— чтобы убедиться, что молодые поэты тогда остро и отчетливо слышали “далекий грохот, подпочвенный, неясный гуд” приближающейся войны, “последнего решительного” — так это тогда воспринималось, — видели в военном противоборстве с фашизмом историческую миссию своего поколения.

Надо отметить, что в рамках этой “оборонной” темы сразу же наметились два противоположных подхода (трансформируясь и видоизменяясь, они давали себя знать и во время войны, и долгие годы после Победы, создавая поле высокого идеологического и эстетического напряжения). “На чужой территории”, “малой кровью”, “могучим молниеносным ударом”, “и в воде мы не утоним, и в огне мы не сгорим” — это стало бравурным лейтмотивом выходивших романов и повестей, это показывали в кино, декламировали и пели по радио, записывали на грампластинках (выпущенные неслыханными для того времени тиражами печально известные повесть Н. Шпанова “Первый удар” и роман П. Павленко “На востоке”, кинофильм “Послезавтра война”, где в считанные дни, если не часы, наш потенциальный противник терпел сокрушительное поражение, государство и армия агрессора разваливались как карточный домик).

Выступая с докладом перед московскими писателями 22 июня 1942 года, через двенадцать месяцев после начала войны, А. Сурков с неслыханной тогда прямотой и резкостью говорил о том вреде, который принесла фанфарная поэзия и барабанная литература (разумеется, разговор об их военно-политических и пропагандистских источниках был невозможен): “...До войны мы часто дезориентировали читателя насчет подлинного характера будущих испытаний. Мы слишком “облегченно” изображали войну. Война в нашей поэзии выглядела как парад на Красной площади. По чисто подметенной брусчатке рубит шаг пехота, идут танки и артиллерия всех калибров. Идут люди веселые, сытые. Звучит непрекращающееся “ура”... До войны мы читателю подавали будущую войну в пестрой конфетной обертке, а когда эта конфетная обертка двадцать второго июня развернулась, из нее вылез скорпион, который больно укусил нас за сердце, скорпион реальности, трудной большой войны”.

Война в Испании, наши “малые” войны — халкин-голский конфликт, финская кампания, в которых выявилось, что мы вовсе не так могучи и умелы, как об этом громко трубили с самых высоких трибун, что победы даже над явно более слабым противником даются нам отнюдь не “малой кровью”, настроили некоторых писателей, главным образом тех, кому довелось побывать под огнем, понюхать пороха современной войны, на серьезный лад, вызвали у них отталкивание от