Несторовой редакции "Повести временных лет" А. А.
Шахматов реконструирует в своей работе "Повесть временных лет" (т.
1-й). Вторую редакцию, по мнению ученого, лучше всего сохранила Лаврентьевская
летопись, а третью — Ипатьевская.
Гипотеза А. А. Шахматова, столь блестяще восстанавливающая
историю возникновения и развития начальной русской летописи, однако, пока
остается гипотезой. Ее основные положения вызвали возражения В. М. Истрина.
Он считал, что в 1039 г. при дворе митрополита-грека путем
сокращения хроники Георгия Амартола возник "Хронограф по великому
изложению", дополненный русскими известиями. Выделенные из
"Хронографа" в 1054
г., они составили первую редакцию "Повести
временных лет", а вторая редакция создана Нестором в начале второго
десятилетия ХII в.
Гипотеза Д. С. Лихачева
Интересные уточнения гипотезы А. А. Шахматова сделаны Д. С.
Лихачевым. Он отверг возможность существования в 1039 г. "Древнейшего
Киевского свода" и связал историю возникновения летописания с конкретной
борьбой, которую пришлось вести Киевскому государству в 30 – 50-е годы ХI
столетия против политических и религиозных притязаний Византийской империи.
Византия стремилась превратить русскую церковь в свою политическую агентуру,
что угрожало самостоятельности древнерусского государства. Притязания империи
встречали активный отпор великокняжеской власти, которую в борьбе за
политическую и религиозную самостоятельность Руси поддерживали широкие массы
населения. Особого напряжения борьба Руси с Византией достигает в сер. ХI в.
Великому князю киевскому Ярославу Мудрому удается высоко поднять политический
авторитет Киева и Русского государства. Он закладывает прочные основы
политической и религиозной самостоятельности Руси. В 1039 г. Ярослав добился
учреждения в Киеве митрополии. Тем самым, Византия признала известную самостоятельность
русской церкви, хотя во главе ее оставался митрополит-грек.
Кроме того, Ярослав добивался канонизации Ольги, Владимира и
своих братьев Бориса и Глеба, убитых Святополком в 1015 г. В конце концов, в
Византии вынуждены были признать Бориса и Глеба русскими святыми, что явилось
торжеством национальной политики Ярослава. Почитание этих первых русских святых
приобрело характер национального культа, оно было связано с осуждением
братоубийственных распрей, с идеей сохранения единства Русской