ЛИРИКА ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА
Эпохи одна от другой
отличаются во времени, как страны в пространстве, и когда речь идет о нашем
"серебряном веке", мы представляем себе какое-то яркое, динамичное,
сравнительно благополучное время со своим особенным ликом, резко отличающееся
от того, что было до и что наступило после. Эпоха "серебряного века"
простирается между временем Александра III и 1917 годом. На протяжении
"серебряного века" в нашей литературе проявили себя четыре поколения
поэтов: бальмонтовское (родившиеся в 60-е и начале 70-х годов XIX века),
блоковское (родившиеся около 1880-го), гумилевское (родившиеся около 1886 г.),
и, наконец, поколение, родившееся в девяностые годы: Г. Адамович, М. Цветаева,
С. Есенин, В. Маяковский, О. Мандельштам и другие.
В письме Мандельштама к Тынянову от 21 января 1937 года есть слова: "Вот
уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию,
но вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что изменив в ее строении и
составе". Все исполнилось, все сбылось. Его стихи невозможно отторгнуть от
полноты русской поэзии. Конечно, всегда найдутся люди, которых Мандельштам
просто раздражает. Что же, в его мысли, в его поэзии, во всем его облике и
впрямь есть нечто царапающее, задевающее за живое, принуждающее к выбору между
преданностью, которая простит все, и нелюбовью, которая не примет ничего. Но
отнестись к нему безразлично невозможно. "Прописать бесприютную тень
бесприютного поэта в ведомственном доме отечественной литературы, отвести для
него нишу в пантеоне и на этом успокоиться — самая пустая затея. Уж какой там
пантеон, когда у него нет простой могилы, и это очень важная черта его
судьбы", — писал С. Аверинцев. В мир русской литературы Мандельштама ввел
его учитель Вл. Гиппиус, один из поэтов, тесно связанных с ранним русским
декадентством. Поэтому ранние произведения Мандельштама написаны под влиянием
поэзии символизма. Для этого этапа творчества было характерно представление
поэта о Вселенной как о "мировой туманной боли", "бедной
земле". Однако уже в стихотворениях той поры чувствовалось мастерство
молодого поэта, умение владеть поэтическим словом, использовать широкие
музыкальные возможности русского стиха, особенно ямба. Первая русская революция
и события, сопутствующие ей, для манделыытамовского поколения совпали со
вступлением в жизнь. В тот период Мандельштама заинтересовала политика, но
тогда, на переломе от отрочества к юности, он оставил политику ради поэзии. В
творчестве Мандельштама характерно преобладание над техникой, над образностью
принципа аскетической сдержанности. У него преобладают рифмы
"бедные", часто глагольные или грамматические, создающие ощущение
красоты и прозрачности:
Никто тебя не проведет
По зеленеющим долинам,
И рокотаньем соловьиным
Никто тебя не позовет...
Все это сделано для того, чтобы рифма как таковая не застилала собой чего-то
важного, что стремится донести до читателя поэт. В лексике ценится не столько
богатство, сколько жесткий отбор. У Мандельштама нет ни разгула изысканных
архаизмов, как у Вячеслава Иванова, ни нагнетания вульгаризмов, как у
Маяковского, ни обилия неологизмов, как у Цветаевой, ни наплыва бытовых
оборотов и словечек, как у Пастернака.
Есть целомудренные чары —
Высокий лад, глубокий мир,
Далеко от эфирных лир
Мной установленные лары.
У тщательно обмытых ниш
В часы внимательных закатов
Я слушаю моих пенатов
Всегда восторженную тишь.
Начало первой мировой войны — рубеж времен:
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Для Мандельштама — это время окончательного прощания с Россией Александра
(Александра III и Александра Пушкина), Россией европейской, классической. Он
прощается со старым миром по-своему, перебирая старые мотивы, приводя их в порядок:
В белом раю лежит богатырь:
Пахарь войны, пожилой мужик.
В серых глазах мировая ширъ:
Великорусский державный лик.
Только святые умеют так
В благоуханном гробу лежать:
Выпростав руки, блаженства в знак,
Славу и покой вкушать.
Разве Россия не белый рай
И не веселые наши сны?
Радуйся, ратник, не умирай:
Внуки и правнуки спасены!
Самым значительным из откликов Мандельштама на революцию 1917 года стало
стихотворение "Сумерки свободы". Его очень трудно подвести под
стандартные рамки "принятия" или "непринятия", но в нем
отчетливо звучит тема отчаяния и призыв "мужаться" — ведь
происходящее в России "огромно" и оно требует степени мужества,
которая была бы пропорциональна этой огромности. "Идеал совершенной мужественности
подготовлен стилем и практическими требованиями нашей эпохи. Все стало тяжелее
и громаднее, потому и человек должен стать тверже...", — писал Мандельштам
в 1922 году в брошюре "О природе слова". Начало 20-х годов явилось
для поэта периодом подъема его мысли и творческого вдохновения, но
эмоциональный фон подъема, который звучит в стихотворениях той поры,
соединяется с чувством обреченности и физической болью тягот.
Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит...
В стихах 20-х и 30-х годов Мандельштам активизирует диалог с собственным
временем, в них особое значение приобретает социальное начало, открытость
авторского голоса. Сверхличной темой становится то, что происходит со страной,
с народом. У Мандельштама нет каких-то особенно филантропических тем; но ведь и
Пушкин не был сентиментальным моралистом, когда подвел итоги своих поэтических
заслуг в строке: "И милость к падшим призывал". Дело не в морали,
дело в поэзии. Согласно пушкинской вере, унаследованной Мандельштамом, поэзия
не может дышать воздухом казней. Заступаясь за приговоренных к смерти, поэт не
знал, что вскоре заступничество понадобится ему самому. Свои собственные
злоключения, свою судьбу поэт принял с внутренним согласием на жертву:
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом,
Да, видно, нельзя никак...