Как меч

В ноже

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Странноприимный дом

 

В те дни, когда страшила тьма

Застигнутых в ночи –

Странноприимные дома

Вручали им ключи.

 

А мы – чего уж говорить –

Хоть нам и тяжело,

Забыли, как друзьям дарить

Заботу и тепло,

 

И ради друга всё бросать,

Чтоб быть в несчастьи с ним,

И письма длинные писать

Товарищам своим,

 

Лишь помним : там – детишек рой,

А тот ушёл в моря...

Неужто – думаешь порой –

Всё это было зря –

 

Улыбки, шутки, вечера

И клятвы «не забыть»,

Так что ж – давно прошла пора,

И так тому и быть?

 

Я вечерами долгих зим,

Когда в снегу пути,

Мечтаю за столом одним

Друзей своих свести.

 

Хоть их со мной сегодня нет,

Они всегда со мной –

Я помню дружбы нашей свет

И не ищу иной.

 

Пусть не собрать, друзья, мне вас

Сейчас в моём дому –

Зову вас мысленно сейчас

Я к сердцу моему,

 

Я всех там мысленно приму,

Согрею, размещу,

Вернувшегося обниму

И грешного прощу...

 

Мы ж вместе спаяны, друзья,

Умов, сердец трудом.

Встречай гостей, душа моя-

Странноприимный дом!               

 

 

 

              

                           

* * *

Когда начинает душа истекать

Из ей нанесенных ран,

То в жизни судорожно искать

Стремится она стоп-кран,

 

Искать, когда силы почти уйдут,

И долга бессильна плеть –

Из поезда жизни нельзя на ходу

Выскочить – и уцелеть.

 

А как заели тоска и среда –

Один я открыть бы мог,

Любую цену готов отдать

За год удач без тревог.

 

Как хочешь, жизнь, после зови –

Нестойкий, мол, человек,

Но хоть на время останови

Судьбы безжалостный бег.

 

Дай осмотреться и помечтать

Посередине пути,

Позволь другим человеком стать

И новую жизнь вести.

 

Но нет у жизни черновиков,

Стремителен ее лет,

Она на отдых, когда нелегко,

Времени не дает.

 

А все ж порой, подойдя к черте,

Душа говорит: «Пора..»,

И несуществующий в пустоте

Ищет рука стоп-кран.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Что б я выбрал, если б выбирать

Дали – сам не знаю наперёд:

Жить легко, но трудно умирать,

Или, может быть, наоборот?

 

Разум мне желает удружить

И твердит, имеючи резон:

«Человек, что смог достойно жить-

Он уходом лёгким награждён».

 

Только сердце, то, что глубоко

У меня запрятано в груди,

Выпевает: «Надо жить легко,

И неважно, что там впереди».

 

И душа, как искуситель-змей,

Шепчет, из намерений благих:

«Не теряйся, рассмотреть сумей

Трезво две возможности других».

 

Трудно жить и трудно умирать?

Мне судьба такая не нужна,

И её не надо выбирать-

Если что, сама найдёт она.

 

Чтобы жить и уходить легко,

Надо быть любимчиком судьбы,

Тем, под кем ни разу жизни конь

Не вставал строптиво на дыбы.

 

Ни к чему гадать и вымерять-

Надо жить. Надежды не терять.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Уж так задумано, что некогда

Для нас наступит «никогда»,

И мы уйдём, как в море рек вода,

Как в океан морей вода.

 

Ты в час прощания, прощения

И отпущения пойми,

Как много взял ты от общения

С живущими с тобой людьми.

 

Представь: ты в землю возвращаешься,

Сперва ж под небом голубым

Ты с теми трепетно прощаешься,

Кого любил, кем был любим,

 

И ты останешься в их памяти,

И в чью-то память перейти

Прийдётся им. Увы, не нами те

Людей отмерены пути.

 

Ты верь любви и озарению,

Знать не дано тебе, когда-

Ведь даль времён плотней для зрения,

Чем над глубинами вода.

 

Пока же душу беспокойную

Не расхолаживай. Любя

Людей, ты проживи достойную

Жизнь, чтобы помнили тебя.

 

Во всём яви своё умение,

Наполни знанием года,

И не гадай, что, к сожалению,

Твоё наступит «никогда».

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *  

Приходит мысль иногда,

Жестокостью проняв:

Настанет день- рассвет тогда

Прийдёт не для меня,

 

Настанет день – и я уйду,

И ночь на смену дня

На небо выведет звезду

Уже не для меня.

 

Из-за меня сойдутся в круг,

Где рюмки не звенят,

Но под гитару старый друг

Споёт не для меня.

 

Я проплыву, глаза закрыв,

На тросах – до конца,

И под шопеновский мотив

Возвысятся сердца,

 

И сядут люди за столы,

Посмертно оценя,

Но будут эти похвалы

Звучать не для меня.

 

Порой мне видится: сидит

Угрюм, каменотёс,

Нанёс он букву на гранит,

Ещё одну нанёс…

Но верю, в сердца простоте

Надежды не уняв-

Он рубит надпись на плите

Ещё не для меня!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

            * * *

Стрекот доносится – косят траву,

Запах в открытые окна заносит,

Что же мерещится мне наяву

Скрежет косы, что меня еще скосит –

 

Молод пока я, покуда живу –

Что ж подсказать подсознание хочет?

Стрекот доносится – косят траву,

Да на камине будильник стрекочет…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Обступят беды, словно лес,

И ты от жизни ждёшь чудес,

Тоску её ругая.

Ругай, пока не надоест,

Потом вглядись хоть в свой подъезд,

По лестнице сбегая.

 

Не замечал ты до сих пор

Цемента вытертый узор,

Похожий на верблюда,

Под клёном врытые столы

И запах вьющийся смолы –

Всё это звенья чуда,

 

Того, что жизнью мы зовём,

Что заполняет окоём,

Встречается повсюду.

Ты жизнь за тяготы прости,

Благослови и ощути

Свою причастность к чуду.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

У недель в конце-в начале,

От субботы до среды,

Я не чувствую печали,

Никакой не жду беды.

 

Это после, с середины

Скоротечных дней семи

Жизнь взнос в мои седины

Станет делать, чёрт возьми.

 

Вроде б, сколько там осталось-

Три денька, и все дела,

Но на плечи мне усталость

Тяжело уже легла.

 

И душе совсем немного

Надо, чтоб в неё влилось

Всё – и зряшная тревога,

И неправедная злость...

Но смогу в конце недели

На незримом рубеже

Ощутить я лёгкость в теле,

Лёгкость в теле и в душе.

 

Я умею верить в счастье,

Видеть свет своей звезды,

И ходить с козырной масти

От субботы до среды,

 

Я тогда почти порхаю-

Чуть видны мои следы,

И душою отдыхаю

От субботы до среды.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

Восходит солнце – луч его

Прорежет ночи тьму,

А мы всё чаем лучшего,

Неведомо к чему...

 

Заходит солнце – луч его

Уходит дню на дно,

А мы всё чаем лучшего,

Да не идёт оно...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Где брат твой,Каин - как позволил,

Чтоб он переступил порог,

Чтоб человека слабой воли

В пучину затянул порок,

 

Чтобы скитался он без цели,

Скатился вниз, в глухую тьму...

- Да что вы, братцы - неужели

Я сторож брату моему!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Был я молод, думал: есть ли рай,

За труды награда, счастья миг,

Безотчётной радости пора?

/То, чего и ныне не достиг/.

 

А в раю, гадал я, есть ли Бог

/Тот в кого, скорей, не верил я/

Если б свиделись, чтоб верить смог,

Он в свою ладонь бы взял меня,

 

И поднял к глазам своим в горсти:

«-Ну-ка, объясни, зачем живёшь?»

Господи, прости и пропусти

В рай, в который даром не пройдёшь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Простите мне – меня. Каким я есть – такого.

Другой желанен вам, но вряд ли можно дня

Дождаться, чтоб я был настолько перекован,

Как то угодно вам. Простите мне- меня.

 

Я сам себя лепил по книгам и журналам,

По слову их свой мир выстраивал в душе.

Вы скажете: «Вот Дон-Кихот, каких немало»,

Но щит мой и копьё – не из папье-маше.

 

Без них я меж людьми старался появляться,

И быть таким, как все, и общим доверять

Суждениям. Но как ко всем приноровляться

И, угождая всем, себя не потерять?

 

Легко ли всем кивать, не подавая виду,

Что не согласен ты? Идти, куда ведут?

Как быть- я нанести одним могу обиду,

Исполнив точно то, чего другие ждут.

 

Я быть решил собой, своей же чести ради,

И к одному себе прислушиваясь жить,

Я с совестью своей не должен быть в разладе,

А с прочими разлад сумею пережить.

 

Возможно, я неправ, нелепое созданье,

Допустим- правы вы, во всём меня виня,

Я чьи-то обману, должно быть, ожиданья,

Но остаюсь – собой. Простите мне –меня.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Я знал, что ужас в доме живёт,

Но лишь теперь ощутил

Тревог сгущение и забот,

Присутствие во плоти

 

Всего, что мучило день за днём,

И нынче исподтишка

Не режет болью, не жжёт огнём,

Но душит наверняка.

 

Не буквы, которые чертит Рок,

Не кровь пятном на полу –

Почти домашний серый зверёк,

Лежащий мирно в углу.

 

Он на загривок не прыгнет мне

И будет тихо лежать,

Уверенный, что ему я вполне

Буду принадлежать.

 

Смотреть переменам в лицо страшней,

Чем к прошлому прирастать,

Пусть даже ужас сквозь серость дней

Прокрался ко мне, как тать-

 

Усвоил я, что мы с ним – родня,

Нас не разлучит никто

Ведь он питается от меня,

От страхов моих, и что –

 

Я понял вдруг, подавляя крик

И вглядываясь во тьму,

Что, к ужасу моему, я привык

К Ужасу моему.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Предощущаю заранее:

Буду держать я ответ

Там, на последнем свидании

С Богом (что, думал, что нет?)

 

Спросит он: “В праздности рос, поди,

Сыт до последнего дня?”

Господи Боже мой, Господи,

Что ж Ты караешь меня?

 

Жизнь хоть была и нетрудная –

Адова пламени злей

Совесть моя самосудная

С ленью боролась моей.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Есть что поесть или что надеть,

Есть дом, и яблони во дворе,

Лишь не получается молодеть-

Прийдётся понемногу стареть...

 

Ещё в помине немощи нет,

И с сединою едва знаком-

Но небо жизни меняет цвет,

И реки схватывает ледком.

 

И я шепчу себе самому,

Прищурясь в толщу грядущих лет:

Душа моя, не смотри во тьму,

Душа моя, оглянись на свет!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Бесконечной печалью болея,

Беспричинной тревогой гоним,

Не заметил кого-то в толпе я

И столкнулся нечаянно с ним.

 

Я спешил перед ним извиниться –

Он, глаза наливая свинцом,

Исчезая в людской веренице,

«Сумасшедший!»-мне бросил в лицо.

 

Но потока ответного брани

Я ему не направил вослед,

Ибо то, что подобно мембране

Ограждало меня столько лет

 

От реальностей внешнего мира-

Растворилось, исчезло, ушло.

Осветилась душа, как квартира,

Где от пыли отмыли стекло.

 

Слово найдено: я – сумасшедший.

Бож-же праведный, как же я рад!

Сумасшедший – как «сумму нашедший»,

Отыскавший нечаянно клад.

 

Отпадает нужда притворяться

И ошибок себе не прощать,

Слишком умным казаться стараться,

Слишком глупым себя ощущать.

 

Я не лучше других и не хуже,

Ни умней, ни безумней ничуть,

Тот же компас незримый мне нужен,

Что и всем, указующий путь.

 

Я такой же духовный калека,

Как и все, и текут сквозь меня

Сумасшествие нашего века,

Сумасшествие каждого дня...

 

Я очистил души закоулки

От тоски, на судьбу не ропщу,

А толкнувшим меня на прогулке-

«Сумасшедший» - любезно шепчу.

 

 

 

 

 

 

 

 

Общие темы

 

Подвергаемся критике все мы,

Я, естественно, не без греха –

Говорят, что на общие темы

Я в своих рассуждаю стихах,

 

Что иронией злой и напрасной

Наполняю заумный мой стих

О вещах недостаточно ясных –

Иль о ясных – без строчек моих.

 

Но о нравственных думать заботах,

О делах и тревогах страны,

Не газеты, не злые остроты,

А поэты заставить должны.

 

Быть не могут свидетели немы,

Не напрасны – заметить изволь –

Рассужденья на общие темы,

Если в них – наша общая боль.

 

Пусть и впредь не желают проснуться

В мелкотемье познавшие толк.

Общих тем обнаженно коснуться-

Вот поэта общественный долг.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 * * *

                                                          “Вчера прочел я в “Капитале”, Что у поэтов свой закон”

                                                                                                                             Сергей Есенин

Стихосложенье – неспешное дело:

Медленно складывать в строчки слова,

Белой странице доверить несмело

Долю того, чем полна голова.

 

Малую долю, к тому ж искажённо,

Несовершенно – чего ж ещё ждать?

У графоманов, знать, нету закона,

И не снисходит на них благодать-

 

Разве что изредка, если десятки

Строк, что роятся в усталом мозгу,

Вдруг перестанут играть со мной в прятки

И остановят меня на бегу:

 

Не расплескай эту замысла чашу,

Сядь, запиши – пусть и выйдет не то,

Что я задумал – но чью-то украшу

Жизнь на минуту я этим зато.

 

И потому непременно я лягу

Грудью на старенький письменный стол,

Чтобы несмело пополз на бумагу

Несовершенного вида глагол.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Проявляется строка –

Что-то вроде фотодела,

Поначалу неумело,

Завуаленно пока.

 

Появляются стихи

О любви и об отваге-

На плохой фотобумаге

Снимок, полный чепухи.

 

Вроде замысли верны,

Но такое ощущенье,

Что неверно воплощенье

И не те слова нужны.

 

Появляются стихи-

Недоношенные дети,

Три хороших, семь плохих-

Ты теперь за все в ответе

 

Перед тем, кто, их прочтя,

Вдруг всерьёз словам поверит-

Тем, что ты писал шутя,

И не те откроет двери.

 

Значит, чтобы честь спасти

От обид и возражений,

Должен ты перенести

В них- себя без искажений,

 

Должен ты перенести

Боль развеянного дыма...

Где уж дух перевести?-

Это не-пе-ре-во-димо...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

О, если есть на свете магия,

То это магия стиха,

Ведь сколько б не извёл бумаги я,

Неповторимо «ночь тиха»,

 

Неповторим напев есенинский,

Как лик струящейся реки,

И если есть на свете гении,

То это гении строки.

 

Пусть теоретики и практики,

Титаны острого ума

Расчётом взвесили галактики,

О звёздах создали тома,

 

И пусть их формул запись строгая

Переживёт столетья, но-

Другие б их прошли дорогою

И было б всё повторено.

 

Не повторить поэта, верьте мне,

И кто споёт, как Пушкин спел?

Да если в мире есть бессмертие-

Оно поэзии удел.

 

Хоть в ней дано изведать всякого-

И взлёт, и холод января,

Но, если следовать Булгакову,

То – рукописи не горят.

 

Пусть пламя жжёт, пусть веет стужею-

Пиши, не отрывай руки,

Ведь если есть на свете мужество,

То это мужество строки.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Что же такое -

Поэзия -

Словно рукою -

По лезвию.

 

Дар называть

Вещи скрытые,

Выбрать слова

Не забитые.

 

Не сотрясение

Воздуха,

Но привнесение

Роз духа

 

В воздух обыденный,

Плановый,

Словом, увиденным

Заново.

 

И словно сно-

говорение -

Это из слов

Сотворение

 

(Будто случайных,

Будто простых)-

Тайныя тайных,

Святыя святых...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Видение     

                                «Что везёте? – Грибоеда.»   А.С.Пушкин, «Путешествие в Арзрум»

 

Снилось мне: на перевале,

Уводящем в мир иной,

Я стоял, сперва едва ли

Понимая, что со мной...

 

Из-под облака ресницы

Вышла бледная луна,

И увидел – колесницы,

В смерть плывущие из сна.

 

Не предскажет и Кассандра

Горше встречи! Я спросил:

-Что везёте? – Александра!

-Кто там дальше? – Михаил!

 

Заслужили, чаю, света,

Повезли, должно быть в рай.

-Кто там дальше? – Фёдор это..,

-Кто же рядом? – Николай.

 

И берёт меня досада:

Вновь прощаться с дорогим..,

-Что везёте? – Александра,

С Николаем – да с другим...

 

Я печали не отрину,

Тихо крикну вдоль пути:

-Что везёте вы?- Марину,

После Анну нам везти...

 

Мимо, мимо- в область мрака,

Что вдали выводит в свет..

-Что везёте? – Пастернака,

Бродского везти вослед...

 

Так и проводил я эту

Вереницу колесниц,

Что уплыла в область света

В блеске огненном зарниц,

 

Ибо памяти поэта

И величию его

Не грозят ни Стикс, ни Лета-

Абсолютно ничего-

 

Краток век у лжи бесплодной,

Шип поднялся – и затих,

Но останется свободный

И прекрасный русский стих.

* * *

Нам убежденно говорят,

Что рукописи не горят,

 

А посему – о чем же речь?-

Давайте рукописи жечь,

 

И жечь, и сразу же спасать:

Не из огня, а вновь писать.

 

То, что не вспомнится никак,

Не зря сгорело –верный знак.

 

А что запишется – опять

Давайте жечь, и вновь спасать –

 

И так, пока наверняка

Не ляжет за строкой строка

 

В текст – и о нем заговорят,

Что рукописи не горят.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Могила неизвестного поэта

 

Закрыл глаза и вдруг представил это:

Могила Неизвестного Поэта...

 

Едва касалось медного листа

Перо искусной выделки стальное,

А гладь листа была ещё чиста,

Как будто «Сколько не допето мною!»

 

Поэт нам говорил из темноты,

Которая его навеки скрыла,

И вечные пунцовые цветы

Росли, пылая, около могилы.

 

Здесь не бывало скорбной тишины,

Обычной у других могил на свете –

Сходились люди, в мнениях вольны,

И жарко говорили о поэте.

 

Здесь женщины, юнцы и старики,

Длинноволосы и седоволосы,

Взахлёб читали странные стихи

И задавали дерзкие вопросы,

 

Надгробья вид печали не вселял –

Превозносили, спорили, бранили,

И никого почти не удивлял

Вопрос «Кого же здесь похоронили?»

 

Был на него у каждого ответ,

Что здесь лежит, безвременно ушедший,

Его ближайший друг - большой поэт,

Признания при жизни не нашедший.

 

Могли прочесть, листочками тряся,

Творения покойного собрата,

Порой без задней мысли привнеся

Из сочинений собственных цитату.

 

Ведь если говорить начистоту,

То авторам творений неуместных

Порой хотелось тоже под плиту –

Быть в Неизвестных лучше, чем в безвестных.

 

Горячий спор до темноты вели,

Хваля, хвалясь... и прочее такое…

Когда же, наконец, они ушли –

Всё снова преисполнилось покоя,

 

Трава блестела в лунном серебре,

Мерцали на надгробье блики света,

И ветер тонко пел в стальном пере

Могилы Неизвестного Поэта.

 

 

 

* * *

 

Собираются умные люди

/И себя относящие к ним/,

Обо всем снисходительно судят,

Так, как будто им это одним

 

Все понятно – с восторгом и жаром

Говорят – как молитву творят,

Как о истинно новом – о старом

Говорят, говорят, говорят…

 

О тарелках и метеоритах,

Астрологии, тайнах планет,

О религиях полузабытых

И системах лечебных диет.

 

Говорят, удивительно бойки,

Обо всем актуальном подряд,

И о гласности и перестройке

Говорят, говорят, говорят…

 

Говорить о искусстве – отрадно,

О поэзии – прежде всего,

С фамильярностью малопонятной

Всех помянут в ней – до одного:

 

Говорят о Володе и Влади,

Как родного, Андрея корят,

О Евгении и о Булате

Говорят, говорят, говорят…

 

Вечер с ночью порой заседая,

За беседой встречают зарю,

Да и сам я, в их круг попадая,

Говорю, говорю, говорю…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

За окнами сверкает Ницца,

Доносит ветер шум живой,

А старику в постели снится

Далёкий город над Невой.

 

Его младенцем из столицы

В отчизну галлов привезли-

Чужая речь, чужие лица,

А что ж осталось там, вдали?

 

Он знает только по рассказам

И фотографиям семьи

Про отчий дом.  Смирился разум,

У сердца ж боли есть свои-

 

Лежит страна за дальней далью

И манит невскою волной,

Неутолимою печалью,

Неопалимой купиной.

 

Он понимает, что не сбыться

Мечте увидеть наяву

Былую, юную столицу,

Адмиралтейство и Неву.

 

И близок день, когда к востоку

Уйдёт по небу не спеша

К далёкой крепости флагштоку

Освобождённая душа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Дождь жестокий, застящий свет,

На страну из густых облаков

Льёт не семьдесят восемь лет,

А уже семь-восемь веков.

 

Брошу я эту дичь и глушь,

Я уеду от этих рож,

Я уеду от этих луж,

А вернусь, когда кончится дождь.

 

Мне друзья говорят: - Постой,

Будет здесь ещё благодать,

Есть рецепт от тоски простой:

Надо верить, терпеть и ждать.

 

Ждать, пока, изрыгая ложь,

Бесноватый запляшет вождь

Под овации рабских лож?

Я вернусь, когда кончится дождь.

 

Хоть тревожно лететь туда,

Но страшнее остаться тут,

Бьёт и бьёт по нам череда

Этих капелек – пуль – минут.

 

Я вернусь, когда кончится дождь?

Нет, скорей всего – не вернусь

В край бесстыдно наглых вельмож

И холопов, зовимый Русь.

 

Не Иван, что не помнит родства,

Но и не Иван-дурачок,

Я тебе возвращаю, Москва,

Неразменный твой пятачок.

 

Будет сильная всем рука

Сниться, та же в верхах грызня

Будет, та же в низах тоска –

Но, простите уж, без меня!

 

Не предскажешь, долог ли век

Будет, сбудутся ли мечты?

Ко всему-то подлец-человек

Привыкает – привыкнешь и ты.

 

Лишь порой, как полночный тать,

Ты подушку в руки возьмёшь,

И всю ночь будешь ей шептать:

«Я вернусь, когда кончится дождь..»

 

Ностальгия / монолог из исторической сцены «Таверна Рома»/

 

С первых дней в чужой стране-

Лет уж тридцать

Боль по родине во мне-

Не забыться.

 

Одного в те дни знавал

Я поэта,

«Ностальгия»- он назвал

Чувство это.

 

В этом слове, странном столь,

Смысл страшен:

«Ностальгия»-«наша боль»,

Боль по нашим.

 

Ведь казалось- так легко

И отрадно

Взять уехать далеко.

А обратно?

 

Тосковать теперь изволь

В дальних странах.

Ностальгия- наша боль,

Наша рана.

 

Где, кляня свою юдоль,

Поле вспашем?

Ностальгия- наша боль,

Боль по нашим –

 

Нашим рекам, и лесам,

И озёрам,

И по людям – знаешь сам,

По которым,

 

С кем делили хлеб и соль,

Кров и нары.

Ностальгия – наша боль,

Наша кара.

 

Не напрасна эта боль,

Не случайна.

Ностальгия – наш пароль,

Наша тайна.

 

 

 

 

 

Mонолог старика /из исторической сцены «Таверна Рома»/

 

Не бывает отечество отчимом,

Может быть только строгим отцом,

Что умом наделяет, вколоченным

Тайно вшитым в перчатку свинцом.

 

Не бывает ни злым, ни безжалостным-

Таковы короли да князья,

Не смешай его с ними, пожалуйста-

Зла держать на отчизну нельзя.

 

Не бывает отечество отчимом

Даже к тем, кто его разозлит,

Только взглядом своим озабоченным

Непослушным уняться велит.

 

Мало ссор с сопредельными странами-

Уговаривать нужно детей

Не терзать его тайными ранами,

Отказаться от подлых затей.

 

Не бывает отечество отчимом-

До конца его дней беглеца

Манит светом в окне заколоченном

И крестом на могиле отца.

 

Мне кричать теперь хочется странникам,

Покидающим землю свою:

Не бывает изгнанник избранником

И счастливцем в далёком краю.

 

Эльдорадо там ищет, как водится-

Узнаёт лишь на старости лет:

«Позлащённый»- оно переводится,

Позолота – и той почти нет,

 

И уныло бредёт по обочинам

Чужестранных дорог, средь пустынь.

Не бывает отечество отчимом,

Не отринь его и не покинь.

 

Постскриптум:

 

       Оказался я и сам в чужом краю,

       Но во мнении ушёл от старика-

       Слишком отчима я образ узнаю

       В той отчизне, что навеки далека.

 

 

 

 

* * *

Об изменениях в нашей дальнейшей программе

Вежливый диктор опять объявляет с экрана.

Столько уже перемен в нашей жизненной драме

Было, что слышать об этом нисколько не странно.

 

Литры на кварты сменили и вёрсты на мили

/Утлую лодку бросало то влево, то вправо,

Так что решились и прыгнули/ - переменили

Жизнь, надежду, идею, язык и державу.

 

Всё ли другое здесь? – нет, та же неба безмерность,

Так же в берёзовых рощах кукушка смеётся,

Так же важны среди любящих вера и верность,

Если же скажут – «И этого не остаётся»,

 

Если мне явится ангел с мечом, объявляя

О приговоре, скреплённом в заоблачном храме,

Я унижаться не стану, его умоляя

Об изменениях в нашей дальнейшей программе.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Нам цель ясна, но-путь наш долог-

Темны детали.

Ты пропиши мне, офтальмолог,

Очки для дали.

 

Не чтоб рассматривать предметы

У окоёма-

Чтоб видеть время, что воспето,

Но незнакомо.

 

Увидеть будущего лики,

Мосты и башни,

Но не забыть бы невеликих

Забот всегдашних.

 

А если время непроглядно-

Очки нужны и

Чтобы увидеть всеохватно

Пути земные

 

И оглядеть в минуту оком

Париж, Тбилиси..

Лишь не разбить бы ненароком

Очков для близи...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Нежные краски роз принял в себя рассвет,

Переходящий в день, переходящий в ночь.

Месяцев череда в цепь переходит лет,

Переходящих в жизнь – и уходящих прочь.

 

Всё остаётся в нас: детской тревоги миг,

Мыслей неясный рой, переходящий в страх,

Переходящий в плач, переходящий в крик,

Переходящий в сон в дедушкиных руках.

 

Вижу со стороны маленького меня

Переходящим в класс – третий, шестой, восьмой,

Переходящим зал, чтоб аттестат принять,

Бал переходит в ночь – но не пора домой.

 

Переходящий приз алчущим получить

Надо ль себя смущать чувством своей вины

Перед самим собой, надо ль себя учить

Скромности у ворот времени седины?

 

Слава поток судьбы переходящим вброд,

Всем, не привыкшим ждать, рвущимся в крутоверть,

Не упуская час, переходящий в год,

Переходящий в век, переходящий в смерть...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

О Жизнь, спокойствие даруй,

Спокойствием дыши.

Оно и парус мне, и руль,

И двигатель души

 

Не безучастный белый лёд,

Не холод погребов,

А облаков неспешный лёт

Над гладью голубой.

 

Биологических часов

Ритмичный, мерный ход

Пусть движет жизни колесо,

Покуда есть завод.

 

Покуда видеть мне дано

Рассвет и окоём –

Мне силу черпать суждено

В спокойствии моём.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Простые истины сложны,

И к нам приходит их познание

Через стократное признание

Своей ошибки и вины.

 

А что же сложные? Темны,

И лишь для тех ясны, кто искренне

Оплачивал простые истины

По курсу чистой седины.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Я многое вижу воочью, но вы не поймёте меня.

Моё восхищение ночью не есть неприятие дня.

 

Способны ль осмыслить вы это, зажатые догмой умы? –

Не есть оскорблением света моё восприятие тьмы.

 

Пусть время позиции сблизит, а всё-таки кажется мне,

Что солнца ничуть не унизит моё поклоненье луне.

 

Неужто завяжется драка и кто-то окажется бит?

Моё ж восприятие мрака сияния не оскорбит!

 

Но я к конформизму склоняюсь, и вскоре себе изменю –

Я втайне уже поклоняюсь и солнцу, и свету, и дню,

 

Готов с оппонентами слиться, но верю, себе на уме –

Они ещё будут молиться и ночи, и мраку, и тьме!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

***

Сальери Моцарта убил.

Не отравил банально ядом-

Он в трудный час с ним не был рядом,

Подняться неспособен был

 

Над мелкой завистью своей,

Бросая равнодушно взоры

На беды Моцарта. Изоры

Не нужен дар – убьёт скорей

 

Бездушие. Не яд в бокал –

Другой он способ избирает,

Он с криком «Моцарт умирает!»

Врачей по Вене не искал.

 

Он убивал его, где мог –

Слушком нелепым, сплетней злобной,

И гений – хрупкий, «неудобный»,-

Ушёл за вечности порог.

 

Но Моцарт – жив: звучат века

Его бессмертные мотивы,

И с ним для нас поныне живы

Они на кончике смычка.

 

А мёртв – Сальери, ведь его

Почти никто и не играет.

Завистник первым умирает –

За  зависть мщенье таково.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

                                                            «Аморе, море, оре, ре амикус когносцитур»-

                                                            «По любви, нраву, речам, делам друг познается»

                                                                                                        /Латинская пословица/

 

«Аморе, море, оре, ре..»-

Напев пословицы старинной,

Ну что мне в притче той недлинной-

Иное время на дворе...

 

Да, век иной – но по любви

Друзья, как прежде, познаются,

В беде – пусть циники смеются-

Друзей ты истинных зови.

 

По нраву познаётся друг

И познаёт тебя по нраву,

Когда впускаете по праву

Друг друга вы в заветный круг.

 

Друг познаётся по речам,

Его ты жадно ловишь слово:

Как это верно, как толково,

Как так сказать не смог я сам?

 

И в деле познаётся друг,

Когда он весь уже с тобою-

С речами, нравом и любовью,

И умной силой добрых рук.

 

Да, путь от Рима пройден длинный,

Век Интернета на дворе,

Но я отлил бы в серебре

Напев пословицы старинной-

«Аморе, море, оре, ре..»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Под благодатным покровом снегов

Спит измождённое поле…

Что ж – выходящие из берегов

Реки не чувствуют боли,

 

Но выходящие из берегов

Чувства – стихия иная.

Мечутся слепо, сбиваясь с кругов,

Меры и веры не зная.

 

Под благодатным покровом любви

Пусть успокоятся души.

Милое сердце, надеждой живи,

Скепсиса голос не слушай,

 

И новогодней звезде промерцать

Дай откровением новым.

Пусть успокоятся наши сердца

Под благодатным покровом.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Оплаченное время

 

В кабине освещенной,

Забытой с неких пор,

Я вел по телефону

Неспешный разговор,

 

И видел: длиться б теме,

Да светится окно:

“Оплаченное время

Окончится должно.”

 

Ну что ж – монету вбросим,

Беда невелика,

Да вот кого попросим

Продлить, когда рука

 

Незримая поманит,

Обозначая час-

И так же нас обманет,

Как всех, кто жил до нас.

 

Казалось – нету края

Созвездию удач,

Ты твердо знал, решая

Стечение задач –

 

Успехом отзовутся

Труды ума и рук…

Не знал, что оборвутся

Минуты жизни вдруг,

 

На прерванной поэме

Закончишь свой полет –

Оплаченное время

К потомкам перейдет.

 

Пусть связывают нити

Оборванных надежд,

Вы, судьбы, их храните

От барственных невежд,

 

От жизни мелкотемья,

От пробы на разрыв,

Оплаченное время

Надолго им продлив.

 

 

 

 

 

 

* * * 

Может, только показалось мне

В полной темноте и тишине,

Что увидел я зверька в огне,

Бывшего и гибким и проворным,

 

Но алхимик, мудрый человек,

Записал же в свой далёкий век

В толстом томе с переплётом чёрным,

Что на полки лёг библиотек:

 

«Саламандра-зверь живет в огне-

Ни на луговом ковре узорном,

Ни в озёр прохладной глубине,

Ни в тиши лесов ей жизни нет»

 

Пусть педант рассказ объявит спорным,

Обьяснит, что дружит лишь с водой

Саламандра, ей грозит бедой

Пламя – может стать огню едой.

 

Саламандры нет – какая жалость!

Но поболе смысла в сём осталось,

Чем в иной легенде молодой-

И под спудом вечности седой,

 

Где секрет запрятан не один,

Тайною сверкнёт любая малость.

Зверю, что жильём избрал камин,

Там строка особая досталась,

 

И она из памяти глубин

Выплывет, подобно Ихтиандру...

Люди, вспоминайте саламандру –

Миф необходим, как витамин!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В ночном калейдоскопе

 

…А над Абастумани

Проходят облака

Как шах Аббас в тумане

Ведет свои войска,

 

Полки Сарданапала

Плывут сквозь дым свечи,

“-На нас орда напала!”-

Несется крик в ночи…

 

И в призрачно-туманном

Свечении луны

Становятся нежданно

Сказаниями сны –

 

И можно, как ни странно,

Увидеть из окна

Неведомые страны,

Иные времена -

 

Свет бросят фонари на

Примятую постель,

Смеется Форнарина,

И пишет Рафаэль,

 

Там – кистью Леонардо

Рождается портрет,

Там – под рукою Барда

Слагается сонет…

 

В Китае ли, в Европе

История миров

В ночном калейдоскопе

На облачный покров

 

Отбрасывает тени-

Проходит мимо нас

Мир в блеске и цветеньи-

А тот, глядишь, угас…

 

И мы исчезнем – данью

Летейской – навсегда,

Грядущему преданью

Страницу передав.

 

 

 

 

 

 

* * *

“О” – это знак кислорода,

Выдох, дарующий вдох,

Обруч контрольный у входа-

Выхода между эпох.

 

Века отверстое око

Смотрит, готово ожечь.

Долго ль такого оброка

Срок подношенья, о Речь?

 

Долго ли? – Снова и снова!

Бегство? Уход? – но какой-

В башню кости слоновой,

В вольных полей покой,

 

В острова обособленность?

Тупо, огромно, мертво –

Прет “обороноспособность”,

И – ничего…

 

Только над бывших целей

Россыпью – облака…

Обручи параллелей

Держат наш шар пока.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Ну что за люди - русские евреи

Безверные, двух станов не бойцы,

Разбросаны от Пскова до Вереи

До Вологды – во все страны концы,

 

А сколько их еще на Украине,

А в Беларуси, а в краях иных…

Ну что ж – пускай их горький жребий минет –

Менять страну иль погребать родных

 

До срока. Ведь веками, не жалея

Себя, старались доброе вершить.

Какая прелесть – русские евреи,

Когда они смеются от души.

 

Хоть есть средь них и те, что, тихо злея,

Урвать хотят от братского куска,

Какая пакость – русские евреи,

Когда своим вредят исподтишка…

 

Легко ль жестоковыйному народу,

Три тыщи лет себе не изменив,

Втекать в другой народ, как масло в воду,

Себя лишь по поверхности разлив?

 

Так величайший из народов малых

Идет сквозь время медленно – но глядь:

Он сочетаньем качеств небывалых

Людей еще продолжит изумлять:

 

В нем та же жалкость, бьющая на жалость,

И та же страсть пробиться напролом,

О Господи, как все перемешалось:

“Шабат шалом!” – “Воистину шалом!”

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Реквием ракетоносителю (Ноябрь 1982 – Март 1985)

 

Он уходил – от простынь белых,

От всех живущих в эту ночь,

А что я мог тогда поделать

И чем я мог ему помочь?

 

Еще генсека прославляли,

Ища цитаты для газет –

Уже в Колонном строгом зале

Темнили крепом люстр свет,

 

Вплетали в речи все умело

Ему хвалу, его слова –

А рядом с ним уже сидела

И плакала его вдова.

 

Ну что же, с ним ушла эпоха.

Соратник, что его сменил,

Как будто начал и неплохо,

Да изнутри и он загнил,

 

Под взглядом Феликса железным

Иные помня времена,

Он заглянуть боялся в бездну,

К которой двигалась страна.

 

Хотел его преемник школу

Исправить,  все хотел решать,

Но жечь не мог сердца глаголом,

Не смог позднее и дышать.

 

Короче властвованье было,

И глуше слава и смешок,

И, может быть, сама могила

Короче тоже на вершок.

 

И вот пришел, кого мы ждали –

Его простого пиджака

Пятиконечные медали

Не занавесили пока.

 

И рядом с ним – ушедших тени,

Их взгляд и мысленный совет,

Они сгорели, как ступени

Мощнейшей изо всех ракет.

 

Он ими вышел на орбиту-

Стократно Землю обогнуть

И не терять ее из виду,

И я шептал: “Счастливый путь”.

 

Перестроечный вальсок

                                                                    Константин Эдуардович Циолковский

                                                                    писал, что то, чем он занимался, не принесло

                                                                    ему ни денег, ни хлеба, но в будущем принесёт

                                                                    человечеству горы хлеба и бездну могущества.

Расхищается Фонд Госимущества,

Рубль стоит вчерашний пятак...

Горы хлеба и бездну могущества

Обещал нам калужский чудак.

 

Хоть самим признаваться не очень-то,

Но худые пришли времена –

Горы хлеба гниют по обочинам,

В бездну хаоса смотрит страна.

 

Стали жуткими тихие скверики,

Глянешь в прессу – и дрожь проберёт,

Горы хлеба плывут из Америки,

Бездну цен озирает народ.

 

Что ж мы плачемся: «Если б мы ведали!»,

На слепые смотря фонари?

Горы – то, что искали, да предали,

Бездны – то, что открылось внутри.

 

И мольбами уже бесполезными

Оглашая пространство небес,

Мы плывём меж горами и безднами

Без штурвала и паруса без,

 

Всё надеясь, что как-то упрочится,

Иль поправится, волей светил,

Что симбирский чудак напророчил и

Что горийский чудак накрутил,

 

Что в конце каннибальского ужина

Вдруг объявится Спас /на крови/,

И обломятся нам незаслуженно

Горы счастья и бездны любви.

 

Но вода ледяная прозрения

Обступает нас по сторонам:

Знать, помимо потомков презрения,

Ничего не обломится нам,

 

Если будем сидеть у обочины

С головой, обращённой назад,

То на горы смотря озабоченно,

То о безднах твердя невпопад.        

 

 

Баллада о розах

 

Не отражали ни фильмы, ни проза

Всю перестроечную суетню...

Белая роза и красная роза-

Это не раз вспоминал я на дню.

 

Я не смотрел через времени горы

В сверхнезапямятные времена-

Плантагенеты там или Тюдоры,

Алой ли, Белой ли розы война...

 

Было всё много больнее и ближе:

Кровью исходит семнадцатый год,

Белую розу у «белого» вижу,

С красной гвоздикою «красный» идёт,

 

Красное знамя навстречу летело

Белому, почву прокрашивал бой

Красною кровью из белого тела-

Не «пролетарской» и не «голубой».

 

Розы ушли из советского быта,

Их лепестки облетели в пургу,

Кровь застывала безвинно убитых-

Алые розы на белом снегу.

 

..Нас на краю не идея спасала-

С кровью пробились к победному дню,

Красные с белыми розы бросала

Майская Прага на танков броню.

 

..Белые розы у гроба тирана,

Горькие слёзы на красных глазах,

Быстро исчезла из книг и с экрана

Истина, спущена на тормозах.

 

На подавление новой «угрозы»

Вздумалось силу направить вождям-

Бросила Прага плевки, а не розы

Танкам, что к мирным пришли площадям.

 

Жили то страдно, то страшно, то странно-

Веку признаемся ль в горькой любви?

Каждая быль – воспалённая рана,

Каждое имя – кого ни зови...

 

Жизнь и история – общие слёзы,

Мы вспоминали всё чаще тогда

В каждой судьбе свои смятые розы-

Символ надежд, что ушли навсегда.

 

Всё ж, избавляясь от догмы и позы,

Стали мудрее – с какого-то дня

Красные розы и белые розы

Не различались уже для меня-

 

Так лепестков своих нежность сливали

В траурной лентой увитом венке,

В памяти гасли и вдаль уплывали

Вниз по истории вечной реке...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

“Кто сильнее на этой картине?” 

 /По статье Е. Евтушенко о картине Олеге Целкова , где тот сближает бокалы с Рембрандтом/

 

“Кто сильнее на этой картине?”-                              

Поражающий нас и поныне                                      

Светотеней и красок игрой,-                                     

Или тот, что рожденьем к нам ближе,

(Жить ему довелось и в Париже)-

Послесталинской фронды герой.

Хоть не думал он быть ни героем,

Ни борцом с существующим строем –

Только вытеснен был за кордон

По велению тех, кто железно

Знал, что видеть народу полезно,

А чего должен быть он лишен.

 

Рембрандт знал нищету и наветы,

Горечь тяжких утрат, - но при этом

Кто б лишил его отчей земли?

Вопрошали тогда бестолково:

“Про какого такого Целкова?”-

А в музеях бы видеть могли!

Разве он уступил в поединке

Той загадочной, страшной картинке,

Превращался в которую мир,

(Где дрались одинаково ръяно

С “формализмом – искусства изъяном”

Густобровый иль лысый кумир)?

 

На загадочной этой картинке

Было все – и с речами пластинки,

И воздушного хлопка поля,

И сильнее полотен абстрактных

Разлагали портеты в парадных

Пиджаках, а потом – в кителях.

Страшен здесь не мундир или китель-

То, что вождь завещал и учитель

“Чуждым дать извращеньям отпор”-

Расправляться со словом свободным

Или кисти мазком благородным

(Что творить норовят до сих пор).

 

Все ж настала эпоха иная,

И пришлося в ней туго, я знаю,

Всем душителям слов и мазков –

Вышли из-за архивных заслонов

Фальк, Кандинский, Лентулов, Филонов-

А за ними вернулся Целков.

Он сильнее на этой картине,

Так грустивший по русской равнине,

Хоть нашел почти все, что искал.

И себя перед этим холстом я

Представляю – и мысленно, стоя

Подношу к нему третий бокал.

 

 

* * *

                                                       «Егор Петрович Мальцев болеет, и всеръез..»

                                                                                                                А. Галич                          

 

                                                      «Над всей Испанией безоблачное небо»

                                                               /сигнал к франкистскому мятежу 1936 года/

 

Бодро – это намного лучше, чем вяло-

Кому-то – черные кошки, нам – полные ведра,

Пусть нытики ноют, что демократии мало –

Всего другого достаточно – все у нас бодро!

 

Забыв о своем запущенном диабете,

Егор Петрович бодро покинет одр,

И тут же двинет голосовать за этих –

За тех, кто выделен, бодро-бдителен, бодр!

 

Ужо мы траву худую выполем с грядок,

И будет у нас, как над всей Испанией – вёдро,

Но главное – то, что в стране наступил порядок,

Зубодробительный, бодро-бдительный...Бодро!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Дорогие вы мои россияне,

Далеко вас завели ваши игры,

Обещали вы себе роз сиянье,

Не заметили терновника иглы.

 

Диктатуры опасались вы скоро

В маске генерал-полковника злого,

Ожидали вы шагов Командора-

Не услышали дуды крысолова.

 

И не надо, братцы, падать со стула-

Сотни жертв для вас – привычное дело.

Что с подлодкой «Курск»?- она утонула,

Что со школою в Беслане?- сгорела,

 

Что с домами? – их взорвали злодеи,

Что с «Норд-Остом»? – всех сгубили бандиты..

Ради великодержавной идеи

Иноземные свободы забыты.

 

Если даже вы пойдёте войною

На околицы- искать виноватых,

Вам откроется внезапно иное:

Поищите их в высоких палатах.

 

И мечты ваши окончатся скверно

Про империю от Мги до Непала.

Что с народом?- всё безмолствует, верно,

Что с Россией? –да, возможно, пропала.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Зеркало века.

 

Грозный век, отразившийся в памяти

Поколения, как в зеркалах –

Разобраться бы в заверти, замяти –

Людях, датах, событьях, делах.

 

Может, к десятилетию каждому

Обернуться на несколько строк,

Чтоб увидели, правды возжаждав, мы

В чем он был – его миф иль урок.

 

 

Нулевые.

 

Викторианская эпоха отошла,

Но в мирном воздухе висит, как запах роз,

Взлетели братья Райт, но мысль не пришла

Покуда в голову ничью про бомбовоз,

 

И дум властители –Марк Твен и Лев Толстой -

Покуда живы, и новинкою – кино,

И как позднее кто-то вспомнит про застой

И умилится – это вспомнить суждено.

 

 

Десятые.

 

Век двадцатый лишь тут начинается

Бесконечной Великой Войной,

По траншеям пехота валяется,

Под снарядом уйдет в перегной,

 

И в пустые дома возвращение

Ампутацией меченых туш

Балерин оттеняет вращение

И тоску очарованных душ.

 

 

Двадцатые.

 

Проба пера. Модернизм ищет пути

На киноэкраны и музейные стены,

Одно поколение хочет себя найти,

Другое – сходит с исторической сцены.

 

Молодежь на корте перебрасывается мячом,

В подворотнях Мюнхена тихо копится злоба,

И безумный Гарин пишет по стали лучом:

“Проба пера. Проба пера. Проба.”

 

 

Тридцатые.

 

Из голов переживших депрессию

Все мечты на экраны ушли,

Лига Наций собралась на сессию,

Размышляя о судьбах Земли.

 

Говорите – чего еще больше-то

Остается до взмаха меча

Что вначале расправится с Польшей –до

Всех грядущих забав палача.

 

 

Сороковые.

 

Работа для мужчин – стрелять и убивать,

И ей тогда пришлось заняться миллионам,

Остались где-то мать, уют, жена, кровать-

На фронте жизнь шла по фронтовым законам.

 

Хотя бы знаем мы, благодарить кого

За то, что из печей наш пепел не тянулся,

И тех, кто Бомбу сплел почти из ничего,

Чтобы от бездны мир повторно отшатнулся.

 

 

Пятидесятые.

 

Перенесшее ад поколение

Открывает экран голубой

Для себя, и цветет потребление,

И детишек рожают гурьбой.

 

Расцветает над бомбоубежищем

Клумба, радует взоры балет…

Для скольких это станет прибежищем

Драгоценных для памяти лет.

 

 

Шестидесятые

 

Дети цветов, что пытались вы принести

Миру – любовь, надежду, дурман, покой?

Все-таки что-то смогло потом прорасти,

Если остался мир после вас – не такой,

 

Каким хотели видеть его старики,

Каким привыкли видеть его отцы.

Все мы теперь на другой стороне реки

Времени, старым баржам отдав концы.

 

 

Семидесятые.

 

Расцветавших надежд пятилетие-

“Глянь-ка, в небе –“Союз-Апполон!”

Слилось в переговоров бесцветие

И афганский капкан за углом.

 

Но пружины какие-то тайные

Человечество все же влекли

В те грядущие, необычайные,

Переломные годы Земли.

 

 

Восьмидесятые.

 

Сколько нужно было сбитых самолетов

И команд на предпоследнюю атаку,

Чтобы сдвинулось в умах в итоге что-то,

Чтоб понять, что свет и вправду лучше мрака.

 

И над шкурою убитого медведя,

Над поверженной берлинскою стеною

Повстречались настороженно соседи,

Что друг друга обходили стороною.

 

 

Девяностые.

 

Растворились врата интернетные,

Затянули счастливцев в трубу,

И реляции мира победные

Прозвучали с высоких трибун

 

Под покуда стоявшими башнями

Над Гудзоном, да и над Москвой:

Век двадцатый, страстями вчерашними

Нас пугавший – век кончился твой…

 

 

Эпилог.

 

Тяжки были пути наши – но легки

Списки добрых о прошлом вестей.

Отыграли мы в крестики-нолики

С этим веком жестоких страстей.

 

Вслед нам крикнет: -“Несите свой крест, ноли,

До последних пределов Земли!”

Зеркала нашей памяти треснули –

И осколки в сердца нам вошли.

 

 

Поиски истины, или пути Савелия Козла, искавшего добра и зла

 

 

 

Я здесь читателю открою,

Как некто истину искал.

Как звали моего героя?

Ну, например, Савелий К.

(Хоть есть на “К” фамилий тыщи,

Была, по-моему, его…

Козлов, Козельский иль Козлищев,

И, очевидно, оттого,

В далекой юности обрел

Савелий прозвище “Козел”)

 

 

Тому и внешность, - мысль вдогонку

Пошлю, - причиною была:

Имел худую бороденку

И голос, словно у козла.

Но как там жизнь его ни давит,

В субтильном теле – дух не хил!

Кто думал, что он дом оставит, -

Не оттого, что стал постыл

Дом – нет, его души тоска

Погнала истину искать.

 

 

В родимом Энске-городке

Он всех встречал едва ль не чаще,

Чем пальцы на своей руке –

Ну где ж здесь истину обрящешь?

Нетерпеливый наш Савелий

Автобус в город ждать не стал,

А прямиком к великой цели

С портфелем старым зашагал.

( Он был хорошим ходоком,

А город был недалеко.)

 

 

Здесь, чистой правде не переча,

Я расскажу, что у Козла

Прелюбопытнейшая встреча

Тогда в пути произошла.

Он уверял, что утомился,

Следить за трактом перестал,

И воздух якобы сгустился

И женщиной прекрасной стал.

Савелий К. пред светлым ликом

Застыл в смущении великом.

 

 

-“Кто Вы?”- спросил  /нашлась отвага/.

Она вздохнула тяжело:

-“Я та, что вечно хочет блага

И вечно совершает зло:

Прельщает старых, губит юных..”

-“Так как Вас все-таки зовут?”

- “Не догадались? – Я – Фортуна!”

-“На счастье я Вас встретил тут!

Вы подскажите мне пути,

Где можно истину найти”.

 

 

 

Она с улыбкою невинной

Сказала жителю Земли,

Что лишь Фемида иль Афина

Пути бы к истине нашли,

Она ж, бредя по бездорожью,

Тех вознесет, тех разорит,

И больше промышляет ложью-

Но вот Савелья сохранит,

Над ним простерши постоянно

Свою защиту и охрану.

 

 

 

Тепло простился он с Фортуной,

Ускорил шаг, презрев покой,

И смог еще до ночи лунной

Черты достигнуть городской.

Он на скамье покой напрасно

Искал  – как бы из-под земли

Ступив, с намерением ясным

К нему два типа подошли.

Один спросил: “Откуда будешь,

Куда идешь, и – третьим будешь?”

 

 

 

Савелий страшно оскорбился

И заявил им, что он не

Пить  - истину искать явился.

-“Ну да, так истина ж – в вине!

Мир пьющих ясен и осмыслен,

Хоть с виду спиртом замутнен,

В нем масса очевидных истин,

Возьмем, к примеру, самогон..”

Козел пьянчуг покрыл безбожно

Каким-то матом многосложным,

 

 

 

И пояснил им, что тоскует

По тайне смысла бытия,

И вечной истины взыскует,

А не запойного вранья.

Потом он в парке повстречался

С благообразным стариком.

Хоть прежде редко обращался

С вопросом к тем, с кем не знаком,

Но здесь взмолился: “Ради Бога,

Как к истине найти дорогу?”

 

 

 

-“На то нам, смертным, в полной мере

Узнать ответа не дано,

Но к истине усердье в вере

Приблизить все же Вас должно.”

Савелий наш не соблазнился

Исканьем истины такой,

Лишь деликатно напросился

Он на ночлег, ища покой.

О нем священник милосердный

Заботу проявил усердно,

 

 

 

С ним говорил о Боге много,

Так что ушел под утро он

Не рьяно верующий в Бога –

Но с ним изрядно примирен,

И в Дом подался лекционный

На зов афиши – ровно в шесть

Был должен лектор, умудренный

Годами, лекцию прочесть

“О философии познания”

(От общества он прибыл “Знание”.)

 

 

 

И вот пред ним явился лектор,

Приветствуя притихший зал,

И, враз включив диапроектор,

Всем ряд портретов показал:

Сократа, Канта и Оккама,

Меняя слайды во всю прыть

Он все ж о истине упрямо

Не собирался говорить.

Савелий К. обиду эту

Понес в ближайшую газету.

 

 

 

Ему как будто были рады

(Фортуна, видно, помогла..)

В редакции “Советской правды”-

Вещал редактор от стола:

“Ведь что до истины – она

Всегда конкретна, вне сомненья,

И, как материя, дана

Нам в ощущеньях слуха, зренья –

Пусть не в тактильных ощущеньях,

Так в телетайпных сообщеньях,

 

 

 

Их нынче поступает масса:

Запущен к Марсу аппарат,

Отель построен экстра-класса,

Там град прошел, а там – парад..”

-“Все так”- Козел сказал печально,-

Но мне б хотелось между тем

Узнать о истине глобальной

И о проблеме всех проблем,

То есть дойти до самой сути.”

Сказал редактор: -“В институте

 

 

 

И я по молодости лет

За вечной истиной гонялся,

Познать ее давал обет,

Потом смирился и унялся.”

-“Да, но в газете новость ваша

Недолговечна – всем она

День интересна –нету краше,

А уж назавтра – не нужна.

Я эту новость пропущу,

Я вечной истины ищу.”

 

 

 

-“Нет, Вашей истины абстрактной

Вам здесь, пожалуй, не найти,

Вам надо как-то деликатно

Связь с управленцами свести.

Ведь как людьми руководить,

Коль истин сам фундаментальных

Не знаешь? – можно навредить,

Лишь слов наговорив банальных.

Нет, тот, кто призван управлять,

Все истины обязан знать.”

 

 

 

И вот в высокий кабинет-

Не в самый главный, но в солидный,

Козел допущен – здесь ответ

Найдет о истине, как видно..

Когда хозяин кабинета

О сути был оповещен,

Сказал Савелию на это:

-“Увы, у истины имен

Так много, что нелепы споры -

Важнее лик ее который.

 

 

 

Взгляните лучше Вы на сводку-

Вот истины во всей красе:

Там – завезли в деревню водку,

Хотя давно в разгаре сев,

А там – не завезли раствора,

Все не достроят детский сад..

До философского ли спора?

Езжайте лучше Вы назад,

Или спешите, наяву

Взыскуя истины – в Москву.

 

 

 

Вот наш Савелий на вокзале

Печально ходит взад-вперед

И видит:  на скамейках в зале

Торгует истиной народ -

Мужчина бойкий гороскопы

Усердно продает вразнос:

-“Вот эти – только из Европы,

Вот – из Японии прогноз!”,

И видно, что не бескорыстен

Сей продавец небесных истин.

 

 

 

Москва героя оглушила:

Повсюду грохот, гам и гуд,

Все, как подколотые шилом,

Спешат куда-то, все бегут,

Вдруг видит – люди на газоне

В заморских майках расписных

Сидят и курят. Словно кони,

Другие бродят между них,

И льются из магнитофонов

Напевы стран иноплеменных.

 

 

 

Савелий – к ним: -“Скажите честно-

Вы так спокойны, будто вам

И вправду истина известна..”

Ему в ответ: -“Не верь словам –

Мы от нее не столь далеки,

Когда вдыхаем этот дым.

Нам жизнь дала свои уроки,

И мы тебе урок дадим,

Ты истину познаешь эту –

Возьми, приятель, сигарету!”

 

 

 

Савелий затянулся дымом,

Имевшим, право, странный вкус,

Все поплыло куда-то мимо,

Он сплюнул, одолев искус,

Пошел, дошел до поворота,

И видит: человек сидит,

Себе под нос бубнящий что-то.

-“Вы кто?”- спросил. –“Я – кришнаит.”

“-Вам тоже истина известна?”

-“Да здесь сомненья неуместны!

 

 

 

-Я поясню – для Вас ведь внове

То, что для нас – как дважды пять:

Есть надо без пролитья крови,

Не пить, на деньги не играть.

Еще особый навык нужен:

Все время мантры повторять –

Двенадцать раз двенадцать дюжин

И то же каждый день опять.

Вы душу сможете спасти

И кстати к истине прийти.”

 

 

 

Савелий скромно отказался:

Такая вера не влекла,

И рядом с клубом оказался,

Куда толпа его внесла.

-“Что здесь?”-спросил он у соседа.

-“Полегче что-нибудь спроси!

Но будет, кажется, беседа

О судьбах Матушки-Руси,

И как, в намереньях нечисты,

Ей угрожают сионисты.

 

 

 

Здесь будет в споре оживленном

Разоблачен их злостный бред,

А также выйдет посрамленным

Корреспондент заморский – швед”

Оратор плел: отец (Никола),

И он, Кузьма, Николин сын,

Конечно, зря ходили в школу-

Еврей пробрался не один

В учителя, и потому

Их там учили не тому.

 

 

 

Потом вещал им сын Николы:

-“Все пропадем, в конце концов!-

Открыли нынче Протоколы

Сионских тайных мудрецов.

Коли отпор евреям ныне

Не даст родимая земля,

Погубят все они святыни –

От древней лавры до Кремля”

Швед закричал: -“Кузма Николич,

Ви, верно, есть болшая сволич?”

 

 

 

И тут поднялся гражданин,

Чернявый с виду и носатый,

И перед залом встал один,

Сказав: -“Умом вы небогаты:

Евреи шли в войну под танки,

Но в полицаи – никогда,

А Протоколы те – Охранки

Рук царской дело – вот беда!

Кузьма Николич, гой еси,

Мечтаешь о Святой Руси?”

 

 

 

Короче, назревала драка

И поднялся ужасный вой,

Савелий смог уйти, однако –

Сидел у двери боковой.

Увидел вскоре в отдаленьи

Он обьявленье на стене

О сборе литобьединенья.

-“Вот это, кажется, по мне,-

Сказал Савелий,- вдруг поэты

И знают истины приметы?”

 

 

 

Храня большие ожиданья,

Вошел Савелий в должный час

В с трудом отысканное зданье-

Шло обсуждение как раз,

О том, что тема не раскрыта,

Нет у стихотворенья крыл,

Чтоб автор от корыта быта

К высотам духа воспарил.

(Другое мнение – напротив,

Здесь мало почвы, мало плоти.)

 

 

 

Савелий, посидев минуту,

Усек: здесь истин не узнать.

Перед научным институтом

Стоял минут он через пять –

Социологии и прочих

Обществоведенья проблем.

Исканьем истин озабочен,

Проник вовнутрь он, меж тем

Найдя позднее не без мук

Седого доктора наук.

 

 

 

Тот пояснил – и он однажды

Стремился истину узнать,

Но понял, что сперва о каждом

Все надо истины узнать-

Размеры средние зарплаты,

Квартиры, пенсии, семьи,

Проблемы, чаянья, затраты-

У всех ведь истины свои,

И все вот так как на ладони-

Никто для нас не посторонний.

 

 

 

-“К чему подобных фактов сборы?”-

Сказал в ответ Савелий К.-

То есть, важны они, без спора,

Но цель иная велика.

Об истине все разно судят,

Кто прав – не знаешь, хоть кричи,

Ну кто же знает все о людях?”

-“Вполне возможно, что врачи.

Вам, кстати, повезло на диво –

Вот адрес кооператива.”

 

 

 

Все оказалось очень просто,

И через час Савелий наш

Попал к хваленым диагностам,

Был ими взят на абордаж,

И все их датчики, контакты

Сказали позволили потом:

“Бронхит начальный здесь- вот так-то,

Опять же – что-то с животом,

И миокард не идеален,

А впрочем, кто сейчас нормален?”

 

 

 

Савелий все узнал на деле

Про кровь, мочу, и вообще –

Короче, все о бренном теле

И ни словечка о душе.

Потом пошел в библиотеку,

Да не в обычную, а в ту,

Где, что известно человеку,

Все есть – да только за черту

Беднягу так и не пустили,

Вначале уточнивши, или

 

 

 

Ученый он иль дипломат,

К читальному приписан залу,

Спецразрешеньями богат?

Пришлось уйти ему к вокзалу,

И там Савелий горемычный

В обычный молча сел вагон,

И в нем со скоростью обычной

Подался из столицы вон,

И вновь, проспав весь путь ночной,

Он прибыл в центр областной.

 

 

 

И в городок свой двинул пеше -

Через поляну, через лес,

Но уж с вопросом надоевшим

О истине к другим не лез.

Он брел понурый и уставший,

Злой и голодный, словно пес,

Не ощущая покидавший

Его о истине вопрос,

И наконец простился с ним,

Как я с Савелием моим.

 

 

 

* * *

Ты ночною Москвою пройдись, коль не страшно,

Только не выходи в темноту без креста –

Колдуны населяли снесенные башни,

Здесь энергия их до сих пор разлита…

 

Москва – столица ведовства…

 

Ты прозри своим сердцем, что глазу закрыто:

Что-то необычайное произойдет-

Вот сейчас за углом пробежит Маргарита

И пройдет незамеченным кот Бегемот.

 

Москва – столица волшебства…

 

Жаль, живут без чудесного, в ус здесь не дуют,

Те, что наколдовали себе рай на земле,

И еще не такое себе наколдуют,

Пока главный упырь ночью ходит в Кремле.

 

Москва – столица колдовства…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

*  * *

Соседи вздыхали: «Супруги

Как кошка с собакой живут-

То волосы рвут друг на друге,

То просто белугой ревут»

 

Забыли соседи, однако,

Что в доме в те самые дни

И кошка была, и собака-

Да только дружили они,

 

И рядышком спали и ели...

А эти, что волосы рвут,

Да лучше б они поглядели,

КАК кошка с собакой живут.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Воображаемый заплыв

 

А мы сидели на диване,

Словно в воздушной душной ванне,

Разомлевая, как в нирване,

А на стене под потолком

Висела дивная картина

С изображением дельфина,

Дельфина рода Афалина,

На нас косившего глазком.

 

Он нам казался беззаботным

И обаятельным животным,

Напоминавшим телом плотным

Тугую камеру мяча,

И к симпатичному дельфину

Мы в эту самую картину,

Во сне ли, в яви- всё едино-

Залезть решили сгоряча.

 

И мы себе вообразили,

Как будто плавно заскользили-

Не мы, так души- в струйке пыли

К картине этой по лучу.

Да я бы час назад смеялся

Над тем, кто мне сказать бы взялся,

Что я б в картине оказался-

Но вот я сам в неё лечу!

 

И вот уж мы не на диване,

А в синем море-океане,

Но кто же знал, как нас обманет

Дельфин- дурное существо?

На нас он странно покосился,

Махнул хвостом и удалился,

И в океанских далях скрылся,

Как будто не было его.

 

Ну ладно, скрылся – ради Бога,

Ну, мы поплавали немного...

Но в сердце жуткая тревога-

Вдруг всё не сон и не обман-

Ведь мы утонем без дельфина,

Дельфина рода Афалина..

Какая грустная картина-

Как нам вернуться на диван?!

 

 

 

 

 

 

* * *

 

«Врагов наших песенка спета,

Мы их сокрушим без труда,

Уверены мы, что победа

Достанется нам, как всегда,

 

И мы торжествуем, не прячя

Нахлынувшей радости шквал:

Нам всем улыбнётся удача,

А им обеспечен провал!

 

Мы не тюфяки и не рохли,

В обиду себя не дадим,

Так выпьем, чтоб все они сдохли-

А, впрочем – и так победим!»

 

...Но мысль коварная всё же

Змеёю вползает в уют:

Вдруг пьют они, гады, за то же,

О том же, злодеи, поют?

 

Нас так же ничуть не жалеют,

Как мы не жалели бы их,

Мечту извести нас лелеют,

Но губят себя же самих.

 

Ведь можно, как это ни странно,

В нелепой, жестокой борьбе

Ударить другого – а рану

Почувствовать вдруг на себе.

 

Вот тут и опомнятся разом

В гордыне равнявшие злой

Себя – с лучезарным алмазом,

Других – с неприметной золой.

 

Терновника ветвью колючей

Вопьётся в сознанье вопрос:

Да чем же мы, собственно, лучше?

Ничем – отвечая всерьёз:

 

Из той же мы сотканы пыли,

Из той же замешаны тьмы,

Так выпьем, чтоб все они жили-

Как, впрочем, конечно, и мы!

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Поутру причалил к острову фрегат,

На борту скандалил пожилой пират,

Он-де размочалить этот остров рад,

Только вот вначале он отыщет клад.

 

Был пират тот с виду дядя не простой,

Он на карте видел остров со скалой,

А в скале был выбит грот, почти пустой,

Но стоял в нём идол – идол золотой!

 

С глазом в сто каратов, весом в пару тонн...

В эту сказку-правду был пират влюблён,

Слышали пираты вожделенья стон

В час, когда над картой наклонялся он.

 

Наконец, сегодня, прибывши сюда-

Мчит пират по сходням, а за ним – орда,

Нету глаз голодней, чем у них, когда,

«Эй, Фортуна-сводня, клад»-кричат-«Отдай!»

 

Вот и грот заветный, где сгустилась мгла,

Вот и идол..медный! – странные дела-

С позолотой бледной, с глазом из стекла...

Говорят, бесследно шутка не прошла-

 

Босс ругался грязно, выл, судьбу кляня,

И разнообразно дьявола склонял,

Только всё напрасно- что ж тут изменять?-

Растворилась сказка среди бела дня

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Такие сообщения приносит нам печать,

Что не до восхищения, а хочется кричать-

«Вниз полетели акции!», «Огонь открыл подлец!»..

Конец цивилизации, конец, конец, конец...

 

То в Африке, то в Азии кровавится трава-

Такие безобразия, что кругом голова,

Там друга дружку нации всё режут, как овец-

Конец цивилизации, конец, конец, конец...

 

Да и по части климата Земля сошла с ума-

Пустыня ливнем вымыта, уносит смерч дома,

В Исландии акации, а в тундре – огурец –

Конец цивилизации, конец, конец, конец...

 

Культура в пропасть катится – иль в ней лежит давно,

Девицы в жутких платьицах заполнили кино,

Танцовщики без грации, без голоса певец –

Конец цивилизации, конец, конец, конец...

 

Пойдёшь к врачу за правдою – и там спасенья нет,

Диагнозы не радуют – не рак, так диабет.

Мы слушаем в прострации треск рвущихся сердец –

Конец цивилизации, конец, конец, конец...

 

Спасать цивилизацию чем дальше, тем трудней,

Она нам кажет задницу – что мы покажем ей?

Мы ей не скажем «Грацие!», измучены вконец,

Конец цивилизации, конец, конец, конец...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

Свидетели все обалдели,

Когда в одночасье исчез

Со склада при Доме моделей

Материи новой отрез.

Завскладом, премудрый Зузаев,

Пример показал простакам:

Материя не исчезает –

Она прилипает к рукам.

 

На кухне большой ресторана

Присутствует мясо в котле,

Но гости его, как ни странно,

Не видят потом на столе.

Расстроенных повар срезает,

Подняв под кастрюлею жар:

«Материя не исчезает –

Она превращается в пар».

 

К дверям магазина мясного

Ты, друг, подходить не моги –

Тебе там не встретятся снова

Две дивных бараньих ноги.

Мясник разъясняет убогим –

То мудрость на все времена –

«Материя делает ноги –

Но не исчезает она».

 

Принёс ты кольцо в переделку

И видишь, прийдя забирать,

Что выглядит тускло и мелко,

И камень не хочет играть.

Пусть даже сомнение гложет

О качестве и о цене –

Матерья исчезнуть не может –

Но может сточиться вполне.

 

Законы усушки, утруски

И прочего – ушлых дельцов

Толпа разъяснит Вам по-русски –

Чего уж там – факт налицо,

Пусть мысль эта мозг Ваш пронзает,

Как луч – непроглядную ночь:

Материя не исчезает,

Но люди ей могут помочь.

 

                                                   

 

 

 

 

Взгляд из России на полицейские дубинки

 

Мы знаем – выглядит серьёзно

Американский бравый «коп»,

Он на злодеев смотрит грозно –

Чуть что не так – дубинкой в лоб!

 

Наводит твёрдо он порядок

Непререкаемый в момент,

Для нарушителей он гадок,

Ан гаже мент, ан гаже мент!

 

Ажан из города Парижа

Ей-Богу, тоже не простак –

Сперва подпустит вас поближе,

Потом отлупит только так –

 

Молотит винных и безвинных,

Едва заслышит он акцент,

Ажан – он та ещё скотина,

Ан гаже мент, ан гаже мент!

 

А полицай, гроза Берлина,

Хоть с виду вежлив и умён,

Достать своей дубинкой длинной

Прекрасно вас сумеет он –

 

Что ж, поделом злодею мука –

Не пополняй собой процент,

Да, полицай – большая бука,

Ан гаже мент, ан гаже мент!

 

Мой Бог, что это за фигура

В знакомой форме голубой

Подходит молча, смотрит хмуро,

И манит пальцем за собой?

 

Ну что вы, гражданин начальник,

Ведь я ж не вредный элемент,

Я просто пел про театральный

Ангажемент, ангажемент!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

 

В долине Удабно, в золе и пыли,

Грузины покойника кости нашли,

Три тыщи веков, как погиб человек,

Был назван он ими - Удабнопитек.

 

Он был мускулистым,здоровым всегда,

А бегал он голым,не зная стыда,

И жрал в неудАбном жилище

УдАбноваримую пищу.

 

А я в магазине за мясом стою,

От споров нелепых с людьми устаю,

Достали меня человеки-

Хочу я в Удабнопитеки!

 

Я бегал бы голым по диким горам,

Там мясо сырое я б жрал по утрам,

И выл,леопарду подобно,

Да как-то..того..неудобно

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Те еще советы

 

Хра-ни-те день-ги в Сбе-ре-га-тель-ном бан-ке,

Хра-ни-те день-ги в Сбе-ре-га-тель-ном бан-ке,

Хра-ни-те день-ги в Сбе-ре-га.. - пока ин-фля-ции пур-га

Не пре-вра-тит в бу-маж-ки их иль в жес-тян-ки,

Хра-ни-те день-ги в Сбе-ре-га.., хра-ни-те день-ги в Сбе-ре-га..,

Хра-ни-те день-ги в Сбе-ре-га-тель-ном бан-ке!

 

Не по-се-щайте за-ве-дений пи-тей-ных,

Не по-се-щайте за-ве-дений пи-тей-ных,

Не по-се-щайте за-ве-де.. – что там под-меша-но к во-де

И спир-ту в эн-тих за-ве-де-ниях ей-ных?-

Не по-се-щайте за-ве-де.., не по-се-щайте за-ве-де..,

Не по-се-щайте за-ве-дений пи-тей-ных!

 

Не прис-та-вайте к нез-на-ко-мым де-ви-цам,

Не прис-та-вайте к нез-на-ко-мым де-ви-цам,

Не прис-та-вайте к нез-на-ко.. – зай-ти всё мо-жет да-ле-ко –

В пос-тель за-тащат и зас-та-вят же-нить-ся,

Не прис-та-вайте к нез-на-ко.., не прис-та-вайте к нез-на-ко..,

Не прис-та-вайте к нез-на-ко-мым де-ви-цам!

 

Не по-да-вайте по-про-шай-кам у хра-ма,

Не по-да-вайте по-про-шай-кам у хра-ма,

Не по-да-вайте по-про-ша.. – у Вас ши-ро-кая ду-ша,

Всё от-бе-рут и вновь по-про-сят у-пря-мо,

Не по-да-вайте по-про-ша.., не по-да-вайте по-про-ша..,

Не по-да-вайте по-про-шай-кам у хра-ма!

 

Не пей-те во-ду ис-те-ри-чес-ки быст-ро,

Не пей-те во-ду ис-те-ри-чес-ки быст-ро,

Не пей-те во-ду ис-те-ри.. – у Вас по-жара нет внут-ри,

И Ваш же-лу-док – не пус-тая ка-нист-ра,

Не пей-те во-ду ис-те-ри.., не пей-те во-ду ис-те-ри..,

Не пей-те во-ду ис-те-ри-чес-ки быст-ро!

 

Не выс-ту-пайте за пра-ва че-ло-ве-ка,

Не выс-ту-пайте за пра-ва че-ло-ве-ка,

Не выс-ту-пайте за пра-ва – Вы рот от-крое-те ед-ва,

Его зат-кнут Вам, что-бы не ку-ка-ре-кал,

Не выс-ту-пайте за пра-ва, не выс-ту-пайте за пра-ва,

Не выс-ту-пайте за пра-ва че-ло-ве-ка!

 

Не под-да-вай-тесь на по-доб-ные пес-ни,

Не под-да-вай-тесь на по-доб-ные пес-ни,

Не под-да-вай-тесь на по-до.. – жи-ви-те так как Вам удо..,

И пусть по-ют свои со-ве-ты, хоть трес-ни! –

Не под-да-вай-тесь на по-до.., не под-да-вай-тесь на по-до..,

Не под-да-вай-тесь на по-доб-ные пес-ни!

                                                                                            

 

 

 

Ироническая считалка

 

Один

Почтенный господин,

 

И – два –

Его, увы, вдова –

 

Был – три –

Рак у него внутри.

 

Четыре –

Одна в пустой квартире,

 

Но – пять –

Замужем опять,

 

Ведь – шесть –

Надо что-то есть,

 

Чтоб – семь –

Не околеть совсем.

 

Коль – восемь-

«Ну как же это?»-спросим,

 

То – девять-

Не пропадать вдове ведь,

 

Что ж – десять-

На гвоздь себя повесить?

А?

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Песня мушкетера

 

Когда погибло все, что есть,

Пропало, что могло пропасть,

И нет надежд на суд и месть,

А лишь неправда скалит пасть

Да кривда корчит рожи –

Пускай свою проявит власть

Души несдавшаяся часть,

А эта часть зовется честь –

И нет ее дороже!

 

Ведь этой чести не отнять,

Как нашей дружбы не разбить -

Мы не умеем изменять,

Дружить умеем и любить –

И потому мы вместе,

Нас никому не победить,

Но вдруг оступимся – как быть? -

Прийдется все, как есть, принять –

Остаться б только с честью!

 

Хоть смерти нас легко найти -

В какой-то день паду и я -

Услышав новости с пути,

Сперва не верьте вы, друзья,

Нелепому известью,

Когда ж надеятся нельзя

Вам станет – грусть свою тая,

Скажите: -“Друг, прощай, прости –

Ты жил и умер с честью!”

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Возблагодарим Бога-

Ходит нас под ним много,

Трудно видеть всех вроде,

Оттого и грех в моде.

 

Ну так давайте же спешить

Грешить, пока Ему не видно,

А жить и вовсе не грешить –

Сказать по совести- обидно!

 

Возблагодарим друга,

Даже если с ним – туго,

Даже если с ней – трудно,

Но без них - ей-ей – нудно.

 

Ну так давайте же спешить

Грешить, пока ещё мы вместе,

А жить и вовсе не грешить –

Великий грех, сказать по чести!

 

Возблагодарим небо,

Ибо мы сидим с хлебом,

И не без винца, право,

Так что небесам – слава!

 

Ну так давайте же грешить,

Пока они к нам благосклонны,

Безгрешно к кладбищу спешить

По меньшей мере, мы несклонны!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Привет вам, представители элиты,

В златых часах швейцарских соль земли,

Решили вы, что карты наши биты –

Но козыри не все ещё легли.

 

Пусть мы не из кручёных да верчёных,

Но – видит Бог – не из совсем простых,

Который час на наших золочёных? –

Да тот же, что на ваших золотых!

 

Дворцов в наследство мы не получили,

И толк в делах мы знаем – не в речах.

Мы поступаем так, как нас учили,

Но голову имеем на плечах.

 

Хотя у нас нет вкладов миллионных,

Нет полок в холодильнике пустых,

Который час на наших золочёных? –

Да тот же, что на ваших золотых!

 

Мы пьём порой – да ум не пропиваем,

Упрямы – если встанем на своём,

Родителей своих не забываем,

Да и друзей своих не предаём.

 

Нет среди нас в злодействах уличённых,

Хоть также нет блаженных и святых,

Который час на наших золочёных? –

Да тот же, что на ваших золотых!

 

Мы для себя пустой не ищем славы,

Досуг в гостях проводим иль в кино,

Нам ни к чему элитные забавы –

Достанет нам рыбалки с домино.

 

Не нужно нам улиток запечённых,

Борща довольно – свежего, с плиты.

Который час на наших золочёных? –

Да тот же, что на ваших золотых!

 

Так мы живём свои простые жизни,

Не ждём потомков строгого суда,

И больше добрых слов на нашей тризне

Услышат, чем на вашей, господа,

 

И с наших мест в небесных бастионах

Мы взглянем на жаровни для крутых...

Который час на наших золочёных? –

Да тот же, что на ваших золотых!          

 

     

Лимерики о стилях улыбки   Кот Валет с плотоядной улыбкой Потянулся за маленькой рыбкой, Вдруг аквариум стал Налетать на кота – Это было летальной ошибкой.   * * * Циолковский, смеясь понарошку, В дирижабль запихивал кошку, С чем несчастный зверек Согласится не мог, Раздирая обшивку в окрошку.   * * * Грозный Никон, свирепо ощерясь, Выбивал из раскольников ересь, Бил монахов под дых – Старых и молодых, Хорошо для начала примерясь.   * * * Школьник Вася с блаженной ухмылкой Наклонился над полной копилкой- Еще б рубль найти – Можно будет пойти В лавку за электрической пилкой.   * * * Старичок обратился с усмешкой К молодым, на пороге помешкав: -“Я ведь тоже грозил Пробираться в ферзи, А в могилу схожу той же пешкой…”                                 Бескрылки, или написанное с соавторами   Ох, завело же нас скопище гадин В эту тюрьму да суму… ТРУД ЭТОТ, ВАНЯ, БЫЛ СТРАШНО ГРОМАДЕН- НЕ ПО ПЛЕЧУ ОДНОМУ.   / Н.Некрасов, “Железная дорога”/   За то, что помещик в роскошестве жил, Наследник транжиру осудит – Он дважды именье, что есть, заложил, И ТРИЖДЫ – КОТОРОЕ БУДЕТ.   /В. Маяковский/   Гуляя тропинками горного Крыма, Забрел за опасную, знать, я межу: -Откуда здесь трупы? –ИЗ ЛЕСУ, ВЕСТИМО! ОТЕЦ, СЛЫШИШЬ, РУБИТ, А Я ОТВОЖУ.   /Н.Некрасов, “Крестьянские дети”/   Нелепа жизнь у алкоголиков – Нет, чтоб сидеть, качать внучат – Нет – ПЬЯНИЦЫ С ГЛАЗАМИ КРОЛИКОВ “ИН ВИНО ВЕРИТАС!”- КРИЧАТ.   /А. Блок, “Незнакомка”/   А вдруг бы в подвале, в сплетении тел, Юсупов достать револьвер не успел? Достал бы Распутин гадюку, смеясь – И ВСКРИКНУЛ ВНЕЗАПНО УЖАЛЕННЫЙ КНЯЗЬ.   /А.Пушкин, “Песнь о вещем Олеге”/   “Пасут” геолога три волка, Сидит бедняга на шесте У НЕЗНАКОМОГО ПОСЕЛКА, НА БЕЗЫМЯННОЙ ВЫСОТЕ.   /М. Матусовский, “На безымянной высоте”/   Когда нас жизнь бьет по роже, Мы прячем голову в карман – ТЬМЫ НИЗКИХ ИСТИН НАМ ДОРОЖЕ НАС ВОЗВЫШАЮЩИЙ ОБМАН.   /А. Пушкин, “Евгений Онегин”/     Ну кто бы раньше образумил простака, Сказал, что возле магистрали я гнездо вью – Здесь поезд, что ни ночь, летит издалека, И С ТЯЖКИМ ГРОХОТОМ ПОДХОДИТ К ИЗГОЛОВЬЮ.   /О.Мандельштам, “Бессонница, Гомер,тугие паруса”/   Купцы перед дворцом пришли в восторг: -“На этой площади раскинем торг!” Правитель им ответил, прям и честен: -“Я ДУМАЮ, ЧТО ТОРГ ТУТ НЕУМЕСТЕН!”   /И.Ильф, Е.Петров,”Двенадцать стульев”/

Сизифов камень вслед летящим птицам
Воскликнул: "Но каков богов каприз!
Вам в небо ввысь назначено стремиться,
А МОЙ УДЕЛ - КАТИТЬСЯ ДАЛЬШЕ ВНИЗ"

(С.Есенин, "Письмо к женщине")

Смотри, чтоб избежать забот,
Кому какого зверя даришь":
Буржую вот - Чеширский кот,
ТАМБОВСКИЙ ВОЛК - ТЕБЕ, ТОВАРИЩ!

(Советская пословица)

Бьют копыта, вьются гривы,
Нет лица на Фаэтоне:
"-ВЫ НА ШАГ НЕТОРОПЛИВЫЙ
ПЕРЕЙДИТЕ, МОИ КОНИ!"

(В.Высоцкий, "Кони привередливые")

Ловил профессоров пират-дурак
И вешал, движим низкими страстями,
А после долго любовался, как
КАЧАЮТСЯ СВЕТИЛА НАД СНАСТЯМИ 

(А. Городницкий, "Старинная пиратская")

Стоял Геркуланум, прекрасный весьма,
С Помпеями разве в изяществе споря,
Пока не накрыла однажды их ТЬМА,
ПРИШЕДШАЯ СО СРЕДИЗЕМНОГО МОРЯ 

(М.Булгаков, "Мастер и Маргарита")

Цыганкин в дороге застрял драндулет
Верст за пятьдесят до родного села.
-"Да ты заведешся, злодей, или нет?"-
ЦЫГАНКА ГАДАЛА, ЗА РУЧКУ БРАЛА.

(Русский народ, "По Дону гуляет..")

Все к мэру бегут, нарекая на взятки:
"Забыла про честь лихоимцев орда,
Когда же закончатся эти порядки?"
-"ТАК БЫЛО, ТАК ЕСТЬ И ТАК БУДЕТ ВСЕГДА!"

(С.Михалков, "Текст Государственного гимна Российской Федерации")

(продолжение предыдущей)

"-При наших зарплатах, весьма неуместных,
Чего еще, люди, вы ждать-то могли?"
-"Неужто же нету чиновников честных?"
-"ИХ НЕТ И НЕ БУДЕТ НА РУССКОЙ ЗЕМЛИ"

(К.Рылеев, “Иван Сусанин” ("Предателя, мнили, во мне вы нашли"))

Друг мой трудится в оперетте,
Репетирует неустанно,
ПО УТРАМ ОН ПОЕТ В КЛОЗЕТЕ,
А ночами, опять же - в ванной.

(Ю.Олеша, "Зависть" )

Приходит в планетарий вновь и вновь -
За годы служба ей не опостыла -
Сотрудница по имени Любовь,
ЛЮБОВЬ, ЧТО ДВИЖЕТ СОЛНЦЕ И СВЕТИЛА

(Данте Алигьери, "Божественная комедия")

Автор советский поэмою страстною
Дни революции жарко воспел,
ЖАЛЬ ТОЛЬКО, ЖИТЬ В ЭТУ ПОРУ ПРЕКРАСНУЮ
Автор желанья ничуть не имел

(Н.Некрасов, "Железная дорога")

Гробовая тишина, не свищут мины.
Город Грозный покидают батальоны.
"МЫ, ОГЛЯДЫВЯАСЬ, ВИДИМ ЛИШЬ РУИНЫ",
Генерал заметил удовлетворенно.

(И.Бродский, "Письма римскому другу")

Связной не пришел на свиданье в двенадтцать.
Была у шпиона в душе маета,
Но стало позднее в мозгу проясняться:
НЕ ТОТ ЭТО ГОРОД, И ПОЛНОЧЬ НЕ ТА.

(Б.Пастернак, "Метель")

Листовки, содержащие призывы
Нашли в шкафу фрондирующей дивы,
А В КОМНАТЕ ОПАЛЬНОГО ПОЭТА
Нашли потом четыре пистолета.

(А.Ахматова, "Воронеж")

Отказался от рюмашки,
Ем как птичка, сплю как слон -
Склеротические бляшки
С ГЛАЗ ДОЛОЙ, ИЗ СЕРДЦА ВОН.

(Русская пословица)

Жил в одном диване добывайка,
Он туда таскал вещички рьяно,
И его в сердцах звала хозяйка:
"НИЗКИЙ ВОР ИЗ МОЕГО ДИВАНА"

(Дм.Кедрин, "Кофейня")

СТРАДАНИЯ ПРОСИТЕЛЯ

Секретаршу глазами ест, как Муму,
И глядит на дверь, будто это Мекка:
"ПРОВЕДИТЕ, ПРОВЕДИТЕ МЕНЯ К НЕМУ,
Я ХОЧУ ВИДЕТЬ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА!"

(С.Есенин, "Пугачев")

ОГОРЧЕНИЕ КОМАНДИРОВАННОГО В ПАРИЖ

На суточные славшие не щедры,
Всех франков хватит бутерброда на три...
Я НЕ УВИЖУ ЗНАМЕНИТОЙ "ФЕДРЫ"
В СТАРИННОМ МНОГОЯРУСНОМ ТЕАТРЕ.

(О.Мандельштам, "Я не увижу знаменитой <Федры>...")

Дом не продастся никак у обочины -
Грузовики всем охоту отбили.
Сетуют зря продавцы озабоченно -
Люди хотят жить БЕЗ ШУМА И ПЫЛИ.

(к/ф "Бриллиантовая рука", сценарий Л.Гайдай,Я.Костюковский,М.Слободской)

УГРОЗА НКВД-ИСТА ПИСАТЕЛЮ

-"Не только там чужих шпионов
И недоумков, вашу мать, -
Мы можем СОБСТВЕННЫХ, ПЛАТОНОВ,
И БЫСТРЫХ РАЗУМОМ ломать!"

(М.Ломоносов,"Ода на день восшествия
  на всероссийский престол ее величества
  государыни императрицы Елисаветы
  Петровны 1747 года")

В море что всего неизменнее? - Дно:
Было здесь вчера, будет завтра оно...
Хорошо, знать, рыбам - имеют оне
ЧУВСТВО УВЕРЕННОСТИ В ЗАВТРАШНЕМ ДНЕ.

(Политическая мантра)

Сидит Орджоникидзе пьян,
Глядит - в дверях Тер-Петросян.
Он поднял рюмку с "Ажалеши"
И говорит: "КАМО ГРЯДЕШИ" 

(Название романа Генрика Сенкевича (основа - библейская ) )

В ШКОЛЕ КАРМАННИКОВ

"Нет, ты на воле не походишь,
              ты вмиг засыпешься, малек!
Ну как ты к фраеру подходишь,
              ну как ты тянешь кошелек ?!
Вот так бери, вот так держи и
              вот так тяни его сюда!
Пойми, что ДЕНЕЖКИ ЧУЖИЕ
              НЕ ДОСТАЮТСЯ БЕЗ ТРУДА!"

(Б.Окуджава, "Портленд")

Офицер набросил китель
На бутыль, где самогон.
-“КОМАНДИР НАШ БЫЛ ЛЮБИТЕЛЬ”,-
Пояснил смущенно он.

(А. Твардовский, "Василий Теркин")

По Горьковским мотивам

 

                                         “Человек - это великолепно… это звучит гордо”  М.Горький

Человек – это звучит

Гордо,

И об стол его стучит

Морда.

 

Человек – это звучит

Гадко,

На губах его горчит

Складка.

Человек – это звучит

Вяло,

Но он ножками сучит:

-“Мало!”

Человек – это звучит

Мерзко,

И на ближних он кричит

Дерзко.

Человек – это звучит

Страстно,

Нож в груди его торчит –

Ясно?

Только слышится вдали,

В поле:

-“Человек – это вели-

коли…”