Пользовательского поиска
|
Напрасно акмеисты так резко отмежевали себя от символистов. Те же “миры иные” и тоску по ним мы встречаем и в их поэзии. Так, Н. Гумилев, приветствовавший империалистическую войну как “святое” дело, утверждавший, что “серафимы, ясны и крылаты, за плечами воинов видны”, через год пишет стихи о конце мира, о гибели цивилизации:
Чудовищ
слышны ревы мирные,
Вдруг
хлещут бешено дожди,
И
все затягивают жирные
Светло-зеленые
хвощи.
Когда-то гордый и смелый завоеватель понимает губительность разрушительность вражды, охватившей человечество:
Не
все ль равно? Пусть время катится,
Мы
поняли тебя, земля:
Ты
только хмурая привратница
У
входа в Божии поля.
Этим объясняется неприятие ими Великой Октябрьской социалистической революции. Но судьба их не была однородной. Одни из них эмигрировали; Н. Гумилев якобы “принял активное участие в контрреволюционном заговоре” и был расстрелян. В стихотворении “Рабочий” он предсказал свой конец от руки пролетария, отлившего пулю, “что меня с землею разлучит”:
И
господь воздаст мне полной мерой
За
недолгий мой и краткий век.
Это
сделал в блузе светло-серой
Невысокий
старый человек.
Такие поэты, как С. Городецкий, А. Ахматова, В. Нарбут, М. Зенкевич не смогли эмигрировать.
Например, А. Ахматова, которая не поняла и не приняла революцию, покинуть родину отказалась:
Мне
голос был. Он звал утешно,
Он
говорил: “Иди сюда,
Оставь
свой край глухой и грешный,
Оставь
Россию навсегда.
Я
кровь от рук твоих отмою,
Из
сердца выну черный стыд,
Я
новым именем покрою