личных взаимоотношений с другими его сторонниками и адептами, начинает зреть внутренний кризис в этом движении. И первым ощутил это Брюсов.

Среди писателей-символистов книга Брюсова “Urbi et Orbi” получила восторженную оценку. Правда, преимущественно это были эмоциональные восклицания, рожденные непосредственным впечатлением. Но наиболее чуткие уловили ту особенность сборника, которая выводила его из рамок обычных норм “нового искусства». Особенно остро почувствовал это Блок. Рецензируя сборник, он писал: ”Рассуждение о совершенстве формы и т. п. представляется нам по отношению к данной книге общим местом. Едва ли кто решится упрекнуть Брюсова с этой стороны... Анатомируя книгу с другой точки зрения содержания..., мы могли бы указать на самый общий принцип — ”волю к жизни», о котором ясно говорит вступление». Заключая свои заметки, Блок делал следующий вывод: “Книга “Urbi et Orbi», превзошедшая во всех отношениях предыдущие сборники стихов Брюсова, представляет собой важный и знаменательный литературный факт. Беспочвенное декадентство осталось далеко позади, и путь к нему окончательно загражден».

“Воля к жизни», что Блок выделил как главное в сборнике, действительно, необычайно ощутима:

Здравствуй, тяжкая работа,

Плуг, лопата и кирка!

Освежают капли пота,

Ноет сладостно рука!

Счастье работы, сладостное чувство удовлетворения свершенным, желание идти дальше — все это ясно сочетается в стихотворениях “Работа», “Блудный сын” и многих других. Тяжким повседневным трудом представляется Брюсову и само поэтическое творчество. Именно здесь появляются поставленные эпиграфом к реферату строки, где муза была уподоблена волу.

Примечательно и то внимание, которое Брюсов уделяет “мгновениям жизни». Целый раздел в книге он называет “Картины». Это стихи о рассветных часах в городе, о впечатлении от случайно встреченной женщины, о скачках и т. п.

Случайный мимолетный разговор прохожего с рабочим, возводящим стену, явился сюжетной основой для знаменитого стихотворения “Каменщик». За скупыми резкими словами:

-Эй, берегись! под лесами не балуй...

Знаем все сами, молчи! —