Пользовательского поиска
|
“— Ну вас к черту! — сказал Ринальди.
— Они стараются от меня избавиться. Каждый вечер они стараются от меня
избавиться. Я отбиваюсь, как могу. Что же такого, если у меня это? Это у всех.
Это у всего мира”.
Предположительно у него сифилис.
Венерическая болезнь, болезнь любви. В случае с Ринальди — полученная в
результате морального хаоса, царящего на войне. Но заболеть ей может любой, кто
играет по правилам жизни. Исключение составляет только тот, кто не участвует,
например, полковой священник: “Я знаю кое-что получше. Добрый, славный
священник, у вас никогда не будет этого. А у бэби будет. Это авария на
производстве. Это просто авария на производстве”.
В сознании Ринальди бытие — это уже
даже не драма тщетных ожиданий и стоической выдержки, жестокая и бессмысленная,
а нелепый конвейер, угловатый механизм, штампующий и отбраковывающий
человеческие жизни. Уделом попавшегося остается только терпение.
Фредерик и священник остаются наедине
и продолжают свой диалог, начавшийся еще в начале книги. Терпение, как основа
духовной зрелости, оказывается в центре внимания их беседы. И теперь уже
Фредерик оказывается мудрее, привязывая это понятие к повседневности, к войне и
даже к истории религии.
“— Значит, вы думаете, так оно и будет
продолжаться? Ничего не произойдет?
— Не знаю. Но думаю, что австрийцы не
перестанут воевать, раз они одержали победу. Христианами нас делает поражение.
— Но ведь австрийцы и так христиане —
за исключением босняков.
— Я не о христианской религии говорю.
Я говорю о христианском духе.
Он промолчал.
— Мы все притихли, потому что
потерпели поражение. Кто знает, каким был бы Христос, если бы Петр спас его в
Гефсиманском саду.
— Все таким же.
— Не уверен, — сказал я”.
Почему-то Хемингуэй долгое время считался анти-интеллектуальным писателем, чьи герои бегут от мысли. На самом деле, это совсем не так. “Истина состоит в том, что Хемингуэя всегда глубоко интересовали идеи, даже если критики считали само собой разумеющимся, что его занимают чисто нутряные явления, и в течение многих лет его книги оказывали большее влияние на