Пользовательского поиска
|
Как
отмечалось выше, Платон в своем проекте особо не считался с народным собранием,
как выразителем воли большинства, тех самых земледельцев и ремесленников,
которых он выделил в отдельное сословие. Теперь становится понятна его критика
софистов, как пособников аполитических тенденций в полисе, поскольку Платон
сохранил верность традиционным идеалам.
В
эту систему ценностей мыслитель закладывает идею единства и на нее ориентирует
свою систему воспитания. Чтобы лучше понять цели воспитания, рассмотрим эту идею
более подробно.
Мыслитель
определяет совершенное государство, как достаточное и единое (должно быть
“достаточным и единым”) («Государство», IV, 323 c). Естественно, что для него
будет представлять “... большее зло для государства ... то, что ведет к потере
его единства и распадению на множество частей”, а “... благо ... то, что
связует государство и способствует его единству” (V, 462 b). Например, для сохранения единства,
Платон считает необходимым ввести определенные условия жизни для стражей —
общность жен и детей, лишение владения частной собственностью, в том числе
золотом и серебром (V,
464 b–d).
Фролов
Э.Д. считает, что “свойственный античному гражданскому обществу принцип
сословной корпоративности нашел, таким образом, в Платоне превосходного
защитника и обоснователя”, “но только для господствующего класса”.
Соответственно,
подвергается критике все, что может воспрепятствованию единению. Это богатство
и бедность — “два враждебных между собой государства” («Государство», IV,
Во
втором проекте, в «Законах» определяются законом пределы бедности и богатства
(излишки просто изымаются в казну государства) (V, 744e – 745a). “Такие установления Платона, по
мнению В.П. Волгина, стали откликом на экономические и финансовые трудности
полиса IV
в. до н. э.”. Можно отметить, что концепция Платона представляет собой
достаточно жесткую схему — изменения, перемены в построенном совершенном
государстве не предусматриваются. Например, он утверждает, что “…переход из
одного сословия в другое — величайший вред для государства и с полным правом может
считаться высшим преступлением” («Государство», IV, 434 c).